Выйдя на улицу, Кирилл пристроил рюкзак с покупками за спиной, внимательно огляделся. Площадь перед магазином и примыкающие к ней улицы были пустынны. Подумалось: а живет ли тут вообще кто-нибудь?
Обратно он возвращался той же дорогой, сделав у реки остановку, чтобы умыть разгоряченное лицо. Во флигеле было уже достаточно жарко, и Кирилл, сунув рюкзак с покупками в шкаф, вышел и сел на пороге. То ли пойти на озеро, то ли не пойти, раздумывал он и все больше склонялся к тому, чтобы пойти. Но тело, видимо, этого не хотело или не могло: оно просто растекалось киселем.
Невдалеке Александра Владимировна в неизменной панаме и выцветшем сарафане ходила между грядок с большой лейкой. Рядом в тени дерева сидел Шарик с высунутым языком и наблюдал за хозяйкой.
«Нет, это невозможно», — лениво подумал Кирилл, опуская веки. Из полудремотного состояния его вывел звук приближающихся шагов. Он приоткрыл один глаз, затем — второй, посмотрел на Александру Владимировну.
— Что-то вы, Кирилл Иванович, совершенно разморились, — сказала она, продолжая неспешно идти. — Сходили бы на реку или озеро.
В ее руках была вязанка сухих веток и древесных обломков. Следом плелся Шарик и тоже смотрел на Кирилла.
— Действительно, надо бы сходить, — согласился Кирилл. Он немного проводил взглядом хозяйку и Шарика, которые направились в сторону гамака, потом снова закрыл глаза. Посидев так еще несколько минут, он медленно встал и ушел в комнату, где рухнул на кровать лицом вниз.
Весь день прошел, как во сне. Только после ужина, поздно вечером, когда спала жара, Кирилл, частично преодолев сонливое состояние, по сложившейся привычке отправился на речку окунуться. Сбежав с откоса, он плашмя упал в воду левее горбатого мостика…
«…Жесткий порыв ветра ударил капитана в лицо, заставив почувствовать на губах соленый вкус воды, взлохматил длинные седые волосы. Капитан снова посмотрел на грот-мачту и медленно вынул из кобуры револьвер. Бледные лица матросов застыли; замерли темные фигуры в штормовых одеждах. Десяток взглядов скрестились на руке капитана, сжимающей револьвер.
Капитан поднял руку, раздался хлопок выстрела, еле слышный сквозь рев штормового ветра. Пуля пробила жесткую ткань грота, и ветер вцепился сырыми пальцами в эту маленькую дырочку, раздирая парусину. Через несколько мгновений на рее вместо паруса полоскались по ветру огромные серые лоскуты. Скрипя, мачта заметно выпрямилась. Капитан убрал револьвер и пошел по мокрой палубе в сторону мостика. По пути остановив кока, выбежавшего на свежий воздух, он распорядился:
— Чаю и сухарей в мою каюту.
Кок быстро кивнул и бросился на камбуз…»
Кирилл вынырнул на поверхность и огляделся. Течение отнесло его под самый мост, и сейчас над его головой возвышалась черная деревянная арка. Едва он подумал, что под мостами водятся водяные, как из глубины ивняка донесся странный и непонятный звук. Это был явно человеческий голос — будто кто-то кого-то звал. Стало так жутко, что Кирилл одним махом выплыл из-под моста. Он выскочил на берег, прислушался. Голос повторился. Нет, это не зов, скорее — пение.
По телу бегали мурашки, зубы выстукивали самую настоящую дробь.
— Боже, как я замерз, — жалобно проговорил Кирилл, понимая, что трясет его не от холода, а от самого настоящего страха.
Обняв плечи руками, он на цыпочках стал медленно подниматься по откосу. На полпути он остановился и вновь прислушался. Было очень тихо.
— Показалось, — слегка запинаясь, проговорил Кирилл и побежал по дорожке в сад. Поднявшись наверх и увидев теплые светящиеся окна дома, он остановился, переводя дыхание. Вскоре он совершенно пришел в себя и спокойно зашагал к дому. Ему даже стало смешно за свой страх.
— Ты почему такой мокрый?
Кирилл резко остановился. Из-за зарослей полевого колокольчика на дорожку вышла Катя. Свою панаму она держала в руке.
— В реке купался, — Кирилл провел рукой по волосам, чувствуя, как на лицо сбегают струйки воды. — А ты чего бродишь? Скоро совсем темно будет, потеряешься.
— Не-а! — Катя затрясла своими хвостиками-ушками. — Я тут каждый камушек знаю.
— Ага! — сказал Кирилл и, немного помедлив, спросил: — А ты ничего такого интересного не слышала?
— Когда?
— Да вот несколько минут назад. Будто пел кто-то.
— А-а! — Катя улыбнулась. — Это я.
— Ого! — удивился Кирилл. — Ты умеешь так петь?
— Да. Мама говорит, что у меня природный голос. Она со мной занимается… — Катя запнулась и поправилась: — Занималась.
Потом надела панамку и сказала:
— Ну, мне пора. Спокойной ночи!
Она слегка встряхнула стебель колокольчиков и побежала к дому. А Кирилл застыл на месте и с изумлением смотрел на качающиеся цветы: колокольчики тихо, но явственно звенели.
— Бред какой-то, — пробормотал Кирилл и подошел к цветочным зарослям. Осторожно прикоснулся к нежным лепесткам. Потом слегка встряхнул цветы, но ничего, кроме травянистого шелеста, не услышал.
— Конечно — бред! — Кирилл оставил цветы в покое и направился к флигелю, который со своим темным окном во всю стену выглядел совершенно нежилым и заброшенным. У самого порога он оглянулся на стук распахиваемых рам. В освещенном окне второго этажа стояла Катя. Она поднесла к лицу раскрытую ладонь и, как и несколько дней назад, сдула с нее серебристое облачко.
— Зачем ты приносишь в дом всякую ерунду? — донесся голос Анжелы.
Катя оглянулась в комнату и сказала:
— Это не ерунда, мамочка.
— Ладно, закрой окно и ложись спать.
Стукнули закрываемые рамы, легкие шторы занавесили окно.
Кирилл стоял и смотрел, как плывет по звездам и медленно тает маленькое облачко. В неподвижном воздухе ощущался запах реки.
VI.
На другой день, проснувшись под скрежет открываемой чердачной оранжереи, Кирилл твердо решил перебороть свою лень. Он почти за волосы вытащил себя из постели, оделся и направился к озеру.
Вода была холодной, а поверхность, как всегда, гладкой, как стекло. Кирилл лег на спину и неспешно поплыл от берега. А все-таки интересно, разорвется простреленный парус от сильного ветра? И вообще — эта ситуация, скорее всего, уже была кем-то описана. Я мог что-то подобное только вычитать, думал Кирилл. Правда, никто и не запрещает пересказывать на свой лад какие-то известные истории, но надо искать что-то свое. Хотя… даже в самых известных сюжетах можно найти нечто такое, на что никто до тебя не обращал внимания. Или просто рассказать так, как никто раньше не рассказывал.
Кирилл оглянулся. А далековато я отплыл, подумал он, однако совершенно не беспокоился: слева тянулась межозерная коса, а до нее — рукой подать. Кирилл посмотрел в сторону косы и чуть не поперхнулся водой: совсем рядом на косе между двумя бамбуковыми удочками сидел на складном стульчике Борис Борисыч в позе роденовского мыслителя, только в костюме.
«Ну не хватает ему шляпы!» — пронеслось у Кирилла в голове. Он усмехнулся: до чего же глупые мысли иногда рождаются! Зато мы сейчас все узнаем!
В несколько гребков Кирилл достиг косы. Неслышно ступая босыми ногами по укатанной дорожной колее, он подошел к Борис Борисычу и остановился у него за спиной. Из-за его плеча Кирилл разглядел, что удочки укреплены на противоположных сторонах косы в небольших рогульках и заброшены в разные озера. На земле стоял тот самый таинственный черный чемоданчик, или футлярчик. Теперь он был открыт, и в нем находился какой-то прибор со стрелкой, от которого тянулись два тонких красных провода: один — к левой удочке, другой — к правой. Провода прикреплялись блестящими металлическими зажимами по всей длине бамбуковых удилищ и натянутыми струнами уходили в воду, словно толстые лески.
«Не иначе, как шпионский передатчик», — подумал Кирилл. Он сделал шаг назад и негромко сказал:
— Доброе утро, Борис Борисыч!
Борис Борисыч медленно повернулся на стульчике и посмотрел на Кирилла усталыми глазами.
— А, это вы! Что в такую рань поднялись?
— А вы? — Кирилл улыбался, но чувствовал, что улыбка получается ненатуральной. Вот как сейчас пальнет этот счетовод из бесшумного пистолета или пустит отравленную иглу из этой… авторучки какой-нибудь. И концы, как говорится, в воду.
«…Хитро, хитро! — майор госбезопасности вертел в руках открытую коробочку с многочисленными кнопками и переключателями. — Чье производство? Немецкое, английское, а может, японское?..»
— Да что я, — Борис Борисыч махнул рукой. — Дурная голова рукам покоя не дает. Я здесь работаю.
— Работаете? Вот на этой штуке? — Кирилл показал подбородком на «эту штуку».
Борис Борисыч обернулся на свои удочки.
— Ну да, — сказал он. — Прибор, правда, старый, но класс точности у него просто замечательный. — Он снова посмотрел на Кирилла и пояснил: — Это обыкновенный гальванометр. Один электрод я опустил в пресную воду, другой — в соленую. Понимаете?
— Не-а! — мотнул головой Кирилл, — Я непроходимый гуманитарий. Физику в школе сразу после экзамена забыл. Вместе с математикой.
Борис Борисыч поморгал выгоревшими ресницами, потом показал на свой гальванометр.
— Здесь ноль располагается посередине шкалы, и в нулевом положении стрелка находится строго вертикально. А сейчас она отклонилась вправо. Видите?
— Да, действительно, — сказал Кирилл, подходя поближе. На всякий случай он старался не забывать, что перед ним иностранный резидент. Он даже мысленно представил, как в случае опасности подпрыгнет и, описав дугу, ухнет в спасительное озеро, поплывет под водой как торпеда…
— Я давно обнаружил, что между этими озерами существует разность потенциалов, — продолжал пояснения «агент иностранной разведки», он же «счетовод», он же «физик», он же «лирик», он же Борис Борисыч (но уже без кавычек). — Она постепенно нарастает, достигает величины в одну целую сорок три сотых вольта, держится некоторое время на этом уровне, а потом снова сходит на нет. Понимаете?
— Есть немного, — сказал Кирилл. Он действительно понимал; не все, значит, забыл из школьного курса физики.
— Я уже пять лет веду здесь наблюдения; к сожалению, могу посвятить этому занятию только свой отпуск. Вот и приезжаю сюда каждый год в разные месяцы. Хочу поймать тот момент, когда происходит исчезновение разности потенциалов. Понимаете?
— Не совсем… И что потом?
— А потом надо будет установить, что за этим последует. Понимаете? Эти озера — огромная природная аномалия. Здесь происходит накопление энергии, которая затем растрачивается в форме неизвестного пока явления. Вот я и хочу установить — какого.
— То есть вы хотите сказать, — Кирилл привстал на цыпочки, чтобы поверх плеча Борис Борисыча глянуть на стрелку гальванометра, — что озера — это нечто вроде огромного генератора природных явлений?
— Ну, конечно! — кивнул Борис Борисыч и как-то смущенно улыбнулся. — Надо только установить — одного явления или нескольких, и каких. Понимаете?
— Теперь понимаю, — кивнул Кирилл, делая серьезное лицо. — А ведь я знаю, что это такое.
— Что? — как-то даже испуганно спросил Борис Борисыч.
— Это генератор живой и мертвой воды. Вот живая вода, — Кирилл показал на пресное озеро, — вот мертвая, — он отвел руку в сторону соленого озера.
Борис Борисыч некоторое время задумчиво смотрел на воду, потом пожал плечами.
— Любопытно, — сказал он, — но это из области сказок и легенд. Я пока только стараюсь собрать факты, а выводы буду делать позже.
— И вы даже не пытались немного пофантазировать?
— Ну, как не пытался! Много чего напридумывал, но все сводилось к одному: в древности это могло быть священным местом, и здесь были храмовые сооружения.
— Ага! — произнес Кирилл и показал в сторону берега: — Вон там есть какие-то развалины, правда, они меня не впечатлили.
Борис Борисыч прищурив глаза, посмотрел в указанную сторону.
— Я был там. Вряд ли на том холме стали бы возводить храм. Вот хорошее место! — и он показал на дом Александры Владимировны, который со своей стеклянной крышей действительно казался выходцем из мира колдовства и магии.
— Во-первых, тут рядом пресное озеро, — продолжал свою мысль Борис Борисыч, — а во-вторых, есть река и Чистый ключ. Жрецы — они ведь люди, им пресная вода была нужна. Кстати, тут по побережью много подобных чистых ключей и речушек, соединяющих их с озером; я больше десятка насчитал и больших, и маленьких. А со стороны соленого озера — ни одного впадающего источника. А наш Чистый ключ расположен ближе всех к межозерной косе. Так что храму или святилищу тут самое место.
— Ну да, — пробормотал Кирилл, разглядывая фасад дома. — А что если он построен как раз из того самого камня, что и храм?
— Мысль интересная, но это уже литература. Если хотите — поэзия.
Кирилл испытал невольное удовольствие от этих слов.
— И какие же, по-вашему, обряды здесь совершались?
— А это пока тоже неважно, — сказал Борис Борисыч. — Я думаю, что они каким-то образом управляли этим природным генератором явлений. Как они это делали — вот что мне хотелось бы установить. А все остальное — детали. Понимаете?
— Подождите-подождите, — быстро проговорил Кирилл. — Вы хотите сказать, что люди могли управлять вот этим всем?! — И он обвел руками пространство вокруг себя.
— А почему бы и нет? Вас же не удивляет, что человек, сбросив маленький камешек с вершины горы, порождает этим страшный камнепад. Или в тех же горах иногда обычным криком можно заставить сорваться со склонов снежную лавину. В конце концов, нажимая на спусковой крючок ружья, вы совершаете выстрел, который несопоставим по своей энергии с той, что вы затратили, нажимая на крючок. Вы ведь очень малым усилием можете привести в действие очень мощный механизм. И неважно, какой он — искусственный или природный. Вот если мне удастся найти здесь этот самый крючок, я был бы счастлив.
— А вы меня заинтересовали своей идеей, — сказал Кирилл. — Ведь можно предположить, что таких мест на Земле не так уж и мало, и они могли являться центром развития магических культов.
— Ну, конечно же! — радостно воскликнул Борис Борисыч. — Я и пытаюсь это доказать! К сожалению, время и человеческая деятельность разрушили многие такие э-э-э… генераторы, как вы их назвали. Но, несомненно, источники многих культов лежат именно в этом. Если природное явление имело определенную повторяемость, как разлив Нила, например, то, вычислив эту периодичность, можно было приписать себе власть над этим явлением. Главное в таком случае вовремя соблюдать все ритуалы. Но я думаю, что существовали такие природные образования, которыми могли управлять люди. И могущество жрецов здесь казалось очевидным. Понимаете?
— Да-а! — протянул Кирилл. — А вот скажите… — И тут он осекся.
— Что?! Что случилось?! — испугался Борис Борисыч.
— Во-о! — выкрикнул Кирилл, выбрасывая руку вперед.
Борис Борисыч оглянулся на свой гальванометр и замер. Стрелка прибора медленно ползла по шкале, стремясь к нейтральному положению. Потом пересекла нулевую отметку и, не останавливаясь, продолжила движение, все больше и больше отклоняясь влево. Достигнув деления с числом пятнадцать, она остановилась. Борис Борисыч издал нечленораздельный звук, опустился на колени перед прибором и ногтем постучал по стеклышку гальванометра. Стрелка, едва заметно качнувшись, осталась в том же положении.
— Невероятно, — пробормотал Борис Борисыч. — Сменилась полярность, разность потенциалов возросла в десять раз! Невероятно!
Он продолжал время от времени постукивать по прибору, но стрелка только едва заметно вздрагивала, упорно показывая на число «пятнадцать». Кирилл присел рядом на корточки, с трудом подавив желание тоже постучать пальцем по стеклышку.
— А ваш прибор не врет?
— Надеюсь, что нет, — пробормотал Борис Борисыч.
— Ну, и что он тогда показывает?
— Я могу только предположить, что… Смотрите!!!
Стрелка снова сдвинулась со своего места, медленно пошла вправо и замерла на нулевой отметке. Теперь даже Кирилл не выдержал и постучал по стеклышку. Борис Борисыч встал, нервно заходил кругами. Кирилл тоже поднялся. Он вдруг подумал, что оба достаточно забавно смотрятся со стороны: один в костюме, другой в плавках.
— Так что же все-таки произошло, а?
— Вот и я думаю, — проговорил Борис Борисыч, — что же произошло? Точнее, не что, а почему?
Он перестал мотаться из стороны в сторону и подошел к своим удочкам.
— Можно предположить, что долго копившаяся энергия наконец высвободилась, и за довольно короткое время.
— И что?
Борис Борисыч пожал плечами:
— Не знаю, буду наблюдать.
Он принялся снимать удочки с рогулек, сматывать провода.
— А вам не кажется, что все это искусственно создано? — спросил Кирилл.
— Что именно?
— Ну, не озера, конечно, а коса между ними. Может, это дамба?
— У вас тоже появилась эта мысль? — Борис Борисыч оторвался от своего занятия и посмотрел на Кирилла.
— Уж очень она подозрительно прямая, — Кирилл махнул рукой вдоль косы.
Борис Борисыч еле заметно усмехнулся.
— То, что она такая прямая, — не самое интересное, — сказал он. — А вот почему она проницаема для воды и непроницаема для растворенной в ней соли? Вот что интересно!