– Круто, – только и смогла вымолвить я.
Думаю, что ни один драматург, будь он хоть сам Шекспир, не придумал бы для меня более емкую реплику.
Ипполит Сергеевич еле заметно поморщился. Даже в этом джинсовом костюме он по-прежнему казался пиратом.
– Наверное, после ваших слов я должна залиться слезами, упасть на колени и покаяться во всех грехах, – сказала я, глядя прямо в лицо Калиновскому. – Вздор все это. Если вам нужны деньги, забирайте, обойдусь без них, только не надо приплетать к этому сказки об ангелах с крыльями. Кстати, если бы вы удосужились навести справки в моем родном городе, то без труда убедились бы, что я та, за кого себя выдаю.
Капитан только плечами пожал.
– Думаю, настоящая Татьяна Стрелицкая давно умерла или уехала за границу, а ты просто воспользовалась ее документами. Брось, Танюша. Ты, конечно, профессионалка, но тебе не следовало связываться со мной. Я проанализировал обстоятельства и установил, что все нити ведут к тебе. Нет никаких сомнений: Ангел Смерти – это ты.
У меня озябли руки, и машинально я попыталась засунуть их в карманы. У меня даже в мыслях не было, что этот жест будет истолкован каким-то угрожающим образом.
– Осторожно! – крикнул Шарлахов.
И тут Охотник, которого я прежде считала своим другом, выхватил у стоящего рядом бандита оружие и выстрелил в меня.
Причем не один раз, а три. Должно быть, для верности.
Глава 37 Охотник
– Черт побери, ты ее убил! – выкрикнул Калиновский вне себя.
Татьяна Стрелицкая – если таким было ее настоящее имя – скорчилась на дне ямы, которую вырыл Охотник незадолго до этого. Стрелявший подошел, посмотрел, пожал плечами.
– Я отрабатывал свои деньги, – уронил он равнодушно. – Ипполит Сергеевич обещал заплатить мне за то, что я убью Ангела Смерти. Ну, я ее и убил.
– Ты даже не подозревал, что это она! – горячился Калиновский. Судя по всему, он искренне переживал, что ему уже не удастся притянуть неуловимого убийцу к ответу. – Ты все время находился с ней рядом и даже не понял, кто это!
– Да ладно тебе, – пожал плечами Охотник. – Кому в голову придет…
И тут тишину как ножом прорезал негромкий смех. Все невольно обернулись и увидели Владислава Шарлахова, о котором, по правде говоря, уже успели позабыть. Позади Владислава виднелись хмурые физиономии его охранников. Ипполит Сергеевич насупился.
– Ай да Татьяна, ай да свидетельница, – сквозь смех проговорил Владислав. – Браво, капитан Калиновский! Никак не ожидал от вас такой прыти. Какое разоблачение! И бомбу смастерила, и Лосева убила, и Серегу… Ни одного доказательства, ни одного! И все вам поверили! Это талант, да?
– Что значит – ни одного доказательства? – сухо спросил Калиновский. – Доказательств как раз более чем достаточно, и они просто бросаются в глаза.
– Капитан, капитан, – покачал головой Владислав. – По-моему, вы пытаетесь меня провести. Конечно, меня раздражала эта девушка, которая оказалась не там, где надо, но не стоит меня убеждать, что Ангел Смерти – это она. Потому что я в жизни этому не поверю.
– Ты это о чем? – встревожился Ипполит.
– О том, папа, что нам вешают лапшу на уши, – отозвался его сын. – И мне интересно, какую цель преследуют эти заявления. Когда я врал, что Татьяна – сообщница Ангела, я пытался обезопасить себя… по уже известной вам причине. Интересно, зачем врет капитан?
– Я не вру, – раздраженно сказал Калиновский. – Эта девушка…
– Эта девушка – лишь пешка в вашей игре, – отмахнулся Владислав. – Подходящая такая пешка, на которую выгодно свалить кучу диких преступлений. И которой, замечу в скобках, даже не дали открыть рта, чтобы оправдаться.
– Слава, – начал Ипполит Сергеевич, – ты…
– Да, да, я знаю, – отозвался Владислав с болезненной гримасой. – Я Каин, я плохой, но я все равно твой сын. И я помню, что в списке Белозерова ты стоишь седьмым. После Гнедича, после Лосева, после Никиты Боголюбова. Разве ты не понимаешь, что происходит? Нас разыгрывают, с нами фокусничают, нам показывают постороннее лицо и говорят: это убийца, который пришел за вами. А потом, стоит этому убийце дернуться, его сразу же убирают. Что, скажешь, это случайность?
– По-вашему, я все это придумал? – спросил Калиновский, холодно прищурившись.
– Конечно, – ответил Владислав, улыбаясь какой-то прыгающей, болезненной улыбкой. – Потому что вы уверены, что можете дергать нас за ниточки. Вы манипулируете нами, предлагая гипотезы, которые не выдерживают никакой критики. Что вы мне тут рассказываете о кукольнице, которая делает бомбы и стреляет, как снайпер? Что или кого вы пытаетесь прикрыть этой небылицей? Свою никчемность как сыщика? Или истинного Ангела Смерти? Он работает в вашем ведомстве? Действует с одобрения государства? А может быть, это вы сами?
– Вы спятили! – вспылил Калиновский.
– Папа, ему нельзя доверять, – медленно проговорил Владислав, качая головой. – Он делал работу для Белозерова, он продажен, он мерзавец, если называть вещи своими именами. Как он ловко подвел под монастырь эту дурочку – и Лосева она убила, и зажигалка с бомбой у нее была в горшке, и все голословно, на том только основании, что она находилась рядом. А мне интересно: где был во время этих убийств капитан Калиновский? И еще интересно: где был Охотник в ночь, когда убивали Лосева? У него ведь тоже нет алиби на этот момент. Что, если он подождал, пока дурочка уйдет, и отправился убивать Лосева? То, что она оставила Охотника в квартире и потом нашла на прежнем месте, за алиби не считается.
– Хочешь сказать, Ангел Смерти – один из них? – пробормотал Ипполит Сергеевич. – Но ведь капитан… он же спас мне жизнь, когда предложил притвориться мертвым!
– Кто знает, в какую игру он играет, – шепнул Владислав. – Или они? Что мешает им действовать сообща? Только что перед нами они как по нотам разыграли представление – один обличал свидетеля, другой заставил этого же свидетеля замолчать навсегда. Для людей, которые терпеть не могут друг друга, они выступают что-то слишком слаженно. Для кого, интересно, этот спектакль?
– Для кого надо, – произнес грубый хрипловатый голос. И вслед за этим на поляне показалось новое лицо.
Человеку было от силы лет пятьдесят пять. Высокий, широколицый, широкоплечий мужчина в сером плаще словно возник из ниоткуда, но его появление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Даже Ипполит Шарлахов, несмотря на все свое самообладание, переменился в лице. Его люди ошеломленно переглядывались, но в следующее мгновение они заметили, что непрошеный гость явился сюда не один. За спиной широкоплечего виднелись с десяток физиономий, которые иначе как угрюмыми назвать было нельзя. Кроме того, все эти люди были основательно вооружены, за исключением незнакомца в плаще, который просто стоял, держа руки за спиной.
Капитан Калиновский нахмурился. Ситуация все больше ускользала из-под его контроля.
– Белозеров, – мрачно проговорил Ипполит Шарлахов.
– Ипполитушка, – в тон ему ответил широкоплечий, ощерив крупные желтоватые зубы. – Сколько лет, сколько зим, а? Когда-то вместе такие дела проворачивали…
– А потом ты пошел против меня. – Судя по тону, Ипполит Сергеевич вовсе не собирался предаваться ностальгии.
– Извини, я тебе не клялся у алтаря в вечной преданности. – Белозеров явно не принадлежал к людям, которые лезут за словом в карман. – Наши дороги разошлись, что поделаешь? Такова селявуха, как говорится.
– Ты вредил мне везде, где только мог, – бросил Ипполит Сергеевич, вздернув подбородок. – Из-за тебя я потерял уйму денег!
– Это не повод убивать мою дочь, – прошипел Белозеров, и его глаза сверкнули.
– Это вышло случайно! Никто не виноват, что она села не в ту машину!
– Ты еще скажи, что такая ей выпала судьба. – Белозеров с вызовом сощурился, его губы растянулись в тонкую, злую линию.
– И скажу. Потому что от судьбы не уйти. Зачем ты сюда явился?
– Да так, – хмыкнул Белозеров. – Пожалуй, я был не прав, что заказал тебя Ангелу.
– Да? – с сомнением протянул Ипполит Сергеевич.
– Да. Потому что такие дела надо делать самому.
И с этими словами Белозеров достал из-за спины короткоствольный автомат.
– Берегись!
– Папа!
– Мочи его!
– Бах! Бах! Бах! Тра-та-та!
Крики, мат, стрельба, вопит кто-то раненый, стонет другой, раненный смертельно.
– Стреляй! Стреляй! А-а!
– Прикрой меня!
– Ложись!
…Быстрее всех сориентировался капитан Калиновский. Пока люди Шарлаховых и люди Белозерова с упоением истребляли друг друга – то и дело по ошибке попадая в своих же, – капитан бросился на сухие листья, уполз за какое-то поваленное дерево, отдышался, огляделся и, улучив момент, удрал, петляя среди сосен.
– Калиновский уходит! Мочи гада!
– Мочи мента!
Поляна наполнилась грохотом и треском автоматных очередей. Но удачлив, баснословно удачлив был капитан Калиновский, всем служивший за деньги и со всех сливок снимавший пенки. Одна из пуль только чиркнула его по щеке, все остальные прошли мимо. Согнувшись в три погибели, он бежал, не разбирая дороги, как можно дальше от места, где творилась кровавая разборка. Остановился он только тогда, когда перед глазами уже замельтешили огненные колесницы, и в боку стало колоть просто невыносимо. Позади еще стреляли, и кто-то кричал, кто-то матерился, но Калиновскому не было до этого никакого дела.
– Калиновский уходит! Мочи гада!
– Мочи мента!
Поляна наполнилась грохотом и треском автоматных очередей. Но удачлив, баснословно удачлив был капитан Калиновский, всем служивший за деньги и со всех сливок снимавший пенки. Одна из пуль только чиркнула его по щеке, все остальные прошли мимо. Согнувшись в три погибели, он бежал, не разбирая дороги, как можно дальше от места, где творилась кровавая разборка. Остановился он только тогда, когда перед глазами уже замельтешили огненные колесницы, и в боку стало колоть просто невыносимо. Позади еще стреляли, и кто-то кричал, кто-то матерился, но Калиновскому не было до этого никакого дела.
– А пошли вы все, – почти беззлобно бросил он и, отдышавшись, вытер со щеки кровь и неспешно зашагал по направлению к шоссе.
…Ты стреляешь, стреляешь, кладешь пулями все, что движется, а потом раз – автомат заклинило, и ты беззащитен, как младенец. И какой-то сопляк, у которого даже молоко на губах не обсохло, убивает тебя, матерого волчищу, закоснелого киллерюгу, выстрелом в упор.
А его кладет Ипполит Шарлахов, а Шарлахова ранит Белозеров, но его в свой черед подстреливает Владислав. Крутится, вертится кровавая карусель.
– Сдохни! Сдохни!
Бах! Бах! Тра-та-та!
И кто-то, уже напрочь выпавший из угара боя, стонет: «Мама! Помогите!» – но помогать никто, само собой, не собирается. Может, даже еще добьют, чтобы ты их не доставал своим нытьем.
Стрельба все реже, реже и реже. Поляна усеяна телами раненых и убитых. Немногие, оставшиеся в живых, засев за деревьями, поспешно перезаряжаются. Горе тому, у кого кончились патроны. На войне как на войне: нет оружия – равняется смерть.
– Шарлахов! – кричит несгибаемый Белозеров. – Я тебя убью!
– Я сам тебя убью, – вполголоса отвечает флибустьер.
У него нет запасной обоймы, он дергает щекой, в его глазах горит мрачный огонь – словно зарево всех сожженных пиратами кораблей. Владислав, сидящий возле него – младший Шарлахов ранен в ногу, – трогает его за рукав и протягивает ему свою обойму. Отец молча благодарит его взглядом. Это не прощение, до прощения еще очень далеко, но это хотя бы что-то.
– Ипполит, – продолжает куражиться Белозеров, – ты еще не сдох?
– Нет! – кричит пират.
– Ну и хорошо! Сейчас я тебя прикончу!
Но добраться до Шарлаховых нелегко, потому что приходится отвлекаться на Охотника, который стреляет без промаха и кладет подряд всех врагов. Волей-неволей ему приходится сражаться на стороне Ипполита и его сына, потому что люди Белозерова ведут по нему огонь, а отступать некуда. Спереди кусты, слева трухлявая береза, а позади – яма, которую недавно вырыл он сам.
Бах! Бах! Бах!
С Белозеровым остались двое человек, все остальные либо ранены, либо убиты. Сумасшедший азарт вдохновения горит в его глазах.
– Отвлеките его, – шепчет он своим людям, указывая на Охотника, засевшего за деревом.
– А вы, босс?
– Шарлаховы мои, ясно? Я их никому не отдам!
И по его лицу ясно, что возражать бесполезно.
Тра-та-та-та-та!
Вороны мечутся над поляной, не понимая, что творится, и громкими воплями выражают свое неодобрение. Охотник чувствует жгучий удар в правое плечо и понимает: попали. Что ж, придется стрелять левой рукой, хотя она еще не совсем оправилась после ранения.
Уложим этого… И этого тоже…
Бах! Бах!
Воспользовавшись тем, что Шарлаховых больше никто не прикрывает, Белозеров сумел подобраться почти вплотную к ним и выскочил из засады. Ярость и жажда мщения гнали его.
Увидев его лицо, Ипполит Шарлахов выстрелил. Раздался сухой щелчок – патроны кончились.
– Нет! – крикнул Владислав. Но Белозеров уже всадил в своего врага всю обойму. Ипполит Шарлахов повалился и больше не двигался. Последнюю пулю Белозеров всадил в его сына – не потому, что что-то имел против него, а для ровного счета. Кровь за кровь. Ну и вообще.
…И тотчас же ярость куда-то улетучилась. Чувствуя страшную опустошенность, едва держась на ногах, он отступил и в нескольких шагах от себя заметил сидящего на земле Охотника. Правой простреленной рукой он тщетно пытался перезарядить оружие, вдоль виска у него змеилась темная кровь.
Увидев Белозерова, он отшатнулся, но тот только усмехнулся. Поздняк метаться, уже не скроешься, быть тебе там же, где и остальным. Белозеров медленно поднял оружие…
Бах.
Рука как-то отяжелела, лес опрокинулся и закружился вокруг него, а потом на него упало небо. Но оно не раздавило его – напротив, ему стало как-то невероятно, непривычно легко.
Марина, которая пряталась за деревьями, дрожа от ужаса, в конце концов переборола свой страх и, взяв пистолет одного из убитых боевиков, застрелила Белозерова. Охотник взглянул ей в лицо и увидел, как дрожат ее губы. И еще он увидел, что оружие, которое она держала обеими руками, ходит ходуном.
– Это ты… – прошептала она.
– Что, Марина? – Он сдвинул брови, не понимая.
– Владислав был прав… Когда он хотел свалить все на тебя, он даже не предполагал, что это правда… Но это правда. Ты и есть Ангел.
Он видел, что она близка к безумию и оттого спорить с ней бесполезно. Однако очень мягко он все же попытался ее вразумить:
– Марина, я не…
Она упрямо замотала головой.
– Ты пришел нас всех убить… Ты доволен, да? Теперь ты добился своего… – Она стиснула пистолет покрепче и облизнула губы. – Это ты во всем виноват. Никого больше не осталось – только мы с тобой.
Он сделал движение к своему оружию, но Марина заметила его и отрицательно покачала головой.
– Я тебя убью, – просто сказала она. – Ты больше никогда не сможешь вредить. Никому.
Значит, он никогда не достигнет рая. Фонтан… Вьюнок… Гранатовое дерево…
И он отвернулся, чтобы не видеть ее лица. Он не хотел, чтобы образ этой мелкой хищницы был последним, что он увидит на земле.
В следующее мгновение он услышал выстрел.
Глава 38 Ангел
– Еще раз выстрелишь в меня – я тебя убью, – сказала я.
Охотник повернул голову, но даже не удивился, увидев, как я вылезаю из ямы. Мгновение назад Марина рухнула на землю, взметнув несколько сухих листьев. Не стану говорить, что я предчувствовала, что мне придется ее прикончить. В нашей работе вообще никогда не знаешь, как все обернется. Взять хотя бы это дело: начиналось вполне буднично, а в результате получилось черт знает что.
– Я знал, что на тебе бронежилет, – пробормотал Охотник. – Сразу понял, когда тебя обыскивал. А Калиновский… он ведь обо всем догадался. Ну, я и решил: лучше уж я в тебя выстрелю, чем кто-то другой.
– Получается, ты тоже догадался? – рассеянно спросила я.
– Уже давно.
– Да? И чем же тебе не понравилась милая провинциалка Татьяна Стрелицкая? Или ты тоже обратил внимание на фразу соседа о том, что у моей тетки никогда не водилось цветов?
– Нет, дело вовсе не в этом.
Я пристально посмотрела на него.
– Что, я как-то выдала себя в доме, когда отстреливалась? Слишком профессионально это делала?
– И это тоже. В боевой ситуации с непривычки очень тяжело, а с оружием – тем более. Или человек забудет снять предохранитель, или не заметит, когда кончится обойма, или вообще впопыхах прострелит себе ногу. И потом, когда ты закатала той девке, которая в меня стреляла, пулю в лоб с такого расстояния… Ты пыталась меня убедить, что это случайность, но я отлично знаю, что такие случайности из области фантастики. С другой стороны…
– С другой стороны, мне ведь могло просто повезти. Так?
Охотник тяжело вздохнул.
– Я думал не об этом. Просто я помнил, что ты никак не могла убить Алексея, и это сбивало меня с толку. Потом, если бы ты была и впрямь… ну… тем, кого называют Ангелом Смерти, то ты бы наверняка разделалась со мной, когда я был ранен. Помнишь, я прострелил бензобак, машина наших преследователей горела, и ты так ловко отобрала у меня оружие… – Он умолк. – Я почти поверил, что мне конец, но ты не сделала этого. Потом возник Калиновский и сказал, что Лосев был убит как раз в тот промежуток времени, когда тебя не было возле меня. Я снова насторожился. И еще это отравление Ипполита… Я знал, что ты не могла подмешать ему яд в бутылку, потому что ни на секунду не выпускал тебя из виду. Но когда взорвали Гнедича, я почти не сомневался, что это все-таки ты. Вообще, надо сказать, меня почти сразу же насторожили некоторые моменты, мелочи…
– Да? Какие именно?
– Если честно, все началось с твоих кукол.
– Не поняла.
– Ну, когда я их увидел… Это же такая тонкая работа, такое нужно терпение… Особенно вышивка на платьях. Когда я увидел, как тщательно все вышито, у меня уже тогда мелькнула мысль, что это выдает твой характер. Упорный, внимательный к мелочам, ну и… Он как-то не вязался с тем, что я видел. Я хочу сказать, не вязался с твоим обликом.
– Сдаюсь, – вздохнула я. – И поэтому ты стал меня подозревать?
– Тогда я интуитивно почувствовал, что это странно. Потом, ты утверждала, что сделала все, чтобы никто не нашел свидетеля, то есть тебя. При этом ты продолжала всюду ходить в желтой куртке, куртке очень заметного цвета, которую легко запомнить. Если бы ты не хотела, чтобы тебя нашли, ты бы прежде всего поменяла одежду. Очень легко было до этого додуматься, если бы… если бы ты действительно являлась просто свидетелем, который не хочет, чтобы его отыскали. Но ты продолжала везде ходить в той же куртке.