Экспериментальная установка была готова к работе, и Офелия заняла свое место за пультом. Производственный процесс никто не отменял, и поэтому вместе с Петр Ильичом должны были заодно облучаться виноградные улитки, по спецзаказу, которые должны были стать процессорами супер-компьютера, как поговаривали, конструируемого одним безумным профессором для непонятных целей, но, как известно, клиент всегда прав, не так ли. Петр Ильич слегка опоздал, что было характерно для него, зато он явился в белоснежном накрахмаленном халате и с тщательно уложенными волосами. Он всегда придавал большое значение внешнему виду и парфюму, тем более, что ход эксперимента должен был фиксироваться на видео.
Помахав рукой и белоснежно улыбаясь в лучших традициях Голливуда, Петр Ильич вошел в экспериментальную камеру и закрыл за собой массивную металлическую дверь с окном из бронированного стекла. Офелия запустила программу и посмотрела на электронное табло часов. Эксперимент начался.
7
Иван припарковался перед зданием штаба отрядов гражданской самообороны. Проще говоря, он затормозил посреди проезжей части на Садовом кольце, для очистки совести приняв немного вправо, чтобы не так сильно мешать уличному движению. Турбина посвистела еще, а потом, воя все более низким тоном, остановилась.
— Десантируемся, боец? — спросил Иван Дашу.
— Да, мой полковник. Вот только…
— Что — только?
— Неважно. Только и только. Так говорят: вот только, — она облизала губки и стала перед ним на колени. А потом расстегнула молнию его камуфляжных штанов. — Вы же не против, полковник? Кто знает, когда нам доведется остаться наедине.
— Меньше слов, боец.
— Есть!
Она вытащила его член и немного потеребила своими длинными пальчиками. Иван ответил ей отличной для такой необычной обстановки эрекцией.
— О, какой он у нас большой, — сказала она и поласкала головку языком. А потом принялась за дело и скоро выпила его до дна.
— На этот раз обойдемся без полиции, полковник? — Даша облизала губки и посмотрела ему в глаза с затаенной усмешкой. Иван только хмыкнул. — Вид оружия так возбуждает.
Сзади, сквозь броню, слышались гудки недовольных водителей, вынужденных с огромным трудом в пробке объезжать боевую машину, но кого это, собственно, волновало?
8
Тимофей Иванович, майор госбезопасности и приятель по воскресным шахматишкам Георгия Степанцева, вышел на след начальника совершенно случайно, в очередной раз просматривая хронику происшествий, он наткнулся на фото с места вчерашней автокатастрофы и узнал в искореженной груде металла машину своего шефа. Как и Степанцев, его шеф, он не афишировал свою принадлежность к органам, в худшем случае пользуясь прикрытием полицейского из управления «Э», когда требовалось показать корочки. Ему нравилась такая система, тайное могущество всегда казалось ему предпочтительнее дешевых понтов.
Он запросил информацию по дорожному инциденту и убедился, что номер машины числился за Жорой, как за глаза все звали Степанцева, то ли за молодость, то ли потому, что его карьера держалась на волосатой лапе его старшего брата, а он, соответственно, воспринимался младшеньким в тени близкородственного сановника. Однако ничего обидного никто в такую фамильярность не вкладывал, потому что Жора был нормальным пацаном и пальцев не гнул. Он был редким исключением, и народ это ценил.
А теперь Жора попал в беду, лежит в реанимации, но Тимофей Иванович покажет всем, что органы своих не бросают, но, напротив, держатся одной бандой, одной командой и одной семьей. Но сначала надо было проконтролировать ход дела по расследованию аварии, чтобы прийти к Жоре с результатом, а не с пустыми разглагольствованиями за жизнь и пакетом синтетических апельсинов. Майор сел в машину и поехал в то отделение, которое занималось этой аварией. Он прекрасно знал, что без соответствующих пинков, или пряников, никто особо копать в органах не будет.
Дело вел молодой лейтенантик, по всему видно, только что получивший погоны. Это уже было хорошо. По своему опыту Тимофей знал, что с годами на оперативной и следовательской работе приобретаешь не столько опыт, сколько лень и цинизм. Хотя и опыт, конечно, куда же без него, хочешь не хочешь, а опыт, как надоедливая супруга, даст о себе знать по-любому.
— Тебя как зовут, лейтенант? — спросил Тимофей, просматривая дело на казенном компьютере.
— Федор, товарищ…
— Майор.
— Товарищ майор.
— Так вот, Федя, что-то у меня картинка не складывается. Джип трогается на перекрестке на зеленый, и грузовик хреначит на зеленый. Парадокс, — он внимательно посмотрел на полицейского, надеясь, что долгий взгляд сойдет за пристальный.
На самом деле ему вовсе не хотелось наезжать на этого пацана, более того, он испытывал к нему определенную симпатию, поскольку, не имея детей, в свои за сорок мог представить его своим сыном. Два неудачных брака и тайный, как он думал, алкоголизм делали надежды на крепкую семью в будущем слишком призрачными, чтобы он сам мог бы в них поверить. Но вот если бы его жизнь сложилась бы более удачно, он хотел бы, чтобы его дети были примерно такими — целеустремленными, немного неуверенными в себе, когда разговаривают с родным отцом, но четкими в своих действиях с посторонними.
— Я послал запрос в центр управления дорожным движением, — почти отрапортовал Федор. И замолчал.
— И? — прервал подзатянувшуюся паузу майор. — Они сказали, что был компьютерный сбой, да?
— Нет.
— То есть? Не понял.
— Они официально ответили, что никакого сбоя не было.
Тимофей Иванович еще раз просмотрел видео с камер наружного наблюдения:
— А это вот что, интересно? Тут — зеленый, и тут — зеленый.
Лейтенант нахмурился:
— Они сказали, что это не сбой, а диверсия. Кто-то помешал переключить сигнал светофора, хотя команда была отдана вовремя.
— Интересно девки пляшут…
Тимофей Иванович прокрутил в голове информацию: да тут заговор с целью покушения на генерала госбезопасности! В его руки плыло дело государственной важности, и только от него одного зависело, чтобы оно стало его личной ступенькой к карьерному прорыву:
— Вот что, лейтенант… Федор, — сказал он внушительно и достал свои основные корочки майора госбезопасности. — Это дело я изымаю у вас и засекречиваю по высшему уровню.
Лейтенант посмотрел на его ксиву и просто кивнул головой. Да, жаль, что у него нет такого сына, подумал майор, и ему стало немного тоскливо.
9
ФИДЕЛЬ:
— Вы говорили, что цель эксперимента была сделать из вашего начальника сверхчеловека, не правда ли? — спросил я Офелию.
— Ну, да, — она задумалась.
— Получилось?
— Я не знаю. Эксперимент провалился.
Конечно, не мое это дело — проводить расследование деятельности безумных ученых, но, с другой стороны, на кон поставлены жизни моих людей, моей девочки, я теперь знаю, что ее зовут Ксения, и мне дико нравится это имя, и мне надо добиться хоть какой-то ясности во всем происходящем.
Я смотрю на ребят: Утенок внимательно слушает, одновременно сёрфя интернет, Ведьмочка задремала прямо на ковре, подложив подушку под голову и свернувшись калачиком, да, пусть отдохнет, пока есть такая возможность, нам понадобятся все наши силы, чтобы остаться в живых. Я достаю фляжку и разливаю по рюмкам, конечно, это не тот божественный нектар, который мы пили, но, может быть, дело вовсе не в напитке, а в той, кто им нас угостил?
— Что же там случилось? — задаю я вопрос. Я стараюсь быть мягким, но вряд ли мне это удается.
— С самого начала все пошло не так. Уровень излучения был нестабилен, и я приняла решение прекратить эксперимент.
— Но?
— Но установка не отключалась. И тогда я запаниковала.
Хрупкая девушка нажимает кнопки трясущимися руками, включается сирена тревоги, мигают красные лампы аварийного предупреждения, спасательная команда в защитных скафандрах серебристого цвета пытается открыть дверь экспериментальной камеры, но дверь заклинило, а за толстым бронестеклом глупо улыбается импозантный карьерист от науки, все еще надеющийся на удачные кадры в телевизионных новостях; что-то пошло не так, и замки не желают отпираться, и подопытный кролик с хорошо уложенными волосами и профессиональной улыбкой администратора становится полупрозрачным, а потом начинает светиться мягким неоновым светом; мониторы показывают выход на экспоненту, но это невозможно! откуда берется энергия? спасатели уже практически вскрыли камеру, когда внутри нее возникает огненный смерч, и раздался голос из тернового куста: Моисей! Моисей! вот я; новый мессия покупает фисташковое мороженое смазливым лаборанткам, кто сейчас думает о каких-то виноградных улитках? торнадо в микромасштабе холодильной камеры подхватывает куриные окорочка и заставляет их исполнять канкан; придите, поклонимся; свет вырывается наружу и вверх, что напишете вы в своих научных журналах?
Офелия пришла в сознание в реанимации и узнала, что из всех, находившихся возле установки спаслась только она одна, если не считать еще виноградных улиток; биореактор остановлен, потому что активный элемент исчез, а сама она получила неизвестную дозу облучения. У нее дико болела голова, но в остальном она почти не пострадала — от взрывной волны и элементов конструкции ее спас лабораторный стол с металлической столешницей, он сыграл роль защитного экрана.
Через неделю, примерно, ее выписали из больницы, но уже там она стала замечать, что людей становится все меньше. В принципе, это было понятно, поскольку производство остановили, но все происходило как-то слишком быстро, глухо и странно.
Люди исчезали, а на их месте стали появляться гасты, и во все больших количествах. То есть, ходишь в магазин, привыкаешь к продавщицам, а потом уже смотришь, а там все альтеры-гасты. Они практически ничем не отличаются от людей, Офелия сама участвовала в их проектировании, но они все-таки не люди, чтобы сделать из них людей, надо еще работать и работать. Может быть, не одно поколение. А люди, напротив, куда-то девались, точно они растворялись среди толп псевдоморфов и гастов.
Офелия вышла на работу, но все, чем ей приходилось заниматься, было составлять отчеты по проделанной работе и приводить в порядок документацию. Научная работа в лаборатории прекратилась, персонал ждал назначения нового начальника, и однажды начальник появился. И он был альтером. И очень плохо говорил по-русски.
10
Тимофей Иванович отпустил лацканы халата хирурга и даже поправил их, как смог:
— Так-то лучше, доктор, майору госбезопасности при исполнении вы отвечать обязаны. В буквальном смысле, — зачем-то добавил он. — И где сейчас тот пациент?
Хирург хмыкнул и не удержался, чтобы не подколоть Тимофея:
— Это сложный философский вопрос!
— Не пизди мне, — по-доброму посоветовал майор. — Знаешь, сколько шутников, как ты у нас, чалятся по зонам?
Доктор взял со стола папку из картона — судя по всему историю болезни — и протянул Тимофею Ивановичу:
— Вот разрешение на операцию от Высшего Совета. Там рекомендации на операцию и пересадку.
Тимофей Иванович углубился в чтение документов. Для этого ему пришлось надеть очки с линзами без оправы — старомодные, как и он сам, среднего роста, с проплешинами в полголовы и заметным животом, в свои года всего лишь майор, хоть и госбезопасности.
— Тут написано, что Иван Ивановичу рекомендуется пересадка органов от Петра Петровича… — майор наморщил лоб, глядя на доктора. — Кто эти люди?
— «Иван Ивановичем» в документах называют пациента, а «Петр Петровичем» — донора органов. Реальные данные кодируются через базы данных компьютером.
Тимофей Иванович снова принялся за чтение истории болезни. Иногда он хмурился, барабанил пальцами по столу, наконец, отложил папку.
— А вы знаете, как зовут вашего «Петра Петровича»? — спросил он задумчиво.
— Нет. И знать не хочу.
— Он генерал госбезопасности.
— Мне все равно. Достаточно того, что я знаю, кто такой «Иван Иванович».
— И кто же он? Не зашифрован разве?
Хирург отпер ящик стола и протянул майору фотографию. Тот взглянул на нее, снял очки и уложил их в очечник. Он был твердо намерен узнать, кто именно отдал приказ на пересадку органов. Во всем этом деле было что-то неправильное. Если не сказать больше.
11
Новый начальник Офелии оказался из экспериментальной партии продвинутых гастов, им даже вживляли ложные воспоминания о трудном детстве в одной из южных республик и нелегких годах учебы в чужом северном городе. Едва зайдя в свой новый кабинет, он тут же вызвал Офелию. Первые несколько минут она вообще не могла разобрать ни одного звука и начала уже подозревать, что ребята из лингвистического отдела накосячили с речевым блоком, но потом постепенно отдельные звуки стали складываться в некое подобие русской речи.
— Керим-джя-салла… Пустить-ай-реактор! Оканбай-джамматах… Пачиму? Керриа-ваххалла!
Офелия догадалась, что он спрашивает, почему не работает биореактор.
— Он сломался, — ответила она. Она прекрасно знала, что словарный запас даже этой модели очень ограничен, и поэтому не стоит пускаться в подробные объяснения.
— Пачинить! — заявил ей гаст. — Надо.
— Надо, вот и чините, — твердо сказала она, осознавая абсурдность ситуации — она спорит с своим собственным изделием. — Вызовите ремонтную бригаду, пусть чинят.
К несчастью, ремонтники оказались такими же гастами, как и ее начальник. Что они там делали с оборудованием, осталось неизвестным. Реактор не запускался, что было естественным при таком «ремонте». Правда, ровно до тех пор, пока у Офелии не разболелась голова — последствия аварии давали о себе знать, и она не выпила таблетку аспирина.
В тот же самый момент биореактор заработал, и началась неконтролируемая реакция, а испорченная в процессе ковыряния в ней бригады гастов система управления пошла вразнос и стала печатать гастов с энтузиазмом взбесившегося принтера.
Так началась гаст-революция в Печатниках, откуда хлынули толпы, стаи и косяки экспериментальных моделей, по воле случая запущенных в массовое производство.
Глава двенадцатая
1
Их встретил в вестибюле мужчина в толстовке и джинсах, назвавший себя Тек-Маком. Потом они шли по коридорам, где было полно молодых ребят, сновавших из кабинета в кабинет с деловым видом, пока не пришли в один из кабинетов. Тек-Мак указал Ивану и Даше на стулья, а сам сел за стол.
— Итак, — начал он. — Вы хотите записаться в отряды гражданской самообороны…
— Не в отряды, а в отряд, — перебил его Иван. — В отряд Фиделя.
Тек-Мак кивнул и посмотрел на них внимательнее. Взгляд его стал настороженным и колючим:
— Могу я спросить, почему выбрали именно это подразделение?
— Фидель мой отец, — просто и буднично сказала Даша.
— Понятно. Ладно, с этим мы разобрались. Я вижу, униформа у вас есть, а как с оружием?
Иван посмотрел на экран телефона:
— Боюсь, с оружием будет проблема. Минут через двадцать сюда подойдут две фуры с оружием, и их надо будет разгрузить.
Тек-Мак удивленно вскинул брови:
— Фуры? Какие фуры?
— Две фуры с оружием, которое я купил на свои деньги. Это мой… Наш взнос в общее дело. А лично мы вооружены, и неплохо. Так что, мы хотели бы поскорее покончить с формальностями и получить официальный статус. И найдите людей, чтобы разгрузить машины.
Тек-Мак выглядел так, будто к нему на холостяцкую вечеринку заявился Билл Гейтс. Наконец, он оправился от шока, во всяком случае от острой его формы:
— Надо будет написать заявления, заполнить анкеты, потом оформить все документы. Обычно это занимает неделю, чтобы согласовать все с федералами… Как вас зовут?
Он вбил в компьютер их имена и снова замер в удивлении:
— Но вы уже есть в базе данных!
Почему-то эта информация не удивила ни Ивана, ни Дашу. Улитки шли на пару шагов впереди, расчищая им дорогу.
— Вот и отлично, — сказал Иван. — Значит, вы можете выдать нам документы прямо сейчас?
— Да без проблем, — подтвердил Тек-Мак. — Сейчас изготовим. Пожалуйста, посмотрите по очереди в камеру. Так, спасибо. Распечатаем и заламинируем. Вот так.
Он вытащил из принтера два удостоверения бойцов гражданской самообороны и вручил их Ивану и Даше.
— Как там дела у Фиделя? — его голос изменился, в нем появились новые нотки. Что-то похожее на страх и надежду.
— Именно это мы и сами хотим узнать, — ответил Иван. — По последним сведениям он вышел на Офелию.
— Я знал, что у него все получится, — облегченно выдохнул Тек-Мак.
— У нас у всех все должно получиться, — согласился Иван. — Просто другого выхода у нас нет.
На его телефон пришло сообщение, что грузовики с оружием будут на месте через пять минут. Время маленькой личной победоносной войны наступило.
2
ФИДЕЛЬ:
Я говорю Офелии:
— У нас мало времени.
Я говорю ей, что нам надо выбираться отсюда, но лично мне хотелось бы разнести этот реактор и вообще все вокруг вдребезги, потому что отсюда пошла вся та хрень, что портит нам жизнь. Во всяком случае, мне так это сейчас представляется.
Офелия не соглашается со мной:
— Нет, Фидель, вы не правы. Дело не в технологии. Дело в том, для чего ее применяют.
— Я знаком с этой точкой зрения, — говорю я. — Но категорически с ней не согласен. Наверно, просто потому, что я не достаточно искренне верю в бога. Либо есть еще какие-то причины, например, мне бы не понравилось, если бы я изобрел существо, а потом узнал бы, что оно — мой новый начальник. Но и тут мы приходим к идее иерархии, то есть, к тому же богу.