Утром Мовсар проснулся от шума голосов. Хмурый осенний свет пробивался через окно. Мовсар приподнялся на локте, протер рукой глаза и, щурясь, окинул взглядом комнату. У печки возились дети Петра, Санька и Борька, семи-восьми лет. Один держал худого кота, зажав его между ног, второй дергал несчастное животное за усы. Кот мяукал и вяло отбивался. Наконец, потеряв терпение, он ударил лапой по руке одного из мучителей. Тот задумчиво посмотрел на царапину, послюнявил, поводил по ней пальчиком, а после ударил кота кулаком по голове. Тому, который держал кота, это понравилось, и он тоже ударил кота кулаком по голове. Потом они стали бить кота по очереди, как медведи в русской колотушке. Кот покорно прижимал уши и шипел. За столом сидели Петр и еще пара каких-то мужиков. Они о чем-то тихо говорили и пили водку. В том числе и Петр, который еще вчера был «в завязке». Но Мовсара уже ничего не удивляло.
Он вспомнил про пояс, полез рукой под свитер и… похолодел от ужаса — пояса не было! Все внутри него сжалось, словно чей-то невидимый кулак смял все его внутренности в один липкий ком: печень, желудок, почки, сердце. Мовсар начал шарить рукой по матрасу.
Заметив, что он проснулся, один из мужиков ткнул Негра локтем:
— О, глянь, террорист твой встал.
«Засыпался», — подумал Мовсар, чувствуя, что тело его деревенеет от страха.
— Ну, чё смотришь? — дружелюбно подмигнул Мовсару Петр. — Восьмой час уже. Подъем.
Мовсар хотел что-то сказать, но язык словно налился свинцом и не слушался. Он облизал губы и медленно поднялся на ноги. В голове, путаясь и спотыкаясь друг об друга, бегали ошалевшие мысли.
«Надо бежать, — думал Мовсар, — но куда? Я и дороги-то не знаю. Догонят — пришибут. А может, уже вызвали милицию? Сидят, ждут. А может, мне лучше себя здесь и взорвать. А как? Бомба-то у них».
— Ну, чё замер-то? — сказал Петр, — Лучше скажи, чё у тебя тут за циферки бегают?
— Какие циферки? — хрипло спросил Мовсар.
— Ну, эти…
Петр поднял со стола пояс с бомбой. На дисплее радостно мигало время.
— Как? — спросил Мовсар, сам не очень понимая, что он хочет выразить этим вопросом. Но Петр, как ни странно, вопрос понял.
— Да паразиты мои с тебя ночью стянули. Играться начали. Чё-то нажали. Тут все и замигало.
— Это бомба! — уверенно сказал третий, самый пожилой из мужиков. — Ебанёт, и всем пиздец.
После чего он достал папиросу, дунул в нее и закурил.
— Вот Макарыч говорит, что бомба, — сказал Петр.
Мовсар на негнущихся ногах подошел к столу.
— Господи, — прошептал он, глядя на цифры. — Вы же время взрыва поставили. Час остался.
— До взрыва? — вежливо поинтересовался второй.
— Да погоди ты, Степан, — раздраженно осадил его Петр. — Так ты в Москву вроде как террористом, значит?
Мовсар исподлобья посмотрел на них, не зная, что ответить. Может, если попросить, так еще отпустят с миром.
— Да ты садись, — махнул рукой Петр и пододвинул табуретку. — Час еще есть.
— А чего в Москве взрывать собрался? — спросил Макарыч и затянулся. Его и без того впалые щеки исчезли в беззубой черноте рта, и огонек папиросы вспыхнул, словно сигнальная ракета.
— Так это… я не знаю, — пустым голосом ответил Мовсар.
— Вот те на! — удивился Макарыч.
— Надо же, а такой с виду белобрысый, — заметил почему-то Степан.
— Да ты выпей, — сказал Петр и налил Мовсару водки. — Значит, через час взорвется, говоришь?
— Да, — тихо ответил тот.
— Понятно.
После чего все чокнулись и выпили. Мовсар тоже выпил. Не из желания напиться, а чтобы найти общий язык. Может, отпустят.
— М-да-а, — протянул Петр, — за час до Москвы не добраться.
— Это да, — подтвердил Степан и снова разлил по рюмкам водку.
— А жаль, — неожиданно добавил Петр.
— Это точно, — сказал Степан.
Неожиданная ненависть к Москве удивила Мовсара, по он промолчал.
— Так и я о том же, — сказал Макарыч, — может, тогда пускай здесь и шибзданет? Что добру зря пропадать?
— Так у нас и нет ничего, — развел руками Степан, — клуб сожгли, сносить вроде ничего не надо.
— Ты политического момента не понимаешь, — сказал Петр. — Надо, чтоб у нас рвануло. Тогда нам компенсанции выплатят. Как пострадавшим.
— Много? — спросил Степан.
— Ну… — почесал подбородок Петр, — тыщ сто на нос, я думаю.
— Не, — покачал головой Макарыч, — никто нам ни хрена не выплатит. Да и кто поверит-то? Теракт в Кондрашине! Курам на смех.
— Тогда, может, в озере рыб глушанем? — предложил Степан.
— Мысль здравая, — согласился Макарыч. — Только ведь о прошлом годе Колька Прудников туда цистерну с мазутом опрокинул. Там и так все давно уж передохло.
— Тогда, может, в лес вынесем и взорвем? — предложил Петр. — Деревья повалим, дрова на зиму будут.
— Можно, конечно, — вяло согласился Макарыч, — но жалко добро на пару деревьев переводить.
Чувствовалось, что Макарыча категорически не устраивает любое практичное решение проблемы.
Мовсар с растущим недоумением следил за этой беседой. Кажется, сдавать его никто не собирается. Ну и ладно. Осмелев, он выпил еще водки.
В этот момент скрипнула дверь, и в дом зашли два здоровых парня.
— Здесь, что ли, террорист с бомбой? — спросил один вполне дружелюбно.
Мовсар с тревогой посмотрел на вошедших — наверное, это за ним. Но так как он уже слегка захмелел, тревога быстро сменилась апатией.
— Проходи, Николай, — кивнул Петр вошедшим. — А мы тут только тебя вспоминали. Как ты мазут в озеро опрокинул.
— Теперича ни искупаться, ни рыбку половить, — добавил Макарыч, но без особой горечи.
— Да, — согласился Коля, — жалко мазут.
Второй (по-видимому, брат Коли) протянул Мовсару руку:
— Леха.
— Миша, — тихо ответил Мовсар и, привстав, пожал руку.
— А мы Варьку встретили, — сказал Коля, подтаскивая к столу стул, — а она говорит, что у тебя террорист с бомбой. Вот пришли посмотреть.
Вслед за братом он тоже пожал руку Мовсару.
— Это хорошо, — кивнул Петр. — Только у нас времени на все про все час.
— Потом долбанет, — подтвердил Макарыч.
— Вот, сидим, думаем, как бомбу-то применить, чтоб польза была.
— Так надо дорогу железную взорвать, — с ходу предложил Коля.
— Обоснуй, — сурово сказал Макарыч.
— Дорогу разнесет, так? Поезд с рельс сойдет, так? Мы поможем раненым. А нам потом денежную премию за спасение дадут.
— Пиздюлей тебе дадут, а не премию, — сказал Макарыч. — Ты что ж думаешь — тебе поверят, что ты за двадцать километров от дома мимо дороги проходил и взрыв увидел? Да даже если и поверят, не дадут тебе ничего. Грамоту выпишут и все. Ну, может, по телевизору покажут.
Все замолчали и задумались. Коля с Лехой выпили. Мовсар тоже.
— Тогда другой вариант, — снова оживился Коля. — Мы взрываем нашу проселочную дорогу. А нам ложат новую асфальтированную.
— Щас! — хмыкнул Макарыч. — Дорогу ему ложат! Это на тебя с прибором ложат. И на дорогу твою. Кто тебе здесь чего класть будет? Тоже мне правительственная трасса.
Предложения у Коли явно закончились, и он, пожав плечами, выпил и уставился в пол. А вскоре стал подходить народ, сперва мужики, потом и бабы. И через полчаса почти вся деревня набилась в Петрову избу. Все курили, пили и галдели. Вернулась и жена Петра Варя. Мовсар уже было начал подумывать, а не исчезнуть ли ему под шумок. Но, во-первых, он довольно сильно набрался — так можно и замерзнуть, не зная дороги. Во-вторых, сдавать его явно не собирались, чего ж теперь суетиться? Правда, его неотвязно мучила мысль о Зелимхане, который его сейчас ждет в Москве. Но осечка есть осечка. Против судьбы не попрешь. Мовсар мысленно махнул рукой и уже с какой-то русской удалью подумал: «Ладно, я ему потом еще привезу». И выпил.
Тем временем предложения по использованию бомбы росли как на дрожжах. И с каждым разом они становились все бессмысленнее. Кто-то предложил взорвать птицефабрику, что была в Лепневе. Кто-то — продуктовый магазин. Было даже предложение взорвать оставшийся фундамент клуба: клубу, мол, все равно, а так детишки на салют посмотрят.
Макарыч молча слушал односельчан. Наконец не выдержал.
— А я думаю, — негромко сказал он, — что ежели мы не хотим, чтобы бомба тут рванула, надо поднять жопу и пойти. А там уже по ходу решить, что к чему.
Несмотря на всю свою неопределенность, предложение Макарыча пришлось кондрашинцам по душе. Видимо, надоело спорить. Тут же стали шумно собираться.
— Быстрее, быстрее, — торопила выходящих Варя, — избу застудите.
Заметив, что взрослые куда-то уходят, дети Петра бросили притихшего от бесконечных тумаков кота и кинулись следом, но мать решительно преградила им дорогу.
— Нечего со взрослыми шляться, — сказала она. — Дома со мной останетесь.
— Нечего со взрослыми шляться, — сказала она. — Дома со мной останетесь.
Санька и Борька сначала похныкали, но потом, увидев, что это не помогает, вздохнули и пошли дальше мучить кота.
На улице было зябко. Ветер гонял красно-желтую листву. Небо хмурилось и кропило землю мелким колючим дождиком. Мовсар втянул ноздрями сырой деревенский воздух и поежился. Чувствуя себя в некотором роде заложником ситуации, он готов был идти с кондрашинцами, куда они захотят, но, вывалив из дома, толпа, однако, тут же впала в ступор. Предложение Макарыча «поднять жопу» и просто «пойти» быстро исчерпало себя, ибо для того, чтобы пойти, надо было как минимум знать, куда пойти — например, налево или направо. Кто-то предложил двинуться через лес в сторону Березовки.
— Не дойдем, — мотнул головой Петр. — Времени полчаса осталось.
— А зачем доходить? — встрял Макарыч. — Мы просто пойдем, а там видно будет.
К удивлению Мовсара, кондрашинцев снова убедила нехитрая и отдающая фатализмом логика Макарыча. Похоже, им вообще нравилось отсутствие какой-либо цели или практической пользы. Спонтанное движение было им милее всякой осмысленной целенаправленности.
— А и верно! — махнул рукой Петр и первым направился в сторону узкой лесной тропинки. При этом он гордо вытянул перед собой черный пояс с мигающим дисплеем, словно собирался ориентироваться по нему, как по компасу. Следом, негромко переговариваясь, двинулись и остальные. Мовсар покорно поплелся позади. Про него уже, похоже, все давно забыли, и, обескураженный этим невниманием, он мучительно думал, как ему лучше поступить — идти со всеми или все-таки попытаться сбежать. В голове, однако, шумела водка, заглушая своим отупляющим гулом голос разума, голос совести и вообще все голоса.
Несмотря на то что время заведенного механизма неумолимо приближалась к нулю, процессия двигалась неспешно, словно детсад на прогулке. Ее по-прежнему возглавлял Петр. Устав нести пояс в вытянутых руках, он вскоре перебросил его через шею наподобие шарфа. Макарыч смолил одну сигарету за другой и время от времени то ли крякал, то ли кашлял. Братья Прудниковы болтали друг с другом. Дальше шли все остальные. Бабы обсуждали огородно-садовые дела, мужики трепались о ценах на водку и табак. Замыкал шествие, как уже было сказано, Мовсар. Несколько раз он порывался спросить, куда же они все-таки идут, но из горла вырывалось только что-то бессвязное, и он махнул рукой.
Они уже давно углубились в суровую чащу леса, где не было ни дороги, ни тропинки. Под ногами шелестела мокрая листва и хрустели сухие сучья. Вокруг летала разнообразная мошкара, не успевшая уйти в зимнюю спячку.
Неожиданно раздался хриплый голос Макарыча:
— Вот он, паразит! Лови поскудыша, братцы!
Все с гиканьем бросились куда-то вперед, как будто только того и ждали. Мовсар вытянул шею, но не сразу сообразил, что произошло. Сначала он увидел серую трансформаторную будку на краю оврага, а затем небольшую мужскую фигуру, мелькавшую среди деревьев.
— Что там? — спросил Мовсар у одной из баб, которая не спешила принимать участие в охоте.
— Да Витька, людоед, опять ток от нашей будки к себе тянет, — ответила та и хлопнула себя по щеке, убив надоедливого комара.
— Куда это к себе? — удивился Мовсар, оглядывая безлюдный лес.
— Да черт его знает, — пожала та плечами. — Он вроде как здесь и живет. Землянка у него тут или еще что. Ну вот он от нашей будки себе электричество и забирает. Наши мужики только провод евойный обрежут, а он уже новый тянет. Где он только их достает… Хотели выследить, да хитрый гад, как зверь, — он тут каждую ложбинку знает. Но теперь точно не уйдет.
И действительно — через несколько минут с противоположной стороны оврага показались запыхавшиеся кондрашинские мужики. В их руках, словно большая пойманная рыба, бился Витька. Его подтащили к будке и бросили на землю. После чего обступили жертву плотным кольцом, чтоб не убежал.
— Гляди, Макарыч, какого зверя заловили, — сказал довольным голосом один из мужиков.
Сравнение со зверем неожиданно пришлось к месту — стоявший на четвереньках Витька и вправду был похож на какого-то зверя. Сходство усиливалось тем, что он ничего не говорил, а только скалился и испуганно бегал глазами по лицам кондрашинцев, видимо, пытаясь понять, что же ему грозит. На его то ли смуглом, то ли грязном лбу блестел пот. Свалявшиеся в один большой колтун волосы были похожи на огромный клоунский парик.
— Ты чего это, Витька, выблядок драный, кабель наш пиздишь? — максимально дружелюбно начал Макарыч.
— А вам-то что? — несколько нагло для своего положения огрызнулся Витька. — Большой урон, что ли?
— Урон-то, может, и небольшой, — сказал Макарыч. — Но обидный. С какого такого бодуна мы должны за твое электричество платить, а?
Витька ничего не сказал, только поднялся на ноги и засопел носом.
— Может, закопать его? — предложил Коля Прудников.
— Закопать всегда успеется, — вздохнул Макарыч, словно закапывание людей в Кондрашине было процедурой привычной, но приевшейся и неэффективной.
— Как же тебя, Витька, наказать, чтоб тебе впредь неповадно было наш кабель коммуниздить?
Витька предпочел разумно промолчать.
Макарыч затянулся сигаретой и задумался. Затем неожиданно повернулся к стоявшему рядом Петру:
— А скажи-ка нам, Петр, сколько там у тебя натикало?
Петр стащил пояс с шеи и посмотрел на дисплей.
— Минут восемь еще есть.
— В самый раз, — кивнул Макарыч. — Дай-ка сюда ремень ентот.
Витька испуганно уставился на черный пояс, пытаясь раскусить скрытый смысл готовящегося наказания.
Макарыч приказал мужикам взять провод и связать им Витьке руки и ноги. Те бросились исполнять приказ.
Витька сначала брыкался, но потом понял, что бесполезно, и затих. Затем его поставили на ноги. Макарыч подошел к нему и неторопливо, почти торжественно повязал ему пояс, словно принимал Витьку в пионеры. Затянул потуже пряжку и, довольный результатом, отошел. Перетянутый по рукам и ногам проводами и с мигающим дисплеем на животе Витька был похож на большую пиротехническую игрушку.
— Чё это? — спросил он, испуганно таращась на мигающий дисплей.
— Это бомба, — сказал Макарыч. — Ты теперь, Витька, вроде этого… шахида. Ты только шибко не дергайся, а то пизданёт раньше времени. И не прыгай, а то нам циферки надо видеть.
— Вы что?! — закричал, не выдержав, Мовсар и стал продираться сквозь толпу. — Вы же живого человека убить собираетесь!
— Ишь ты жалостливый какой, — едко усмехнулся Макарыч. — А ты зачем в Москву ехал? Рыб глушить?
Мовсар растерялся. Он действительно вез в Москву бомбу, и та действительно должна была убить людей. Но… разница все-таки была. В случае теракта убийство было бы осмысленным, то есть, несмотря на всю свою жестокость, оно имело бы некую, пускай и призрачную, но цель. В данном же случае убийство было лишено всякого смысла. Если, конечно, не считать того, что после взрыва Витьке действительно «будет неповадно» «коммуниздить» электричество. Ибо после смерти вообще довольно трудно что-либо «коммуниздить». Но пока Мовсар соображал, как лучше выразить эту нехитрую мысль, про него уже все забыли. Тем более что Витька стал орать нечеловеческим голосом и скакать, как заяц, пытаясь стянуть с себя пояс и ослабить крепко затянутые на запястьях и лодыжках провода.
— Надо бы его по голове ударить, чтоб не дергался, — мрачно заметил старший Прудников.
— Не надо, — ответил Макарыч. — Зачем человека зря калечить?
Тут Витька сделал несколько скачков в сторону кондрашинцев, и те с веселым визгом бросились врассыпную. Со стороны это напоминало какую-то детскую игру.
Мовсар решил прекратить издевательство и даже сделал несколько нетвердых шагов по направлению к Витьке, но его намерение быстро пресекли братья Прудниковы, встав у него на пути.
— Будешь дергаться, привяжем к Витьке, — сурово сказал один из них.
Мовсар махнул рукой и отступил.
Витька тем временем продолжал отчаянно верещать и прыгать. При этом он периодически терял равновесие и падал, но всякий раз, изогнувшись всем телом, упрямо вставал на ноги и возобновлял свою безумную пляску. Толпа, теперь уже на безопасном расстоянии, с молчаливым интересом наблюдала за этими телодвижениями, напоминающими какой-то шаманский танец.
— Ишь как надрывается, бедный, — сочувственно сказала какая-то бабка в проеденной молью шали.
— Да уж ясное дело, — ответила ей соседка, — с бомбой-то на поясе еще и не так заскачешь.
Наконец Витька понял, что его нелепые прыжки нисколько не ослабляют затянутые провода и решил сменить тактику. В отчаянии он подскочил к трансформаторной будке и, повернувшись к ней спиной, стал тереться связанными сзади руками об острый угол ржавой двери, видимо, надеясь таким образом перерезать провод. Пот и грязь давно превратились на его лице в какую-то сплошную маску. Белки глаз светились безумием. Время взрыва неумолимо приближалось, но разобрать что-либо на дисплее было невозможно из-за налипшей на пояс грязи и листвы. Однако Петр, оказывается, внимательно следил за отсчетом по своим ручным часам.