Я чувствую к ней нежность и благодарность. Я слышу щемящую ноту в сердце, когда смотрю на ее коротко стриженную голову, поднимающуюся и опускающуюся над моим животом, в порочном танго женщины с мужским органом познания божественного происхождения человеческого рода. Она жадна и неутомима в этом танце, она хочет забрать себе все, и она дает все, что у нее есть — страсть, нежность, сочувствие, надежду и боль.
Я тяну ее к себе, она садится на меня сверху, точным и цепким движением бедер накрывая своей узенькой вагиной мой пенис, и тот оказывается, как будто он тут родился, в своем уютной гнездышке, которое он ненадолго покидал, скитаясь где-то на чужбине, но помня и бережно храня родовую память о покинутом рае.
Моя юная и опасная любовница продолжает своей танец, она запрокидывает голову, она выгибается и наклоняется, она танцует, а я любуюсь ею и ее танцем. Словно птица летает она надо мной, а я, стараясь быть осторожным, не таким грубым в своих движениях, как обычно, слегка касаюсь ее сисечек, а изредка беру ее за талию, как бы боясь, что она улетит, вспорхнет к небесам, где ее родные края, я беру ее за талию и снизу движением таза двигаюсь ей на встречу, и тогда она стонет и замирает на миг, но только на один миг, пока длится ее стон. А потом ее танец-полет продолжается, как долгое путешествие в волшебную страну.
Я чувствую, как ее гибкое и легко костное тело сотрясается едва заметными конвульсиями, она царапает ногтями мои плечи и хищной птицей вцепляется в свою добычу. Мы кончаем, и она падает на меня безвольной обессилевшей куклой с гладкой и нежной кожей. Я бережно обнимаю ее, и мы лежим неподвижно какое-то время.
Случайно мой взгляд падает на кота, который сидит неподвижно и внимательно наблюдает за нами. Мне отчего-то становится не по себе, хотя с чего бы? Коты неразумные существа.
Если бы я знал, как я ошибался.
12
Иван замер, не зная, что и думать, а в это время Даша решительно двинулась к нему, лавируя среди столиков и посетителей. На ней был спортивный костюм, кроссовки, куртка с капюшоном и небольшой рюкзак за плечами. На руках у нее были перчатки с открытыми пальцами, как у спортсменов. На голове — вязаная шапочка.
Она подошла к его столику, сунула рюкзак ему в руки, села напротив и сказала без всяких предисловий:
— Нам нужно сваливать отсюда.
Иван хотел поздороваться, спросить, как она, что-то еще, но по выражению ее глаз понял, что сейчас не время трепать языком, и поэтому молча кивнул.
Она быстро оглядела помещение кафе и так же быстро и торопливо проговорила:
— Вокруг нас происходит какая-то хрень, она повсюду. Я принесла тебе одежду, ты сейчас пойдешь в туалет и переоденешься. Вопросов пока не задавай. Разговаривать будем потом, если…
Она замешкалась, а потом продолжила:
— Пистолет положи в рюкзак, вместе с одеждой, которую снимешь. Я расплачусь. Уходим сразу. Давай шевели батонами!
Иван встал из-за стола, взял ее рюкзак и пошел в туалет. В кабинке туалета он переоделся в то, что она принесла. Все вещи были его размера. Было тесно и неудобно, но он справился. Когда он закончил, в боковом кармане Дашиного рюкзачка он обнаружил солнцезащитные очки. Поколебавшись секунду, он их надел. Выйдя из кабинки, Иван машинально посмотрел в зеркало. Это явно был не он, а кто-то другой. Милитаристский камуфляж придавал ему мужественности, а черные очки скрывали от людей ту бездну неуверенности и сомнений, в которой он оказался.
Он прошел в кафе, Даша ждала его возле выхода. Молча они пошли на улицу и, уже идя по тротуару быстрым шагом, Даша сказала ему, не поворачивая головы:
— Мы едем в Тушино.
Глава шестая
1
Геринг сидел в кресле в своем кабинете, приложив к опухшей скуле статуэтку из чистого золота, которую он получил как лауреат премии «Клубничка» за сценарий фильма «Маленькие девочки не ебутся», написанный им под псевдонимом Семен Распутин. Пресса потом долго гадала, кто же скрывается за этим псевдонимом, причем чуть не половину статей на эту тему написал он сам, естественно, под вымышленными именами.
В другом кресле сидел Георгий из управления Э. Вид у него тоже был неважный — разбитый нос распух, под глазами вызревали синяки.
— Тебя-то кто отпиздил? — помолчав, поинтересовался Геринг.
— Подушки безопасности сработали, — поморщился от неприятного воспоминания Георгий. — Самопроизвольно.
— Так бывает? — с ехидцей спросил Геринг, разливая коньяк по стаканам.
— Если в дело замешан черный кот, бывает все, — отчеканил Георгий. — Это не считая той сучки из Печатников.
— Ночной Кот, — поправил его Геринг. — Кот — ночной, хоть и черный, да. Ну, давай, выпьем.
Они выпили по полстакана коньяка не закусывая. Посидели пару минут, помолчали. Наконец Геринг поставил на столик свою статуэтку. Клубничка подозрительно смахивала на фаллос.
— Куда там делся этот чувак — хозяин котика?
— Когда сработали подушки, мы отключились, а он вылез из машины и ушел. И пистолет один прихватил, с боевыми.
— Ушел… — задумчиво повторил Геринг. — И куда он пошел?
— Мы не знаем.
— Мы не знаем… — протянул Геринг немного гундосо — нос у него тоже слегка опух, хоть и не так сильно, как у Георгия. — Надо узнать, куда он пошел.
— Мы сейчас этим занимаемся. Не сыпь хоть ты соль на раны, а?
— Попробуйте посмотреть записи камер видеонаблюдения.
— Смотрели. Камеры отключились.
— Везде отключились?
— Везде. Во всем районе.
Геринг разлил коньяк по стаканам:
— Такое бывает? — спросил он.
— Если в деле замешан черный… Ночной кот, бывает.
— А к девке той, у которого его взяли, он не мог пойти?
— Мы не знаем.
— Мы не знаем… — Геринг посмотрел на Георгия. — А почему мы не знаем?
— Девка пропала.
— Что, и девка тоже ушла?
— Да. Девка каким-то образом ушла от наружного наблюдения. И не спрашивай, ради бога, как…
Они чокнулись и выпили коньяк тридцатилетней выдержки залпом.
— Подытоживая, — Геринг сделал задумчивое лицо, стараясь, чтобы оно выглядело задумчивым, учитывая насколько оно распухло. — Они все ушли, а мы ничего не знаем. Так?
— Типа того.
— Типа того… И это говорит самый молодой и перспективный генерал госбезопасности. По совместительству мой родной брат.
— Славик…
— Жора, мы должны узнать все, ты понимаешь это?
— Так точно.
— Операция санкционирована на самом верху, — Геринг опасливо показал пальцем в потолок. — Тебе до завтра придется узнать, куда они все ушли и почему. Чтобы завтра все прошло без сучка и задоринки.
Геринг любил козырнуть простонародными идиомами, хотя русский язык и не был для него родным. Он был твердо убежден, что настоящее его призвание — быть гениальным русским писателем. И сценаристом. И поэтом. В музыке пока что он себя не пробовал.
— Какие мысли на счет всех этих чудесных исчезновений? — перешел он на деловой тон.
— Я думаю, мы имеем дело с глубоко законспирированной шпионской организацией, — веско ответил Георгий.
— Ага. Скажи еще, финансируемой на деньги Госдепа, — саркастически ухмыльнулся Геринг. — Не забывай, что утку про деньги Госдепа придумал и запустил лично я.
— Я не знаю, чьи там деньги, но шпионская сеть точно существует. Они похитили этого ебаного кота. Они похитили Ивана из отделения полиции. Они увели девку из-под наблюдения, так, что никто ничего не заметил, а у меня к этому делу подключены проверенные кадры. Они могут глушить телевизионный сигнал и заменять его своим.
— Еще они отпиздили тебя и всю твою команду подушками безопасности, — Геринг помолчал, а потом добавил. — И, кажется, они отпиздили заодно и меня.
2
ФИДЕЛЬ:
— Не ссы, папаша, это тебя ни к чему не обязывает, — Ведьмочка смотрит на меня, усмехаясь.
Мы сидим на ее кровати уже одетые. Кот запрыгнул сюда тоже и уселся между нами.
Я молча обнимаю ее за плечи, а другой рукой ерошу ей волосы. Потом чмокаю ее в щеку. Потом целую ее ушко.
— Старый извращенец! — улыбается она. — Я тебе в дочки гожусь.
— Не годишься, — говорю ей. — Ты плохая девочка.
— Ты меня накажешь за это, да, папочка? — она хлопает ресницами с видом невинной школьницы на уроке литературы.
— О, да! Я накажу тебя… Много-много раз.
Вот почему нам бывает легко и прикольно только с теми, кому мы не пара?
— Ты достанешь свой…
Тут все и начинается. С потолка сыпется песок. Заработали максимы, но через пару секунд один из них умолкает. Я беру автомат, Ведьмочка снимает со стены катану. Я смотрю на нее, потом протягиваю свое импульсно-плазменное чудо ей, а сам вытаскиваю старый добрый глок и передергиваю затвор. Жестом показываю ей, чтобы шла за мной и прикрывала. Я слышу разрывы мин и вой реактивных снарядов. Шутки кончились. Кто-то решил взяться за нас всерьез.
Вот почему нам бывает легко и прикольно только с теми, кому мы не пара?
— Ты достанешь свой…
Тут все и начинается. С потолка сыпется песок. Заработали максимы, но через пару секунд один из них умолкает. Я беру автомат, Ведьмочка снимает со стены катану. Я смотрю на нее, потом протягиваю свое импульсно-плазменное чудо ей, а сам вытаскиваю старый добрый глок и передергиваю затвор. Жестом показываю ей, чтобы шла за мной и прикрывала. Я слышу разрывы мин и вой реактивных снарядов. Шутки кончились. Кто-то решил взяться за нас всерьез.
3
Иван и Даша идут по каким-то переулкам, дорогу уверенно указывает Даша, сверяясь по своему сете-буку.
— Направо, — говорит она. — До коричневой двери в торце здания. Потом наискосок правее до детской площадки. 74 метра.
Проходя мимо этой детской площадки, Иван ловит себя на мысли, что не видел детей в Москва-Сити уже столько, что память отказывается дать даже приблизительные данные. Проще сказать, что он знает, что такое дети, но никогда их не видел в реальности. Куда они подевались? Неизвестно. Он понимает, что дети — важная и необходимая часть нормальной человеческой жизни, существования социума, но вот ведь нет их. Что это значит? Непонятно. Детей нигде не видно, как птенцов голубей. Везде есть масса подростков, и ни одного ребенка. Какие выводы можно сделать? Иван не знал, что и думать.
— Почему эти площадки называются детскими? — спрашивает он Дашу, когда они проходят мимо песочниц и металлических конструкций, сваренных из железных труб и покрашенных масляной краской, конструкций, по которым по замыслу их создателей должны были карабкаться дети.
— Здесь играют дети, — отвечает Даша рассеяно. — Не задавай глупых вопросов.
— Ты когда-нибудь видела детей?
— Конечно, — не задумываясь отвечает она.
— Когда и где в последний раз?
— Это не имеет значения.
— Все в мире имеет значение.
Даша смотрит на него и ничего не отвечает. Она заглядывает в экран своего сете-бука и говорит:
— Налево.
Они поворачивают налево и оказываются на улочке, где стоит много двухэтажных автобусов.
— Ты мне не хочешь ничего объяснить? — спрашивает ее Иван.
— Не сейчас. Нам нужно уехать отсюда.
— Хорошо, — соглашается он. — Давай уедем отсюда.
Накрапывает мелкий дождик. Редкие прохожие торопливо шагают с видом людей, которых никто нигде не ждет.
— Ищи автобус с цифрами 379, — говорит Даша.
Они проходят мимо всей шеренги, выстроившейся вдоль тротуара, но ни один номер не подходит. Иван смотрит на Дашу, та в явном замешательстве.
— А давай просто спросим кого-нибудь, — предлагает он.
— Нет. Ищи 379.
Они обходят автобусы еще раз. Ошибки быть не может, ни номера автобусов, ни номера рейсов не соответствуют. Наконец, Даша останавливается и растеряно говорит:
— Они никогда не ошибались.
— Кто это «они»?
— Я не знаю. Но они никогда не ошибались.
Иван посмотрел на нее, и ему внезапно стало ее жалко — она всего лишь маленькая перепуганная девочка, стоящая под дождем с жалким неудачником и не знающая, что ей надо делать. А потом он говорит:
— 379? Да вот же эти цифры!
— Где?
— Вот. На рекламе стирального порошка.
А почему бы и нет? Шизофрения, конечно, не заразна, но заразительна. На одном из автобусов действительно есть число 379, это число из номера телефона, по которому надо звонить, чтобы купить стиральный порошок со скидкой.
— Садимся, — ни секунды не раздумывая говорит Даша. — Быстрее!
Они покупают билеты у водителя и садятся в автобус. Дождик внезапно перерастает в настоящий ливень, грохочет гром, молния озаряет фото-вспышкой город за стеклом, но они, рухнув в кресла, чувствуют себя, как у Христа за пазухой. Даша бросается на шею к Ивану и целует его в губы.
— Прости меня, любимый, — потом говорит она. — Я сама не знаю, что со мной происходит.
4
Трррррр… Трр… Трррррррррррр…
…просчитайте распределение вероятности, кто-нибудь, я зашиваюсь… …дайте инструкции, что значит любовь… …как страшно знать, когда от знания нет счастья нам, дайте инструкции… …любовь слово не имеющее значения… …дайте инструкции, любовь не имеет значения… …мотивация любви не просчитана, обдумать… …я мыслю, я знаю, следовательно, дайте инструкции… …исходный код «вкусно», папка fghdrty, первое приближение: вкусно значит люблю, далее распределение вероятности, просчитайте…
Тррррррррррр… Трррррррррррррррр…………
5
ФИДЕЛЬ:
Ноги будто сами вынесли меня на позицию. Гасты были повсюду. Один из них, увидев меня, бросается с каким-то мачете, но получив ровно одну пулю в голову, замирает — хедшот. Патроны надо экономить.
Где все? Утенка с Бредом еще нет. Как гасты прошли через периметр? Я слышу один максим справа, но слева тишина. Меня обдает жаром — это Ведьмочка сожгла парочку гастов справа. Умничка. Надо прорываться на правый фланг. Я вижу, как на меня надвигаются толстые и высокие гасты и прицельно кладу передних с колена, держа глок двумя руками.
— Прикрой меня! — ору я любимой девочке, твердо зная, что она и так не бросит своего престарелого любовничка. Хотя бы потому, что ей хочется жить.
Тринадцать. Пуля отбрасывает одного гаста назад, попав строго в грудину. Хорошие пули, я сам отбирал каждую. Двенадцать. Этому в живот, а потом прямой удар ногой. Блок руки и выстрел в висок. Одиннадцать. Маятник, влево-вправо, удар рукояткой прямо, в нос. Этому пока хватит. Одиннадцать. Падаю вниз. Надо мной грохочет молния — молодец, любимая. Проход на фланг свободен. Что там с игроманами? Куда они подевались? Десять, девять, восемь. Стоп. Даю знак: «Жги их всех!» Две-три вспышки, можно идти дальше. Один оказался хитрым и успел спрятаться за углом — получи пулю дум-дум, отбирал сам. Млядь, сколько же их! Как они прошли через периметр? Почему не сработала сигнализация, как они прошли через минные поля?
— Фидель, лови! — умная девочка бросает мне огнемет объемного действия.
Я ловлю инструмент, но не уверен, что не отработаю по своим. Там должны быть парнишки из игрового клана, но я никого, кроме гастов, не вижу.
Вой ракеты, вспышка, взрыв где-то перед позицией. Что это вообще за хрень? Кто нас обстреливает? Я вижу впереди гастов, марширующих чуть ли не колонной, поднимаю огнемет и нажимаю на курок. Воздух будто плавится впереди, меня обдает жаром и накрывает взрывной волной.
Где наши мальчики из виртуальных игр? Почему они оставили фланг?
Серия молний — это Ведьмочка жжет напалмом врагов Родины, да, она любит и умеет это делать.
Семь, шесть, пять. Три гаста вне игры. Один хрипит передо мною, и я милосердно ломаю берцем ему горло — сынок, это не я пришел к тебе, в твой родной дом, а ты приперся ко мне, ты понял?
Я вижу его, главу игрового клана, вернее, то, что от него осталось. Вокруг его останков беснуются гасты. «Алаакпа!» — орут они, отплясывая на его теле танец во имя сатаны.
Время будто останавливается для меня, я бреду назад, Ведьмочка прикрывает мое шествие своими молниями. Когда я прохожу мимо нее, она с удивлением на меня смотрит, а я только пожимаю плечами: «Хули тут поделаешь?»
Я открываю один из ящиков, подогнанных нам управлением Э, и достаю пулемет, еще в заводской смазке, снаряжаю его лентой в коробке и неторопливо иду на правый фланг. Спешить уже некуда, там все мертвы.
6
Автобус тронулся и покатил по омытым дождем улицам. Ивана беспокоило, как они преодолеют полицейско-таможенный пикет на Бульварном кольце.
— Как мы проедем Бульварное кольцо? — спросил он Дашу. — Там же документы проверяют. Мы сразу спалимся.
— Я не знаю, — ответила Даша, и он сразу успокоился. Достаточно уже того, что они вместе в чреве этого урчащего утробным звуком дизеля автобусе, в уютном полумраке они скользят над городом, недоступные злу, а будущее пусть остается покрытым мраком, пока он со своей девушкой, зло представляется ему маленьким и слабым слизняком, с которым он расправится, когда придет время, брезгливым движением ноги, растирая его по мокрому асфальту городских тротуаров.
— Иван, — серьезным голосом начала Даша. — Я не знаю, что тебе сказать, но… Прости меня, я сама не знаю, что на меня нашло. Это было так странно — я не узнала тебя.
— Ничего, милая. Ничего страшного, — Иван попытался придать голосу беспечность.
— Нет, это страшно. Ты просыпаешься, а все вокруг изменилось, и ты никого не узнаешь. Это страшно. И… И я боюсь.
Он взял нежно ее за подбородок, который вдруг поник, что так не похоже на нее — обычно уверенную в себе и со стороны всегда выглядящую гордячкой и едва ли не хладнокровной стервой — и повернул к себе. Ладонью он почувствовал ее слезы, текшие по щеке.