— После того, как он зарежет тех двоих, — сказала она, — он возьмет ружье и поднимется на башню. Он попытается застрелить всех, кто будет там находиться.
— Всех?
— Всех, кого сможет. Там будет много народа.
В дальнем конце залива дюжина чаек кружилась над океаном, высоко поднимаясь над волнами. Их белые силуэты драматически выделялись на фоне свинцового штормового океана.
— Сколько человек он убьет? — спросил Макс.
— Видение закончилось раньше, чем я успела увидеть это.
— А что за башня?
— Не знаю.
— Посмотри, — сказал Макс. — Посмотри вокруг, на каждую из них. Попробуй почувствовать, какая это башня.
Справа от нее, в трехстах ярдах, дальше по набережной порта, и в пятистах ярдах от «Смеющегося дельфина», располагался католический собор Святой Троицы, примерно в квартале от моря. Однажды она заходила в этот собор. Это был типичный образец готики — внушительная крепость из тяжелого проверенного временем и непогодой гранита с красивыми витражами из темного стекла. Башня колокольни поднималась в небо футов на сто и имела открытую низко огороженную площадку как раз под ее заостренной крышей. Это было самое высокое здание на расстоянии двух миль в районе порта.
Крики морских чаек отвлекли ненадолго ее внимание. Они затеяли какую-то возню над строем яхт, явно чем-то взбудораженные. Их резкие крики напоминали скрежет металла по стеклу.
Она попыталась отключиться от птичьего гомона и сконцентрироваться на Троице. Но ничего не получилось. Никаких образов. Никакой нервной вибрации. Никаких, даже слабеньких, указаний на то, что убийца появится в Кингз Пойнте со стороны колокольни собора Святой Троицы.
Лютеранская церковь Святого Луки находилась между местом, где сидели Мэри и Макс, и собором Святой Троицы. Она была в двухстах ярдах севернее порта. Это было здание в испанском стиле с массивной дубовой дверью, с колокольней, почти вдвое ниже башни католического собора.
От Святого Луки тоже ничего.
Только неистовый ветер и крики расходившихся морских чаек.
Третья башня стояла в трехстах ярдах слева от нее, у самой воды. Она была всего с четырехэтажный дом и являлась частью сооруженного из дранки и покрытого кедровой дранкой павильона Кимбалла «Игры и закуски», в который входила еще и причудливая аркада.
В летнее время туристы с камерами забирались наверх и фотографировали порт. Сейчас же здесь все было тихо и пустынно. Павильон был закрыт на мертвый сезон.
— Это произойдет в башне Кимбалла? — спросил он.
— Не знаю, — ответила она. — Это может произойти в любой из них.
— Тебе следовало бы постараться еще.
Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.
Зло и пронзительно попискивая, чайка метнулась вниз и, едва не коснувшись их лиц, пронеслась всего в восьми-десяти дюймах.
Мэри, ошеломленная, отскочила в сторону, опрокинув чашечку с кофе.
— Ты в порядке? — спросил Макс.
— Просто испугалась.
— Она задела тебя?
— Нет.
— Они не приближаются так близко, если только не потревожишь территорию их гнездования. Но здесь, поблизости, нет ничего похожего на место, где бы они могли откладывать яйца. И к тому же сейчас для этого совсем неподходящее время года.
Дюжина чаек, появившаяся в порту несколько минут назад, кружилась у них над головами. Они и не пытались слиться с потоком ветра, чтобы двигаться дальше, как это обычно делают чайки. В их полете не было ничего ленивого или грациозного. Напротив, они метались, хлопали крыльями, с резкими гортанными криками бросались в воду и, подобно молниям, выскакивали обратно и гнались друг за другом в очень небольшом, четко ограниченном пространстве. Казалось, их кто-то гонит, и удивительно, что они не сталкивались друг с другом. Хрипло перекликаясь, они устроили в воздухе какой-то безумный танец.
— Что могло так встревожить их? — спросил Макс.
— Я.
— Ты? Что ты сделала?
Она вся дрожала.
— Я попыталась использовать мое ясновидение, чтобы выяснить, какую башню выберет убийца.
— И?
— Чайки не случайно здесь — они пытаются помешать мне сделать это.
Ошеломленный, он проговорил:
— Мэри, этого не может быть. Это что, дрессированные чайки?
— Не дрессированные, а контролируемые.
— Контролируемые? Кем? Кто послал их?
Она посмотрела на птиц.
— Кто? — переспросил он. — Дух Лингарда?
— Может быть, — проговорила она.
Он коснулся ее плеча.
— Мэри...
— Ты же видел полтергейст, который преследовал меня, черт возьми!
Тоном, словно говорившим «давай-успокоимся-и-обсудим-все-разумно», тоном, который выводил ее из себя, он произнес:
— По каким бы то ни было причинам, полтергейсты могут поднимать и двигать неодушевленные предметы — но живых людей никогда!
— Послушай, — сказала она. — Ты ведь знаешь не все об этом явлении. Ты не знаешь...
Она оглянулась.
— Что? Что случилось?
— Птицы.
Чайки продолжали кружить над их головами, но они не издавали ни одного звука. Они были абсолютно молчаливы.
— Странно, — сказал Макс.
— Я пойду внутрь, — отозвалась Мэри.
Она была уже почти у двери, которая вела с веранды на второй этаж коктейль-бара, когда одна из чаек напала на нее сзади, ударив по спине. Мэри споткнулась и инстинктивно прикрыла лицо рукой. Крылья били ее по шее. Колотили по голове. Громыхали у нее в ушах. Но это были не те крылья, которые ассоциировались у нее с Бертоном Митчеллом. Те крылья были кожаные, как мембраны. А эти были с перьями. Но это вовсе не делало морских чаек менее грозными. Она представила, какой твердый крючковатый клюв у этих птиц, как они могут выклевать ей глаза, и закричала.
Макс что-то крикнул ей в ответ, но она не разобрала.
Она попыталась дотянуться до птицы, но, поняв, что та может долбануть ее по пальцам, отдернула руку.
Макс ударом руки сбросил с нее птицу. Она свалилась на пол веранды и какое-то время лежала неподвижно.
Он открыл дверь, втолкнул Мэри внутрь и, войдя вслед за ней, захлопнул дверь.
Бармен видел, как на нее набросилась птица. Он поспешил к краю стойки, вытирая полотенцем руки.
Рыжий мужчина с тяжелым взглядом, сидевший в баре, обернулся вполоборота, чтобы посмотреть, что произошло.
В одной из черных кабинок у окна сидела молодая пара — хорошенькая блондинка в зеленом платье и солидный брюнет: они смотрели на Мэри, не отрываясь от своих стаканов.
Раньше, чем бармен успел сделать хоть два шага, морская чайка атаковала другую дверь, которая вела в бар, прямо за спиной Макса. Два небольших стакана со звоном упали на пол и разбились.
Официантка, уронив на пол поднос, побежала к лестнице, которая вела вниз, в зал ресторана.
С шумом, похожим на взрыв, другая чайка ринулась напролом в небольшое окно, пять на шесть футов, выходившее прямо на порт. Стекло зазвенело, но выдержало. Раненая птица отлетела на веранду, оставив пятно черной крови, как памятный знак о том, что произошло.
— Они меня убьют.
— Нет, — сказал Макс.
— Они хотят именно этого.
Он обнял ее, оберегая от беды, но впервые с тех пор, как она познакомилась с ним, его руки показались ей недостаточно большими, грудь недостаточно широкой, а тело недостаточно сильным, чтобы гарантировать ее безопасность.
Морская чайка бросилась на окно рядом со столиком молодой пары и отлетела от него. Стекло издало звук забиваемого болта. Хорошенькая блондинка отшатнулась и выскочила из кабины.
Через секунду после того, как ее спутник благоразумно последовал за ней, другая чайка, бросившись на то же окно, разбила его. Большой кусок стекла упал на темно-красный столик и разлетелся на множество мелких кусочков, засыпав ими диванчик, на котором только что сидела молодая пара.
Обезглавленная птица упала в центре стола, а ее окровавленная голова оказалась в стакане с мартини.
Еще две птицы влетели через разбитое окно.
— Не позволяй им! — закричала Мэри в истерике. — Не позволяй им! Нет! Нет! Пожалуйста! Не давай им!
Молодая женщина и ее спутник упали на колени, пытаясь найти убежище под столом или позади него.
Макс толкнул Мэри в ближайший угол. Как мог, он прикрыл ее своим телом. Одна из птиц бросилась прямо на него. Он выставил руку и оттолкнул ее. Птица злобно закричала, метнулась в сторону и закружилась по комнате.
Другая чайка попыталась усесться на один из круглых столиков в центре бара. Она билась крыльями о фонарь прочного стекла в медной оправе со свечой внутри, стоявший в центре стола, — в результате огонь от свечи попал на скатерть.
Бармен схватил мокрое полотенце, чтобы погасить пламя.
Чайка со стола перелетела на полки с напитками, стоявшими позади стойки. Две; три, четыре, полдюжины, восемь бутылок попадали на пол. Рыжий мужчина, сидя за своим столиком всего в нескольких футах от взбесившейся чайки, был совершенно сбит с толку, а потому даже не испугался. Как зачарованный, он наблюдал за птицей, пока она хлопала крыльями, била клювом по бутылкам и посылала их одну за другой на пол. По комнате распространился запах виски.
Первая чайка вновь приблизилась к Максу. Она подлетела сверху, стараясь с диким ожесточением пробиться в угол, и с удивительной точностью упала за его спиной прямо на голову Мэри.
Лапы чайки запутались в ее волосах.
— Господи! Нет! Нет!
Она схватила птицу, уже не беспокоясь, что та может покалечить ей пальцы. Птица была грязная. Мэри пыталась оторвать ее от себя. Макс тоже схватил ее. Она вырвалась, поднялась вверх и в сторону и закружила по комнате. Через секунду, однако, она прилетела обратно, с силой ударившись об стену рядом с ее головой. Птица упала на пол у ее ног и забилась в судорогах.
С трудом переводя дыхание, прижав руки к лицу, Мэри попятилась от нее.
— На них проклятье смерти, — сказал Макс.
— Убей ее!
Она едва узнавала собственный голос, так изменили его страх и неприязнь.
Он колебался.
— Вряд ли она уже представляет опасность.
— Убей, пока она не взлетела!
Он, отбросив птицу в угол, поднял ногу и с заметным облегчением наступил ей на голову.
Едва сдерживая тошноту, Мэри отвернулась.
Другая чайка отлетела от бара и вылетела из комнаты через разбитое окно.
Все стало спокойно. Тихо.
Наконец блондинка и ее спутник встали.
Рыжий мужчина с тяжелым взглядом залпом допил свой виски.
— О Боже! Какая грязь! — воскликнул бармен. — Что происходит? Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы чайки вели себя подобным образом?
Макс коснулся ее щеки.
— С тобой все в порядке?
Она прижалась к нему и заплакала.
Глава 11
6.30 вечера.
Холмы вечернего Кингз Пойнта были залиты оранжевым светом, будто исходившим из волшебного фонаря с тысячью лампочек. На западе покрытые туманом небо и океан слились в одну сплошную пелену.
Макс припарковался к тротуару, выключил фары. Наклонившись, он поцеловал Мэри.
— Ты выглядишь сегодня так хорошо!
Она улыбнулась. Удивительно, но, несмотря на все то, что произошло, она чувствовала себя женственной, очаровательной и необыкновенно привлекательной.
— Ты говоришь мне об этом уже шестой раз.
— Счастливое число — семь. Ты выглядишь сегодня — сногсшибательно. — Он еще раз поцеловал ее. — Тебе лучше? Ты уже сняла напряжение?
— Того, кто придумал диазепам, надо произвести в святые.
— Это тебя надо сделать святой, — заметил он. — Теперь — не двигаться. Я почувствовал в себе рыцаря. Сейчас обойду машину и открою тебе дверцу.
Морской ветер дул не сильнее, чем в течение всего дня, хотя с наступлением вечера он стал холоднее и, казалось, производил больше шума. Он стучал ставнями, пока их не закрыли. Он беспокойно бился в двери гаражей, заставляя их щелкать и глухо стонать. Он склонял ветви деревьев к самым стенам домов, позвякивал пустыми мусорными бачками, собирал пальмы в единый хор шелестящих ветвей, подобно шорохам ползущей змеи, и гонял вдоль улицы несколько пустых банок от содовой.
Небольшой одноэтажный домик по Оушн-Хилл-Лейн, 440, укрытый от самых злых ветров густым кустарником, соснами и пальмами, смотрелся очень тепло и уютно. Мягкий свет исходил от закрытых занавесями окон. Вход освещался лампочкой, укрепленной рядом с дверью.
Лоу Пастернак — владелец, издатель и редактор «Кингз Пойнт Пресс» газеты, выходившей два раза в неделю, — сам открыл дверь и пригласил их войти. Пока они обменивались комплиментами, как замечательно они все выглядят и как рады друг друга видеть, Пастернак чмокнул Мэри в щеку, пожал Максу руку и повесил их пальто в шкаф.
«Находиться в обществе Лоу, — подумала Мэри, — так же полезно, как принимать транквилизаторы: можно полностью расслабиться». После Макса и родногс брата Мэри любила Лоу больше всех других мужчин с которыми когда-либо встречалась. Он был интеллигентен, добр и щедр. При этом он был самым изощренным циником, какого ей когда-либо доводилось встречать, но цинизм смягчали его скромность и непревзойденное чувство юмора.
Ее несколько беспокоило то, что он слишком много пил. Он знал о том, что пил много, и был способен без эмоций обсуждать эту тему. Он убеждал ее в том, что если понимаешь, как порочен мир, и представляешь, каким бы раем он мог бы быть, то точно знаешь, что то, что могло бы быть, никогда не будет, потому что большинство людей безнадежные болваны и дураки — тогда человеку нужна какая-то подпорка, чтобы дожить до конца дней в здравом рассудке. Для некоторых, говорил он, это могут быть деньги, или наркотики, или сотня других вещей. Его подпоркой было шотландское виски или хорошо выдержанный бурбон.
— Моя мать, — убеждала его Мэри, — прожила жалкую жизнь алкоголички.
— Твоя мать, — всегда отвечал ей Лоу, — по твоим рассказам, была похожа на алкоголика, не умеющего получать наслаждение от выпивки. Нет ничего хуже грязного пьянства — если это не пьянство из жалости к себе самому.
Судя по всему, его чрезмерные возлияния никак не отражались на его жизни. Он создал и все еще совершенствовал процветающую компанию. Его редакционные статьи и репортажи выигрывали различные национальные награды. В свои сорок пять, хотя он никогда не был женат, у него было столько подружек, как ни у одного из знакомых Мэри мужчин. В данный момент он жил один, но Мэри знала, что долго это не продлится.
Хотя Лоу Пастернак и потреблял виски в неимоверном количестве, Мэри никогда не видела его пьяным. Его никогда не шатало, у него не заплетался язык, он никогда не размякал и не становился громогласным и противным.
— Я пью не для того, чтобы уйти от ответственности, — сказал он ей однажды. — Я пью для того, чтобы уйти от последствий неспособности других людей нести их собственную ответственность.
— Алкоголь убил мою мать, — Мэри предостерегала его. — Я не хочу, чтобы ты умер.
— Все мы умрем, моя дорогая. И умереть от цирроза печени ничем не хуже, чем быть съеденным раком или получить хороший удар. Думаю, это даже лучше.
Она любила его так же сильно, как и Макса, только совсем по-другому.
Он был коренастым, на целый фут ниже Макса и даже чуть-чуть ниже Мэри. Его шея, плечи, руки и грудь казались плотными за счет мускулатуры и сильными. Одет он был в белую рубашку с закатанными рукавами, из которых торчали густо поросшие волосами руки.
Его лицо представляло прямую противоположность телу с приятными чертами природного аристократа. Его черные, прямо зачесанные назад волосы, высоко поднятые брови и живые выразительные карие глаза привлекали к себе людей. Тонкий нос, небольшие ноздри, поджатые губы. Он носил очки в металлической оправе, придававшие ему вид преподавателя колледжа.
— Бурбон со льдом, — сказал он, беря большой стакан с журнального столика. — Это уже третий после того, как я вернулся с работы домой. Если ветер будет продолжать дуть и дальше с такой же силой, я скоро буду просто светиться изнутри, и смогу читать перед сном при собственном освещении.
И хотя в комнате стояли кресла и очень удобный диван, основным ее украшением были книги, журналы, альбомы, пластинки и картины. Большое количество книг лежало рядом с диваном и позади него; они заполнили все пространство журнального столика; последние выпуски журналов, а их было по меньшей мере сотни, были разложены по стеллажам. Одна стена, свободная от книг и пластинок, была увешана картинами, написанными маслом, пастелью и акварелями местных художников. Дюжина экземпляров картин различных стилей была развешана так близко друг от друга, что это мешало восприятию каждой картины. Однако у Лоу был прекрасный вкус, а потому глаз невольно выхватывал неординарные полотна, композиции, игру красок.
Одно из кресел было более потертым, чем остальные. На нем обычно сидел Лоу, прочитывавший еженедельно по дюжине книг, не забывая при этом потягивать в больших количествах виски и слушать музыку от Бенни Гудмана до Баха.
Эта комната как никакая другая, по мнению Мэри, располагала к дружескому общению.
Лоу принес им выпить и поставил Баха в исполнении Юджина Орманди.
— А теперь давайте выслушаем всю историю от начала до конца. С тех пор, как вы утром позвонили мне, я чуть с ума не сошел, пытаясь догадаться, о чем идет речь. Вы говорили загадками.
Мэри, перебиваемая постоянными вопросами Лоу, отвлекалась от основной темы на обсуждение вопроса о полтергейстах, тем не менее рассказала ему все. Начала она с преследования Ричарда Лингарда, а закончила нападением морских чаек в «Смеющемся дельфине».
Когда она закончила, дом погрузился в какую-то неестественную тишину. Дедушкины часы торжественно тикали в столовой.
Раздумывая над тем, что она рассказала, Лоу налил себе еще бурбона. Вернувшись к своему креслу, он сказал:
— Значит, завтра, в семь часов вечера, этот убийца нападет на двух человек и, возможно, одного из них убьет. Затем поднимется на башню и начнет стрелять.