— А я тогда кто?
— Ты — жена!
— Стало быть, от меня секреты могут быть?
Виктория явно искала повод поскандалить.
— Тут даже отогреться негде! Ни кафе, ни автозаправки с магазинчиком внутри, даже Макдональдса!
— Храм скоро будет по пути! — осторожно сказал Ваня.
— Вот сам в нем и грейся! А я туда никогда и ни за что — ни ногой!
Виктория шла так стремительно, что только полы шубы разлетались, точно крылья большой хищной птицы.
И не переставала срывать свое зло на муже:
— Ну — долго еще идти?
— С километр-полтора… Не больше!
— Что-о?! Надо было машину не отпускать…
— Викуся, так ведь торопился же человек…
— А я по-твоему кто? Уже и не человек больше? Да?! И вообще… зачем только надо было тащить меня сюда? В эдакую глухомань… Съездил бы сам, повидался со своими, чмок-чмок — и обратно! А тут только идти к ним столько, сколько я и за месяц пешком не хожу!
— Да не переживайте вы так, — попытался хоть как-то исправить положение Стас. — В вашем положении…
— Что — и вы еще надо мной издеваться решили? — взвизгнула Виктория.
— Нет, конечно, простите! Я хотел сказать — в вашем замерзшем положении, — ругая себя за неловкость в подборе слов — но ведь ему тоже было сейчас самому не до себя! — быстро поправился Стас, — даже полезно долго идти. Естественный согрев тела — это самое надежное и безопасное средство, как говорит мой отец. А он, между прочим, врач!
— Господи, куда я попала? — простонала Виктория. — Один — солдафон, другой сын эскулапа! Вот сейчас позвоню папе и скажу, чтобы он прислал за мной вертолет. Самый теплый и быстрый!
Виктория достала из кармана телефон.
И было непонятно — шутит она или говорит всерьез.
Во всяком случае, Ваня, не на шутку встревожившись, тут же проявил решительность.
Отобрал телефон.
Впрочем, Виктория особо и не сопротивлялась.
И, взяв ее за руку, еще более быстрым шагом направился дальше.
Напряжение от приближавшейся встречи нарастало.
Когда они поравнялись с первыми домами на окраине Покровского, нервы не выдержали даже у Вани.
Героем он был для всех.
Сослуживцев.
Репортеров.
Проводницы в вагоне и всех других знакомых и незнакомых людей.
Наконец, страны.
А для своих, домашних…
— Значит, так, — кашлянув, почесал нос он и в третий раз поменял план. — Входим во двор все сразу. Занимаем круговую оборону. А там — действовать каждому самостоятельно, в зависимости от обстановки…
4
Стас не верил своим ушам и глазам…
Эта новая диспозиция Вани потерпела полную неудачу еще до начала намеченного им сражения.
Что там поражение персидского царя от несокрушимой фаланги Александра Македонского!
Или победоносное морское сражение флота Октавиана (будущего Августа) с Марком Антонием и Клеопатрой!
Едва они миновали храм с освещенными окнами — отец Михаил, судя по тому, что в этот день не было большого праздника, проводил службы ежедневно — навстречу им показалось трое идущих по дороге людей.
— Ваня!.. — всмотревшись, каким-то чужим голосом выдавил Стас.
— Вижу, — отозвался тот.
Это были — отец Вани.
Его мама.
И идущая с ней под ручку Лена.
Завидев ее, Стас невольно шагнул за Ваню.
Но, тут же, устыдившись этого, вышел.
— Ваня!
— Ванечка! — послышалось впереди.
Мама, увидев сына, бросилась навстречу ему.
Отец тоже заспешил к Ване с распростертыми для объятья руками.
Но Стас видел только Лену…
Оставшись одна, она, правда, почему-то слегка неуверенно шла прямо на него и… радостно улыбалась!
Неужели все решилось так легко и просто?!
Стас рванулся к Лене.
И тут, когда между ними оставался всего лишь один шаг, она вдруг испуганно ойкнула и… бросилась бежать!
Стас хотел побежать следом за ней.
Но Ваня, на миг отрываясь от родителей, крикнул ему:
— Подожди, дай ей немного прийти в себя. Все равно дальше храма не убежит!
— Ой, какой же ты стал! — удивлялась мама, обнимая сына.
— Богатырь, совсем богатырь! — вторил ей отец.
— Между прочим, — подала голос стоявшая чуть поодаль Виктория. — Он теперь еще и Герой России!
— Правда?! — ахнула Ванина мама и спохватилась. — Ой, простите, а вы кто?
Виктория с самым радушным видом подошла и, не дожидаясь, пока это сделает Ваня, представилась:
— А я его жена!
— Как жена? Какая?
— Законная!
— Вот так номер! — охнул от неожиданности Ванин отец.
— Ваня! — с нескрываемым упреком взглянула на сына его мама. — Что же ты нас заранее-то не предупредил?
Она крепко обняла нежданную невестку, отстранила, взглянула и приветливо улыбнулась:
— Красивая! Как хоть тебя зовут, дочка?
— Виктория! Можно просто Викой… — тоном тихони смиренно отозвалась Ванина жена и, словно заставляя себя, не без труда добавила: — … мама!
— А мы в храм шли, — принялась объяснять Ванина мама. — От Вани-то уже давно ни словечка. Как написал, что в госпиталь попал, но все в порядке и чтобы не волновались, так и замолчал. А как не волноваться? Все сердце изболелось. Вот и решили пойти все вместе, помолиться. Может, и правда, зайдем? Только теперь уже — поблагодарить Господа!
— Конечно-конечно! — охотно подхватила Виктория. — Давайте прямо сейчас и пойдем!
Стас не верил своим ушам и глазам.
Только что недовольная и капризная Виктория была тише воды ниже травы.
Сама благожелательность и учтивость.
И будто бы совсем недавно это были не ее слова, что она ни когда и ни за что — ни ногой в храм!
— Надо же, — удивлялся отец, — еще и до храма дойти не успели, а оно уже все устроилось в лучшем виде! Может, уже и обратно пойдем?
- Отставить разговорчики! – остановил его Ваня. – В колонну по три… ладно – рассыпным строем, в храм, к Богу — шагом марш! Тем более что и Ленка наверняка уже там! Стас вон ждет, не дождется, когда ее по-человечески увидит и поговорит с ней!
Тут Ванина мама взглянула на Стаса, молчаливым кивком ласково поздоровалась с ним.
И вздохнула:
— Ты, Стасик, только, пожалуйста, не обижайся на нее. И не обижай! Ей и так горя хватило…
— А что, собственно, произошло? — чувствуя, как что-то так и оборвалось у него в груди, спросил Стас.
Но все уже направились к храму.
И Ванина мама только сказала:
— Да ты сам все сейчас лучше любых слов увидишь…
5
Главнее Божественной Литургии нет и не может быть ничего на земле.
В храме было тепло и спокойно.
Служба еще не начиналась.
Быстро оглядевшись, Стас с облегчением сразу увидел Лену.
Она стояла спиной перед множеством разложенных на широком певческом аналое книг.
Кроме нее в храме был еще сторож — худощавый бородатый мужчина с пронзительным взглядом.
Он сидел у самого входа так тихо, что Стас его сразу и не заметил.
Да и не до него было.
Зато Ваня, обычно слегка стеснявшийся его — все-таки бывший капитан-афганец, Герой Советского Союза, поздоровался с ним за руку, как с равным, называя по имени: Виктор.
Затем привычно подошел к вешалке.
Предложил Виктории помочь снять шубу.
Но та категорически замотала головой, давая понять, что ей не скоро и в шубе станет жарко.
Тогда Ваня сбросил с себя шинель.
Стас — зимнюю куртку
Повесив ее, как он сразу догадался, потому что больше на вешалке женской верхней одежды не было — рядом с заячьим полушубком Лены.
Услышав позади себя шум, она оглянулась.
И сердце Стаса почему-то сжалось от внезапно нахлынувшей жалости.
Лена была по-старушечьи перевязана крест-накрест серым пуховым платком и в заплатанных валенках.
Вся какая-то тихая.
Неприметная.
Словно, как говорится в подобных случаях, поставила на своей молодой цветущей жизни — крест…
И почему-то в круглых, похожих на старомодные, очках.
Таких толстых, что они больше напоминали линзы.
Заслышав позади себя движение, она оглянулась.
Тоже первым делом нашла глазами Стаса.
И сразу сняла очки.
Отчего лицо её сразу стало знакомым.
Но каким-то совершенно беспомощным.
Неожиданно она нахмурилась.
И, словно сделав над собой усилие, вновь отвернулась и стала листать книги.
«Воздавайте сначала Божие Богу, а затем кесарево Кесарю», — вспомнил Стас.
И мысленно согласился с Леной.
Вот-вот должна была начаться служба.
Главнее Божественной Литургии нет и не может быть ничего на земле.
Так что все остальное — потом.
Но вместо возгласа священника левая дверь алтаря открылась, и из нее вышел отец Михаил.
Если и раньше в нем трудно было признать того самого Макса, который являлся грозой всей округи, то теперь и подавно.
Длинная, окладистая борода…
Добрые мудрые глаза.
- Ну, наконец-то вижу перед собой не мальчика, но мужа! – неторопливо, довольным голосом сказал он подошедшему к нему под благословение Ване.
Сторож подошел, внимательно оглядел Звезду на груди Вани.
И сказал:
- Это значит, такие теперь стали – с Российским флагом? А у меня еще та, с красным…
- Традиционная Российская награда для героев - Георгиевский крест, конечно лучше, но факт от этого не перестает быть фактом! – не в силах молчать от переполнявшей его радости - ведь Лена была совсем-совсем рядом, сказал первое, что пришло ему в голову, Стас.
— Все умничаешь? — впрочем, без тени упрека, благословил и его священник.
«Не глупеть же!» — так и завертелось на языке Стаса, но он благоразумно промолчал.
Храм — не место для шуток!
Отец Михаил огляделся вокруг, вздохнул, очевидно, оттого, что на службе снова было совсем мало людей.
Да, одно дело было восстановить из руин храм.
И совсем другое — начать восстановление человеческих душ.
— Ну, пойдем в алтарь! — кивнул он, наконец, Ване. — Поможешь мне по старой привычке. Надеюсь, не забыл еще, с какой стороны кадило подавать надо?
— Не забыл, но…
Ваня прошептал что-то на ухо священнику, показывая глазами на так и стоявшую в шубе жену.
И испуганно глядя на приоткрытую дверь алтаря, виновато развел руками.
— Да, это, конечно, серьезная причина, — внимательно выслушав, согласился отец Михаил. — Тогда помолись пока до лучших времен здесь.
И обратился к Стасу:
— Ну, иди тогда ты!
— Так ведь я только раз в жизни алтарничал! Уже ничего и не помню! — растерялся Стас.
— Ничего, напомню! — пообещал ему отец Михаил.
И он, несказанно робея, вошел следом за ним в алтарь.
Первым делом, положил, как успел подсказать ему казавшийся необычайно расстроенным Ваня, перед Престолом три земных поклона.
Затем, по благословению отца Михаила, путаясь с непривычки, облачился в белый стихарь.
Выслушал для начала вкратце, а потом, как сказал священник, будут и подробные, по ходу дела, объяснения.
А также, что нельзя и что нужно обязательно делать в алтаре.
Нельзя ни в коем случае дотрагиваться даже широким, как крылья небесной птицы рукавом стихаря до Престола и находящегося слева от него Жертвенника.
И каждый раз, проходя мимо Горнего места — узкого пространства между семисвечником, за которым стоял Престол, и креслом перед запрестольной иконой изображенного во весь рост Спасителя, следовало осенять себя крестным знамением.
Стас запомнил это.
И встал по стойке «смирно» так, что даже Ваня наверняка похвалил бы его за выправку, в ожидании дальнейших указаний.
— Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков! — раздался торжественный возглас.
Вслед за ним из-за отделявшего алтарь от средней части иконостаса[5] послышался самый родной и близкий на свете голос Лены:
— Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Началось чтение третьего часа…
Когда Стасу, пока отец Михаил вынимал частицы из просфор, пришлось читать вслух по двум толстым тетрадям сначала «О здравии», а затем «За упокой» много-много имен живших когда-то в Покровском, в том числе и погибших на войнах, и ныне здравствующих, да только, к сожалению, почему-то не присутствовавших на службе людей…
6
— Мир всем! — протяжно провозгласил отец Михаил.
Стас давно, еще со слов отца Тихона, то есть без малого десять лет назад, когда из руин возрождался этот храм, знал, что алтарь знаменует собой Небо, жилище Самого Господа.
И ему так хотелось, воспользовавшись таким счастливым случаем, помолиться здесь о том, чтобы у них с Леной все снова было, как прежде.
Но…
Оказавшись в этой главнейшей части храма, где совершалось Таинство Евхаристии[6] и которое как бы повторяло собой ту прибранную, устланную, готовую горницу, где состоялась Тайная Вечеря Иисуса Христа и Его учеников, он первые минуты просто потерял себя от волнения.
А потом началась, как оказалось, очень непростая, потому что требовала постоянного внимания и ответственности, работа алтарника.
Нужно было подготовить кадило.
Раскалить на электрической плитке уголь.
Осторожно положить его щипцами на дно кадильницы.
Причем, точно посередине.
Приоткрывая за цепочку, класть на красный древесный уголь несколько кусочков обсыпанного чем-то белым, пахучего ладана.
Из истории Стас знал, что воскурение Богу благовоний было известно в глубокой древности, задолго до появления христианства. Благовонный дым ладана возносит молитвы к Богу, а к нам возвращается как знак благодати Святого Духа.
Но то всё было — в теории.
А теперь прямо на практике…
Он подавал и принимал это кадило, каждый раз целуя руку священника, как руку Самого Христа…
После чего, вешал кадило за маленькое отверстие в цепочке на то и дело ускользающий из-под пальцев крючок семисвечника.
Каждый раз с опаской, как бы оно не упало и его раскаленное содержимое не рассыпалось по ковру…
Кроме этого отец Михаил, спросив, знает ли Стас церковнославянский язык, решил доверить ему чтение Апостола.
Щелкнув застежками, он раскрыл большую тяжелую книгу в металлической желтой обложке с пятью овальными иконочками.
Показал, что и за чем следует читать, заложил нужные страницы широкими белыми лентами из парчи.
Посмотрев на лицо Стаса, поставил еще карандашом галочки.
Объяснил, как выходить, где становиться для чтения, что ответить на его возглас.
И когда Лена запела «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас», благословил на Горнем месте и подбадривающе кивнул:
— Иди!
Стас вышел.
По свежей памяти, прошел по солее, свернул перед открытыми Царскими Вратами, встал перед полукруглым выступом — амвоном.
— Мир всем! — протяжно провозгласил с Горнего места, хорошо видимый в открытых Царских вратах отец Михаил.
— И духови твоему! — громко и внятно, как было велено, отозвался Стас. — Прокимен глас…
Он произнес отмеченный галочкой стих.
Лена его пропела.
Произнес новый стих.
Лена повторила прежний.
А затем все то, что говорил отец Михаил, вдруг вылетело из его головы.
— Вонмем! — растяжно почти пропел священник.
И Стас, холодея, стал лихорадочно вспоминать, как и что правильно говорить дальше.
Он чуть было не сказал совсем простую, но как оказалось, сложнее целых страниц текстов, которые он почти без труда заучивал в университете, фразу — наоборот.
Но хорошо — выручил Ваня.
Подойдя к нему, он прошептал:
«К Римлянам послания святаго апостола Павла чтение!»