— Вот скряга! — принялись возмущаться носильщики.
— Чтоб ты не доплыл даже до Гераклеи!
— Чтоб твоя соль превратилась в песок!
Юний с любопытством посмотрел на них и спросил:
— О чем бунт?
— Да вон, — с досадой отозвались те, показывая на купца. — Обещал щедро заплатить, а сам под видом, что мы просыпали его груз, грозит теперь не заплатить ничего!
— А что в мешках-то?
— Что-что… каменная соль!
— Соль говорите? Да еще и в камнях? — переспросил Юний, покосился на остановившегося около соседнего судна киника, и вдруг хитро прищурился: — А хотите и свое получить, да еще и в прибытке остаться?
— Как это? — подались к нему носильщики.
— Подскажи!
— Все очень просто! Чтоб на вас зря нет наговаривали, вы, и правда, отсыпьте себе побольше соли!
— Ну да! — разочаровались носильщики.
— Он сразу заметит! Охрану вызовет.
— Да и куда отсыпать?…
Юний показал пальцем на киника:
— Вон того, с пустой сумой видите? Он мечтает попасть на «Амфитриду».
— Ну и что?
— А то, что предложите ему попасть на корабль в мешке. Соль в суму, его — в мешок. И, как говорит мой друг, убьете одним выстрелом двух вепрей!
Носильщики оказались на редкость понятливыми.
Один из них подбежал к кинику и быстро договорился с ним. Трое других своими широкими спинами заслонили мешок от хозяина, и не прошло минуты, как туго набитая сума киника оказалась в руках тут же удалившегося с ней носильщика, а киник — в мешке.
— Дождешься темноты и вылезешь! Мы веревку без узла затянули! — шепотом сказали ему носильщики и понесли мешки следом за сторговавшимся, наконец, с капитаном хозяином.
В это время вернулся с продуктами и кувшином вина Янус. Вместе с Юнием они тоже поднялись на борт «Амфитриды».
Здесь Юний проводил взглядом сошедших на мостовую носильщиков и насмешливо крикнул торговцу:
— Эй, ты, гляди, у тебя мешок плохо завязан! Или ты море решил подсолить?
Хозяин соли взглянул на мешки, ахнул и крепко-накрепко завязал тот, на котором не оказалось узла.
— Вот, теперь порядок! — довольно заметил Юний, подходя к борту.
— Благодари богов, что я уговорил Харона плыть на ней, а не на «Палладе»! — прошептал Янус, вставая рядом с ним.
— Да, я заметил! — кивнул тот. — С кораблем, который носит имя богини морей, супруги самого Посейдона, или, как сказал бы мой бывший братец — Нептуна, не может случиться ничего худого!
— Дело совсем не в этом!
— А в чем?
— Как бы это тебе объяснить... «Паллада» — обречена!
— Как! Почему?
— На ее борту, среди пассажиров — люди береговых пиратов, отчаянные головорезы... Уж поверь мне. Они подобьют команду на бунт или просто сами захватят корабль!
— Но зачем? Это же триера, а не чужой кошель! Разве ее положишь в карман?
— В карман — нет! Но в какую-нибудь свою тайную бухту — да! Пиратам, судя по всему, понадобился новый корабль, вот они и облюбовали «Палладу». Захватят ее, приведут к себе, поменяют фигуру Афины на скульптуру какого-нибудь злого бога — и горе тем кораблям, которые попадутся им на пути!
Тем временем к «Амфитриде» подошел апостол с учениками. У самого трапа их нагнал капитан Сизиф.
— Благодарю тебя за молитвы! Произошло чудо — я снова капитан! — с сияющим лицом обратился он к апостолу и показал рукой на «Палладу». — Пусть это пока и не моя триера, но посмотри — какая красавица! Только что с верфи! Мне обещано тройное жалованье, если я через час выведу ее в море! Прости, мне нужно спешить. Еще раз — благодарю... благодарю тебя!
— Надо сообщить ему о пиратах! — шепнул Янусу Юний.
— Зачем? Погоди! — пытался удержать его тот, но Юний, отмахнувшись, прокричал:
— Эй ты, Сизиф!..
— Капитан Сизиф! — строго поправил Сизиф. — Чего тебе?
— Да так… ничего! Счастливого плавания! — сникая, махнул ему рукой обидевшийся Юний. И тут в числе новых пассажиров «Паллады» вдруг заметил поднимавшегося по трапу… Ахилла.
Так оба брата оказались каждый на своем корабле. Но, если обреченное, по словам Януса, судно только еще готовилось к выходу из гавани, то «Амфитрида» сразу же начала отходить от причала.
— Малый ход! — звучали на ней команды.
— Налечь на весла!
— Гляди! Гляди! — толкнул Юния Янус. — Твой брат! На «Палладе»! Вот кого действительно надо предупредить!..
Юний бросил презрительный взгляд на Ахилла, потом ленивый — на Януса, и отрезал:
— Не надо! У меня нет больше брата. Да если б и был… — Он длинно сплюнул в воду и усмехнулся. — Я бы не поторопился говорить ему об опасности! Мне бы теперь только быстрей добраться до сокровищ отца. А уж там…
— Уж там!.. — подхватил Янус, думая о своем…
Но Юний уже не слышал его. Он мечтательно смотрел вперед, и море, словно слыша его, широко раскрывало навстречу ему свои необъятные, после тесной гавани, объятья…
Глава пятая
НЕВИДАННЫЙ ШТОРМ
1
Римлянин выпил и требовательно протянул перед собой пустой кубок.
… Через час то же самое море — Эвксинский (т.е. Гостеприимный) Понт, как называли его в древности, открылось, наконец, во всей своей величавой красоте и перед Ахиллом.
С трудом дождавшись выхода «Паллады» из порта Синопы, он стоял у борта, любуясь волнами, крутыми, с блестящими, как у дельфинов, спинами, и упивался мыслями, что едет в желанный Рим, причем не простым просителем, а важным должностным лицом.
— Это ты посланник Синопы в Рим? — вдруг раздалось у него над самым ухом.
Ахилл вздрогнул — не хватало еще, чтобы и тут читали его мысли — быстро оглянулся и увидел стоявшего позади капитана Сизифа.
— Да, это я! — слегка наклонил он голову, всем своим видом выражая крайнее недовольство.
— Прости! — примирительно улыбнулся капитан. — Столько новых лиц представили мне сегодня — рулевые, келевсты, матросы, что немудрено не запомнить даже такого достопочтенного человека, как ты! А это — твой раб? — кивнул он на сидевшего чуть поодаль на корточках Фраата. Ахилл в последний момент прихватил его с собой на корабль вместе с дорожными сумками.
— Да, я решил, что он пригодится мне в пути. Можешь держать его где угодно, хоть в трюме, и даже, в случае необходимости, использовать в качестве гребца!
Ахилл показал глазами на потных невольников со следами ударов бичом на голых спинах, которые, несмотря на то, что судно идет под парусами, под мерные хлопки келевста тянули и тянули на себя неподъемно тяжелые весла.
— Пусть он лучше прислуживает тебе, чтобы ты не терпел никаких неудобств до самого Рима! — с благодарностью отказался от предложения капитан Сизиф. — Дорога долгая, трудная, да сгладит ее перед тобой Нептун. А сейчас тебя приглашает к себе на беседу сенатор Мурена!
— Сенатор? Меня? — не поверил Ахилл.
— Ну, не меня же!
— Куда?!
— В мою каюту! — вздохнул капитан, лишившийся места для ночного отдыха, и гостеприимным жестом пригласил Ахилла следовать за собой.
— А… кто он? — с трудом удерживая равновесие, поинтересовался на ходу Ахилл.
— То ли посол, то ли проконсул… В любом случае — очень важная птица! Нет, скорее рыба — он, и правда, чем-то похож на мурену, — пошутил капитан Сизиф, но, поймав укоризненный взгляд Ахилла, перешел на деловой тон: — Говорят, в Синопе он был проездом. Ездил по личному указанию Нерона на переговоры с парфянами. Кажется, по поводу спора из-за Армении… Видишь трех воинов? Это его охрана.
У входа в капитанскую каюту Ахилл нерешительно остановился и посмотрел на Сизифа…
— Полный вперед! — успокаивающе улыбнулся тот и коротко представил его возлежащему за столиком с трехрожковым светильником и кувшином вина сенатору: — Вот он!
— Ахилл! — салютуя по-римски, назвал себя синопец.
— Сенатор Мурена! — скрипучим голосом представился римлянин и цепкими глазами осмотрел Ахилла с головы до ног. — Юпитер-громовержец! Да ты, оказывается, вовсе не варварский посол, от которого я лишь хотел узнать последние новости, а кажется, даже наш?
— Да, отец-сенатор, я имею римское гражданство, и всегда считал себя римлянином!
— Что же ты тогда стоишь? Располагайся! — полудвижением указательного пальца пригласил Ахилла к столику сенатор. Каждое слово он произносил, точно пробуя его на вес. — Наливай и пей! А то я уж думал, мне придется скучать одному до самого Рима… Триерарху все время некогда почтить беседой римского сенатора…
— Мне и сейчас надо идти — дела!.. — нетерпеливо переминаясь у двери с ноги на ногу, виновато пожал плечами капитан Сизиф.
— Понимаю. Иди! — движением подбородка отпустил его сенатор. — Твои хлопоты — это наше спокойствие, верно, как там тебя? Ахилл?
Ахилл, отрываясь от кубка, согласно кивнул.
— Ахилл… Ахилл… — поморщился Мурена. — Красивое, я бы сказал, даже героическое имя, но уж слишком оно варварское, неподобающее для римского гражданина! Скорее — даже кличка для какого-нибудь гладиатора или актера.
Ахилл, поперхнувшись, закашлялся.
— Однако, это вполне поправимо! — поняв его состояние, успокаивающе заметил сенатор. — Если тебе посчастливится, то тебя усыновит какой-нибудь всадник, а, может быть, даже сенатор. И будешь ты, Ахилл, уже не Ахилл, а, скажем, Аквилий или Лициниан! Да помогут тебе в этом боги! Ну, за здоровье Нерона?
— За здоровье цезаря! — бросив благодарный взгляд на сенатора, торопливо поднялся Ахилл.
Римлянин выпил и требовательно протянул перед собой пустой кубок:
— И — за здоровье его матери — Агриппины!
— Его матери Агриппи… ны… но, сенатор… Ведь она же… Ее…
Кувшин в руках Ахилла накренился, и он даже не сразу заметил, что вино льется мимо.
Сенатор бросил на него внимательный взгляд:
— Кажется, я не ошибся, приглашая тебя к себе. Новости действительно есть! Ну, давай, рассказывай!
— Что?
— Что произошло с Агриппиной!
— Да я и сам толком не знаю… — замялся Ахилл.
— А ну…
Мурена всем телом подался вперед и принялся задавать короткие, как на допросе, вопросы:
— …говори толком, если не хочешь, чтобы я приказал своим воинам скормить тебя акулам! В Риме что-то случилось?
— Да!
— Что ты везешь туда?
— Послание, отец- сенатор!
— Что в нем?
— Насколько мне известно — приветствие цезарю Нерону по случаю избавления от смертельной опасности!
— Та-ак… И что же это за опасность? Ну?!
Ахилл съежился под острым взглядом Мурены и рассказал то, что слышал в здании Совета. Показал запечатанное послание.
— А ты, оказывается, смелый человек, Ахилл, и не даром носишь свое имя! — глядя на него, медленно покачал головой сенатор.
— Я?!
— Конечно, если взялся за такое поручение!
— Но я… хотел только съездить заодно в Рим, чтобы подать жалобу цезарю…
— Заодно ты теперь можешь потерять только голову! Какую еще жалобу?
Ахилл сделал глоток вина, чтобы оживить пересохшее горло и поведал сенатору все, что случилось с отцом. Тот уже менее внимательно выслушал его и усмехнулся:
— Да… Не зря так обрадовались в вашем Совете твоему приходу. Ведь это послание — обоюдоострый меч. Хорошо, если дело обстоит так, как передал императорский курьер. А если это курьер не августа, а августы? Если всё наоборот и победила Агриппина, а не ее сын?
— Агрип-пина?..
— Да! И это — только ее проверка Синопы на верность? Что тогда? В таком случае самый жадный ростовщик не даст за твою голову даже обола!
— О, боги! — побледнел Ахилл.
— Но к счастью, судя по всему, гонец сказал правду... — задумчиво продолжал Мурена. — Иначе — свидетель Марс! — самые стойкие стоики… даже сам Сенека… не говорили об этом с таким спокойствием, как я!
— Прости, отец-сенатор, но — почему?
— Да потому, что возьми верх в их смертельной схватке Агриппина, я бы тоже погиб — ведь я в свое время встал на сторону Нерона. И, как теперь, кажется, выяснилось, правильно сделал!
— А ты уверен, что все это действительно так?
— Абсолютно! Этого и следовало ожидать. Только кто бы мог подумать, что всё произойдет так скоро и неожиданно!
— Ты что, правда, ничего не знал об этом?
— Откуда? — удивленно пожал плечами сенатор. — В Каппадокию, где я был последнее время, такие новости попадают месяц-другой спустя! Удивляюсь, как еще в Синопе так быстро все стало известно…
— Как же он тогда узнал?.. — задумчиво глядя на огоньки светильников, покачал головой Ахилл.
— Кто? — метнул на него подозрительный взгляд сенатор.
— Да так… один оракул! Все хочу забыть его лицо, взгляд, голос — и не могу! — беспомощно улыбнулся Ахилл.
— Какой еще оракул? Чей?
— Да я сам толком не понял… Знаю, что он верит только в одного-единственного Бога. И поклоняется распятому иудеями и, как они уверяют, представляешь — воскресшему Иисусу Христу. Мой негодный ни на что брат Юний отправился с ним, в надежде отыскать отца…
— А-а, — припоминая что-то, протянул Мурена. — Слышал я об этой секте. И должен тебе сказать, что мне жаль твоего брата, каким бы он ни был.
— Почему?
— А потому что он влип в скверную историю! Я не только слышал, но и видел этих людей. Кстати, в сирийской Антиохии их так и называют — христианами. С виду ничего плохого не скажешь. Скорее, наоборот — сама чистота и благопристойность. Но на своих службах творят, говорят, такое, что даже повторять не хочется. А главное — категорически, даже под страхом смерти отказываются приносить жертвы гению императора и нашим богам. А это уже вопиющее нарушение всех римских законов. И самое страшное преступление. Так что, если твой брат задержится с ними и попадет под их влияние, а это, увы, случается очень со многими, то, как и они, станет для государства — неблагонадежным человеком! И, следовательно, кончит свою жизнь где-нибудь в тюрьме, в лучшем случае, под топором палача.
Мурена сам наполнил свой кубок и поднял его:
— А теперь давай пить! Так, чтобы тебе забыть своего оракула и брата. А мне — как страшный сон свою ссылку и отправившую меня в нее Агриппину… Что может помочь в этом лучше, чем это славное фалернское? Тем более в такой на редкость хмурый, дождливый вечер!..
— Может, принести вам игральные кости? — предложил вошедший, чтобы узнать, не нужно ли что сенатору и послу, капитан Сизиф.
— Ты что, не знаешь, что игра в кости запрещена в Риме законом? — возмущенно накинулся на него Ахилл.
— Но мы ведь не в Риме, а в море… И потом — все играют! — пробормотал Сизиф, снова отправляясь на палубу.
— А ведь он прав, — проводив его взглядом, заметил Мурена.
— В чем? — не понял Ахилл.
— Мы действительно в море, — сенатор показал глазами на дверь, за которой шумели волны, и хитро прищурился: — И даже сам божественный Август частенько играл в кости, правда, в домашнем кругу…
— Сам Август? — ахнул Ахилл. — Тогда может, и нам скоротать время за этой игрой?
— Нет! — поморщился, отказываясь, сенатор.
— Ты что, совсем не любишь играть?
— Почему? Люблю. Но только не костями!
— А чем же?
— Людьми!
— Людь…ми?!
— Да, и поверь, это — лучшие игральные кости на свете! А если найти среди них такую, чтобы всегда ложилась на нужную мне сторону, то я мог бы выиграть любую партию!..
Сенатор залпом осушил свой кубок до дна и мечтательным взглядом уставился на дверь, за которой все громче и громче барабанил по палубе снова начавшийся дождь…
2
— Тс-сс, это — тайна! — приложил палец к губам Янус.
…Тот же самый дождь стучал и по палубе «Амфитриды», плывущей навстречу быстро надвигавшейся ночи.
Корабль шел под одними парусами.
Рабы-гребцы по команде келевста убрали весла. Они закрыли скалмы-щитки и, тяжело привалившись друг к другу, уронив головы на руки, запрокинувшись навзничь, спали прямо на своих местах.
Судно поскрипывало всем своим старым корпусом. Казалось, оно было готово развалиться даже от такого небольшого волнения моря.
С первыми каплями дождя апостол с учениками ушли с кормы и расположились на деревянных скамьях под кожаным пологом на носу судна. Занявшие здесь первыми места фракийцы с видимой неохотой потеснились и теперь бросали на них косые хмурые взгляды.
Юний с Янусом сидели прямо на палубе, у края полога, откуда хорошо было видно и тех, и других. Тайком они поочередно прикладывались к маленькой амфоре с вином и, довольно перемигиваясь, доставали из сумы колбасу, сыр и сладкие пирожки.
Апостол, разделив куда более скромную трапезу с учениками, вел теперь с ними неторопливую беседу, из которой Юний не понял ни слова. Да он особенно и не прислушивался. Мало что ли он видел всяких жрецов, и ни от одного из них не узнал ничего путного. Что нового мог сказать ему этот?
Еще более скудным был ужин фракийцев, состоявший из одной лепешки на пятерых крепких, здоровых мужчин. Янус, понимавший их речь, прислушался и шепнул, что это — лесорубы. Отправившись на заработки в Понт, они не нашли для себя работы ни под Синопой, ни в Амисе, и теперь все надежды возлагали на пробковые леса близ Гераклеи, в Вифинии… Самый молодой из них стоял у борта и молился. Это был сын верховного жреца, по имени Теон.
Под пологом было еще несколько хорошо одетых и, видно, хорошо пообедавших еще дома пассажиров. Они сидели в сторонке и о чем-то переговаривались, искоса бросая на апостола недоброжелательные взгляды. Янус, приглядевшись к ним, заметил, что где-то уже видел их, причем совсем недавно, но никак не мог вспомнить, где…
Дождь усиливался и, наконец, хлынул так, что даже Теон, наскоро закончив молитвы, бегом вернулся к своим соплеменникам.
На открытой палубе оставался один лишь торговец солью, который, бегая вокруг заблестевших мешков, громко сокрушался, что решил перевозить их на палубе.
Несколько раз он пытался уговорить капитана перенести свой товар в трюм, предлагал вдвое, втрое большую цену. Но тот с озабоченным видом проходил мимо и, наконец, посоветовал молить богов, чтобы не начался шторм, во время которого как бы эти мешки вообще не пришлось сбрасывать за борт в качестве балласта.