Благо до Маяка было, по сути, подать рукой. Костя облегченно вздохнул, когда обнаружил «калошу» на том же месте, где они ее оставили перед отправкой в Боровой. Открыв дверь ключами, конфискованными у Картуза, он ввалился внутрь, усадил Сергея на боковую лавку и пристегнул его ремнем, чтобы не сверзился на пол во время полета.
– Ничего, Сереж… – бормотал сталкер, снимая оба вещмешка и укладывая их на противоположную скамью. – Справимся… Не впервой…
По счастливой случайности, пуля прошла навылет, не задев, кажется, ни один из жизненно важных органов, но Сергей все равно выглядел крайне скверно. Эх, им бы сейчас чудесный «браслетик», подумал Костя, покосившись на раненого через плечо. Говорят, иные экземпляры чуть ли не стопроцентных мертвецов к жизни возвращали.
Мечты, мечты…
Управление в «калоше» было довольно примитивное, на все про все руль да с десяток кнопок: большая часть дублировала ручное управления, одна включала автопилот, назначение же двух последних оставалось для Кости загадкой. Сталкера так и подмывало сразу вверить управление автоматике, однако он смутно помнил, что первым делом нужно все же поднять агрегат в воздух, на такую высоту, чтобы брюхом верхушки деревьев не цеплял. Облизав пересохшие губы, Костя нажал на кнопку «вверх», и «калоша» шустро взмыла в небо. Компас на приборной панели подсказывал нужное направление, плюс «вешка» торчала прямо по курсу, как ориентир.
На первый взгляд, ничего сложного. Ребенок справится.
Позади снова застонал Сергей. Костя встревоженно покосился в его сторону: дотянет ли до Искитима? Это только на первый взгляд в ране ничего фатального, но с армейских времен запомнил Смычок, что рассчитывать стоит только на худшее, дабы оно не застало тебя врасплох. И потому Костя решительно утопил кнопку с буквой «А» в приборную панель, и летающая машина неспешно тронулась к следующей «вешке». Рома как-то обмолвился, что «калоши» этой серии могут развивать скорость до пятидесяти километров в час, но в режиме «автопилота» гравиплатформа шла явно медленней.
Костя снова оглянулся на спутника и тихо чертыхнулся: Сергей, по-видимому, потерял сознание, что, разумеется, не есть хорошо. Закусив губу, сталкер с полминуты взирал на руль, после чего спешно уселся на сиденье и, одной рукой взявшись за баранку, второй выключил «автопилот».
«Калошу» при переходе в ручной режим нехило тряхнуло, однако Смычок вцепился в штурвал обеими руками и выровнял машину, а правой ногой утопил педаль газа в пол. Подрагивая и фырча, гравиплатформа понеслась к виднеющемуся впереди пограничному забору.
Возможно, ему и не стоило так гнать: за то время, что прошло с установки большинства «вешек», у их подножия могли возникнуть аномалии самых разных мастей. Попасть в какую-нибудь гравитационную ловушку Смычку совсем не улыбалось; все силы брошены на то, чтобы от курса не отклоняться, куда там сейчас еще и форс-мажор!
По счастью, Зона пока что миловала.
Еще одна «вешка» скрылась под брюхом «калоши». Их гравиплатформа уже вплотную приблизилась к старой границе Зоны, вот уже перелесок закончился и замелькали внизу серые бетонные плиты, словно гнилые зубы некоего монстра, торчащие вкривь и вкось. Возникло острое желание сбросить высоту, от нынешней голова пошла кругом, но Костя предпочел лишний раз не дергаться: чем дальше от земли, тем меньше шансов за что-то зацепиться.
При виде дозорных вышек Смычок напрягся. Умом Костя понимал: пока он находится на борту институтской «калоши», ему ничего не грозит, ведь все необходимые документы Институт передал «синим каскам» еще перед отправкой. Но это была чертова граница, а он был сталкером, который прежде пересекал ее только тайно, под угрозой ареста, и потому Костино сердце на полминуты замерло и пошло вновь, лишь когда мрачный забор остался позади. Воображение все это время рисовало сцены из голливудских боевиков: то «калоше», проносящейся мимо вышки, в бок прилетает фугас, и она очень по-американски взрывается, то ее начинают поливать очередями из десятка автоматов, и в итоге машина загорается и падает на землю (где, опять же, по всем канонам жанра взрывается)… Однако реальность оказалась куда менее зрелищной, но не менее жесткой: когда Смычок направил гравиплатформу к посадочной площадке и попытался сбросить скорость, педаль тормоза просто провалилась в пол.
Костины глаза расширились. Он нажал педаль снова, еще и еще, но все время – с тем же эффектом. Тогда Смычок попытался снова включить «автопилот», надеясь, что встроенный компьютер скорректирует их скорость, однако медленней они лететь не стали.
А меж тем площадка уже была практически под ними. Сталкер отчетливо видел то место, над которым ему следовало остановиться, дабы опуститься вертикально вниз, но, как это сделать, Костя не знал.
Лоб его моментально стал мокрым от пота, как и ладони, сжимающие руль. Как же затормозить разогнавшуюся «калошу»?
Ясно было одно: если он не сбросит скорость, их гравиплатформа на всех порах влетит в толстенную стену ангара и превратится в лепешку.
А что, если…
Костя потянулся к ключу зажигания, однако, поколебавшись, руку убрал. Нет. Сначала надо сбросить высоту, иначе они просто разобьются.
Поэтому, едва «калоша» влетела на площадку, он надавил кнопку «вниз».
Земля приближалась с угрожающей быстротой, а если учесть, что впереди еще маячила серая стена гаража, нервам Смычка можно было позавидовать. Он отпустил кнопку, только когда до асфальта оставалось буквально полметра, и судорожным движением повернул ключ против часовой стрелки, заглушив двигатель.
Мотор смолк практически моментально, и в воцарившейся тишине было слышно только надсадное дыхание Сергея. Костя же дышать боялся. Время на несколько секунд буквально остановилось, сжалось, точно пружина, а потом резко выпрямилось и бросилось наверстывать упущенное. «Калоша» рухнула на асфальт, ее развернуло, и Смычка швырнуло в заднюю стенку кабины. Больно ударившись головой, он рухнул на пол, а гравиплатформа продолжала со скрежетом катиться по площадке на брюхе, раскачиваясь, словно лодка в шторм, и высекая искры металлическим дном. Костя попытался приподнять голову, но в этот момент на него свалился один из рюкзаков с «трассером», и сознание погасло.
* * *Когда он снова открыл глаза, перед ним был знакомый потолок каморки, а под ним – достопамятная раскладушка, на которой ему уже доводилось валяться совсем недавно. Единственное отличие заключалось в том, что входная дверь на сей раз была распахнута настежь.
«И как это понимать?» – подумал Смычок, хмуро глядя на зияющий дверной проем. Что теперь он здесь не на правах арестанта? Или же Костино состояние было настолько тяжелым, что он вообще не должен был прийти в себя? Впрочем, пока сталкер ломал голову, внутрь уже заглянул растрепанный Коля. Встретившись с Костей взглядом, службист беззлобно усмехнулся и спросил:
– Очнулся, гонщик? Шеф тебя видеть хочет. Идти сможешь?
– Наверное… – Все тело ныло, будто его катком переехали, но Смычок, стиснув зубы, чтобы не застонать, все-таки сел на раскладушке, а потом и встал, пусть и опираясь на стену рукой.
– Выглядишь погано, – признался службист. – Но «калоша», честно говоря, еще хуже. Наши механики за головы схватились, когда увидели гору металлолома, в которую ты ее превратил…
– Что с Сергеем? – спросил Костя, пропустив замечание о летучей машине мимо ушей.
– Это который с тобой был в кабине? Живой. Состояние стабильное. Ты ему жизнь спас, Смычков. Можешь гордиться.
– Уже горжусь… – буркнул сталкер, ковыляя к выходу из каморки.
Оказавшись в коридоре, Смычок взял небольшую паузу, чтобы отдышаться. Коля терпеливо ждал. Спросить, может, напрямик, дежурят ли их люди у дома, подумал Смычок, глядя на службиста исподлобья. Да не признается ведь наверняка. И Разуваев, скорей всего, тоже… А с другой стороны, может, он зря волнуется? Большая часть бандитов, включая Исая, мертва, следовательно, наказать Костину семью за его «подвиги» просто некому.
И все-таки надо попросить Разуваева, чтобы приглядел за его женщинами, а то мало ли что?
С такими мыслями Смычок брел к кабинету майора. По счастью, каждый следующий шаг давался сталкеру чуть легче, чем предыдущий. Коля молчал; Смычок чувствовал на себе его рассеяный взгляд до тех самых пор, пока не скрылся за дверью разуваевского логова.
Несмотря на хмурый взгляд, настроение у майора явно было приподнятое. Сталкер это понял сразу, едва вошел.
– Садитесь, Смычков. – Майор указал на уже знакомый Косте стул.
Затем Разуваев откинулся на спинку и, дождавшись, когда гость усядется поудобней, произнес:
– Скажите, Смычков, как так получилось, что вы оказались на борту нашей гравиплатформы вместе с… – он вытянул шею, чтобы заглянуть в разложенные перед ним бумаги. – Сергеем Логвиновым?
– Долгая история, – пожал плечами Костя.
– Что ж, мы с вами, кажется, никуда не спешим, – кивнул Разуваев и, сложив руки на груди, выжидающе уставился на собеседника.
И Смычок, откашлявшись, заговорил.
Рассказывать пришлось довольно долго, хотя Смычок постарался опустить все ненужные детали. Разуваев слушал внимательно, не перебивая, с непроницаемым каменным лицом. Лишь раз он вздрогнул – когда сталкер впервые употребил слово «трассер».
Единственное, о чем Костя соврал, так это о Картузе: в его версии событий они с Сергеем нашли предателя уже мертвым, лежащим среди хлама в обнимку с рюкзаком. Признаваться Разуваеву в убийстве «красного» сталкера Смычок по понятным причинам не хотел. Но, судя по взгляду службиста, он, конечно же, обо всем догадался без лишних слов.
– А в тех двоих, на кладбище, стрелять пришлось, – пожал плечами Смычок. – Там выбор был небогатый: или мы – их, или они – нас.
– Ну, учитывая особые обстоятельства, – кивнув, сказал Разуваев, – это было оправданно.
– А потом я притащил Сергея на «калошу» и отогнал ее… как смог, обратно, в Искитим. Дальше вы знаете лучше моего, потому что я при падении отключился. Как там Сергей, кстати? Коля сказал, жив?
Майор кивнул:
– Да. Врачи говорят, он будет в порядке. По крайне мере от пули не умрет точно.
– Значит, все было не зря. – Смычок криво улыбнулся самым уголком рта.
Разуваев покивал, соглашаясь, а потом, шумно выдохнув, облокотился на столешницу и в упор посмотрел на Костю.
– Сказать по правде, я удивлен, – медленно произнес майор. – В сложившихся обстоятельствах многие бы не стали возвращать упомянутые вами «трассеры» в Институт, а просто перепрятали бы их до лучших времен. Ну чтобы вернуться за ними, когда все уляжется.
– Совру, если скажу, что не думал об этом, – признался Костя. – Но, взвесив все за и против, я решил, что лучше всего вернуть их вам.
– Почему же?
– Хотя бы потому, что артефакт крайне редкий, следовательно, если он на черном рынке появится, вы об этом рано или поздно узнаете. Ну а там сложить «два и два» для вас труда не составит. Но на самом деле я даже не этого больше всего боялся, а того, что с женой и дочкой что-нибудь может случиться. Бандиты ведь четко дали понять, что моя семья у них на прицеле. Вот я и решил, что без вашей помощи мне не обойтись.
– Звучит убедительно, – признал Разуваев.
Он взял паузу, которая, как показалось Смычку, длилась целую вечность. Потом майор посмотрел на Костю исподлобья и сказал:
– Идите домой. Семья заждалась.
– Вот так вот запросто? – Из груди Смычка вырвался нервный смешок. Он явно не верил в подобный исход. – Но я ведь, как минимум, вашу «калошу» разбил.
– Зато вернул «трассеры», – равнодушно пожал плечами Разуваев. – Что гораздо ценней. «Калошу» починить труда не составит, а вот «трассер» воссоздать человеку, увы, не под силу. Единственное, о чем я вас попрошу, – не покидать Искитим. Как минимум, до тех пор, пока мы окончательно не разберемся с этой лабораторией.
– Да это без проблем, только… что насчет лекарств? – севшим голосом спросил Костя.
– Коле скажите, чтобы заглянул. Распоряжусь, чтобы он вам выдал кое-какое количество на первое время.
– Похоже на сказку наяву, – признался Смычок.
– Это точно, – подтвердил Разуваев. – Никогда бы не поверил, что «белый» сталкер однажды принесет мне сразу два «трассера». Что до лекарств, то я свое слово держу. Идите, Смычков. Только, повторюсь, без глупостей. Если я прошу вас остаться в городе, останьтесь – во избежание новых конфликтов. Договорились?
– Договорились, – кивнул сталкер.
Майор кивнул в ответ, и Костя неловко поднялся и потопал к двери, все еще не веря в свою удачу.
Когда он уже собирался перешагнуть порог, Разуваев окликнул его:
– Смычков!
– Да? – Сталкер вопросительно посмотрел на службиста.
– Вы, кстати, как насчет – легализоваться? Не планируете? А то у нас тут, судя по всему, вакансия штатного сталкера открылась…
– Я подумаю, – пообещал Костя, с трудом сдерживая улыбку.
– Подумайте, – кивнул Разуваев. – И еще учтите, что сотрудники Института официально получают некоторое количество «блокаторов»… в качестве компенсации за вредность.
Сказав это, майор отвернулся, словно бы забыв о Смычке.
Только оказавшись за дверью, Костя позволил себе перевести дух. Сердце бешено колотилось в груди.
– Что шеф сказал? – спросил Коля, с откровенным интересом разглядывая сталкера.
– Сказал, чтобы вы к нему заглянули. – Смычок мотнул головой в сторону кабинета.
Оперативник недоверчиво нахмурился, однако дверь приоткрыл:
– Вызывали, Петр Вячеславович?
– На минутку, Коля, – донеслось изнутри.
Службист шмыгнул в кабинет, а Костя уткнулся лбом в стену и, зажмурившись, затрясся от беззвучного нервного смеха.
Домой.
Наконец-то домой!
* * *Он несся вверх по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки зараз. Ноги ныли, подкашивались от усталости, но сбавлять темп казалось сущим преступлением. Вот она, до боли знакомая дверь. Ключ в кулаке успел нагреться – Смычок теребил его всю дорогу от Института, сгорая от желания поскорей попасть домой.
И вот со знакомым щелчком открывается замок, и он входит в родную «прихожку». На кухне тихо бормочет телик, шумит вода.
– Светка, Вера! – кричит Костя, стягивая ботинки. Куртка падает на пол, накрывает собой обувь, и сталкер спешит к двери, ведущей в комнату, однако внутри никого нет.
Наверное, дочка еще в садике. С этой треклятой Зоной и не понять уже, какой сейчас день недели – то ли будний, то ли выходной.
Но вода на кухне шарашит – дай боже. Наверняка Света там, не могла ведь она уйти, кран не закрыв?
Смычок высовывается из-за угла… и внезапно встречается взглядом с Людкой. Глаза на мокром месте, тушь по щекам размазана, а губы, выкрашенные ярко-красной помадой, дрожат, словно от холода. Напротив Люды сидит Света, грустная просто донельзя, и сжимает ладонь гостьи в своих.
Радостная улыбка слетела с Костиного лица, будто ее и не было. Смотрел он на Людку, а видел – Генку. Бледного. Мертвого.
– Костя! – воскликнула Света, завидев мужа.
Выпустив руку вдовы, она вскочила с табурета, подбежала к сталкеру и заключила его в объятия. Смычок машинально обхватил ее за талию, продолжая поедать гостью растерянным взглядом.
– Вернулся… – прошептала Света.
Зажмурившись, она прижалась к его небритой щеке своей, нежной и теплой, мягкой и такой родной.
– Привет, Костя, – отстраненно произнесла вдова.
– Привет, Люд, – выдавил он севшим от волнения голосом. – Что случилось? Почему ты плачешь?
Смычок догадывался, что дело в Генке. Но как она могла узнать? Не Снежок ведь ей рассказал, право слово.
– Генка… – прошептала Люда. – Из Зоны пришел.
Земля ушла из-под Костиных ног. Он пошатнулся, уцепился рукой за дверной косяк, чтобы не упасть.
– Сегодня утром ооновцы явились… – Из груди женщины вырвался стон. – Муляж… задержали на границе…
И, не в силах сказать что-то еще, она закрыла лицо руками.
В прихожей зашумел замок. Костя и Света встрепенулись, обернулись на звук.
На пороге стояла Вера. Каштановые волосы спадали на плечи, а пухлые губки растянулись в самой широкой улыбке, которую Смычку доводилось видеть прежде.
– Папа, – пролепетала она.
И добавила, срываясь на восторженный крик:
– Папа дома!
– Дома, – только и сказал Смычок.
* * *– Виктор Викторович! – улыбнулся стоявший у окна седовласый мужчина лет пятидесяти пяти, поправляя съехавшие на кончик носа очки в щегольской позолоченной оправе. – Как я рад вас видеть…
У седовласого был легкий французский акцент и дорогущие швейцарские часы на запястье, а также стильный костюм-«тройка» иссиня-черного цвета.
– Здравствуйте, Дидье, – вымученно улыбнулся Зубов.
Получилось до того фальшиво, что француз невольно скривился. Впрочем, ученый живо напомнил себе, что сюда он приехал не старого «лягушатника» развлекать, а говорить о делах.
– Чему обязан вашим визитом? – спросил Дидье, усмиряя недовольство.
Он был весьма напряжен.
– А вы не догадываетесь? – сухо поинтересовался Виктор Викторович.
– Вы тоже узнали о случившемся в лаборатории… – сочувственно закивал француз. – Мое начальство шокировано, что греха таить? Мы не так много получили, но уже влили туда огромные, просто громадные деньги! Однако, конечно же, все понимают, что затраты неизбежны, и потому…
– Нужно сворачиваться, – безжалостно заявил Зубов.
«Лягушатник» удивленно выпучил глаза.
– Сворачиваться? – Он будто пробовал это слово на вкус. – Не хочу показаться грубым, Виктор Викторович, но это невозможно.
– Не вам мне рассказывать, что возможно, а что нет, – покачал головой ученый. – Что имеет начало, имеет и конец. Мы недолго поработали, но допустили слишком много ошибок. Нужно сворачиваться, пока нас не обнаружили.