1 Иоанна Масона познание самого себя. М., 1783, с. 4. Далее ссылки на это издание даются в тексте.
В книге есть и другие высказывания в том же роде: "Мы видим обман и ложь в других людях, а собственное сердце наше есть величайший прелестник, и нам никого не должно опасаться, как самих себя" (ч. III, 7). "Есть ли познать себя, то должно тебе в некоторых чрезвычайных случаях примечательно смотреть на расположение я движение души твоея. Некоторые нечаянные приключения, с тобою случающиеся, когда душа твоя отнюдь не на страже, лучше откроют тайное ее расположение и господствующую склонность, нежели величайшие случаи, к которым она уже приготовилась" (ч. III, 54).
Если от этих размышлений обратиться к дневникам молодого Жуковского, то традиция их становится ясна. "Каков я? Что во мне хорошего? Что худого? Что сделано обстоятельствами? Что природою? Что можно приобресть и как? Что должно исправить и как? Чего не можно ни приобресть, ни исправить... Какое счастие мне возможно по моему характеру? Вот вопросы, на решение которых должно употребить несколько (много) времени. Они будут решаемы мало-помалу во все продолжение моего журнала" (запись от 13 июня 1805 года) 1.
1 Дневники В. А. Жуковского. Спб., 1903, с. 12.
Запись от 30 июля 1804 года начинается фразой: "Нынешний день я провел весьма неприятно. Был недоволен собою, беспокоен, лишен бодрости". Далее, в форме разговора двух собеседников, следует анализ "нынешнего дня", фиксирующий психологические последствия самых мимолетных впечатлений. Это также тенденция протестантской религиозно-моралистической литературы и литературы масонской. Автор книги "Познай самого себя" неоднократно напоминает о том, что "ввечеру обязаны мы проходить и испытывать разные деяния протекшего дня, разнообразные мнения и мыслей состояние, в коих мы находились, и разыскивать произведшие их причины" (ч. III, 13). Дневники молодого Жуковского - памятник ранних попыток русской мысли анализировать внутреннего человека. Моральная программа этого самоанализа ориентирована на некий всеобщий, всегда себе равный идеал чувствительного и добродетельного человека. Достоинства и недостатки любого лица измеряются заранее заданной мерой этого идеала; они не индивидуальны. В ранних дневниках и письмах Жуковский особенно настаивает на таких своих недостатках, как лень, праздность, бездеятельность, - недостатках, предусмотренных также и масонской литературой, требовавшей от человека деятельности, активности в своем понимании. В книге Иоанна Масона есть глава "Познание самого себя делает нас полезнейшими в мире", посвященная вопросу о наилучшем применении собственных дарований. В ней осуждаются те, кто "проживают целые дни, недели, а иногда несколько месяцев сряду так бесполезно, как будто бы они во все сие время спали и отнюдь не существовали" (ч. II, 33). 26 августа 1805 года Жуковский записывает в дневнике: "В теперешнем моем расположении не чувствую даже и нужды мыслить: такие минуты очень похожи на ничтожество и еще хуже ничтожества, потому что чувствуешь неприятное... Как прошла моя молодость? Я был в совершенном бездействии... Никто не принимал во мне особливого участия, и... всякое участие ко мне казалось мне милостию. Я не был оставлен, брошен, имел угол, но... не чувствовал ничьей любви; следовательно, не мог... быть благодарным по чувству, а был только благодарным по должности... Это сделало меня холодным... Кто отделен от людей, тот не имеет предмета для размышления... Характер его делается робким, нерешительным, медленным, ленивым, потому что и характер образуется деятельностию" 1.
1 Дневники В. А. Жуковского, с. 27-28.
Речь здесь идет об обстоятельствах, в которых вырабатывался характер Жуковского; они биографически конкретны, но не индивидуальны. Социальная ущербность - в частности незаконное происхождение, - безрадостное детство, одинокая юность входят в круг традиционных мотивов сентиментализма. Так было в действительности. Но из этого реального опыта Жуковский выделяет и формулирует именно то, что укладывается в уже существующие общие формулы, как укладывалась в них и поэзия сентиментализма.
Тема деятельности, борьбы с праздностью и ленью присутствует и в ранней переписке Жуковского. "Прекрасно бы было всем нам жить вместе - я называю жить, не дышать, не спать и есть, но действовать и наслаждаться своею деятельностию; следовательно, эта деятельность должна вести к чему-нибудь высокому, иначе можно ли будет ею наслаждаться?" 1 (Письмо А. И. Тургеневу от 11 сентября 1805). О том же в письме, написанном пять лет спустя (7 ноября 1810) : "Вся моя прошедшая жизнь покрыта каким-то туманом недеятельности душевной, который ничего не дает мне различить в ней... Так, милый друг, деятельность и предмет ее польза - вот что меня теперь одушевляет" 2. Из совокупности писем явствует, что деятельность эта понимается как внутренняя работа над собой и как деятельность писателя.
1 Жуковский В. А. Собр. соч., т. 4, М.-Л., 1960, с. 453.
2 Там же, с. 476-477.
В своих ранних письмах Жуковский много размышляет о природе истинной дружбы. Одинокому человеку очень трудно быть деятельным и добродетельным. Дружба в особой, моралистической ее трактовке - ответственный акт духовной жизни. Она и условие, и следствие деятельности и добродетели. "Мы должны вместе трудиться, действовать, чтобы после сделаться достойными дружбы, и, следовательно, быть друзьями. Дружба есть добродетель, есть все, только не в одном человеке, а в двух (много в трех или четырех, но чем больше, тем лучше). Если скажут обо мне: он истинный друг, тогда скажут другими словами: он добродетельный, благородный человек, оживленный одним огнем вместе с другим, который ему равен, который его поддерживает собою, а сам поддерживается им. Вот что значит дружба в моем смысле" (письмо от 11-16 сентября).
Формы дружеского общения, столь различные в разные эпохи, в разной среде, - один из важных показателей понимания человека, его психологической структуры, его жизненного назначения.
В начале века намечается и другая линия развития русского образованного дворянства; она вела к декабризму (в широком смысле), вела к пушкинскому поколению. Это люди дворянской революции или ее периферии; перед ними стояли практические задачи (до декабрьской катастрофы), и наследие французского и русского Просвещения они предпочли традициям немецко-английского сентиментализма. И пафос гражданственности, и вольтерианский скептицизм характерен для людей этого склада, как характерна для них закрытая внутренняя жизнь. Она не открывалась ни дружеской беседе, ни письмам и дневникам (чему свидетельством дневники Пушкина, записные книжки Вяземского и прочее). Она открывалась только ключом поэзии, чтобы в этом, эстетически преобразованном виде стать достоянием всех читающих. Они могли бы применить к себе слова Монтеня: "Многие вещи, которые я не захотел бы сказать ни одному человеку, я сообщаю всему честному народу и за всеми моими самыми сокровенными тайнами и мыслями даже своих ближайших друзей отсылаю в книжную лавку" 1. Ни психическое неблагополучие Батюшкова, которое вело его к душевной болезни, ни тяжелая ипохондрия Вяземского, ни бурная эмоциональная жизнь Пушкина почти не оставили следов в их обширной переписке. Люди пушкинской поры в письмах легко сквернословили и с упорным целомудрием скрывали сердечные тайны. Они с удивлением и брезгливостью отвернулись бы от неимоверных признаний дружеской переписки 1830-1840-х годов.
1 Монтень Мишель. Опыты, кн. 3. М.-Л., 1960, с. 252.
От круга молодого Жуковского и братьев Тургеневых до круга Пушкина, от круга Пушкина до кружка Станкевича сохраняется культ дружбы и наглядно меняются ее формы. Для Жуковского дружба - средство самовоспитания и морального совершенствования. В понимании Пушкина друзья - это товарищи детских игр и юношеских пиров, единомышленники, собеседники. "Чедаев, помнишь ли былое?.."
Дружба 1830-х годов - трудная, требовательная, в откровенности не знающая границ. Она изощряла навыки психологического анализа. Это было своего рода взаимное отражение, отвечавшее потребности разросшейся личности в непрестанном самоосознании, самораскрытии.
Последекабристский романтизм отмечен напряженным интересом к внутренней жизни личности, - разумеется, избранной личности. Далее придется еще говорить о парадоксе романтического индивидуализма, в силу которого его избранные личности не индивидуальны и воспроизводят единую модель - скажем, модель байронического демона или шеллингианского поэта.
Подлинно индивидуальный анализ, индивидуальная трактовка общезначимых нравственных ценностей возникает на рубеже 30-х и 40-х годов, в момент переходный, в период острого кризиса русского романтического сознания; возникает в кружках той поры, форпостах страстной умственной жизни молодой России.
Романтизм как таковой не самоаналитичен. Для него важен образ личности, а не механизм, приводящий ее в движение. Умы же, воспитанные на Просвещении и рационалистической философии, не углублялись в рассмотрение "внутреннего человека". Жуковский внутреннего человека разлагал на заранее данные универсальные достоинства и недостатки. Для позднейшего, уже проникавшего в Россию 40-х годов, позитивизма жизнь не была фактом по преимуществу этическим. Вот почему особый интерес представляет именно кружок Станкевича с его романтизмом, отступающим перед гегельянством (в самобытном русском истолковании). Именно здесь был вплотную поставлен вопрос о личности явлении истории и индивидуальном психологическом единстве, о судьбах, о поведении и нравственной ответственности личности в соответствии с ее собственными качествами. Действительность трактуется как воплощение духа, Разума, поэтому все совершавшееся в этой действительности, все происходившее с человеком могло получить философское, этическое значение.
1 Монтень Мишель. Опыты, кн. 3. М.-Л., 1960, с. 252.
От круга молодого Жуковского и братьев Тургеневых до круга Пушкина, от круга Пушкина до кружка Станкевича сохраняется культ дружбы и наглядно меняются ее формы. Для Жуковского дружба - средство самовоспитания и морального совершенствования. В понимании Пушкина друзья - это товарищи детских игр и юношеских пиров, единомышленники, собеседники. "Чедаев, помнишь ли былое?.."
Дружба 1830-х годов - трудная, требовательная, в откровенности не знающая границ. Она изощряла навыки психологического анализа. Это было своего рода взаимное отражение, отвечавшее потребности разросшейся личности в непрестанном самоосознании, самораскрытии.
Последекабристский романтизм отмечен напряженным интересом к внутренней жизни личности, - разумеется, избранной личности. Далее придется еще говорить о парадоксе романтического индивидуализма, в силу которого его избранные личности не индивидуальны и воспроизводят единую модель - скажем, модель байронического демона или шеллингианского поэта.
Подлинно индивидуальный анализ, индивидуальная трактовка общезначимых нравственных ценностей возникает на рубеже 30-х и 40-х годов, в момент переходный, в период острого кризиса русского романтического сознания; возникает в кружках той поры, форпостах страстной умственной жизни молодой России.
Романтизм как таковой не самоаналитичен. Для него важен образ личности, а не механизм, приводящий ее в движение. Умы же, воспитанные на Просвещении и рационалистической философии, не углублялись в рассмотрение "внутреннего человека". Жуковский внутреннего человека разлагал на заранее данные универсальные достоинства и недостатки. Для позднейшего, уже проникавшего в Россию 40-х годов, позитивизма жизнь не была фактом по преимуществу этическим. Вот почему особый интерес представляет именно кружок Станкевича с его романтизмом, отступающим перед гегельянством (в самобытном русском истолковании). Именно здесь был вплотную поставлен вопрос о личности явлении истории и индивидуальном психологическом единстве, о судьбах, о поведении и нравственной ответственности личности в соответствии с ее собственными качествами. Действительность трактуется как воплощение духа, Разума, поэтому все совершавшееся в этой действительности, все происходившее с человеком могло получить философское, этическое значение.
Три необыкновенные личности возглавляют умственную жизнь кружка Станкевич, Бакунин, Белинский.
Биография Михаила Бакунина поражает тем, что человек этот как будто прожил несколько жизней. Бакунин 1830-х годов - романтик, фихтеанец, гегельянец, участник кружка Станкевича, друг и антагонист Белинского, вдохновитель "премухинской идиллии". 1840-е годы для Бакунина - годы учения, скитаний, приобщения к международному революционному движению; Бакунин один из организаторов Дрезденского восстания 1849 года. В 1850-х годах австрийские и русские тюрьмы, ссылка в Сибирь, и, наконец, в 1861 году (сорока семи лет) Бакунин бежит из Сибири за границу, с тем чтобы стать деятельным сотрудником герценовских изданий, а в дальнейшем - вождем мирового анархизма.
Молодой Бакунин - одна из последних и самых бурных вспышек русского романтизма. Дошедшие до нас многочисленные письма 30-х годов свидетельствуют о том, как строил свою личность сам Бакунин и как этот образ преломлялся в сознании его домашних или его друзей, прежде всего участников кружка Станкевича. Бакунина воспринимали по-разному, но для всех окружающих его личность обладала особой структурностью, резко выраженными чертами, тяготевшими к отчетливым определениям, историческим и моральным. Именно потому мимо этой личности не прошла и литература. Бакунин становится прототипом - в одном случае несомненным, в другом предположительным - героев романов Тургенева и Достоевского. На бакунинских материалах очень ясно прослеживается, как молодой человек, чьим уделом было еще только частное существование, приобщается в определенный момент к исторической жизни своего времени.
Премухино - название родового имения Бакуниных в Тверской губернии прочно вошло в историю русской культуры. "Премухинская идиллия", "премухинская гармония" - это целый комплекс, имеющий свою идеологию и свою стилистику. Притом эта стилистика осуществилась дважды. В 1810-х и 1820-х годах ее совершенно сознательно, даже методически создавал Александр Михайлович Бакунин, отец Михаила Бакунина и глава огромной патриархальной семьи. Позднее, в 1830-х годах, духовной жизнью Премухина овладела молодежь, вдохновляемая старшим братом Михаилом, и Премухино становится тогда одним из средоточий русского романтизма, в частности средоточием романтического культа женственности. Четыре сестры Бакунина становятся предметом этого культа, который поддерживают их братья и товарищи старшего брата, в том числе Белинский, Станкевич, Боткин, Клюшников.
В 1828 году четырнадцатилетний Михаил Бакунин был определен в Артиллерийское училище в Петербурге и на пять лет расстался с Премухином. В письмах юного воспитанника военной школы не проявляется пока ни индивидуальный, ни исторический характер. Перед нами юноша политически благонамеренный, очевидно чуждый тем умственным интересам, к которым в более раннем возрасте уже приобщились Герцен и Огарев; юноша с достаточно наивными литературными вкусами и представлениями, - он с почтением отзывается об исторических романах Булгарина и тут же по поводу только что появившегося "Бориса Годунова" замечает, что "страстные поклонники Пушкина находят в нем одни красоты. Но в нем есть и недостатки" 1. Однако и в ранних письмах Бакунина (1832-1833) душевные переживания ориентированы на определенную литературную модель; они оформляются по законам сентиментализма.
"Ваше 2 письмо, дорогая Варенька, - пишет Бакунин сестре Варваре, разочаровало меня. Оно доказало мне, что мои мысли, мои надежды являются пустою химерою, что эта нежная дружба, этот драгоценный дар неба не существует для меня, бедного несчастливца, раз я не мог найти ее в лице сестры, сестры, которую я обожал... И именно она разрушает мое очарование! Но что делать? Так устроен мир, и только теперь я начинаю понимать всю правду слов, сказанных тетенькою: "Сколько раз еще, дорогой Мишель, вы будете разочарованы, сколько раз ваши надежды и иллюзии будут разбиты, сколько времени еще пройдет, пока вы не начнете брать мир таким, какой он есть!" (I, 98-99).
1 Бакунин М. А. Собр. соч. и писем, т. 1. М., 1934, с. 42. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте.
2 Обращение к сестре на вы объясняется тем, что Бакунин пишет по-французски.
В письмах юного Бакунина не случайно господствует карамзинистская атмосфера, разумеется архаическая для начала 1830-х годов. Именно это культурное наследие он вынес из родительского дома. Александр Михайлович Бакунин был вольнодумцем (есть даже предположение, что он с самых осторожных позиций принимал участие в подготовке устава Союза Благоденствия), своевременно остепенившимся и сменившим вольнодумство на умеренно-охранительные взгляды. Он был просвещенным русским дворянином конца XVIII века, следовательно литература сентиментализма для него современная и передовая литература.
Этот литературный и жизненный стиль он и насаждал среди своего многочисленного семейства. Премухинский образ жизни был задуман как воплощение некоей сентиментально-просветительской и в то же время крепостнической утопии. Программу ее поэт-дилетант Александр Михайлович Бакунин изложил в 20-х годах в обширной поэме (она сохранилась в семейном архиве) "Осуга" - так называлась речка, на которой стояло Премухино.
Я вижу мирное селенье
Трудолюбивых поселян.
Не знаю, почему рабами
Их наши умники зовут!
Они посильными трудами
Оброк урочный отдают...
...И дом большой, но беспаркетный,
Нет дорогих у нас ковров,
Ни прочей рухляди заветной,
Ни даже карточных столов...
... Когда вечернею порою
Сберется вместе вся семья,
Пчелиному подобясь рою,
То я счастливее царя.
Меня семейство окружает,
Царя - придворный маскарад,
И пчелка с медом прилетает,
А трутни царский мед едят 1.
1 Корнилов А. А. Молодые годы Михаила Бакунина. М., 1915, с. 9, 30-32.
В поэме "Осуга" выражены очень определенные общественно-политические и нравственные установки и идеалы, стилистически оформленные под прямым влиянием "Жизни Званской" Державина и дружеских посланий старших карамзинистов.
Жизненный и эпистолярный стиль сестер Бакуниных сентиментализм, в сущности, определил навсегда,- несмотря на все дальнейшие романтические наслоения. Но и Михаил Бакунин долго не мог расстаться с жизневосприятием чувствительного человека.
В обширном письме к отцу от декабря 1837 года Бакунин пересматривает свое прошлое, возвращаясь к оценкам и нормам, предписанным премухинской утопией. Детство - это священная любовь и дружба, связующая всех членов семьи, развитие пытливых умов под просвещенным и человечным руководством отца. Потом годы учения в Артиллерийской школе - период загрязнения и опустошения души, сменяющийся новым нравственным подъемом. Бакунин 1837 года воспринимал мир, конечно, уже иначе, но из своей сложной душевной жизни он выделяет в этом письме определенные участки. Он предстает здесь в качестве чувствительного человека, облеченного соответствующей стилистикой, хорошо известной и понятной его отцу. Блаженное детство, юношеские падения, очищающие порывы - все это очень суммарно, все может быть свойственно любому ученику сентименталистов и вовсе не притязает на исключительность. Между тем сознание собственной исключительности развивалось в Бакунине с чрезвычайной силой - по мере того как он, овладевая романтизмом и романтической философией, нащупывал свой исторический характер.