— А я чем, по–твоему, занимаюсь, глупый осел? — возмутился Гонза, но природное тщеславие тут же заставило его смягчить тон. — Ты — слишком ничтожное существо, чтобы преодолеть все преграды на пути к заветной цели. Тебе нужен человек, который расчистит дорогу. Сильный человек, которого может остановить только смерть. Вот к нему мы и направляемся.
— И как я заставлю такого человека расстараться для меня, столь ничтожного существа? — усомнился Захарий.
— А это — уже твоя проблема, — ехидно ответил гном. — Может, придется кое–что рассказать ему в подходящий момент. Главное — точно рассчитать, когда и что именно. А теперь пошли дальше. А то ты мне уже порядком поднадоел.
На этом разговор был окончен и Гонза с Захарием продолжили свой путь. Гном шел впереди, заложив руки за спину и опустив голову вниз. Время от времени он произносил свои любимые ругательства, при этом промежутки между ними постоянно сокращались. Человек же, следуя за ним, осмысливал все услышанное, пытаясь извлечь из него максимальную пользу. Выводы напрашивались сами собой. Судя по всему, Захарий мог полностью довериться своему спутнику, несмотря на все его презрительные высказывания. Кроме этого, можно было уже не сомневаться, что гном точно знает, что делает, и это тоже радовало. А то, что Захарий ввязался в очень серьезную игру, было понятно с самого начала и без предупреждений арлема. Еще несколько мыслей, требовавших дополнительных разъяснений, крутились в голове человека, но он не рискнул снова потревожить своего спутника.
Ближе к вечеру, преодолев мелководную реку и сосновый лес, путники, наконец, нашли то, что так долго искали. Большой военный лагерь, подступающий к самой опушке леса, открылся их взорам. Среди множества палаток горели походные костры, вокруг которых небольшими группами ютились солдаты. Никаких криков и суеты, привычных для подобных мест, не наблюдалось.
— Солдаты Вильштока. Он перед боем любит хорошо отдохнуть, — объяснил Гонза и добавил. — Он–то тебе и нужен.
Неприятное волнение охватило Захария. Ноги вдруг стали ватными, а сердце стало нагло отсчитывать последние мгновения перед следующим шагом, после которого уже будет очень трудно повернуть все вспять. Самые разные вопросы устроили в голове человека настоящую сумятицу, стремясь во чтобы–то ни стало быть озвученными, пока существует такая возможность.
— Откуда ты знаешь, что нужно делать? — все–таки спросил Захарий, подсознательно оттягивая необратимое.
Гонза, с ухмылкой наблюдавший за мучениями человека, не стал ерничать и честно ответил на его вопрос, хотя взволнованный спутник все равно мало что понял.
— Все дело во времени. Я вижу его со стороны, потому что здесь время ваше, а не арлемов. Обычно мне нет до него никакого дела, но одному упрямому ослу удалось настоять на своем. Только не мечтай, что я буду постоянно злоупотреблять этой возможностью. Сумасшедший — ты, а не я. Мне лишние неприятности вовсе ни к чему.
Упоминание о возможных неприятностях не произвело на человека никакого впечатления, — вместо ожидаемых гномом уточняющих вопросов, он задал совершенно неожиданный.
— А арлемы в этом лагере есть?
— Если есть люди, значит, есть и арлемы, — невозмутимо заявил Гонза.
— А у Вильштока какой арлем?
— Зачем тебе знать? Ты же все равно ни одного из моих соплеменников видеть не можешь, — удивился гном.
— Так я смог бы больше о нем узнать, — объяснил Захарий.
— Ты и так о нем все узнаешь. Ему нечего скрывать, — заверил его Гонза и, подумав, все–таки ответил на вопрос. — У Генриха Вильштока нет своего арлема, давно уже нет. Этот человек выбрал дорогу к сатам.
Захарий хотел спросить, кто такие саты, но вместо этого тяжело вздохнул и сделал несколько шагов в сторону лагеря. Но потом, спохватившись, что не спросил самого главного, остановился и повернулся к Гонзе.
— Что именно мне нужно делать?
— Доверься обстоятельствам, и они сделают всю работу за тебя, — усталым голосом посоветовал ему гном и растворился в воздухе.
Кто–нибудь должен был остановить странного юношу, бродившего по военному лагерю и диковато оглядывающегося по сторонам, но вместо этого ему просто указали на шатер Вильштока. Стража должна была послать его куда подальше, а не молча пропустить во внутрь. И уж совсем непредсказуемо повел себя сам Генрих. Он не только терпеливо выслушал запутанные объяснения Захария, но и приказал устроить его на ночлег, пообещав с утра найти ему какое–нибудь применение. Возможно, легкость, с которой бывший монах обосновался в лагере, имела вполне логическое объяснение. Попадавшиеся на его пути солдаты были поглощены мыслями о завтрашнем дне, стража и представить себе не могла, что какой–то проходимец вот так запросто явиться к самому командующему армией, а Генрих просто ухватился за представившуюся возможность отвлечься от мыслей о Скулде. Вот только Захарий, пытаясь заснуть на твердом мешке с золотом под громкий многоголосый храп, еще долго размышлял о судьбе и предназначении.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
Чей–то воняющий дегтем сапог самым грубым образом разбудил Захария, а его владелец вполне предсказуемо вместо утреннего приветствия вылил на бывшего монаха ушат отборных ругательств, многие из которых тот услышал впервые.
— Мне приказано за тобой присматривать, — уведомил Захария сухопарый солдат с неимоверно длинными руками и не менее выдающимися глазами, в которых при всем желании невозможно было рассмотреть ни малейшего проблеска чего–то доброго или возвышенного.
Солдат внимательно рассмотрел новичка настоянным на цинизме взглядом и смачно сплюнул совсем немного в сторону от него. Потом он куда–то ненадолго отошел и вернулся уже с покалеченным в сражениях клинком и двумя пистолетами, знававшими лучшие времена. Все это он протянул Захарию.
— Возьми. Пистолеты заряжены. Двух выстрелов тебе хватит. Работай клинком, — это куда надежнее, — сказал он, а потом, критически оценив вид чужака с оружием в руках, добавил. — А вообще, старайся держаться возле меня. Тогда может и выживешь. Как тебя зовут?
— Захарий, — ответил ему ошеломленный новобранец.
— А меня — Лучо, — представился тот в свою очередь. — Пошли, ждать нас никто не будет.
Так ничего и не понявшему Захарию все–таки хватило сообразительности последовать за солдатом и не отставать от него ни на шаг. Вскоре они влились в общую колонну, и пошли рядом. Юноша стал оглядываться по сторонам и прислушиваться к разговорам. Ему хватило всего лишь нескольких минут, чтобы составить общее представление о предстоящих событиях. Бывшему монаху предстояло впервые в жизни принять участие в нападении на город. Нельзя сказать, что это открытие его вдохновило, но все же привыкший во всем разбираться до конца молодой человек не мог понять, почему войско движется в направлении, противоположном тому, где находился город. Об этом он и спросил своего нового наставника.
— Это называется военная хитрость, сынок, — деловито стал разъяснять ему Лучо. — Мы разбиваем лагерь у одного города и всем своим видом демонстрируем подготовку к штурму, а потом совершаем быстрый переход и нападаем на соседний город, где нас никто не ждет. Вильшток — мастер на такие штуки. В прошлый раз мы вообще без единого выстрела вошли в город под знаменами свевского короля. Самые тупые, наверное, до сих пор проклинают подлых свевов.
Получив исчерпывающий ответ на свой вопрос, остаток пути Захарий прошагал молча. Когда впереди показались крепостные стены, он уже успел не один раз вспомнить недобрыми словами Гонзу, из–за которого впутался в эту историю. Что–что, а непосредственное участие в военных действиях не входило в планы молодого человека ни при каких обстоятельствах. Последнее о чем успел подумать Захарий, это о том, как сейчас где–то рядом с ним зубоскалит подлый гном. Потом ему стало не до размышлений.
Пока основные силы растянувшись по фронту приближались к крепостным стенам, отряд, в котором были Лучо и Захарий, моментально рассредоточился и свернул в лес. Потом Захарий долго бежал вместе со всеми, не понимая, что происходит. Вскоре солдаты вышли к полноводной реке и продолжили движение вдоль берега. Когда впереди показалась городская гавань, до Захария стал доходить смысл маневра. Хотя с другой стороны уже доносился шум боя, здесь нападавших еще никто не ждал.
Лучо оказался в числе тех, кто открыл городские ворота основным силам Вильштока, до этого момента успешно отвлекавшим на себя внимание оборонявшихся. Захарий с двумя пистолетами в руках и клинком под мышкой едва успел отскочить в сторону, чтобы не быть сметенным хлынувшим людским потоком. Прижавшись к стене, он безумными глазами смотрел на происходящую вокруг него резню. В конце концов, кто–нибудь отправил бы на тот свет и его, но, к счастью, первым заметил горе–вояку Лучо и, ухватив за шиворот, с ругательствами потянул за собой.
— Наверное, ты не очень нужен Вильштоку, раз он отправил тебя под пули. Благодари бога, что я привык в точности выполнять порученное мне дело. Иначе бы ты уже валялся с проломленным черепом, — кричал Захарию Лучо, между делом вынося дверь в какой–то дом.
Оказавшись внутри, он тут же бросился осматривать комнаты. В одной из них, забившись в угол, сидели две женщины и дряхлый старик. Перепуганные насмерть женщины завыли от страха, и солдату стоило немалых усилий заставить их умолкнуть. Добившись тишины, он отправил напарника в подвал, а сам стал профессионально обыскивать помещение. Когда Захарий вернулся, то по довольному виду Лучо догадался, что все самое ценное в этом доме уже переместилось в его карманы. Заглянув в принесенный мешок с продуктами, солдат выбросил из него все, кроме копченого окорока.
— Бери только мясо. Овощи никуда не денутся, — наставлял он напарника, выглядывая в окно. — Здесь, похоже, уже все кончено. Пошли, а то нам достанутся только объедки.
Город оказался небольшим и небогатым. Солдатам Вильштока хватило нескольких часов, чтобы в этом убедиться, а опытному в таких делах Лучо — и того меньше. Он изо всех сил пытался избегать встречи со своими соратниками, стараясь двигаться в сторону, противоположную той, откуда доносились звуки уличных боев. Несколько раз ему пришлось вступать в схватку с одинокими защитниками города, случайно оказавшимися на его пути. Но как только в одном из домов он наткнулся на своих, то тут же прекратил охоту за трофеями.
— Все, что успели, то успели. Теперь можно пройтись и по огородах. Без зелени мне пища в глотку не лезет. К этому меня еще покойный отец пристрастил, — подвел итоги Лучо, отдыхая после тяжелой работы.
Захарий молча сидел рядом с ним на забитом доверху мешке и медленно приходил в себя после всего пережитого за этот ужасный день. Новый знакомый, правда, посчитал, что для полноты ощущений новобранцу кое–чего не хватает и отправил его еще и хоронить погибших. Солдаты Вильштока тем временем группами покидали город и под присмотром своих командиров выстраивались в колонну. Как только общая могила была засыпана, войско отправилось в обратный путь. Настроение солдат, не смотря на довольно внушительные для столь никчемного городка потери, было приподнятым. Шутки и бравурные песни не стихали до самого лагеря, где их с завистью встречали те, кому выпало оставаться на месте. За богатым ужином у костров веселье было продолжено. Кое–кто умудрился даже втихаря побаловаться хмельными напитками, но в меру, так, чтобы не обратить на себя внимания офицеров.
В одной из таких компаний, скромно устроившись в сторонке, провел вечер и Захарий. Наблюдая за разглагольствовавшим Лучо, он все время переживал, как бы тот не начал высмеивать перед своими сослуживцами сегодняшнее поведение подопечного. Но вместо этого солдат присел рядом с ним и неслышно для остальных поинтересовался.
— Ну что, уже пришел в себя?
Захарий в ответ только утвердительно кивнул головой. Лучо по–дружески похлопал его по плечу и уверенно заявил.
— Со временем освоишься. И не такие хлюпики матерели. Если, конечно, оставались живы.
Молодой человек продолжал молчать, в душе противясь предсказаниям собеседника. А вот от подарка старого солдата не отказался.
— Возьми, — сказал ему Лучо, протягивая красивый кинжал, украшенный обвивающей рукоятку серебряной змеей. — На память о боевом крещении.
Захарий искренне поблагодарил солдата за подарок и отдельно за все, что он сегодня для него сделал. Тот принял благодарность как нечто само собой разумеющееся и вернулся в компанию, тут же позабыв о разговоре. Самого Захария в этот вечер ожидала еще одна беседа, куда важнее предыдущей.
Генрих успел обсудить все важные вопросы со своими офицерами и перешел к трапезе. В застольной беседе он и вспомнил о вчерашнем странном посетителе и рассказал о нем своим собеседникам. Тут же возникла идея проверить, остался ли чужеземец жив после сегодняшнего боя. За ним был послан адъютант, который вскоре и вернулся вместе с уставшим Захарием. Офицеры долго и критически разглядывали невзрачного молодого человека с горящими оттопыренными ушами и убогим арсеналом за поясом. Его простая домотканая одежда, которую никак нельзя было назвать походной, подчеркивала и без того абсурдный образ горе–вояки.
— Ну, как сегодня повоевал? — обратился к нему Генрих, когда его друзья начали обсуждать увиденное.
— Неважно, — честно признался Захарий, не отрывая взгляд от земли.
— Что так? Не понравилось убивать себе подобных? — сыронизировал граф.
— Не понравилось, хотя я никого и не убил, — пробурчал молодой человек.
— Ну, хоть разбогател немного? — не унимался Вильшток.
— Я не за этим сюда пришел, — довольно грубо отрезал Захарий, от возмущения забывший перед кем стоит.
Его дерзость осталась незамеченной на фоне той глупости, которую он сказал. Все сидящие за столом громко захохотали, восприняв его слова как очень смешную шутку. По мнению присутствующих, ничто иное кроме желания разбогатеть не могло привести такого доходягу в расположение армии Вильштока. Разве что он был шпионом латераников, но подобное предположение выглядело еще нелепее. Последовавшие за этим грубые насмешки офицеров окончательно вывели Захария из равновесия. Сняв с плеча свой походный мешок и подойдя к столу, он молча высыпал на него найденный с помощью Гонзы клад. Все свидетели его поступка тут же умолкли и застыли с выражением изумления на лицах. Дабы они не подумали, что россыпь золотых монет и есть его сегодняшняя добыча, Захарий поспешил с объяснениями.
— Все это было при мне, когда я вчера пришел к вам, — сказал молодой человек и, вспомнив по ходу о своем гноме, явственно представил себе, как тот сейчас где–то рядом рвет на голове курчавые волосы и извергает поток самых изысканных арлемских ругательств.
— Что же ты тогда здесь забыл? — поинтересовался один из офицеров, в то время как сам Генрих начал по–другому воспринимать сказанное вчера странным чужеземцем.
— Я многое знаю благодаря книгам, но хочу знать еще больше, — расплывчато ответил Захарий и только запутал вопрошавшего.
— И что же ты хочешь знать? — уточнил тот.
— Он хочет знать, почему в этом мире все устроено именно так, а не иначе, — ответил за Захария Генрих и добавил уже от себя. — Вряд ли он найдет ответ именно на этот вопрос, а вот в том, что иначе просто не может быть, думаю, сможет убедиться, поучаствовав в нашей кампании.
Кто–то из друзей тут же возразил Вильштоку, усомнившись в том, что чужеземец надолго задержится в этом мире. Подумав над этим замечанием, Генрих решил повысить шансы Захария.
— Будешь состоять при мне писарем, раз ты такой умный. С завтрашнего дня и приступишь к своим обязанностям. А теперь можешь идти. И забери свое золото, — здесь оно никого не интересует. И постарайся его больше никому не показывать, а то даже должность писаря тебя не спасет, — сказал ему граф и тут же нашел новую тему для разговора.
На следующий день Захарий уже в качестве личного писаря командующего впервые в жизни присутствовал на переговорах о мире. Магистрат близлежащего города, наученный горьким опытом соседей, явился к Вильштоку в полном составе и с богатыми подношениями. Вслед за этим его армия после недолгих сборов покинула лагерь и продолжила свою увеселительную прогулку по богатым землям Поморья.
ОСКОРБИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Фердинанд внимательно следил за развитием событий в Поморье. Среди обязательных утренних процедур у него появилась еще одна, — выслушивать доклад очередного шпиона, вернувшегося из охваченных войной земель. Все они повторяли одно и то же: очередной разграбленный город, беспрерывные грабежи и насилие, постоянное маневрирование. В общем, Вильшток строго придерживался избранной тактики, — как можно сильнее разорить вражеские земли и как можно дольше уклоняться от встречи с Альфредом, в то же время небольшими отрядами нанося внезапные удары по противнику. Фердинанд отчетливо представлял себе, как подобное поведение Генриха нервирует короля свевов. Столкновение двух армий было неизбежно, вот только место и время решающей битвы выбирал не Альфред, а Вильшток. И не факт, что когда они сойдутся, преимущество будет, как и прежде, на стороне свевов. Но было кое–что, вызывавшее раздражение и Фердинанда, — способ ведения войны, избранный Генрихом не оставлял никаких сомнений в том, что он всего лишь выполняет свою часть договоренностей. На все остальное, в частности и на последствия, ему было наплевать. Демонстративный отказ от общения со своим королем только подтверждал эту мысль. Со стороны такое положение дел выглядело не иначе как дерзость, но сам молодой король, помня о подоплеке происходящего и еще не до конца изжив в себе глупые принципы, старался избегать подобной оценки. Но, где–то в глубине души он уже ждал подходящего случая, чтобы рассчитаться за столь неуважительное отношение к своей персоне. И такой подходящий случай не заставил себя долго ждать.