В коротком тексте мы не можем описать все родовые признаки фашизма. Укажем главные. Берем формулы видных западных философов. Фашизм — это гипертрофированный либерализм, то есть либерализм, доведенный до логического завершения. Он во всей полноте выражает идею конкуренции. Предшественник фашизма Шпенглер говорил: «Человеку придает высший ранг то обстоятельство, что он — хищное животное». Но и как хищные звери люди не равны. Фашизм исходит из идеи сверхчеловека — «белокурой бестии», которая имеет право грабить другие, низшие народы («недочеловеков»).
Фашизм есть крайний расизм, для него человеческий род не един, а делится на высшие и низшие расы. Шпенглер писал: «Существуют народы, сильная раса которых сохранила свойства хищного зверя, народы господ-добытчиков, ведущие борьбу против себе подобных, народы, предоставляющие другим возможность вести борьбу с природой с тем, чтобы затем ограбить и подчинить их».
Фашизм — тоталитарный ответ на притягательный образ СССР, который считался «Востоком». Фашизм означал войну, цель которой была ограбить и уничтожить славян («низшую расу»). Философ В. Шубарт в книге «Европа и душа Востока» писал: «Смысл немецкого фашизма заключается во враждебном противопоставлении Запада и Востока».
Все устои и смыслы русской культуры несовместимы с фашизмом. У русских — свой тип национализма или тоталитаризма, но ничего общего с фашизмом он не имеет. Миф о «русском фашизме» — идеологическая антирусская диверсия. По ней можно судить, «кто есть кто».
Почему невозможен русский фашизм
То вспыхивая, то затухая, разворачивается тема «русского фашизма». Это — большая операция психологической войны. Нам надо отбиваться как внутри страны, так и в мире. Относиться халатно к ярлыку фашиста и просто фыркать на «дураков», которые его нам приклеивают, не следует.
Для начала разберемся сами, почему фашизм не может быть русским.
И добро, и зло каждого народа вырастает из его культуры, его мировоззрения. Пробежав по главным родовым свойствам фашизма, мы увидим, что в русской культуре ему места нет, хотя иных видов зла и у нас хватает. В чем несовместимость?
Фашизм — не просто особый жестокий вид тоталитаризма, который нанес нам много ран. Это глубокая, даже трагическая болезнь всей западной цивилизации, которая не излечена и грозит проявиться в новых формах.
Фашизм был болезненным припадком группового инстинкта, подавленного в атомизированном человеке, который страдал от тоски одиночества. Это был припадок общества, как случаются болезни и припадки (например, эпилепсии) в отдельном человеке. Русский человек не испытывает этой тоски и не может страдать этой болезнью — потому что в России не произошло рассыпания народа на индивидов. В разных вариациях наше общество всегда было образовано из соборных личностей.
Солидарность фашизма внедрена с помощью идеологического гипноза в сознание человека, который уже много поколений осознает себя индивидом. Стремление плотно сбиться в рой одинаковых людей достигло в фашизме крайнего выражения — все надели одинаковые коричневые рубашки. Они были символом: одна рубашка — одно тело. Отсюда и название фашизм: по-латыни fascis значит сноп.
В России никто не звал к сплочению в рой, ибо для этого люди должны были бы сначала пройти до конца атомизацию, превратиться в индивидов. У нас не было болезненного приступа инстинкта группы, ибо он постоянно и незаметно удовлетворялся через полноту солидарных связей соборной личности. «Русскому тоталитаризму» не нужно было одной рубашки, чтобы выразить единство. Оно культурно унаследовано от множества поколений.
Фашизм вырос из идеи конкуренции и подавления друг друга — только перенес это с уровня индивида на уровень расы и народа. Русская культура стоит на идее любви и взаимопомощи людей и народов. Фашизм есть принцип разделения народов. Он «превратил борьбу классов в борьбу наций».
Русским для сплочения народа не нужно было факельных шествий, средства фанатичной спайки. Даже официальные советские праздники были гуляньями, дети ехали на отцовских шеях, при остановках колонны появлялась гармошка, под которую плясали старики. Нам были чужды пессимизм и «воля к смерти», присущие фашизму. Там режиссеры массовых митингов-спектаклей возродили древние ритуалы, связанные со смертью и погребением. Молодежи внушили идею «преодолеть» смерть, самим став служителями Смерти. Так фашисты создали особый, небывалый тип армии — СС. Русское мироощущение жизнерадостно. Мы верили и верим в добро. С этим и эсэсовцам накостыляли.
Теперь о расизме. Нам говорят: кто бьет негров, тот расист, кто хвалит свой народ — националист. Это не так. Суть — во взглядах на человека. Русский хулиган может обругать негра. Но он обругает его как человека, как бы он его ни обзывал. Он не расист, а лишь выражает, в тупой и грубой форме, неприязнь к иному. Фашизм мыслит иначе.
Когда немцы в 1941 г. вторглись в СССР, наши поначалу кричали из окопов: «Немецкие рабочие, не стреляйте. Мы ваши братья по классу». Потом из оккупированных деревень стали доходить слухи, что немцы, не стесняясь, моются голыми и даже справляют нужду при русских женщинах. Не от невоспитанности, а потому, что не считают их вполне за людей. Фашист верит, что он — сверхчеловек, а другие — недочеловеки.
Фашизм означал соединение «избранного народа» — против низших рас, которым предназначалось рабство. Это и есть национал-социализм — для немцев социализм, а другие — «внешний пролетариат», работающий на немцев. Русские видели социализм как желанный образ жизни для всех людей на земле, как соединение всех во вселенское братство. Под этим — православное видение человека.
У русских фашизоидные черты проявляются лишь у отщепенцев, которые заразились болезнями Запада. Да и то они больше притворяются, пока это выгодно — относиться к большинству русских как низшей расе. Эту дурь из них вытряхнем.
РУССКИЕ И ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Россия между молотом и наковальней
Мы собрались не для того, чтобы вести благодушный разговор о странах и народах — немного похвалить русских, немного поругать других, не забыв при этом напомнить, что нет плохих народов, что в каждом народе есть свои мерзавцы и праведники. Такой разговор — для благополучного момента. А сейчас мы переживаем бедствие, да к тому же плохо понимаем его корни.
В такие моменты людям нужно жесткое, холодное знание, как от разведки. И люди начинают искать корни явлений, ставить исходные вопросы. Прежде всего, вопросы о самих себе. Кто мы? Откуда? Куда мы идем?
Это — вопросы о пути, а не о виде транспорта. Сначала надо определить, куда двигаться, а не спорить о скорости и удобствах передвижения. От таких вопросов нас и стараются отвлечь. Нет у нас для них газет и телевидения, пойдем понизу.
Все мы знаем притчу об Илье Муромце. Пребывал он в параличе тридцать три года — без сил, без движения. Дали ему силу калики перехожие, и совершил он множество подвигов, защищая землю русскую. Понадобилось для этой защиты сверхусилие — и собрались силы.
Так ведь и сам русский народ возник. Тогда, на рубеже второго тысячелетия, одновременно «вышли из берегов» и Запад, и Восток, восточно-славянские племена оказались зажаты, как выразился Д.И. Менделеев, «между молотом Запада и наковальней Востока».
Участь западных славян была перед глазами. Хотя все они были христианами, их объявили язычниками и уничтожали «как жаб и червей». Православие объявили языческой ересью, и рыцари очищали землю от славян, следуя указаниям св. Августина — поступать с ними так же, как евреи с египтянами, то есть «обирать» их. Очистка Центра Европы от славян продолжалась четыре века — с кровавых походов Карла Великого.
Уцелеть восточные славяне могли только собравшись в большой народ. И только около такого большого народа могли сохраниться соседние народы поменьше. За последнюю тысячу лет именно так организовалось человечество. Сейчас имеется десяток больших народов, составляющих вместе примерно половину населения Земли, около 60 средних по величине народов (еще 30 % населения), и множество малых народов. Кое-кто, правда, лелеет сегодня планы глобализации, в ходе которой всю эту систему упростят, собрав мировую элиту в одну новую расу («золотой миллиард»), а остальные будут в дымном загоне хлебать безнациональную баланду и смотреть голливудские фильмы. Но об этом особый разговор. Сейчас речь о том, что было толчком к собиранию русского народа.
Превращение Запада в империю нового типа, соединенную всепроникающей централизованной Римской церковью, сделало для славянских племен объединение в сильный народ вопросом жизни и смерти. С Востока же им угрожала Хазарская империя, тоже объединенная сильной религией, иудаизмом. Исторический вызов, угроза уничтожения в самом простом смысле слова — вот матрица, на которой началось стягивание наших предков в народ.
Превращение Запада в империю нового типа, соединенную всепроникающей централизованной Римской церковью, сделало для славянских племен объединение в сильный народ вопросом жизни и смерти. С Востока же им угрожала Хазарская империя, тоже объединенная сильной религией, иудаизмом. Исторический вызов, угроза уничтожения в самом простом смысле слова — вот матрица, на которой началось стягивание наших предков в народ.
Нам говорят, что это — предание старины глубокой, что его надо забыть, подавить в себе эти комплексы. Это наивные речи (если искренние). В истоках каждого народа лежат предания. Время отбирает те из них, смыслы которых подтверждаются жизнью. Допустим, 30-томная «Всемирная история», по которой учатся студенты всего Запада, основана на преданиях. Предание — крестовые походы XII века против славян и разграбление крестоносцами Византии, предание — уничтожение рыцарями Альберта Медведя и Генриха Льва моравов и сербов. Но ведь это — их предания. Они в них верят и называют Наполеона, идущего на Россию, «воскресшим Карлом», а в 1942 г. пышно празднуют 1200 лет со дня рождения «Карла-европейца». А наше предание — о том, как войско Александра Невского утопило крестоносцев-тевтонов подо льдом Чудского озера. Не на Рейне, а под стенами русского Пскова.
Эти предания проверены жизнью и проверяются сегодня. Перед тем как бомбить сербов, западная пресса говорила о них в тех же терминах, что и аббаты крестоносцев. Это, мол, «жабы и червяки», которых НАТО должно насадить на свое высокоточное копье.
И приходится вспомнить о преданиях, потому что наш Илья Муромец что-то опять впадает в паралич. Но тридцать три года нам без него не протянуть.
Империя или национальное государство?
В явном виде или про себя русские люди ведут разговор о том, каков будет образ будущей России, когда она выйдет из нынешнего кризиса. Всем ясно, что мы сегодня на распутье. В нашей коллективной исторической памяти запечатлен образ России как империи, которая раскинулась на просторах Евразии. Даже когда русские оказались под игом монгольских завоевателей, они ощущали этот простор своим. Наши князья ездили в Каракорум к великому хану, русские полки были в гарнизоне Пекина. Огромные пространства были связаны сетью почтовых станций (ямов), и ямщики перевозили людей и письма с невиданной для Европы скоростью и надежностью.
Потом положение вывернулось, столицей стала Москва, татары пошли на службу в русскую конницу, землепроходцы и казаки дошли до Тихого океана и по пути ставили русские крепости. Потом они пошли дальше — на Аляску и в Калифорнию. Россия соединила воедино три цивилизации — лесную, земледельческую и степную.
Имперский тип государства, соединивший вокруг русского ядра большую «семью народов», казался нам единственно возможным. Когда империю разогнала Февральская революция, народы окраин везде принимали русскую Красную армию как свою — и не поддержали «своих» националистов, снова собрались в империю, теперь под названием Советский Союз.
Но обе эти империи были устроены совсем иначе, чем другие, европейские империи. Те создавались по принципу «национальное ядро (метрополия) — колонии». Колонии были заморскими территориями или зависимыми от метрополии землями с усеченными правами (как славянские провинции Австро-Венгрии). Россия — единственная империя, рожденная традицией сосуществования народов на евразийской равнине. Здесь все подданные имели равные базовые права, метрополия не эксплуатировала народы окраин. Скорее, «инородцы» имели привилегии, и волнения на национальной почве происходили оттого, что их пытались уравнять в правах с русскими (например, обязать нести воинскую повинность).
В этом была уникальность России, из которой проистекала большая сила в одних обстоятельствах, но слабость в других. Имперская конструкция России была сложной и требовала постоянного внимания и скрупулезного управления. Русский народ стал одним из десятка больших народов мира благодаря империи — он «впитал» в себя часть людей из всех народов России. Они охотно «русели», тем более, что их к этому никто не принуждал, а в русской среде их принимали по-братски.
Русская культура и русское государство было открыто для всех — дворянство народов, входивших в состав России, становилось частью российского дворянства, так что половина потомственных дворян были из «инородцев». Русские полки водил грузин Багратион, а сын имама Шамиля, взятого в плен после долгой и тяжелой Кавказской войны, становился генералом российской армии.
Это — вовсе не военная хитрость и не обычная вещь. Когда в 70-е годы XIX века происходило присоединение к России Средней Азии, индийские наблюдатели писали, что в России какой-то генерал — мусульманин, а другой — армянин, и командуют армиями. А «каждый английский солдат лучше дезертирует, нежели согласится признать начальником туземца, будь он хоть принц по крови».
Так русские создали империю неколониального типа. Беря «под свою руку» новые народы и их земли, эта империя не превращала их в подданных второго сорта, эксплуатируемых имперской нацией. Земли шли в общий котел, а народы принимались в общую семью. Это было выгодно и отвечало идеалам всех народов, кроме тех, кто считал себя частью Запада и тяготился такой общинной жизнью (Финляндия, Польша, часть народов Прибалтики).
Но в холодной войне с Западом наша империя два раза понесла поражения. Сначала она была демонтирована либералами-западниками Керенского, но вновь собрана в ходе Гражданской войны советской властью. В самом конце XX века уже «советская империя» вновь была расчленена пришедшими к власти либералами-западниками из команды Горбачева — Ельцина.
Сейчас мы понемногу собираемся с мыслями и силами. И перед нами встает большой вопрос: на какой основе строить нашу новую государственность. Вопрос встает потому, что в некоторой части общества, в том числе среди русских, усилились антиимперские настроения. Людям хочется разойтись по национальным (этническим) квартирам и притаиться, пережить назревающий мировой кризис.
Вопрос стоит так: империя или развод на национальные государства. Надо выложить на стол все за и против каждого варианта, по возможности спокойно и честно объясниться.
Что такое «интеграция»
Интеграция дословно значит соединение, образование чего-то целого из частей. Еще древние греки говорили: «Целое больше суммы его частей». Это значит, целостная система означает нечто совершенно иное, нежели куча не связанных между собой «деталей». Целое, как говорили греки, имеет особую силу, «душу» — энтелехию. Живой человек или его расчлененный труп — вот разница между целым и суммой его частей.
Интеграция, создание целого, наполнение его жизнью и силой всегда считались великим творческим делом. Вот сказки: лежит убитый предателями богатырь, тело рассечено. Ворон приносит мертвую воду — тело срастается, окропили его живой водой — вернулась душа в тело, встал богатырь.
Историческую Россию, которую мы помним в образе СССР, убить не убили, но предательски расчленили. Жизнь теплится, но порознь куски России выжить, похоже, не смогут. Кого-то, может быть, заберут в Запад, они там прирастут к другому телу. Кто-то к другому телу не желает, а кого-то и не возьмут туда.
В нынешнем искалеченном состоянии страна долго не протянет, это состояние ненормальное, нестабильное. Неминуемо пойдет или интеграция, или дальнейший распад с новой пересборкой. Как бы ни злобствовали планировщики Нового мирового порядка, интеграция стоит в национальной повестке дня России.
Россия изначально собиралась иначе, чем страны Запада. Там пошли по пути ассимиляции — поглощения и «переваривания» небольших народов главным, «государствообразующим». Не все там удалось, но в целом возникли более или менее однородные нации — французы, немцы, англичане. Собирание России, напротив, было интеграцией — каждая новая часть включалась в целое, не теряя своей особенности и самобытности. Каждый народ, входя в Россию, придавал этому целому какое-то свое качество. Это труднее, чем ассимиляция, система получается гораздо сложнее. Но разнообразие — великая ценность и порождает свойства, незаменимые в трудные моменты.
Из больших народов русские выделяются замечательной способностью к интеграции, к уживчивости с другими и умением привлечь их к общему делу. Потому-то они и стали большим народом и освоили огромные просторы Евразии. Потому Россия и стала большой цивилизацией, по своей сложности и потенциалу сравнимой с Западом. Примем это как факт, о корнях надо говорить особо.
Можно говорить об объектах и пространстве интеграции. Для нас, например, актуальна экономическая интеграция некоторых постсоветских республик вместе с Российской Федерацией — в одно экономическое пространство. Идет работа и по интеграции вооруженных сил дружественных республик в объединенную систему безопасности. Интеграция есть, если соединение частей создает систему, качественно новую целостность. Иные проблемы встают при попытке Российской Федерации интегрироваться в энергетическую систему Запада, стать ее частью. Другое пространство, другая система, тут пытаются обмениваться акциями компаний, совместно владеть трубопроводами, делать наши поставки незаменимыми для Европы.