Послали Леню идти хоронить нашу дальнюю родственницу, старенькую бабушку, которую он не знал и никогда не видел.
— Вот как раз и увидишь, — сказали ему.
— Хорошо, — согласился Леня. — Но тогда я Марину тоже отправлю на Урал хоронить совсем незнакомых ей людей — с приветами от меня…
* * *— У нас по соседству жил фотограф, армянин, — рассказывал Даур, — звали его дядя Гамлет. Армяне любят шекспировские имена. Я лично знаком со старой согбенной Офелией и шапочно — с армянином по имени Макбет, Макбет Ованесович Орбелян, хирург-стоматолог, у него всегда халат немного забрызган кровью. Его отцу, Ованесу, наверно с пьяных глаз померещилось, что Макбет — имя, которое украсит любого невинного младенца…
* * *— А знаешь, как один мясник другому голову отрубил? — он мне рассказывал. — А что? Поспорили на четвертинку, — буднично говорит Даур, — кто кому сможет отрубить голову с первого раза…
* * *Позвала Даура на выставку тропических бабочек. Он не пошел. Ему не понравилось, что все бабочки там будут мертвые.
— Можно, конечно, — сказал он, — прийти и с закрытыми глазами пробыть до фуршета… Энтомологи вообще устраивают фуршет?
* * *Всех незнакомых женщин на улице, продавщиц в ларьке и вообще любых теток, независимо от вида и возраста, он звал просто «доченька». Исключение Даур сделал только для абсолютно реликтовой, дико агрессивной матерщинницы, которая обложила его по полной программе. Ее он назвал «матушка».
* * *Взяли на майские праздники путевки — круиз по малому Золотому кольцу на теплоходе «Грибоедов». Поселились в каюте. А там во всю стену окно — и все время люди фланируют.
— Как же мы будем сексом заниматься? — я спрашиваю.
— Да мы так сексом занимаемся, — говорит Леня, — что любо-дорого посмотреть!
* * *Хозяйка хибары, у которой художник Буркин снимал сарайчик в Коктебеле, попросила:
— Володя! Нарисуйте мою дочку Надю, пока она как роза!
— А что, она потом будет — как хризантема? — спросил Буркин.
* * *Сергей Тюнин увидел в Красном море рыбу-дракончика. Нырнул — а она в песке, только хвостик торчит. Он хвать ее за хвостик — она прыг! Он опять подплывет — хвать за хвостик, она прыг! И в песок зарылась.
— Я с ней так весело играл, — говорит Сережа, — а приехал домой, посмотрел по каталогу, так этот дракончик — страшно ядовитая рыба, мгновенная смерть и никаких противоядий…
* * *У Дины Рубиной вышел в свет роман «Почерк Леонардо» — в Москве каскад презентаций, телевидение, радио. К назначенному часу приезжаю в кафе «Пирамида» на Пушкинской. Дина уже сидит — в белом плаще, осыпала меня подарками, косметика с минералами Мертвого моря…
А в этой стекляшке такая обстановка продувная и довольно специфическая публика. Я говорю:
— Пошли отсюда, здесь, наверное, бляди собираются.
— А мы-то кто с тобой? — удивилась Динка.
* * *В кафе она приехала прямо с выступления на «Серебряном дожде». В конце передачи ее попросили осуществить социальную рекламу.
— Как? Я? Не совсем понимаю. А что я должна делать? — она спросила.
— Вы должны сказать, чтобы водители не пили за рулем. Вы, Дина Рубина, их лично просите…
— Ну, включайте.
— Готовы?
— Готова. Здравствуйте, друзья! — произнесла она своим неподражаемым голосом. — Я, Дина Рубина, никогда не пью за рулем!
Все остались очень довольны.
* * *В прямой эфир ей дозвонилась девушка:
— Ваши книги, — сказала она Дине, — для меня не просто книги…
— А что? — спросила Дина.
— …Часть тела.
* * *— Зря Дина в финале «…голубки Кордовы» застрелила своего героя, — неодобрительно сказал Леня. — И так на его долю выпало немало неприятностей. И сама из-за этого свалилась с гипертоническим кризом…
* * *Тишков:
— И вот большевики уехали из Крыма, всех расстреляли, все разграбили и отступили.
— Мой дедушка, — я говорю, — не мог этого ничего сделать.
— Да? А откуда у вас такие старинные венские стулья?
* * *Поэт Хамид Исмайлов в Москве в 90-е годы отправился на вечер своей поэзии. А перед этим сварил фирменный узбекский плов, целый казан, и нес его, горячий, в рюкзаке, в карманах которого аккуратно лежали ложки и салфетки. Около «Метрополя» его остановил милиционер. Попросил предъявить документы и показать, что он несет.
Хамид подумал — все, сейчас у него отберут плов. Но милиционер взял из рюкзака ложку и сказал:
— Я должен попробовать, что там у вас такое.
Он сытно поел, вытащил из того же рюкзака салфетку, вытер губы и отпустил Хамида на все четыре стороны.
* * *Хамид решил начать новую жизнь в Париже, но пока не было работы, знакомый предложил устроить русский вечер на тему: «Бунин — Цветаева — Хамид Исмайлов». Обзорно с высоты птичьего полета обрисовать жизнь и творчество Бунина и Цветаевой, а остальное Хамид возьмет на себя.
Первый доклад поручили русскому актеру-эмигранту, ему дали переводчика, вот он стал рассказывать о Бунине — видимо, подчитал. И хотя ему предоставили десять минут, он говорил и говорил: тут кошка, тут собака, каким Ваня Бунин был в младенчестве, кто в люльке его качал, словом, к финалу всего вечера дошел до того момента, когда Ивану Алексеевичу исполнилось десять лет.
Ему стали махать, делать знаки, он встрепенулся и сказал:
— Так Иван Бунин прожил семьдесят пять лет. А потом он умер.
* * *Товаровед Аня из книжного магазина клуба «Проект ОГИ» взяла мои книжки на продажу. Спустя некоторое время я позвонила — узнать, как идут дела.
— Сейчас нет денег, — сказала она. — Позвоните в субботу утром. Ночью с пятницы на субботу очень хорошо раскупаются книги.
— Это что — по дороге из ресторана?
— Почему? — она отвечает. — Именно приходят в книжный магазин часов в пять утра — купить книгу…
* * *Даур Зантария был гениальным прообразом, недаром Андрей Битов, гостивший у него в Абхазии, вывел Даура ярким и красноречивым персонажем своего романа. Великий Грэм Грин, мимолетно повстречав Даура в Сухуме, так был им впечатлен, что уже в следующем романе Грэма Грина действует герой Даур Зантария. Светлый образ Даура, именуемый в моем романе «Гений безответной любви» Колей Гублией Легкокрылым, пронизывает всю вещь от начала до конца.
— Пошлю в Абхазию ксерокс! — деловито сказал он. — А то они думают, я в Москве груши околачиваю. А я тут служу прообразом в поте лица!
* * *— А еще про меня будет? — спрашивал Даур.
И чтоб не иссякал родник моего воображения, самостоятельно разрабатывал свою восходящую линию:
— Например, твой Коля Гублия воевал против армии Шеварнадзе и выпускал боевой листок сепаратиста. Однажды, когда он написал прямо: «Долой Шеварнадзе!», он упал и сломал себе ногу. Потом случилась похожая ситуация. Он снова крикнул: «Долой Шеварнадзе!» И, как это ни странно, опять упал и опять сломал ту же самую ногу, причем в том же месте! С тех пор всякий раз, как только он произносил имя этого государственного деятеля, он падал и ломал ногу. Далее в «Боевом листке сепаратиста» Коля опубликовал обличительное стихотворение, в котором несколько раз вместо имени «Шеварнадзе» употребил местоимение «кое-кто». За этот эзопов язык свои же абхазские сепаратисты, все как один горячие головы, бросили Коле в лицо, что он трус. Не стерпев оскорбления и презрительного отношения товарищей по оружию и будучи не в силах разумно объяснить, что с ним происходит, Коля оставил сепаратизм и уехал в Гваделупу, приняв там статус беженца. Погиб Коля, спасая гваделупскую деревню от нашествия ос. И местные жители с особым благоговением съели его мясо.
* * *— Мое земное предназначение я уже выполнил, — говорил Даур. — Я запечатлен в тексте «Гений безответной любви», поэтому спокойно могу завершать тут свои земные дела.
* * *— Что я вижу? — удивлялась Лия Орлова. — Откуда в твоем романе эти любовные телефонные разговоры Даура? Ведь он все это мне говорил на полном серьезе!
— Главное — не слова, — успокаивал ее Леня. — А то, что он в них вкладывал!
* * *Тюнин в клубе «МуХа»:
— Как много незнакомых людей! Так можно проснуться однажды и вообще не увидеть вокруг ни одного знакомого человека.
Я тоже оглянулась и увидела Асара Эппеля. Он стоял с тарелкой и рюмкой.
— Ой, Мариночка! — сказал он. — А я ем селедку с луком, запиваю водкой… Все не для поцелуя!
* * *«Я сидел с Михаилом Аркадьевичем Светловым в Дубовом зале ЦДЛ, — рассказывал Яков Аким.
— Михаил Аркадьевич, — говорю, — это мой близкий друг Женя Монин.
— Михаил Аркадьевич, — говорю, — это мой близкий друг Женя Монин.
— Вы художник? — спрашивает Светлов.
— Да, в некотором роде… — отвечает Женя.
— Тогда нарисуйте мне десять рублей.
Женя смутился.
— Ну, хотя бы пять…»
* * *Светлову не дали разрешения поехать во Францию.
— Ладно, ничего, — сказал он, — зато я купил себе ботинки.
Яша наклонился под стол, посмотрел.
— Михаил Аркадьевич, — говорит, — наверное, в них очень удобно ходить.
— Мальчик мой, — он ответил, — а если бы вы знали, как в них удобно спать!
* * *«Маруся! — пишет мне Дина. — Завтра мы уезжаем на Мертвое море, дивная путевочка на 5 дней, в роскошном отеле, за одно название которого можно душу отдать: „Нирвана“. В цену включено все: 5-разовое питание, горячительные напитки, бар до потери человеческого облика, бассейн, сауна… Вчера разговаривала с организатором этой поездки, Фимой, из города Кривой Рог. Здесь он Хаим. Интонацию, к сожалению, я передать тебе не могу.
— Я вам добуду бумагу на сероводород!
— А что это значит, Фима?
— Как?! Вы не знаете сероводород?! Вы садитесь в ванну, и по вам ползают пузырьки, что это одно удовольствие. Я добуду вам бумагу, включая в цену! Я избранным людям всегда даю сероводород!..»
* * *На ярмарке «Non / fiction» выступала в паре с норвежским писателем и путешественником Эспедалем. Публика поинтересовалась нашим семейным положением.
Я говорю:
— У меня есть муж и сын.
— А у меня есть дочь и муж, — ответил Эспедаль.
Нас обоих спросили — на какие шиши вы путешествуете?
Я сказала:
— Или командировки, или накапливаю…
— А я останавливаюсь в гостинице под чужим именем на три дня, — ответил Эспедаль, — переночую и уезжаю!..
* * *Моя сестра Алла, посмотрев нашу беседу с Андреем Максимовым в передаче «Ночной полет», сделала мне замечание:
— Что ты, как советская школьница — спрашивают твоегомнения, а ты все цитируешь какого-то философа, никому неизвестного на «Ф»!..
— Франциска Ассизского…
— Да! — говорит. — А кто его сейчас знает? Сказала бы: «Я считаю» — и вырази эту же мысль…
* * *Я сочинила афоризм — единственный в своей жизни:
«Она была готова дать каждому, так она любила людей!»
Послала его Седову.
Он ответил:
«Некоторые горе-писатели думают, что сочинить афоризм легко. Все равно, что повестушку или романчик накатать. Им невдомек, что в Настоящем Афоризме не должно быть ни одного лишнего слова и даже звука! Они привыкли заполнять пространство. В афоризме же главное — пустота!!!
„Она была готова дать каждому — так любила людей!“
Почувствуйте, как говорится, разницу!»
* * *С маленьким Сережей приехали к Лёне в Дом творчества художников «Дзинтари». Мы радуемся, а он сидит мрачный. Сережка был удивлен.
— А если бы к тебе приехали жена с сыном, ты бы обрадовался? — спросил Леня прямо.
— Я бы залез в аквариум и превратился в рыбку, — серьезно ответил Сергей.
* * *В Дзинтари, в керамичке, где обжигали скульптуры в печах, работала прекрасная латышка Инара. Она обожгла наши глиняные фигурки, и Леня подарил ей книгу своих карикатур с подписью:
«Пламенной Инаре от обожженного Тишкова!»
* * *Скульптор Роберт Посядо из пятидесяти килограммов шамота слепил Венеру Милосскую.
Потом я слышала, как он сообщает кому-то, что Леня Тишков и Гриша Берштейн тащили ее по вокзалу за ноги и за руки… которых у нее нет.
* * *Туркменский скульптор Туркман предложил мне позировать ему.
— Я хочу слепить ваш бюст, — сказал он.
И поспешно добавил:
— Бюст — это значит голова.
* * *Моя одноклассница Нина Милитосян рассказывала, как ее родственник Радик навещал режиссера Параджанова в больнице, приносил ему карамельки. А когда Радик уходил, тот пригоршнями эти карамельки загребал из пакета и разбрасывал в коридоре, как сеятель.
* * *Иногда мы с Сережкой прибегали на Ваганьково, и пока я возделывала райский сад нашим светоносным предкам, он жевал бутерброды и решал задачки по математике на лавочке. Осень, листья кружатся, тишина!..
— Я первый школьник, — говорил Сергей, — который делает уроки на кладбище…
* * *Леня Тишков — Нине про директора Питерского Первого хосписа Андрея Владимировича Гнездилова:
— Его прозвали Харон.
— А кто это — Харон? — спрашивает Нина.
— Харон — это… — с готовностью начинает объяснять Леня.
* * *«Кабаре Петрушевской» в Красноярске. Людмила Стефановна вышла на сцену в умопомрачительной шляпе собственного изготовления, в перчатках по локоть. Леня, впечатленный, сказал:
— Вот Петрушевская — она эпатирует публику, только поражает, а не стремится быть красавицей в твоем мелком понимании…
Посреди своего концерта она сказала:
— Все, кто хочет уйти, — уходите.
Половина встали и ушли.
* * *В красноярском зоопарке в клетке сидит большой черный ворон. Табличка гласит, что его охраняет и спонсирует бюро ритуальных услуг.
* * *Во время телевизионной съемки на книжной ярмарке «Non / fiction» меня попросили порассуждать о том о сем с Диной Рубиной.
— Как я мечтаю, — говорю я ей, — чтобы сняли документальный фильм о приключениях твоей жизни!..
— О приключениях? — в ужасе переспросила Дина, только что выступившая перед сотнями людей и раздавшая тысячу автографов. — Все приключения моей жизни связаны с тобой! Как с тобой свяжешься, так обязательно какие-то приключения!..
* * *Одна женщина услышала Седова по радио, позвонила в редакцию и умоляла дать его телефон.
— Вы не подумайте, что раз я в него влюбилась, то буду его преследовать, — объясняла она. — Я замужем. Но у меня муж такой скучный!..
* * *В развлекательном центре «Атриум» нам с Седовым поручили сочинить книжку про местного сказочного героя по имени Атрик. Мы сдали рукопись. Я стояла с рюкзаками, а Седов пошел в туалет. Выскакивает — изумленный:
— Там все на фотоэлементах! Я только вошел — заиграла музыка — нью-эйдж, расстегнул штаны — ударили барабаны, а когда стал ссать — зажурчали ручьи и запели птицы. Ты пойди, пойди, сама убедишься…
* * *Однажды меня и Сережу Седова как детских писателей пригласили в школу на педсовет и давай представлять учителей.
— Неважно, мы все равно никого не запомним, — ласково остановил Седов директора школы.
* * *Леня и Седов собрались в Челябинск — играть спектакль по пьесе Тишкова «Водолазы». Я Леню предупреждаю:
— Единственное, что я могу гарантировать, — что он не запьет. Во всем остальном с ним нужно адское терпение. Он может закручиниться, остановить спектакль посредине и начать сначала, если ему вдруг покажется, что у него не катит, он может заявить что искусство — это говно, он даже может сказать, что Бог умер…
Леня — испуганно:
— Какой Бог?
* * *Нам позвонили в дверь. Леня открывает — стоят две женщины и спрашивают:
— Вы хотите узнать Истину?
— Спасибо, — ответил Леня, — предположительно я ее уже знаю.
— Не говорить же, — он мне объяснял потом, — я не знаю Истину и знать не хочу!..
* * *Семидесятипятилетний юбилей Якова Акима предполагали с большим размахом отпраздновать в ЦДЛ. Все уже было организовано, раздобыты средства на угощение, я собралась вести вечер, обсуждалась программа, кандидатуры ораторов и приглашенных. Короче, Якову Лазаревичу сообщили, что будет восемьдесят человек.
Он ночь не спал, а утром позвонил в секретариат СП и твердо отказался.
— Как сказал Махатма Ганди, — он мне объяснил, — надо разгружать свою жизнь. Что я и сделал.
* * *— Получил две телеграммы из Молдавии от поэта Григоре Виеру. В один и тот же день, — сказал Яша. — Одну: «Любим и ценим и любим». А вторую Григ подредактировал и улучшил: «Любим и ценим, ценим и любим». Видимо, он забыл, что уже отправил…
* * *Сам Яков когда-то послал в Ялту телеграмму Ковалю:
«Юра в дни магнитных бурь
бровь не хмурь все это дурь».
* * *В Дубовом зале ЦДЛ — Яков Аким, Юрий Коваль, Алексей Леонтьев, сценарист, и я тоже случайно затесалась в эту компанию.
Коваль говорит:
— Вот бы снять такой фильм «Дубовый зал». Сколько здесь побывало сногсшибательных людей. Взять хотя бы наш стол — сделать фильм про наши судьбы. Яшу сыграл бы Яша, Алешу — Алеша, меня — я сыграю сам, а на роль Маринки мы пригласим какую-нибудь польскую актрису!..
* * *Седов:
— Да я за здоровье — жизнь могу отдать!..