Ворча, раб направился открывать дверь, и Ахилл, глядя на жену, благодушно махнул рукой:
— Ладно, так уж и быть! Раз он одумался и принес золото, я… прощаю его!
Однако в комнату вошел не Юний, а … Элия.
— Ты?! — угрожающе сдвинул брови Ахилл. — Да… как ты посмела?!
— Но Юний… он разрешил… — пятясь, пробормотала Элия. — Он сказал, чтобы я приходила сюда и ждала его!
— Юний здесь больше никто! — чеканя каждое слово, отрезал Ахилл. — Запомни это раз и навсегда, как там тебя…
— Элия!..
— Вот именно, Элия! Элия? Постой… почему — Элия?!
— Ты что, забыл меня? Я сегодня утром была здесь! — напомнила танцовщица.
— Я помню и хотел тогда еще спросить — почему у тебя римское имя? Или ты не знаешь запрета чужестранцам носить родовые римские имена?
— Но я не чужестранка… мне можно! Я – римлянка!
— Ты?! Ха-ха! Слышишь, Ирида? — засмеялся Ахилл. — Эдак, всякий может назвать себя квиритом или матроной! А известно ли тебе, — надвигаясь на Элию, с угрозой проговорил он, — что, согласно эдикту божественного императора Клавдия, всякому, кто ложно выдает себя за римского гражданина, рубят голову на Эсквилинском поле?
— Но я не всякая! Я — римлянка! Клянусь Ромой, это правда! — неожиданно осмелев, топнула ногой Элия. — У меня и документ есть! Мой отец — Тит Элий! Он носит золотое кольцо на пальце!
— Кольцо? Так он — всадник? Поздравляю тебя — это второе, после сенаторов, по значимости сословие в Риме! И, конечно, меняет дело… — сразу смягчился Ахилл. — Теперь я просто счастлив, что успел предупредить тебя, что представляет из себя этот твой ветреный избранник. Остальное, надеюсь, о нем доскажет тебе Ирида. А мне, прости, некогда. Я спешу! Между прочим, в наш Рим!
Он повернулся к жене и, велев рабыне вывести к воротам детей, а Фраату взять его дорожные вещи, сказал ей:
— А теперь пойдем, поглядишь, на чем я поеду!
У ворот стояла роскошная повозка с крытым верхом, которую выделил Ахиллу Совет, чтобы придать этим особую честь послу Синопы к самому цезарю.
Ирида изумленно посмотрела на нее, на Ахилла и прошептала:
— Какая красивая! Ты поедешь на ней до самого Рима?
— Сколько живу, не перестаю удивляться твоей наивности! — с недовольством покачал головой Ахилл. — Ну, сама подумай: как можно добраться до Италии в повозке? Ведь это — через несколько морей?
Видя, что его жена и без этого едва удерживает себя от слез, он привлек ее к себе и примирительно сказал:
— Нет, я на ней только до порта. А там — на первый же, подобающий моему званию корабль!
Ахилл, чтобы не разрывать долгим прощанием сердце Ириде, наскоро попрощался с ней, чуть дольше — с детьми, и, приказав Фраату, сев рядом с возницей, сопровождать его, с засиявшим вновь лицом отправился в порт, над которым проливала дождь тяжелая туча.
Повозка, уносящая Ахилла, исчезла из глаз Ириды задолго до того, как достигнуть первого поворота. Виной тому были застлавшие взор слезы.
С трудом удерживая себя, чтобы не разрыдаться при детях, она повела их в дом и потерянным голосом спросила идущую с ней Элию:
— Так ты действительно римлянка?
— Да! – улыбнулась ей та. — Правда, только наполовину!
— Как это?
— Мой отец — знатный римлянин, а мама — родом из Персии… Она была вместе с отцом, когда тот служил где-то в Колхиде… Когда мне было всего три года, наша семья поехала в Рим. Отец с войском впереди, мы — следом. Думали, едем к своему счастью, но боги судили иначе. В Синопе мама неожиданно заболела и… умерла! Это случилось в той самой гостинице, где я с тех пор живу и… работаю флейтисткой!
— Бедная девочка! — обнимая Элию, вздохнула Ирида. — А что же отец? Почему он оставил тебя одну, в Синопе?
— Я ведь говорила, он был со своим войском.
— Тогда почему не разыскал тебя потом?
— Потому что его самого отправили в ссылку при цезаре Калигуле! Это все, что удалось разузнать о нем. Так что от всего римского во мне только имя, кусочек папируса, говорящий, что я римлянка, единственное воспоминание об отце — золотое кольцо на его пальце, да вот эта булла! — показала бронзовый амулетик на шее Элия. — Такие буллы римляне надевают детям при рождении. После наступления совершеннолетия их относят в храм, где посвящают богам, но свою я храню. Она необычная, видишь — в виде дельфина! Это единственная вещь, по которой может узнать меня отец. Я ведь до сих пор жду его! И из Синопы не уезжала ни разу, боясь разминуться с ним. Ему ведь легче меня найти, чем мне его, правда?.. И Юний еще вернется ко мне, да?
Элия, всхлипнув, с надеждой взглянула на Ириду. Та – с жалостью — на Элию.
— Смотри, смотри — радуга! — глядя куда-то за плечо Элии, вдруг прошептала Ирида. — Или это у меня всё от слез?
— Где? Где?..
— Да вон, над портом!
— Ой, радуга, да какая красивая! — радостно обняла Ириду Элия. — Это — очень хороший знак для твоего Ахилла. И… для моего Юния… — чуть слышно добавила она, не зная, что тот тем временем шел рядом со своим новым приятелем далеко позади группы апостола, даже не замечая этой радуги.
3
Янус предостерегающе поднес палец к губам…
А радуга росла, росла — превращаясь в огромный разноцветный мост, раскинувшийся над всем морем. По небу плыли тяжелые, с ослепительными от яркого солнца боками, облака.
Гроза только что прошла, и апостол с учениками вступил на мостовую порта, словно специально перед ним щедро омытую и очищенную от грязи дождем.
Гавань встретила их непривычной — после неспешной ходьбы и благочестивых разговоров — суетой, руганью, разноязычным шумом. Здесь полным ходом шла погрузка и разгрузка судов.
Повсюду были видны: сгибающиеся под тяжестью бочек, корзин и тюков рабы, которых поторапливали грозными окриками и ударами плетей надсмотрщики... торгующиеся с капитанами о перевозке товаров купцы... путешественники-философы, на одного из которых — киника, судя по лохмотьям одежды и откровенно наглому поведению — засмотревшись, налетел Юний... С воплем: «Будь проклята эта Синопа, со всеми ее жителями и гостями!» — тот неожиданно замахнулся на него сучковатой палкой, и если бы Янус не перехватил его руку, то неизвестно, чем бы закончилась для Юния эта встреча.
Встретилась им и группа светлобородых фракийцев в штанах — варварской одежде, с точки зрения эллинов, которую не преминул выразить с презрением, вслух Янус.
Увидели они даже римского сенатора, которого под охраной трех вооруженных легионеров, с почтительными поклонами сопровождал сам начальник порта.
— Плохо, что в твоем порту нет ни одного судна с нашей Капитолийской волчицей на вымпеле! — донесся до них ворчливый голос римлянина. — Придется мне, за неимением римских трирем, выбирать из всего этого зла — меньшее! Вот это! — показал он пальцем на триеру с фигурой Афины Паллады на акростолии.
— «Палладу»? — побледнел начальник порта и сбивчиво забормотал: — Да, конечно, это самая достойная для тебя триера из всех стоящих здесь, но...
— Но?! — неприятно изумился сенатор, явно не привыкший к тому, чтобы ему возражали в провинциях.
— Она никак не может выйти сегодня в море... Нанятый на нее капитан где-то задерживается! — виновато принялся объяснять начальник порта.
— Так поторопи его! Или ты предлагаешь мне самому заняться этим? Пойти лично, вместо отдыха, после дел государственной важности, по тавернам в поисках твоего капитана? Перенести заседание сената в связи с моим опозданием?! Отложить мой доклад цезарю?!
— Нет, что ты! Что ты!..
— Тогда чтобы через три, нет — через два часа «Паллада» вышла из порта! Хоть сам выводи ее в море!
— Да-да, конечно!..
Перепуганный начальник порта сорвался с места и, опережая сенатора, со всех ног бросился к «Палладе».
Поравнявшись с ней, группа учеников апостола услышала его отчаянный разговор с владельцем триеры:
— Убил! Зарезал! Утопил!.. К тебе на борт сенатор идет... Одно его слово, и мы оба гребцы на галерах... А у тебя капитана нет! Где он?!
— Откуда мне знать?.. Может, уже в Гераклее, а может, и дальше!
— Что?! В какой Гераклее?..
— В Понтийской... На «Кентавре» заболел капитан, ему предложили вдвое больше, вот он и ушел с ними ночью. Если б я его смог достать, я бы сам его зарезал и утопил! У меня ведь — скоропортящийся товар! Маний, скажи!
— Да! — едва не плача, подтвердил невысокий, полный купец, но начальник порта даже не заметил его.
— Самый скоропортящийся товар в моем порту — это ты! — закричал он владельцу «Паллады». — И я, клянусь Посейдоном, докажу тебе это, если ты задержишься хоть на минуту. Делай, что хочешь: сам переманивай теперь капитана или становись на его помост, но чтоб через два часа... нет — через час духа твоей «Паллады» не было в Синопе!..
Закончив разговор этой, как ему показалось, достаточной угрозой, начальник порта, утирая пот, направился обратно к сенатору.
Владельцу «Паллады» не оставалось ничего другого, как, в свою очередь, подозвать помощника-келевста, дать ему кошель и всего час, даже полчаса времени...
Владельцу «Паллады» не оставалось ничего другого, как, в свою очередь, подозвать помощника-келевста, дать ему кошель и всего час, даже полчаса времени...
— О, боги, что же теперь будет, если он не найдет капитана? — донесся до удаляющейся группы учеников его причитающий голос. — Я ведь в открытом море даже востока от запада отличить не сумею...
— Что будет с моим товаром?.. — вторил ему Маний.
Продолжая следовать за апостолом на почтительном удалении, Янус тоном знатока объяснял Юнию преимущества одних и недостатки других стоявших в гавани кораблей.
— Эй! Янус… — вдруг окликнули его четверо прилично одетых мужчин, с грубыми, не соответствующими такой одежде лицами:
Косясь на Юния, они зашептали:
— Куда это ты пропал?
— Мы тут без тебя такую триеру облюбовали!
— Пальчики оближешь!
— Идем с нами!
Янус предостерегающе поднес к губам палец и отрицательно покачал головой. Мужчины недоуменно переглянулись и, оглядываясь, пошли к «Палладе».
— Кто это? — полюбопытствовал Юний.
— Так... давние приятели! — нехотя усмехнулся Янус. — Раньше мне было с ними по пути, но теперь!.. — Он обнял Юния одной рукой, другой пренебрежительно махнул им вослед и, уже совсем, как давнего друга, повел в сторону апостола с учениками, которые остановились, наконец, в тени платанов, окаймляющих гавань...
Здесь было решено подождать, пока удастся найти корабль, хозяин которого согласился бы за небольшую плату взять их к себе на борт.
Харон с помощником, на плече которого был ящичек с пожертвованными монетами, отделился от группы и направился к стоящим у причала кораблям.
Ждать, так ждать — Юнию было все равно. Но Януса явно тревожило то, что капитан Сизиф все еще находился рядом с апостолом.
— Эй, Орфей! — остановил он одного из учеников, который, громко напевая, проходил мимо. — А что, капитан Сизиф уже не торопится в свою Аполлонию?
— Нет! — засмеялся тот. — Еще немного, и он вообще останется с нами!
— Как это — вообще?!
— А вот так! Он уже согласился плыть с учителем до Гераклеи!
— Нет... только не это! — встревоженно покачал головой Янус.
Тут он заметил, что Харон ударил по рукам с владельцем «Паллады», на которую по трапу поднималось четверо его знакомых, и нахмурился еще больше:
— О, боги! Час от часу не легче...
— Что ты там бормочешь? — не понял Юний.
— Да так... ничего! Прямо какой-то Гордиев узел получается!
Юний покосился по сторонам и, не видя ничего похожего на знаменитый узел1, с усмешкой посоветовал:
— Так разруби его! Одним ударом — как Александр Македонский!
— Разрубить? Одним ударом? — рассеянно переспросил Янус, и его лицо озарила блаженная улыбка. — Эврика, Архимед! Только так, как говорят римляне, можно убить в одном лесу двух вепрей!
— Терпеть не могу всего римского… — поморщился Юний. — Переведи!
— Ну — одним ударом убить двух зайцев! — охотно выполнил его просьбу Янус. — И, клянусь костылем Вулкана, — заверил он, — именно это я сейчас и сделаю!
Оставив недоуменно пожавшего плечами Юния, он быстрым шагом направился к «Палладе».
— Скажи, Геракл… — подойдя к Харону, по своему обыкновению давать всем звучные прозвища, весело начал он, но бывший разбойник резко оборвал его.
— Я — Харон, и буду носить это имя до смерти в память о своих страшных грехах! — заявил он, гневно глядя на Януса.
- Конечно, Харон! Ответь мне, Харон, - заискивающе зачастил Янус, — вашему учителю все равно, на каком корабле добираться до Гераклеи?
— Да…
— Тогда прошу... умоляю тебя, откажись от своей затеи везти его на «Палладе»!
— Но почему? Это самая красивая во всем порту триера, совсем еще новая. Или, по-твоему, наш учитель менее достоин плыть на ней, чем римский сенатор?
- И цена самая подходящая, можно сказать, полцены! - вмешался в разговор ученик с ящичком.
— Даже треть! - усмехнулся Харон. — Один недостаток — капитана еще нет. Но мы можем и подождать!
— Ждать?! И это когда вашему учителю нужно обойти половину Ойкумены и обратить в свою веру как можно больше людей! — возмутился Янус. — И это еще не все! Как ты верно заметил, Харон, корабль — совсем новый, его мачта сверкает как копье Афины Паллады! Но, поверь моему морскому опыту, он отправляется в дальнее плавание в первый раз. Подумай, можем ли мы рисковать жизнью наставника, не зная, как он поведет себя на большой воде? К тому же, такой ветер вслед за тучами может нагнать сильный шторм! И, наконец, а вдруг владелец «Паллады», и правда, сам встанет на капитанский помост?
— Пожалуй, ты прав! — подумав, согласился Харон. — Но только уже поздно…
— Мы уже заплатили ему! — кивая на владельца «Паллады», объяснил ученик с ящичком.
— Это нетрудно исправить! — клятвенно прижав ладонь к груди, заверил Янус. — Клянусь посохом Асклепия... клянусь вашим Богом! — перехватив недовольный взгляд Харона, быстро поправился он. — Мне ничего не стоит получить обратно деньги — он даже будет счастлив вернуть их нам!
— Счастлив? Вернуть?! — не поверил Харон.
— Ты только разреши! А я уж договорюсь взять нас на другое судно, по той же цене! В случае чего, отработаю недостаток сам — матросом или даже гребцом.
— Ну что ж, попробуй! — пожал плечами Харон, и Янус — Юний хорошо видел это издали — тут же перешел к владельцу «Паллады», возле которого стоял с виновато разведенными руками пришедший без капитана келевст.
Поначалу хозяин триеры отмахивался от Януса. Но затем вдруг всплеснул руками и стал часто-часто кивать ему. Закончив говорить, Янус требовательно протянул ладонь. Получив деньги, он спрятал несколько монет в складки одежды, и указал на стоящего около апостола — капитана Сизифа. Владелец «Паллады» увидел его и, вне себя от радости, порывисто обнял Януса...
4
— Вот, теперь порядок! — довольно заметил Юний, подходя к борту.
… который вскоре, как и обещал Харону, быстро нашел подходящий корабль со сговорчивым, хотя и хмурым капитаном.
— Самый худший рейс за всю мою жизнь! — проворчал он, принимая деньги. — Через четверть часа отплытие — и ни одного выгодного пассажира! Ну ладно, хоть это, чем вообще ничего!
Матросы здесь тоже были, под стать капитану, хмурые, грубые. А пассажиры — в отличие от пассажиров «Паллады» — все больше варвары. Тем не менее, Харон, осмотрев триеру, остался доволен и, хлопнув Януса по плечу, сообщил апостолу, что они поплывут на судне под названием «Амфитрида».
После этого начался отбор тех, кто поплывет вместе с апостолом. В числе немногих счастливчиков оказались и Юний с Янусом. Янус — за оказанную помощь, а Юний, как приглашенный самим апостолом.
Как ни умоляли Харона оставляемые на берегу взять с собою и их, тот был неумолим.
— Идите берегом, догоните нас в Вифинии, — отрезал тот. — Денег у нас — только на питание. Да и то, самое скудное!
— Слыхал? — подтолкнул Юния локтем Янус. — Оказывается с едой-питьем у них не густо. Стой здесь, я сейчас!
Оставив Юния, он бросился к торговцам вином и съестными припасами в дорогу.
Юний скучающим взглядом стал осматриваться вокруг. Внезапно глаза его припоминающе сощурились. Он увидел подошедшего к «Амфитриде» философа-киника, того самого, который чуть было не ударил его недавно.
— И меня! Меня возьмите с собой, я — ваш, я тоже не верю в великое множество богов, в которых верит весь мир! — жалобно принялся уговаривать тот Харона. Однако бывший разбойник так глянул на него, что киник испуганно отпрянул и перешел к капитану:
— Клянусь Зевсом, у тебя прекрасный корабль, прекрасная команда, боги дали тебе в этой жизни все, а мне посмотри – ничего! – показал он огромный пустой мешок. — Всю жизнь я мечтал побывать в Синопе, посетить родину великого Диогена. Тридцать лет ожиданий — и какое разочарование! Я прибыл, наконец, сюда, но — о, неблагодарный город! Его жители даже не знают, кто такой Диоген! Я надеялся, что мне тут дадут на жизнь, помогут открыть школу киников, но мало того, что меня выгнали отсюда, так еще и не положили в мою суму даже куска лепешки!
— В такую суму вся Синопа уместится! — усмехнулся капитан «Амфитриды». — Пошел прочь! Твое присутствие отгоняет от меня достойных пассажиров.
— Да твоя жалкая посудина сама отгоняет их своим видом! — огрызнулся тот и, проходя мимо ухмылявшегося Юния, снова замахнулся палкой, решив выместить теперь на нем всю свою злобу за отказавших ему людей.
Юний уклонился, и хотя палка прошла мимо, решил все же отомстить обидчику. Он нагнулся в поисках, чем бы запустить в него. Однако на мостовой не было не то что камня, но даже огрызка смоквы. Очевидно, начальник порта велел выдраить ее, как палубу корабля, в честь прибытия римского сенатора.
Вдали тоже не было ничего подходящего. Зато рядом остановились носильщики с тяжелыми кожаными мешками. Их хозяин прошел к капитану «Амфитриды» и принялся торговаться с ним, прося взять его товар не в трюм, а прямо на палубу, лишь бы подешевле.