Уже на шестой день войны Вермахт вошел в город Калиш, завязнув в неожиданно упорной обороне поляков.
— Мой фюрер, — докладывал Гальдер. — Мы столкнулись с неожиданными трудностями. Крупные польские города превращены в крепости. Улицы перегорожены баррикадами. Сооружены многочисленные огневые точки, в том числе на верхних этажах, откуда на наступающих солдат Вермахта сбрасывают бутылки с зажигательной смесью и гранаты. Поэтому их взятие идет очень медленно.
— Его можно как-то ускорить?
— Никак нет, мой фюрер. Единственный вариант, кроме медленного и методичного штурма, заключается в маневре. Мы можем обойти эти города и продолжить наступление основными силами, после того, как отдадим ведение осады и штурмовые операции войскам третьего эшелона.
— Сколько в этих городах войск?
— Точное количество нам неизвестно. Не больше дивизии в каждом.
— И вы хотите оставить в тылу у наступающих танковых частей по дивизии? Вам что, мало урока Чехословакии? Хотите, чтобы мы потеряли с таким трудом воссозданные Панцерваффе?
— Это предложение поступило от генерала Гудериана, — невозмутимо ответил начальник ОКХ. — Он считает, что поляки не рискнут выбраться из своих укреплений. А даже если и выберутся, то в поле мы их легко разобьем. Генерал полагает, что каждый час промедления позволяет полякам оттянуть войска из Познаньского котла к Варшаве. И они это делают.
— Нет! Нет! И еще раз нет! — закричал Гитлер. — Возьмите уже, эти чертовы города! Неужели горстка недочеловеков может остановить Вермахт? — Гитлер был в ярости. Он кричал еще минут двадцать, пока не выдохся и, улегшись на диван, не отправил Гальдера работать. Впрочем, ни он, ни начальник ОКХ, ни Канарис не были в курсе очень неприятной проказы, организованной в Москве, и направленной на то, чтобы поляки как можно лучше подготовились к войне с Рейхом. Ради чего ясновельможным панам были не только сделаны тонкие намеки окружными каналами о предстоящей операции немцев, но и предложены способы борьбы с доблестной германской армией в глухой обороне. Безусловно, это не позволяло спасти Варшаву от поражения, но помогало им дороже продать свою независимость.
Глава 6
12 октября 1939 года. Польша. Штаб фронта
Генерал-полковник Рокоссовский нервно вышагивал, поглядывая время от времени на совершенно спокойного Тухачевского, практически медитирующего на карту. Быть начальником штаба у него было не просто, особенно сейчас.
Поляки, несмотря на ожидания некоторых "горячих голов" оказались не такими уж и слабыми противниками. Даже напротив – сражались ожесточенно и яростно. Про маршала перед началом боевых действий ходили даже шуточки, что он, дескать, старается перестраховаться после Монголии. А злые языки так и вообще заявляли о том, будто Тухачевский боится повторения Варшавской трагедии двадцатилетней давности. Зато теперь все притихли. Двух недель не прошло. Впрочем, Рокоссовский был очень благодарен такой науке. Тем более что определенная перестраховка Михаила Николаевича позволила избежать глупостей в первые дни.
В помещение центрального поста штаба фронта вошел дежурный шифровальщик с папкой. Поразительная вещь, надо вам сказать. Нововведения в штабной работе очень сильно повысили ее эффективность и скорость. В том числе и в таких простых вещах, как отслеживание положения дел и частей, а также их состояние. Не в реальном времени, конечно, но с минимальными задержками.
— Наконец-то! — выдохнул Рокоссовский. — Что там?
— Полк Петренко смогли деблокировать. Все обошлось. — Лаконично ответил дежурный, протягивая папку с расшифровкой донесения.
— От группы Радича есть что-нибудь?
— Никак нет. Они пропустили уже три сеанса.
— Константин Константинович, — обратился к нему маршал. — У вас все готово?
— Так точно. Готово. Но Радич сильно бы помог.
— Значит, там была слишком сильная охрана. Или местные навели контрразведку. Могли ведь.
— Могли, — грустно произнес Рокоссовский.
— Сколько у нас осталось до следующего сеанса? — обратился Тухачевский к дежурному шифровальщику.
— Четыре часа.
— Константин Константинович, распорядитесь поднять по тревоге корпус Василевского. Начинаем через час.
— Есть, — кивнул Рокоссовский и, чуть помедлив, добавил. — Может быть, подождем?
— Группа либо уничтожена, либо заблокирована, либо захвачена, — жестко ответил маршал. — Что с ней случилось – мы не знаем. Если она захвачена, то это может поставить под удар всю операцию, потому как не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, для чего эта группа там резвилась. И отбросьте сантименты. Нерешительность и промедления могут привести к невыполнению боевой задачи, большим проблемам и лишним жертвам.
— Так точно, — кивнул Рокоссовский после нескольких секунд паузы.
Спустя трое суток. Москва. Кабинет Сталина.
— Таким образом, к исходу четырнадцатого октября войска второго и седьмого пехотных корпусов смогли взломать польскую оборону Пинского направления и выйти передовыми частями к Белостоку. Севернее Пинска, в районе Барановичей оказались в окружении пять дивизий противника.
— Пинск взят? — спросил удивленный Ворошилов. — За пару дней? Оттуда что, поляки ушли без боя?
— Никак нет. Пинск не взят. Он блокирован и сейчас окружен войсками второго эшелона. Идут бои на окраинах. Сегодня утром к городу подошли штурмовые батальоны армейского осназа из резерва фронта и начали выбивать войска противника из его укрепленных позиций. В течение трех-четырех дней должны управиться.
— И много там заблокировано в городе?
— Остатки пехотной дивизии. По предварительным сведениям – около восьми тысяч человек. Но у них плохо с оружием и боеприпасами. Отступали. Снабжение было нарушено нашей авиацией.
— Как поляки отреагировали?
— Усилили Брестскую группировку и по сведениям нашей разведки планируют ударить вдоль железной дороги на Барановичи с целью деблокировать окруженные дивизии и отвести их к Варшаве. Из-за чего они сильно ослабили фронт, и маршал Тухачевский считает возможным ударить механизированной дивизией Черняховского от Белостока на юг, дабы отрезать Брестскую группировку от транспортного сообщения с центром. Войска генерал-майора Черняховского уже концентрируются южнее Белостока.
— Рискованно, — задумчиво произнес Сталин. — Не отрежут?
— Должны попытаться, но нечем. Под Брестом у них стоят всего две пехотные дивизии и одна бригада. Сегодня утром в наступление перешла вторая армия в направление Львов-Сандомир, сковав последние резервы Войска Польского. Предел их возможностей – отступить на юго-запад и соединиться в районе Люблина с Ковельской и Львовской группировкой.
— А что немцы?
— Завязли, товарищ Сталин, — ответил Шапошников. — Ведут тяжелые городские бои. Остановились на линии Торунь, Влоцлавек, Кутно, Лодзь, Перкув, Кельце, Краков. В этих городах были созданы мощные оборонительные сооружения. Никаких сведений по потерям у нас нет, но немцы вот уже неделю не могут продвинуться вперед, хотя предпринимают ожесточенные попытки штурмов. Особенно тяжело им приходиться в Кракове и Лодзи. По агентурным сведениям, эти города подверглись сильнейшим бомбардировкам, но все равно – держатся.
— Долго простоят?
— Не известно. Все упирается в запасы боеприпасов и продовольствия, а там все пылает. Люфтваффе не жалеет бомб и налеты идут круглосуточно. Несмотря на это, думаю, неделя у нас есть. Может быть две. Это на восточном фронте поляки особенно не старались в плане организации оборонительных рубежей. На западе же – жилы рвали. Многие крепкие дома превращены в огневые точки.
— И немцы эти города сотрут в порошок, — задумчиво произнес Сталин…
От Советского информбюро
Сегодня, семнадцатого октября, в 4 часа утра войска второго пехотного корпуса генерал-лейтенанта Василевского вышли на окраины Варшавы!..
Глава 7
21 октября 1939 года. Лондон. Штаб-квартира Foreign-office
— Итак, джентльмены, что будем делать? — спросил лорд Иден всех, присутствующих на совещании. — Советы в союзе с Рейхом буквально стерли в порошок Польшу. Признаться, многие оказались удивлены тем, как СССР и Германия быстро и скоординированно разгромили поляков. Мы ожидали долгой окопной войны на истощение. Хотя бы продолжительностью в несколько месяцев. Причем уровень РККА неожиданно для нас оказался на весьма и весьма солидном уровне. Намного выше, чем мы думали. И теперь в кулуарах Букингемского дворца поговаривают о том, что Москве и Берлину может понравиться их союз. А вы все отлично понимаете, чем он обернется для нас.
— Он все равно будет носить тактический характер, — пожал плечами седовласый толстяк. — Слишком сильно различие идеологических платформ. Они не договорятся.
— Они уже договорились, — перебил его лорд Иден. — И стремительно разгромленная Польша самый яркий тому пример. Вы думаете, Гитлер уже не ощутил разницу?
— Что вы имеете в виду? — удивился старый, сухой мужчина с ледяным взглядом.
— В Москве играют с Берлином как кошка с мышкой. Вы ведь понимаете, что базовым социальным заказом для Гитлера является совсем не разгром коммунизма, а реванш за поражение в Большой войне. А это значит, что Германия и ее народ стремится, прежде всего, добиться победы над своими обидчиками. И Россия, при всем при этом, также может выступить обиженной стороной. Ведь ее – страну победительницу – фактически разделили на части и ввергли в пучину кровопролитной и разрушительной Гражданской войны, вместо наслаждения победой.
— Но коммунисты…
— Они распустили Коминтерн! Да и непрекращающийся дрейф ВКП (б) в сторону центризма в последнее время стало отчетливо виден всем. А после провозглашения в августе Советского Союза наследником Российской империи так и подавно. Мы это заявление проигнорировали. Но оно было. И кто хотел – его услышал. Например, Берлин, признавший законность территориальных претензий СССР на все земли, которые принадлежали Российской империи на 1913 год.
— Кроме Рейха никто не признал эти претензии.
— Конечно! — воскликнул лорд Иден. — Ведь в противном случае тому, кто признает этот акт, придется, фактически, подтвердить право Москвы на захват Прибалтики и Финляндии. Вы готовы на этой пойти?
— А мы можем пойти на что-то иное? — спросил плотно сбитый мужчина с сигарой в толстых губах. — Ведь у нас нет никаких ресурсов для того, чтобы защитить этих лимитрофов. Или вы полагаете, что в Великобритании кто-то подпишется сейчас или в ближайшие два-три года на войну с Советским Союзом? Чем, простите, мы будем с ними воевать? Флотом? Так им от него ни горячо, ни холодно. А громкие слова про неприкосновенности суверенитета этих лимитрофов будут выставлять нас дураками, так как за ними ничего не сможет последовать. И это знают все серьезные игроки. Наша попытка защитить Прибалтику и Финляндию политически будет напоминать пословицу про собаку и караван. Погавкать – погавкаем, но караван то все равно уйдет туда, куда хотел.
— Зачем вы сгущаете тучи?
— А что, вы видите иные варианты? — пыхнув сигарой, уточнил плотный мужчина. — Поведайте нам. Москва и Берлин перешли от дипломатии к пушкам. Пролилась кровь. Вы сможете их остановить? Погрозите им пальчиком? Пообещаете отшлепать по попке? Вас прельщают лавры клоуна?
— Сэр! — попытался одернуть его лорд Иден.
— Предложите выход из ситуации, — перебил министра иностранных дел Великобритании сухой старичок с холодными глазами.
— У меня нет решения по этому вопросу, — резко поскучневшим голосом произнес лорд Иден, — поэтому я и собрал вас всех. Особенно после того, как президент, весь кабинет министров и практически весь парламент Польши погиб.
— Вот-вот, — отметил плотный мужчина с сигарой. — Если мы сейчас не предпримем никаких шагов, то у Москвы с Берлином тактический союз вполне может продлиться. Грубо говоря, им нечего будет делить. Да, конечно, потом они передерутся за доминирование в альянсе, ведь устойчивых равноправных союзов не бывает. Но это будет потом. И еще не известно – доживем ли мы до этого времени.
— Вы так считаете?
— Да. Москва стремится вернуть свое. Польшу, Прибалтику, Финляндию, Бессарабию. На первом этапе. Сейчас. Берлин же имеет экономическую потребность побороть перепроизводство за счет войны и расширить рынки сбыта, а значит, кровно заинтересован в установлении контроля над Европой. Кроме того, для укрепления позиций блока Гитлера ему нужно "восстановить историческую справедливость". У них на этом этапе практически нечего делить. На втором этапе перед Германией будет стоять задача захвата британских островов и получения в свои руки серьезных сырьевых источников, то есть, колоний. В этой роли могут выступить как земли Советов, так и Африка. Причем с Советами воевать придется не на жизнь, а на смерть, а в Африке можно обойтись малой кровью. В то время как Москва перейдет к решению своего традиционного вопроса – получение контроля над проливами Босфор и Дарданеллы. Как вы видите – на ближайшие три-пять, а то и все десять лет делить им особенно нечего. Поэтому если мы сейчас не предпримем каких-либо шагов по стравливанию Москвы с Берлином, то о Великобритании можно забыть. Союз то тактический… в отличие от его последствий.
— И что вы предлагаете? — осторожно поинтересовался лорд Иден.
— Вклиниться в выстраиваемые отношения между СССР и Германией. Ведь Москва объявила себя наследником Российской империи. А это значит, что мы должны не только официально это признать, но и с радостной улыбкой на лице принять в объятия старого союзника. То есть, не только не мешать Советской России восстанавливать свою территориальную целостность в рамках границ 1913 года, но и всемерно помогать ей, выступая международным посредником. Ведь они наши союзники. Коммунисты – не коммунисты. Это не имеет никакого значения. Вообще. Главное – как можно скорее вызвать потепление отношений между нашими странами и зародить в Берлине сомнение в том, что Москва окажется надежным союзником в войне с нами.
— А Польша?
— А что Польша? Пала жертвой своей собственной неадекватной политики. Кто ее просил дергать тигра за усы? Да не одного, а сразу двух. Именно об этом мы и должны писать во всех газетах. Кроме того, нам необходимо максимально сблизиться с Парижем, дабы в Берлине пришли к выводу, что мы в состоянии максимально быстро восстановить Антанту.
— Но тогда, выходит, что нам снова придется брать в союзники Россию?
— Зачем? — удивленно поинтересовался плотный мужчина с сигарой.
— Как зачем?
— Зачем нам ее на самом деле брать в союзники? Да, нужно произвести несколько тактических уступок и продемонстрировать стремительное сближение. Но не более того. Нам ведь нужно подразнить Берлин, навести его на правильные мысли, дабы вбить клин в перспективы развития их союза. Ну и наша агентурная работа, безусловно. В этом плане нам Москва очень сильно помогла тем, что сократила армию.
— Она ее разве сократила? — удивился лорд Иден. — Насколько я знаю, речь идет об изменении структуры и не более того. По некоторым сведениям, численность людей, привлеченным к вооруженным силам у Москвы только возросла.
— Зачем это знать в Берлине? Официальные вооруженные силы РККА составляют на текущий момент пятьдесят дивизий и шестнадцать отдельных бригад. Все. Точка. А то, что там есть сверх того, то не важно, ибо официально числится не как РККА. Москва ведь сама использует этот тезис в международной политике, дабы продемонстрировать свое исключительное миролюбие.
— Думаете, Гитлер уже не в курсе этой схемы? — спросил худощавый старик с холодным взглядом.
— Официальная версия, которую скормил ему Канарис, звучит так, будто бы Москва оптимизирует расходы, сокращая армию и перевооружая ее. То есть, у СССР есть эти самые пятьдесят дивизий и шестнадцать бригад, они действительно боеспособны, хорошо укомплектованы. И все. Вообще все. Про то, что к военной учебе в той или иной форме привлечено у Советов свыше семи миллионов остается за кадром. В одних только военно-спортивных секциях ДОСААФа числится порядка миллиона человек. А это будущие авиаторы, танкисты, водители, механики.
— Сколько по вашим сведениям Москва может выставить войск прямо сейчас?
— Сложно сказать, — пожал плечами министр иностранных дел Великобритании. — Сведений очень мало. Думаю, в распоряжении Советов может в кратчайшие сроки оказаться около двухсот пятидесяти – трехсот дивизий, укомплектованных более-менее или даже хорошо обученными бойцами. Много внимания уделяется пехоте. Ворошиловские секции созданы при каждом более-менее крупном селе, где крестьян учат обращаться со стрелковым оружием, гранатами, окапываться и правильно вести себя на поле боя.
— Не поздоровится немцам, — усмехнулся сухой старик.
— Именно поэтому, нам нужно создать видимость союза. США не предпримут никаких шагов по изменению формата отношений, пока не разочаруются в своей ставке на Москву.
— А они разочаруются?
— Безусловно! Ведь их ключевая задача – разрушение экономики Европы, чтобы можно было ее подмять под себя. А Советы последнее время демонстрируют слишком вдумчивую политику. Вряд ли они пойдут на разрушение Старого мира. И Уолл-Стрит в них разочаруется…
Глава 8
6 ноября 1939 года. Варшава. Совместный парад победителей