— Да, — кивнул Кирилл. — Вчера приехал.
— Так вот это ее муж был — Пал Арнольдыч. Она-то в молодости красивая была. Да и он — мужчина из себя видный. Из столицы приехал по каким-то делам. Александру увидел и остался. Вон там вот школа наша. Так ты зайди, посмотри. На стенах картины — все Пал Арнольдыч. Дом вот построил на полуострове. Ну, это где ты комнату снимаешь. Крышу там какую-то хитрую сделал. У них теплица на крыше. Видел, небось. Александра-то, она же селекционер. Цветы всю жизнь какие-то особенные выращивала. А когда нашу селекционную станцию закрыли, она у себя дома стала работать. Вот такой вот у нее муж был.
— А что, — осторожно спросил Кирилл, — он умер?
— Никто не знает, — вздохнул мужичок. — Пропал.
— Как, пропал?!
— Обыкновенно. Пошел на станцию по межозерной косе и пропал. Эта коса, между прочим, то еще место. Наши-то по ней вообще не ходят. На автобусе вдоль берега пресного озера едут. Долго, зато надежно.
— Ага, — сказал Кирилл и затянулся так, что сгорело полсигареты.
— У нас вообще тут красиво, — продолжал мужичок, широко улыбаясь. — Художники приезжают, археологи.
— Археологи?! — оживился Кирилл. — А что, у вас тут развалины есть?
— Есть. Вон туда пойдешь, так как раз развалину на краю поселка и увидишь — нашу бывшую станцию, где Александра-то Владимировна работала. Всю почти разобрали по кирпичику.
— Да нет, — Кирилл затушил окурок о край лавочки и поискал глазами, куда бы его бросить. — Я говорю о древних развалинах. — Не найдя поблизости урну, он незаметно уронил окурок под лавку и вкрутил кроссовком в землю.
— А-а, о древних. Ну, есть у нас тут такие. Это уже надо по берегу соленого озера идти. Как раз от межозерной косы километра два будет. Там холм — он один такой — и на нем нечто вроде стен. Правда, археологи ходили, ничего там особенного не нашли. И, вообще, сказали, что это не представляет как бы никакого научного значения.
— А вы сами как думаете? Что там было? — Кирилл уже чувствовал журналистский зуд. Какая удача! Он только вчера придумал про древний храм, и вот он, пожалуйста! Куда же ученые-то смотрели? Ничего, мы встряхнем общественность! Статью на целую полосу! Да с фотографиями, как и задумывалось!..
Кирилл быстро встал, сунул пачку сигарет мужичку:
— Оставьте себе.
— Так зачем себе-то? — растерялся тот.
— А я вообще не курю, — сказал Кирилл. — Так только — за компанию. Прошу прощения, дела, знаете ли. Будьте здоровы!
— Спички тогда оставь! — донеслось вдогонку. Кирилл кинул коробок, который мужичок неожиданно ловко поймал.
Посещать развалины селекционной станции Кирилл, естественно, не стал. Он сразу направился в ту сторону, где, по его мнению, дамба, или, как ее назвал мужичок, межозерная коса, соединялась с берегом. Потом решил, что надо взять немного правее, ведь мужичок рассказывал о холме в двух километрах от косы. Естественно, никакая дорога в то направление не вела. Пришлось идти через поле, осторожно преодолевая зеленеющие борозды. Солнце пекло так, что обжигало кожу через рубашку. Через некоторое время газетная буденовка неприятно прилипла ко лбу и волосам; пришлось ее снять.
Кирилл медленно брел по полю, слегка помахивая зажатой в руке буденовкой, чтобы она быстрее просохла от пота. Весь исследовательский ажиотаж и журналистский азарт испарились без следа. И душой, и телом овладела одна усталость.
— Ф-фу! — Кирилл остановился, вытирая лоб. Потом осмотрел буденовку и, подправив кое-где сгибы газетного листа, осторожно надел ее. Можно было идти дальше, но он невольно замер, когда огляделся по сторонам. А через несколько мгновений испытал такое же потрясение, как в тот момент, когда обнаружил себя стоящим на узкой полоске земли среди бесконечного водного простора озер. Теперь не было воды. Была только вспаханная земля — от края до края, от горизонта до горизонта.
— Да что ж такое-то, а?! — пробормотал Кирилл, затравленно озираясь. Он вдруг отчетливо понял, что совершенно не знает, куда идти. По необычной прихоти рельефа Кирилл оказался в центре огромного углубления, края которого скрыли от взора и далекий теперь уже поселок, и деревья, и озера, и вообще все. Эти края слились с белесым небом, неестественно приблизив горизонт. Все происходило будто во сне или на другой планете.
Подавив едва поднявшееся смятение, Кирилл поискал глазами собственные следы, оставленные кроссовками на пашне, но их не оказалось: иссушенная солнцем глинистая земля была тверда, а пробивающиеся сквозь нее жухлые зеленоватые ростки скрадывали любые отпечатки.
Все, я попал на Марс, устало подумал Кирилл, а скорее всего в гигантский кратер, оставшийся после удара древнейшего метеорита. Он сел на земляной гребень пашни, сложил руки на коленях и уткнулся в запястья лбом, сдвинув буденовку на затылок. На озерах-то было только два направления — вперед, назад. А здесь — ни одного ориентира. Он поднял голову, внимательно посмотрел на поле. Вот же ориентир! Он ведь шел под острым углом к бороздам, а солнце слепило глаза.
Кирилл вскочил и решительно зашагал к близкому горизонту. Это все от воображения, рассуждал он, пытаясь проанализировать свою минутную растерянность, все от лени, а еще — от голода. Что-то уже есть хочется. Часы показывали только без четверти одиннадцать. В какой-то миг горизонт неожиданно приблизился к самым глазам, а потом мгновенно отдалился, показав вокруг огромное пространство с деревьями, рощами, далеким поселком, водной гладью озер, извилистыми берегами. И все это было на горячей от солнца земле.
Кирилл наконец вышел на галечный берег соленого озера. По левую руку хорошо было видно межозерную косу, темной полосой делившую озерную гладь. Здесь вода имела золотистый оттенок, за косой — голубоватый. Холм, о котором говорил небритый мужичок, оказался совсем недалеко; Кирилл добрался до него минут за пять. Скорее, это был пригорок. На его вершине небольшая вытоптанная проплешина окаймлялась остатками кривоватых стен, сложенных из серого камня. Кирилл был разочарован: не очень-то это походило на развалины доисторического храма, скорее уж — сарая, к тому же не совсем древнего. Но статью все равно можно будет сделать, упрямо подумал он. Хотя… нет! Ведь роман решил написать. Долой журналистику!
Он снова пробежался глазами вдоль берега и вдруг увидел вдали, среди небольшой рощи, сверкающий кристалл. Сноп яркого огня вырывался из глубины древесных крон и, несмотря на большое расстояние, слепил глаза. Чтобы пускать такого солнечного зайчика, понадобилось бы зеркало огромного размера. Сколько Кирилл ни вглядывался, не мог понять, что это. Догадка пришла сама собой: это солнце отражается от стеклянной крыши дома Александры Владимировны. Однако как далеко я ушел, подумал Кирилл. Он поправил буденовку за газетный козырек и зашагал в сторону ослепительного ока света.
Вернувшись во флигель, Кирилл решил первым делом побриться. Пришлось взять бидон и сходить на колодец. Беспокоить хозяйку просьбой согреть воду не хотелось. Пристроив квадратное зеркальце у рукомойника и намылив щеки, Кирилл провел станком от виска до подбородка. Ощущение было такое, словно с лица сдиралась кожа. Сколько же лет пролежала эта самая «Нева» под прилавком поселкового магазина? Надо было спросить что-нибудь посовременнее — «Жилет», например. Но, скорее всего, продавщица лишь пожала бы плечами, сказав, что в продаже только такие лезвия. Фу, черт! Невозможно ж бриться!
Кирилл шипел, стискивал зубы, смахивал слезы, но упорно продолжал начатую процедуру. С огромным облегчением и большим удовольствием он ополоснул лицо холодной водой, смывая остатки пены. Несмотря на все мучения, щетину удалось ликвидировать полностью. Вот только кожа горела, как от ожога. Критически осмотрев свою физиономию в зеркальце, Кирилл остался доволен. До обеда еще была уйма времени, так что можно спокойно полежать, давая отдых усталым ногам. Скинув кроссовки, он прилег на кровать поверх одеяла. Посмотрел на стол. На фоне решетчатого окна вырисовывались силуэты газетной буденовки, бумажного пакета, пишущей машинки и лампы «летучая мышь».
— Все не так, — пробормотал Кирилл. Он быстро подошел к столу, слегка повернул машинку, сдвинул лампу. Бумажный пакет и буденовку отнес к дальней стене и поставил на деревянную полку. Потом вернулся к кровати, улегся поудобнее и посмотрел в сторону стола. Темные контуры печатной машинки и лампы слились в один фантасмагорический силуэт. Кирилл вставал еще несколько раз, немного сдвигая то машинку, то лампу друг относительно друга. Наконец результат ему понравился. Он решил, что если не художник, то фотограф в нем категорически пропадает. Может, действительно, заняться фотографией? Хотя бы в порядке увлечения. Интересно! А писательством решил заняться тоже в порядке увлечения?..
Кирилл не заметил, как задремал.
Проснулся он оттого, что ему почудилось будто кто-то сказал: «Пора вставать!» Вскинув руку, посмотрел на часы: половина второго. Было жарко и душно.
— Замечательно, — полусонным голосом проговорил Кирилл. — Дообеденный сон золотой, послеобеденный — серебряный! Или — наоборот?..
Он доплелся до рукомойника, умылся теплой водой. Посмотрелся в зеркальце. На скулах и подбородке кожа пошла красными пятнами. Дурацкая все-таки бритва! Лучше уж обрасти бородой.
Направляясь к обеденному столу, Кирилл остановился у одной из клумб и стал рассматривать цветы. К своему удивлению, обнаружил, что знает названия некоторых из них. Ну, про ромашки и говорить не стоит. А рядом — самые обыкновенные васильки. Точнее, они были необыкновенно яркие и крупные, но во всем остальном — васильки как васильки. Видимо, Александра Владимировна была неравнодушна к полевым цветам и занималась их окультуриванием. Колокольчики тоже произвели впечатление. Хожу мимо них второй день, подумал Кирилл, и только сейчас обратил внимание. Хотя справедливости ради надо сказать, что в первый день пытался вспомнить их название… Так, а это у нас что? Анютины глазки! Вот что значит — городской житель… Но вспомнил же! А значит, знал в прошлом. Знал эти названия, знал этот язык. А может, в раннем детстве (в очень раннем) я понимал язык животных и птиц? Язык растений и насекомых? А потом забыл. Забыл, когда меня увезли из страны по имени детство…
Кирилл оторвался от созерцания цветов и посмотрел на прозрачную крышу, где за стеклом находилось, наверное, что-то совсем необычное. Как бы напроситься на экскурсию? Или хозяйка строго хранит свои селекционные секреты? Во всяком случае, стоит попробовать.
Огибая угол дома, он увидел немного в стороне натянутый гамак между двумя врытыми в землю столбами. В нем с книжкою в правой руке лежала Анжела. Другую руку она закинула за голову, видимо, не боясь помять свою широкополую шляпу. Кирилл шагнул с дорожки и подошел поближе.
— Привет! — внятно сказал он.
Анжела никак не отреагировала, только перевернула страницу. Кирилл неловко кашлянул, подошел к гамаку еще ближе, чтобы попасть в поле зрения Анжелы.
— Жарко сегодня, — сказал он, широко улыбаясь.
Она как-то странно посмотрела на него поверх книги, отрывисто произнесла:
— Да, жарко!
Кирилл понял, что явился досадной помехой. Однако просто так уйти было тоже как-то неловко. Ощущая себя полным болваном, он попытался продолжить разговор:
— Отсюда очень хороший вид.
Анжела снова посмотрела на Кирилла и хотела что-то сказать, но в этот момент раздался короткий звонок, и нечто четко прожужжало несколько раз. Девушка отложила книгу, вынула из нагрудного кармана рубашки черную коробочку мобильного телефона, прочла с экранчика сообщение, потом стала нажимать кнопки, набирая ответ. Кирилл отошел на шаг в сторону и стал смотреть на озеро. Он слышал, как за его спиной каждое нажатие кнопки мобильника сопровождалось тихим щелчком. В голове вертелись простейшие вопросы, с которых можно было бы продолжить разговор: «А вы в первый раз здесь отдыхаете?» или «А вы откуда приехали?»…
Александра Владимировна вынесла из дома самовар и пошла по двору, направляясь к столу под навесом. Со стороны озера шагал человек с удочками. Когда он подошел ближе, Кирилл узнал в нем Борис Борисыча. Тот действительно нес две бамбуковые удочки, и еще он держал в руке небольшой прямоугольный футляр темного цвета. Если он ходил на рыбалку, то почему в своем сером костюме? Да и время выбрал не очень рыболовное.
Щелчки кнопок прекратились, послышалось тихое шуршание. Кирилл обернулся. Анжела одной рукой застегивала карман на груди, другой — перелистывала книгу.
— Анжела, а вы тоже здесь отдыхаете? — спросил Кирилл и тут же подумал, что вопрос звучит несколько странновато, — все равно, что спросить соседку в салоне самолета: «А вы тоже летите этим рейсом?»
Вдруг сбоку что-то зашумело, зарычало, и Кирилл, обернувшись, увидел перекошенную мордочку и лапки с шевелящимися когтями.
— Что, страшно?! — Катя весело засмеялась, тряхнув своими забавными хвостиками-ушками, а потом снова сделала страшное лицо и, растопырив пальцы, пошевелила «когтями».
— Ну, конечно же, страшно! — включился в игру Кирилл. А ведь действительно, он испугался от неожиданности.
— Это я так букву «рэ» училась говорить, — созналась Катя и, подбежав к матери, обняла ей за шею.
— Тише, Катя, ты же меня перевернешь! — Анжела взмахнула свободной рукой, чтобы удержать равновесие в качнувшемся гамаке. Кирилл поспешил схватиться за край гамачьей сетки. Катя обернулась и, подражая интонации взрослых женщин, произнесла:
— Кирилл, нам с мамой надо посекретничать!
— А, ну конечно же, — Кирилл церемонно поклонился. — Надеюсь, уважаемые дамы, встретить вас за обедом.
Хозяйка почти накрыла на стол и отказалась от предложенной помощи. Устроившись на своем месте, Кирилл стал смотреть на озеро. Если вода принимает цвет неба, то почему сейчас она такого необычайно синего цвета? Небо-то блеклое, чуть ли не белое. А вот там, дальше и правее, вода вообще золотистого оттенка.
— Ничего удивительного, — неожиданно раздался голос. — В воде растворены различные микроэлементы. Они придают воде тот или иной оттенок. Соленое озеро, к примеру, сейчас желтоватого цвета. Вон там коса идет — ее плохо отсюда видно, — она как раз разделяет темно-синий и золотистый оттенки воды.
Кирилл поднял удивленные глаза на Борис Борисыча.
— Вы вслух, видимо, сами с собой рассуждали? — сказал Борис Борисыч. — Я думал, вы меня спрашиваете.
— Да, почти что так, — ответил Кирилл. — Как рыбалка?
— Рыбалка? — переспросил Борис Борисыч. Он поудобнее устроился за столом и придвинул к себе пока еще пустую тарелку.
— Ах да, рыбалка, — несколько смущенно проговорил он. — Видите ли, рыбак из меня никудышный. Правда, говорят, рыба здесь водится. А вы не увлекаетесь?
— Как-то вот не сподобился. Я вообще в первый раз за много лет из города выехал на природу.
Подошли Анжела и Катя, молча сели за стол. Александра Владимировна разлила по тарелкам борщ. Обед начался. Все ели молча, глядя в свои тарелки. Это походило на ритуал, и Кирилл не решился его нарушить.
На второе было подано жаркое. А десерта не было: был только чай с малиновым или вишневым — на выбор — вареньем.
Когда все разошлись, Кирилл остался за столом. Он намеренно пил чай не торопясь и уже приканчивал третью чашку, чувствуя, как в животе булькает.
— Александра Владимировна, а Борис Борисыч и Анжела с Катей тоже ваши пансионеры?
— Да, — коротко ответила хозяйка. Она собирала посуду со стола.
Поняв, что это исчерпывающий ответ, Кирилл решил переключиться на другую тему.
— Я утром прогулялся в поселок — изучал окрестности, так сказать, — и вот что заметил: когда я шел туда, то пересекал небольшую речку, а обратно — правда, возвращался по другой дороге — нет.
— Обратно вы шли через поле? — спросила хозяйка.
— Ну да. И чуть не заблудился.
— Вы стороной обошли небольшое озерцо — называется Чистый ключ. Из него наша речка Разгуляйка и вытекает.
Александра Владимировна собрала стопку тарелок и понесла ее к дому.
Вот и поговорили, подумал Кирилл. Он допил остывший чай, встал из-за стола. Во флигеле ждала печатная машинка. За полтора дня своего нахождения здесь он даже не попытался написать хоть несколько строк. Самое сложное — начать, а там должно само пойти.
На развилке дорожки он остановился. Идти во флигель не очень-то хотелось: жарко, душно, опять на сон потянет. Может, прогуляться до Чистого ключа? Кирилл направился в сторону реки. Интересное у нее, оказывается, название — Разгуляйка.
Постояв немного у горбатого мостика, он легко перебрался через заборчик и пошел вдоль берега вверх по течению.
Он шел будто по дну огромного оврага, крутые склоны которого густо поросли кустарником и деревьями. Вскоре пришлось пробиваться сквозь заросли высокой жесткой травы. Деревьев стало больше. Они смыкались кронами, образуя над рекой зеленый свод. Здесь было сумрачно и прохладно. Кирилл даже остановился и раскинул руки в стороны, с удовольствием ощущая, как с каждым вздохом из тела выходит накопившийся солнечный жар. Вот где надо было поселиться! Поставить палатку и спокойно пережидать это сумасшедшее лето. Знать бы заранее, что здесь такой природный оазис свежести.
Кирилл продрался сквозь очередной кустарник и остановился на краю небольшой, залитой солнцем поляны, окаймленной зеленой стеной разнообразной растительности. Но это была не поляна: все небольшое округлое пространство занимала гладкая поверхность воды изумрудного оттенка. Вот он, значит, какой — Чистый ключ! Кирилл присел на корточки и погрузил руку в воду. От неожиданного холода по коже побежали мурашки. Раздался тихий всплеск, и по гладкой, будто стекло, поверхности побежали круги. Кирилл поспешно поднялся и отступил назад. По телу продолжали бродить мурашки, но не от холода, а от внезапно охватившего трепета. Если где и живут русалки и водяные, то это здесь!