– Я тебе лягу! – крикнула она.
– Всего, ребятки! – сказал отец. – Ещё поживём.
На улице было тепло, зелено, чисто. Празднично. У домов стояли люди, и когда Герван с Марголизой вышли, множество глаз обратилось на них.
– Ещё одна сбесилась! – сказала громогласно старуха Пет-Камар, бывшая старшина космодесантного полка, думая, что говорит тихо. – Двадцать один год он её кормил и драл, теперь весь вышел. Кого же она впредь доить будет?
– Найдётся кто-нибудь, – сказал Семипол, оператор Сопространса.
– Может, как раз ты и найдёшься, – предположил Сигор Лап из дома напротив, актёр ковитаграфа.
– Нет, – сказал оператор. – Я однолюб.
– Одно, значит, любишь: это самое дело, – сказал Ерус Перус, служивший в Управлении туннельной связи. – Говорят, даже и на Антаресе этим занимался с вашей капитаншей.
– На Антаресе нельзя, – сказал Семипол. – Плотность мала. Провалишься к центру звезды.
– Лизка это тоже любит, – сказала старуха Пет-Камар. – Сойдутся. Снюхаются, это как направо равняйсь.
– Ему жена нюхалку расквасит, – предрёк Сигор Лап. – Как в прошлом году, когда он прилетел, а у него пломба сорвана.
– Ну, – сказала старуха, – есть сорок способов, как блудить и чтобы пломба в порядке. Пускай ко мне зайдёт, научу.
– Быдло! – процедила Марголиза, проходя сквозь строй и презрительно глядя перед собой.
– Не тушуйся, Герван! – крикнул сверху, из окна, Менит Плош, старший мастер компзащиты. – Меня два раза выводили – ничего, живу, как видишь. Да ещё передохнул от закона о семейственности…
– Да не спи ты, – и Марголиза потянула Гервана за рукав.
Дальше по улице их знали меньше, идти стало спокойнее.
– Герван, – сказала Марголиза. – Я тебе на первые расходы семьдесят тайгеров дам. Вот они, видишь? Ты уж только веди себя достойно. Я ведь знаю, ты не из тех дураков, что могут прервать торг. И позор, и смысла никакого ни тебе, ни мне… И назад приходить не думай. Света белого не взвидишь. Ты ведь знаешь: я могу!
– Верно, – согласился он. – Это ты можешь. А только если она мне ну никак не подойдёт?
– Смотри, чтобы ты подошёл, – сказала Марголиза.
Герван промолчал.
– Гляди, – сказала она спустя время. – Стипа Хан твоего дружка тоже ведёт. И с венком, ну помереть!
– А мой венок где? – спросил Герван.
– Купим у ратуши. Там дешевле.
– Красивый венок у тебя, Савер, – сказал Герван, когда они поравнялись. – Привет.
– Привет. У меня и фляжка есть, – откликнулся Савер Хан и хлопнул себя по карману.
– Разбаловала ты его, Стипа, – сказала Марголиза сзади. – И чемодан – прямо не чемодан, а сундук. Как на курорт едет.
– На свою голову распустила, – пожаловалась Стипа. – Теперь вот тащись с ним. Да ещё возьмёт ли кто?
– Женщины всякие бывают, – сказала Марголиза. – Дурочка какая-нибудь клюнет. На усы. Или такая, что с выводком, да без петуха.
– Был бы помоложе – в казну сдала бы его. В эскадру, – вздохнула Стипа. – Да годы уже вышли. Отвоевал.
– Что мне с тобой воевать, – сказал Савер. – Тебя я давно покорил вдоль и поперёк. Пришёл час новых завоеваний.
– Пику-то наперевес удержишь? – съязвила Марголиза.
– Отойдём в кусты, – предложил Савер. – Увидишь.
– Очки дома забыла, – отбрила она. – Как же я увижу?
– Ты с нею не заводись, – посоветовал Герван. – У неё язык такой – им детей можно делать, если бы ядом не брызгала.
– Двадцать один год, – сказала Марголиза. – Двадцать один год ежедневных оскорблений и обид, и шестьдесят тайгеров в неделю. Это жизнь?
– Да ты у нас страстотерпица, – сказала Стипа. – Мне вот и четырнадцати хватило. Выше головы.
– Эй, венки вон продают, – сказал Герван. – Давай деньги, я сбегаю, куплю.
– Нет уж, я сама, – возразила она. – Ты стой тут, жди. Чемодан свой не проспи. А то останешься голым.
– Ладно, там ещё увидимся, мы спешим место занять, – проговорила Стипа Хан.
– Эй, Стипа, ты и нам займи, ладно? А то ведь мой пока доковыляет…
– Передержала ты его, Мализа, право же. Ладно, постараюсь.
Герван помахал им и закурил сигарету. Целую пачку сын отвалил. Надо же!
Он докурил до половины, когда вернулась Марголиза с венком.
– Двадцать пять! – сказала она. – Ну цены! Прямо конец света. А ты бы и все тридцать отдал.
– Тоже мне венок! – фыркнул он. – Одни ромашки.
– Тебе и одуванчиков хватило бы. Бросай курить, пошли.
– Фиг тебе, – сказал Герван, – так я и бросил. На ходу докурю.
Марголиза, как ни странно, промолчала, и до площади они дошли в мирном безмолвии. Венок Герван надел перед самым торгом. Часы на ратушной башне как раз начали отбивать полдень.
* * *Толпа шумела, колыхалась, вихрилась, пестрела одеждами, смеялась, ругалась, пахла вином, духами и потом, уплотнялась и разрежалась, обтекая, однако, каменную приподнятую платформу, на которой и выставлялись благобывшие. За соблюдением порядка тут приглядывали мунигарды, мордастые ребята, скорые на руку, ими распоряжались инспектрисы порядка – все коротко стриженные, в просторных юбках до щиколоток, в кожаных куртках. Следили, чтобы никто не насмехался ни над благобывшими, ни над выведшими их женщинами. А также – чтобы на площадку без дела никто не залезал, не создавал бы толчеи и неудобства. Там и так в этом году было тесно, как и в толпе, а вот год назад половина мест оставалась свободной, год на год не приходится, в этом году радиация сильнее была, вот и бесились бабы. Место Гервану досталось едва ли не последнее, тем же, кто пришёл ещё позже, оставалось теперь ждать, пока не решится чья-то судьба и место не очистится. Рядом с каждым выведенным стояла бывшая его жена, большинство женщин смущалось необычной ролью. И выглядело оттого напряжённо и воинственно; статистика уверяла, что лишь каждая пятнадцатая решалась через семь или четырнадцать лет вновь воспользоваться своим правом – видно, и им нелегко тут приходилось, бедняжкам, под взглядами толпы зевак, готовых чуть что охмурить, задурить голову и утащить в кусты тут же по соседству, в городском парке.
Утвердившись на свободном месте, Герван облегчённо вздохнул и чуть было не закурил снова, но вовремя спохватился: этак ему всех запасов не хватило бы и до вечера. Когда подошла Марголиза – она задержалась, выполняя формальности и уплачивая пошлину, – он предложил:
– Давай, я за стулом сбегаю – вон в кафе под зонтами есть.
Она глянула с подозрением:
– Что это ты вдруг?
– Устанешь ведь.
Он, конечно, и пожалел её, но был тут и другой расчёт: обычно многие зеваки не отказывались угостить сегодняшнюю жертву сигаретой, а то и банкой пива: все ведь под богом ходили и под законом, а матриархат есть матриархат. Марголизе, однако, всё это было известно не хуже, чем ему самому.
– Ничего. Потерплю как нибудь.
– Дело твоё, – и Герван отвернулся и стал глазеть на женщин на площади. Сначала они были как бы равномерно рассеяны в толпе, но постепенно вроде бы нечаянно стягивались всё ближе и ближе к площадке с таким видом, словно лишь чистое любопытство влекло их. Проходило немного времени – и вот первая из них, словно бы против воли, оказывалась на площадке, удивлённо или даже негодующе оглядываясь и пожимая плечами: кто же это её сюда вытолкнул, когда она просто проходила мимо?.. Затем выражение на её лице менялось: что же, раз вы меня сюда загнали, так и быть, сделаю шаг-другой, осмотрюсь… Исполнив таким образом установленный ритуал, искательница приступала к делу, а на площадке уже появлялись и другие, более не опасавшиеся реплик из толпы вроде: «Ты смотри, как у неё свербит – первой прыгнула!» – и других в таком же духе. Герван, прежде не раз бывавший в числе любителей дармового зрелища, знал порядки прекрасно, мог с первого взгляда отличить тех, кто через минуту или две окажется на площадке, – их-то он и разглядывал сейчас, прикидывая: кому он хотел бы приглянуться, а кому – не дай бог. Вторые были в перевесе, но и первых попадалось не так уж и мало. Но, видимо, особой ценности для соискательниц он не представлял – подходить к нему не спешили.
А по соседству торг уже шёл. Там был выведен молодой, крепкий и красивый парень, и хотя на его ознакомительном листе (на витрине рядом) всего и написано было три строчки, на парня клюнуло уже две соискательницы, и цена молодца росла на глазах. Отказчица, то есть бывшая жена, тоже молодая и красивая, подогревала торг; по взглядам, какими она перебрасывалась с благобывшим, и по заметной её полноте в талии Герван без труда разгадал их игру: всё было затеяно потому, что срочно понадобились деньги, а потом они рассчитывали как-нибудь воссоединиться – пусть и в другом городе. Но замыслы такие чаще всего кончались ничем: соискательницы – обе более чем средних лет – не выглядели ни наивными, ни бедными, да и в искусстве любви наверняка знали, чем можно возместить ушедшую молодость. «Слабый народ мы, мужики, – подумал Герван. – Вот посадит она его за штурвал дельта-супера с баром, ванной и салоном, с правом дозаправки в атмосфере и за атмосферой – и что ему тогда девочка с её животиком? Тем более что всё по закону. А я бы справился с дельта-супером?»
Он ещё подумал о том, что для этой девочки сейчас самым разумным было бы – продав своего, тут же задёшево взять его, Гервана, он, пока жив, лелеял бы её молодость и младенца любил бы. Но ведь не поймёт… Он даже усмехнулся этакой мысленной прыти. А ведь в глубине души отлично знал, что если ему и хочется с кем-то играть в ночные игры, то только с Марголизой, чёрт бы её побрал; за столько лет она ему не приелась. А вот он ей…
Но тут мысли прервались, потому что и перед ним остановилась женщина и стала, не стесняясь, его разглядывать – сканировать глазами. Все посторонние соображения враз вылетели у Гервана из головы, он распрямился, расправил плечи, втянул живот (стояние за прилавком в течение многих лет как-то не прибавляет атлетизма) и попытался в свою очередь окинуть интересанку взглядом, излучающим честность, доброту, трудолюбие, прекрасное здоровье, а также отсутствие вредных привычек – всё разом.
Женщина, похоже, таких стараний заслуживала. Хотя и постарше Марголизы, была она, однако, подтянутой, ухоженной, даже, пожалуй, красивой, а главное – рыжеволосой; рыжие были для Гервана почему-то лучшими из женщин, хотя Марголиза волосы имела очень светлые, почти белые; но зато у неё были другие достоинства. Правда, и этой, похоже, их не занимать; и Герван ещё более выкатил грудь, даже дышать перестал.
Но всё же что-то в нём – а может, и вообще всё – даме не пришлось по нраву, и она, слова даже не сказав, качнула головой и проследовала дальше. Герван опустил живот, глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу и снова принялся глядеть на толпу. Марголиза рядом тоже шумно перевела дыхание и проворчала, кажется, «сука» – или «шлюха», может быть. Герван не расслышал точно.
Потом часа два к ним вообще никто не подходил. Марголиза развернула бутерброды, и они без помех поели. Только тут он позволил себе закурить ещё одну сигарету, пришёл в хорошее настроение и даже пошутил:
– Смотри – придётся тебе на обед тратиться.
– Тебе похудеть полезно.
– Пошли-ка мы лучше домой, а? Там и похудеем ещё разок, а?
Она усмехнулась:
– Если бы из-за тебя тут дрались – ещё подумала бы. А так… что я – хуже всех?
– А ты бы раньше спохватилась, – сказал он. – Лет на семь.
– Дети ещё малыми были, – объяснила она.
– Врёшь, не потому! Ну и страдай теперь.
– И пострадаю, – согласилась она и отошла в сторону, к урне, выбросить салфетки.
И сразу же кто-то тронул его за рукав. Он повернулся. Женщина. Она уже раза два проходила мимо, и на него вроде бы и не глядела. Однако заприметила, видно. Была она не старой, скорее даже молодой, но не очень свежей, и одетой хотя и не без яркости, но дёшево. Уж в этом Герван знал толк.
– Слушай, – сказала она быстро, полушёпотом, пока Марголиза ещё не успела вернуться. – У тебя под кожей есть? Тогда беру сразу. С ручательством – до тех соловьёв. Ну? Имеешь?
Но у него никаких подкожных не было – то есть какого-то скрытого имущества или денег, утаенных от жены и властей. И он лишь моргнул и слегка развёл руками. Тут подоспела Марголиза.
– Ну вот, наконец-то и вы подошли, – запела она. – Я как знала, словно специально привела того, кто вам нужен. Человек прекрасный, работник, добытчик, детям отец, да и в постели, скажу вам, с ним не уснёте. Прошу недорого, потому что вижу – дама вы порядочная и ласковая…
– А сами-то чего же? – спросила женщина, чуть похрипывая.
– Трёх полных соловьёв прожили в счастье… Но встретила я другого и так полюбила, так полюбила – ничего с собой не могу поделать. Рыдаю, а не могу, – Марголиза и на самом деле всхлипнула.
«Ну врёт! – подумал Герван. – Интересно, а мне она много врала? Да уж наверное, на мне она, видно, и упражнялась, тут одного таланта мало…»
– Ну что же, – сказала соискательница, как бы колеблясь. – Пожалуй, помогу вам. За символ.
– Это как, простите?
– За один тайгер. Ну, символическая плата. Раз у вас горит…
– Ну, это уж вы, знаете ли…
– А вы сколько же просите?
– Пятьсот тэ. И это даром!
Женщина усмехнулась:
– Даром не беру. Оставь себе и будь счастлива.
И отошла, покачивая бёдрами. Герван покосился ей вслед, прикидывая, как обошёлся бы с этими бёдрами в постели. Но из памяти лезло другое: как получалось это с Марголизой. Да ну её в самом деле! – разозлился и на неё, и на себя. Свет не клином, вон их тут сколько… Он вздохнул.
– Не горюй, – сказала Марголиза. – Дерьма такого. Дешёвка. И пьёт, несёт от неё. И наверняка с полдюжины детишек неизвестно от кого. Ищет, кто будет им сопли вытирать. Какая уж тут семья. Нет, я не зря тебя не отдала. Или, может, ты уже жалеешь? Готов сменять меня на такую?
– Мализа, – сказал Герван. – Пошли в кусты, я тебя трахну.
– Ох ты, – сказала она. – Откуда прыть? Да и мусорно там.
– Давай здесь, – предложил он. – Сразу стану котироваться.
– Болтаешь неизвестно что… Мадам, одну секунду! Вот человек, который вам нужен!
Холостой выстрел, потому что призыв обращён был к той самой молодой и беременной, что отдала наконец своего благобывшего и сейчас прошла мимо них, невольно вслипывая, пряча в сумочку деньги и доставая оттуда же платочек.
Тень ратуши уже почти накрыла площадку, когда к Гервану снова проявили интерес. То была дама слегка за семьдесят, явно после подтяжки, и не первой. Массивная, от неё тяжело пахло едким потом и пудрой.
Марголиза на этот раз смолчала – совесть в ней проснулась, что ли? Но дама, похоже, и без рекламы понимала, какой товар чего стоит.
– Триста, – заявила она, не дожидаясь запроса. – Материал неплохой, но запущен. Нет-нет, я сама разбираюсь, не надо. Вижу, где мужчина, а где брюки. И всё о нём прочитала. Меня устраивает, – теперь она обратилась прямо к нему. – Имею магазин. У вас – опыт. Других наследников не будет. Хотя предупреждаю: на здоровье не жалуюсь. И я требовательна. Зато бедствовать не будете. Что касается интимных проблем, то ручаюсь – вы ещё и не знаете, что такое опытная женщина. За хорошее поведение, кстати, буду разрешать измены – если вас на них хватит, – она снова повернулась к Марголизе. – Вашу цену я слышала. Полноте. Пятьсот тайгеров – это сказка, миф, сон в летнюю ночь. Такие деньги просят за престижность, за породу. Если бы у него был титул. Титула нет. Всё своё носит с собой, – она перевела взгляд на скромный чемоданчик. – Нет, триста – это я перехватила. Двести пятьдесят.
– Четыреста пятьдесят, – решительно возразила Марголиза.
– Двести пятьдесят, и ни тэ больше. Хорошо, оплачу бумаги.
– Четыреста, – уступила Марголиза. – Герван, ну подтверди же, что ты стоишь больше четырехсот.
– Молодой человек знает отлично, – сказала дама, – что не стоит и двухсот. Сейчас. Чем вы его кормили? Простоквашей и перловой кашей? Вы заморили его голодом, мадам. Двести пятьдесят – исключительно из жалости к нему.
– Герван! – дрожащим голосом воззвала Марголиза. – Меня оскорбляют, а ты молчишь! Ну Герван!
Герван вздохнул. Может, он и не стал бы вмешиваться, покорился судьбе, но изо рта дамы пахло, как из мусорного контейнера. Это пугало.
– Мадам! – сказал Герван. – Пользуясь своим правом, на основании пункта седьмого Закона, я прекращаю торг.
– То есть? – она, кажется, не поверила. – Вы серьёзно? А последствия вам известны? Вы в своём уме?
– Знаю, – сказал Герван. – И в своём.
– Герван… – тихо проговорила Марголиза.
– Ты попросила, – сказал он. – Я сделал.
– Инспектриса! – зычно воззвала дама. – Тут заявлено о прекращении торга!
Герван расправил плечи.
– Ноги твоей не будет в нашем городе! – крикнула старуха.
Он и без неё знал: прекращение торга мужем карается изгнанием, семья считается сохранённой.
– Так уж получилось, – сказал он Марголизе и усмехнулся, словно извиняясь.
– На какую же мель ты меня посадил! – всхлипнула она.
Мунигарды приближались. Часы на ратуше начали бить и смолкли после восьмого удара. Герван подхватил чемоданчик.
– Пошли, герой, – сказал мунигард, тронув Гервана за плечо. – Что-то много вас нынче. На одной тележке и не увезёшь.
Позади заплакала Марголиза.
* * *Мужиков-отказчиков высадили в сотне километров от города. Оба агракара бесшумно исчезли во мгле. Люди оказались на обширной поляне. Было свежо, пахло водой и ночными цветами.
– Готов спорить, тут река рядом, – сказал Савер Хан. Он положил ладонь на плечо Гервана. – Рад, что и ты не продался. Хочешь глотнуть?
– Давай, – согласился Герван.
– Не повезло нашим супругам, – сказал кто-то рядом. – И без нас, и без денег…
– Вот пускай и подумают, – откликнулся ещё один.
– Да, три года покукуют, – сказал Савер Хан. – А у меня так было заранее задумано. Три года на свободе – это ого-го!
– Ну ладно, а пожрать есть у кого-нибудь? – спросили рядом.
– Есть, да поберечь надо, – сказал Савер Хан. – Сперва хорошо бы разобраться, где мы и что.