— Вот ты и сам ответил, Рус. Верность, из которой следует доверие — куда прямее. Я — не сомневаюсь, но другие этруски, не ведающие о твоем характере, давно тебя не видели… а ты все время где-то рядом. Нехорошо это…
— Ты прав, Домлар, — грустно ответил пасынок Френома. — Прошу прощения у тебя… — чуть повысил голос, — не лично, а в твоем лице у всех недовольных воинов-этрусков. Передай им, пожалуйста. Ты же понимаешь, я не со зла — просто некогда.
— Я-то понимаю… — Домлар важно кивнул, принимая извинения и поклонился в пояс — как князю. Все, официальная часть на этом закончилась.
Основное ядро тысячи этрусских воинов за три года не поменялось. Люди периодически, двумя-тремя «ямами» (в зависимости от силы сопровождающего — мага-Призывающего), ходили в отпуск в родную Этрусию и почти всегда возвращались. Редкие замены вызывались в основном «личными» причинами, среди которых превалировали женитьбы с наследствами, да вызовы на бой. Удача, увы, не всегда была благосклонна к воину «южного» корпуса.
Не зря друзья спускались не по дороге. Домлар показал место, отделенное от отрытого моря одним лишь тонким маяком. Все лежало как на ладони: хищные галеры с сохраненной гребной палубой, с задранными веслами, с лопастями выкрашенными в яркий ультрамарин, под месхитинским штандартом фланировали на линии рейда туда-сюда. Красиво и смертоносно. Рус насчитал их два десятка: более, чем достаточно.
— Ни своих, ни чужих купцов не пускают, — пояснил основательный Домлар. Вообще-то это было и так ясно…
— То есть месхитинские купцы все же идут? — уточнил Рус.
— Нет. Да, князь, ты прав — не пускают чужих. Не грабят, а разворачивают в другие порты; в любые, кроме Тирских. А месхитинцы сами не идут сюда.
— Ага, Эндогория с Месхитеей в коалиции…
— Да. Насколько знаю я, они прижали всех своих контрабандистов и закрыли от Тира пятно на всей тридцатимильной границе.
— А вот это для меня уже новость… надо усиливать охрану обоза. Ты знаешь, что в Кальварионе собирается «помощь голодающим»?
— Разумеется.
— И что думаешь? Ты давно занимаешься сопровождением караванов в пятне.
— Раз они пошли на морскую блокаду, в которой постоянно заняты пять десятков военных галер лучших конструкций, а это очень дорого: одни маги, вынужденные постоянно «качать каналы» — ордены заломят цену. По сравнению с этим, дороги в пятне, которых не так много, перекрыть гораздо дешевле. Хотя бы выходы с застав: места узкие в обе стороны.
Рус долго думал. И так, и эдак, и хитро. Но вынужден был согласиться с Домларом. Раз решили перекрыть, то перекроют… ну, за исключением «ям».
— Сколько людей осталось в Карагире? — неожиданно спросил Рус.
— Только обслуга порта без семей. Тысяча-две.
— Напомни мне, пожалуйста, что их тоже кормить надо…
— Не переживай, Рус, они на нашем содержании, а мы смоги скопить запасы. В Кагантополе неплохие подвалы.
— То есть?! — Рус был искренне удивлен обоими известиями. Как и чем заполнялись Кагантопольские подвалы, Домлар проигнорировал; не счел нужным разъяснить. И так ясно, что грабежом в пятне. А на второй вопрос ответил:
— Ну, князь, надо же было кого-то вызывать на бой? Смертоубийство среди своих запрещено, а как жить? Мы нашли выход — там грузчики такие здоровые парни! Хм, они и сами рады были подраться! Только нам пришлось схитрить: подходить к ним полностью разоруженными. Сам знаешь правило, записанное в «завещании»: как есть — так есть. Потом волей-неволей сдружились. Ты не против?
— Разумеется, нет! Ну вы, ребята… из любого положения выкрутитесь!
— Нам есть у кого учиться… — Домлар коротко посмотрел на Руса.
— Э-нет. Пока я даже не представляю с какой стороны к этой блокаде подступиться!
— Придумаешь. Я в тебя верю. Мы все в тебя верим. Поехали, поедим? Здесь голода пока еще нет. Надо воспользоваться.
— Хах! Молодец, Домлар, пошутил! А знаешь хорошее заведение?
— Поехали… — и взял с места в карьер. Его серый единорог радостно протрубил.
Дела в «банковском бизнесе» шли ни шатко, ни валко. Вроде и сотрудники нашлись и охранники объясняли всем любопытствующим, что ограбить «банк» невозможно, мол, маг всегда настороже и в крайнем случае деньги всегда «провалятся в яму», а не несли люди «свои кровные» и все тут. После многочисленных просьб местных управляющих, Адыгей (а для всех он был «самым главным»), конечно, посовещавшись с Русом, разрешил переименование. Банки превратились в банальные, а значит привычные людям «меняльные конторы». Только была у них приятная особенность, сразу оцененная немногочисленными клиентами: при обналичивании векселей комиссия не взималась. Адыгей скрипел зубами, укоряя Руса «упущенной выгодой», но бывший этрусский принц был непреклонен и более того, велел готовить «премиальные доли» за продление сроков векселей, выпущенных самой меняльной конторой. Да, сентиментальный «степной волк» прочитал творение месхитинца Агриппы. Где плакал, где смеялся — переживал страшно и понял главное: о «ночном князе», ловко обрубившем ночь, о пасынке своенравного бога Френома, о настоящем или не очень реальном сыне этрусского царя, он не знает ровным счетом ничего и сверх того — не испытывает ни малейшего желания узнать правду, а даже боится её… «Предки и Боги рассудят, а моя задача служить спасителю… и служить верно…», — примерно так подумал Адыгей, прочитав последние строки поэмы-повествования «Приключения Руса, принца Этрусии на просвещенных землях». Что, впрочем, не мешало ему спорить с тем же «спасителем». Например, о выплатах клиентам наличных, то есть «обратного выкупа» особых векселей, которые Рус назвал просто «акциями». Причем сумма человеку выплачивалась всегда больше номинала.
— Да пойми, Адыгей, это шарик в пиале. Пока да, мы лохам всегда подыгрываем…
— Знаю я, как заманивать, князь, понимаю. Я только в конце не пойму: каким образом мы пустую пиалу им предъявим? Это же караул кричать начнут… — Адыгей еще умолчал о том, что ему крайне жалко Русовских денег, которые пока приходилось выплачивать. Теоритически он понимал, что скоро «вклады» начнут перекрывать друг друга и тогда деньги появятся «ниоткуда». Это — да, задумка гениальная, но… временная. В условиях отдаленного малолюдного Гириканского царства — годна только для «отработки схемы».
Однажды бывший наводчик, съевший на купеческих нуждах «ни один талант дерьма: и с солью, и пресного, как моча глинота» очень удивился:
— Зачем плакаты?! Зачем зазывалы?!
— Ну-у… чтобы все узнали… — растерялся Рус.
— Ты что, князь? Сразу видно, что не зарабатывал ты на жизнь торговым занятием… — под конец речи Адыгей замялся, мол, кто он, а кто Рус? Но увидев ободряющий взгляд начальника, продолжил. — Это на балаганы, ярмарки, да комедии зазывать надо. Вывески ярче делать. Туда народ и идет развлекаться… несерьезно идет. А чтобы серьезно пошел; с деньгами, с решением их приумножить или как Предки али Боги позволят… рискнуть, в общем, то надо «тайно» нужным людям шептать, да обещать «замолвить словечко», а иначе, мол, не допустят тебя до… акции. Ну и слово, Рус!
— Вот и займись этим, — сразу решил князь. — Надоедает мне уже свои деньги платить…
Месяца через два дело «вышло на самоокупаемость», а буквально через декаду стало приносить прибыль. Адыгей и сам удивился, что лично ему хватило сходить к «нужным» людям, купцам средней руки, всего пару раз, а дальше они сами стали «поручаться за товарищей». Потом Адыгею пришлось поговорить с местными «серьезными людьми» и честно заплатить им виру… теми же акциями, которые они чуть ли с руками не оторвали. А далее он воочию увидел подтверждение основной легенды, «разработки золотых рудников в Гириканском пятне»: свеженькие монеты весом ровно гекту с гербом царства Эледриалии на реверсе (солнце, встающее над лесом) и профилем Вульфурия Первого на аверсе. Литье и чеканка были укреплены узорами с Силой Эледриаса. Адыгей прекрасно знал, что это «замануха для лохов и желательно покрупнее», но увидев монетку — чуть не поверил. Откуда эти гекты брал Рус — даже не спрашивал, но все жители новоиспеченного царства утверждали, что эти деньги печатают у них, под «священным холмом».
И вот уже почти два года в городе Гиркатласе действовали аж четыре меняльные конторы «Три толстяка» куда не иссякала очередь. «Акцизной» лихорадкой оказались охвачены и заложенная-перезаложенная казна Гирикана, и богатые люди из соседних стран, по слухам, близкие к государственным финансам местных князей. Так долго эта, как назвал Рус свое предприятие «пирамида», могла действовать исключительно из-за «низкой доли»:
— Всего лишь пятая часть в год! В месяц — меньше, чем пятидесятая! Ничего, друг, это «обкатка», — тогда он впервые назвал Адыгея «другом» и тот «сомлел». — В центральных странах устроим половину стоимости акции в год. Вот это рост! И кто устоит?!
— Никто, — сглотнув сухое горло, кашлянув и запив вином проговорил Адыгей. — Только… искать начнут. После…
— Начнут, — скривился Рус, — и самыми крайними вы с Берхузом идете. Я — лицо венценосное и нигде официально не упоминаюсь… Но ты не переживай, в Кушинаре отсидитесь… Не хотел я никаких «пирамид», но что делать, если деньги в домах держать — привычка вековая? Как иначе выманить? А альганским пятнам как помочь? Купцы из окрестных стран только из-за того, что лесные государства своего золота не имеют, имеют их куда и как хотят. За бесценок скупают. Надо бывшим рабам помочь… я, как ты думаешь, прав? — и вдруг пристально; с самой человеческой, самой ранимой надеждой посмотрел в глаза бывшему «степному волку». Тот едва не поперхнулся:
— К-конечно прав, Рус! — «А ведь был он лоосским рабом — это не поэмная метафора! — понял вдруг Адыгей. От этого стало еще… неудобней. Он так и не решался показать свиток того сочинения герою повествования. Стеснялся, и сам же удивлялся собственной деликатности.
— Вот и жаль, что прав, — парадоксально ответил Рус и сытно откинулся на спинку кресла.
Они сидели в огромной таверне «Кафария», оставшейся от залов «прибытия» и «убытия» Звездных врат одноименной столицы одноименного царства.
— Сегодня вечером схожу я в местное пятно и с завтрашнего утра, не торопясь, в местных «Трех толстяках» начнем выпуск акций. Думаю, пока на не очень большую долю… на четверть за год…
А сегодня, обедая с Домларом в городской таверне «Богатый Текущий», где не то что признаков голода, но и недостатка любых самых изысканных приправ из самых далеких стран не ощущалось, Рус мысленно решился:
«В Месхитополе усиливаю пирамиду на полную… «Хопер-Инвест»[6] в госмасштабе устрою! Там, слышал, уже из казны… окольными путями, разумеется, царю как-то стыдно-с… а блокировать целое княжество, детей голодом морить — не стыдно?!», — не сдержался и ударил кулаком по столу.
Невозмутимый Домлар приподнял одну бровь:
— Морская кухня не по нраву? — участливо спросил он.
— Да люблю я морских тварей… в соленом, в вареном, копченом виде, — отмахнулся Рус. — А посмотри-ка на стол: не полностью контрабанду эндогорцы перекрыли, Домлар.
— Нет, почти полностью. Это местные рыбаки вдоль берега — что могут, то и ловят. Остальное — из старых запасов… я так думаю, — философ все-таки сгладил твердость утверждения.
— Ага, значит, рыбацкие лодки в море выходят…
— Недалеко…
— Надо подумать… скажи, ордены долго будут терпеть неуплату?
— Это ты, князь, вывеску вспомнил? «Богатый Текущий»?
— Да, — ответил Рус и не соврал. Именно это название включило цепочку ассоциаций, среди которых промелькнул и незабвенный стандор месхитопольского ордена Текущих, ужасно жадный Карпос.
— Для нас, этрусков, согласись, это даже смешно звучит. Какая-то плата или неуплата от царя! Но про варварские страны ты хорошо подметил… не знаю. Все, наверное, индивидуально. Хм, — Домлар позволил себе улыбнуться, — а ведь ты об их взаимоотношениях лучше меня знаешь. Я только в академии, в самых общих чертах этот вопрос проходил… А что ты думаешь о рыбацких лодках? Это наверняка будет надежнее…
Глава 8
Месхитополь «подметал ушами мостовую». Очереди в меняльные конторы «Три Толстяка» выстраивались невиданные, каждый нес туда только золото и внимательно прислушивался к слухам. Это до чего дошло! «Толстяки» перестали принимать серебро — немыслимо! Видите ли, золото у них в подвалах не помещается — какое тогда серебро может быть?! Люди и верили, и не верили — им было все равно. Главное, что по «акциям» исправно платили в годовом выражении долю-в-долю, то есть принесешь, допустим, десять гект, через год получишь двадцать. Можешь ежемесячно по гекте забирать или каждые полторы декады по семигекте. Чем не доход? Немного, конечно, теряешь, по сравнению с тем, если подождать целый год, но кто дотерпит?! А покупали «акции» все. Начиная от матрон — домохозяек и заканчивая богатейшими Торговыми домами, которые, судя по многочисленным слухам, прикрывали вложения в «акции» самой царской казны, надеявшейся таким образом поправить свое шаткое положение. Но особое доверие среднему «акционеру» — так стали называть владельцев акций, — внушало то, что в «Толстяки» вложились некоторые ордены: «Они точно своего не упустят и обмана не потерпят!», — в это люди верили свято, сильнее чем в новенькие золотые монеты-гекты Сильвалифирийской чеканки, ради которых, точнее, ради разработки глубочайших золотоносных шахт в центре кафарского пятна и выпускались «Толстяками» те векселя, именуемые «акциями».
Прошло всего два месяца блокады тирских портов, а Пиренгул неистовал:
— Рус! Ты обещал сам, без помощи войск снять блокаду!
— Сниму, Пиренгул, не загорайся. Всего два месяца прошло! Народ, хвала богам, в Тире не голодает. Часть даже вернулась к исконному образу жизни, а не только штаны в столице просиживает, подачек ждет…
— Да я сам до отката себя довожу! Отиг устает, все склонные к Силе только «ямами» в Эолгул занимаются!.. Идет ворчание. По секрету тебе скажу, особенно от магов — подданных Гелингин…
— Разумеется! Пиренгул, давай честно. Неужели ты серьезно думаешь, что никто не понимает того, что вся эта помощь Тиру нужна только лично тебе — чтобы ты сохранил свой титул. Маги прекрасно видят, что за это время проще было бы раз десять нагрузить каналы и перекинуть всех жителей сюда. От силы — полторы декады понадобилось бы, если взяться так же, как сейчас — всем вместе…
— Рус! — Пиренгул сделал строгое лицо. — Замолчи! Думаешь, управы на тебя нет?! — Но его взор выдавал, что беспокоился он сейчас вовсе не о словах Руса, которые и без него, появляющегося в Альвадисе не чаще раза в месяц, произносили все, кому не лень, а именно о нехватке продуктов.
Князя Тира не интересовало то, что подумают о нем другие, пусть даже и склонные к Силе, его гораздо сильнее беспокоила реальная потеря официальной власти. Без Тира он никто. Станет практически «снявшим венец», почти Асманом… да не «почти», а точно таким же «бывшим правителем».
— Ну когда же, родной ты мой зять, сработает твоя «пирамида»? — Увидев, в ответ на собственную угрозу, нахмурившиеся брови Руса, искусный правитель мгновенно сменил «гнев на милость».
А в саму «пирамиду», в массовую близорукость опытнейших месхитинских купцов — не верил. Но в то, что зять выполнит обещание, снимет блокаду, — не сомневался. Хотя и не представлял каким образом он это сделает. Единственная приходившая ему в голову мысль, которую можно назвать «реалистичной», была: «Неужели Этрусия объявит войну Месхитии?», — она же была совершенно невероятной.
— Скоро, родной ты мой тесть, — усмехнулся Рус. — Ежедневные выплаты растут и подходят к ежедневным вложениям, которые, увы, потихоньку падают. Скоро вхолостую работать начнем… через декаду, думаю, закроем лавочки… а вот через сколько уйдет флот — не ведаю… очень надеюсь, что скоро. Потому что в столице такое начнется… — выделив слово «такое», Рус сменил тему, заговорив неподдельно тепло. — Как там мой Игнатий? Внука давно видел? — и лица обоих: отца и деда расплылись в улыбках…
В отличие от Аригелия, царя Сильвалифирии, лицо которого — по мере наполнения «временной сокровищницы» месхитопольским золотом, — становилось все смурнее. Он знал, что ему достанется только треть (с условием обязательной чеканки собственных монет!) и теперь сильно жалел, что не поторговался до половины!
Рус выбрал Кафарское пятно потому, что хотел помочь молодому царству золотом — единственным ценным ресурсом, которого не хватало в альганских пятнах. И место под «временный клад» было удобное — пещера под крайним северным холмом, в которую вел лабиринт с ловушками. Ранее, в глубокой древности там и была сокровищница. Только она опустела еще до Сумрака, до «нового обретения» столицы клана «Заря-в-утренней-росе-на-Юном-Листочке».
Хвала богам, все ловушки давно деактивировались и Рус, воспользовавшись чьей-то памятью, легко прошел по лабиринту. Шел вместе с Аригелием и когда они вдвоем очутились в большом округлом помещении, хлопнул в ладоши и зажегся свет. Если честно, то Рус и сам удивился: думал, что за тысячи лет Сила в простых узорах развеялась окончательно — ан нет! В «светляках» — сохранилась. Теперь будут гореть «вечно» — посылать команду «выключения» Рус не собирался. Не хотел, а получились «понты», колотить которыми, находясь в альганских пятнах, где иных магов «днем с огнем не разыщешь», выходило само собой.
Аригелий был склонным к Силе Эледриаса. Он внимательно рассмотрел, насколько успел, конечно, узор «включения», оторвавшийся от ладоней Руса. Спросил, однако, не о нем:
— Значит здесь ты предлагаешь устроить нашу казну… А те, неактивные узоры? По-моему, они жаждут активации…