— Значит, завтра, в семь часов вечера, этот убийца нападет на двух человек и, возможно, одного из них убьет. Затем поднимется на башню и начнет стрелять.
— Ты веришь мне? — спросила Мэри.
— Конечно. Я ведь слежу за тем, что ты делаешь, уже много лет.
— И ты веришь тому, что я говорила о духе Лингарда?
— Если ты говоришь, что мне надо верить, то почему бы мне не поверить?
Она бросила взгляд на Макса.
— Сможет ли этот человек найти себе хоть одну жертву завтрашним вечером? — спросил Макс. — Ведь в это время все уже будут у себя дома готовиться вместе с семьей к Рождеству.
— О! — отозвался Лоу. — В районе залива он найдет предостаточно целей. Там будут праздновать Рождество примерно на дюжине яхт. Люди на палубах. Люди в порту. Люди — везде.
— Не уверена, что мы сможем предотвратить его первое нападение с ножом, — сказала Мэри, — но надо хотя бы попытаться пресечь массовую бойню на башне. Мне кажется, надо выставить полицейских на всех трех башнях.
— Есть одна проблема, — заметил Лоу.
— Какая?
— Джон Патмор?
— Шеф полиции?
— К сожалению, да. Вряд ли будет легко убедить его поверить твоим видениям.
— Если он решит, что хоть один шанс из тысячи того, что я говорю, — правда, — заметила Мэри, — то почему бы ему не начать с нами сотрудничество? В конце концов, его работа состоит в том, чтобы защищать людей в Кингз Пойнт.
Лоу хитро улыбнулся.
— Моя дорогая, ты должна отдавать себе отчет в том, что многие полицейские понимают свою работу несколько иначе, чем ее понимают их налогоплательщики. Они считают, что все, что от них требуется, — это гордо носить их похожую на фашистскую форму, с сиреной и мигалкой гонять по городу в патрульной машине, собирать конверты со взятками и выйти на пенсию за счет государства через двадцать — тридцать лет службы.
— Ты слишком циничен, — заметила она.
— Перси Остерман говорил нам, что Патмор — тяжелый человек, — добавил Макс.
— Тяжелый? Он — тупой, — отозвался Лоу. — Крайне невежественный. Единственная причина, по которой его нельзя окрестить тугодумом, та, что у него нет никаких дум, которые могли бы быть тугими. Уверен, он никогда и не слышал такого слова — «ясновидящий». А когда мы в конце концов сумеем объяснить ему, что же оно означает, он никогда этому не поверит. Если что-либо не проверено его жизненным опытом, значит, этого в природе не существует. Не сомневаюсь, он будет отрицать существование Европы только потому, что никогда там не был.
— Он может позвонить тем начальникам полицейских управлений, с которыми я уже работала, — сказала Мэри. — Они убедят его, что я говорю правду.
— Если он не знаком с ними, он никогда не поверит ни единому их слову. Говорю тебе, Мэри, если тупость — это блаженство, то он счастливейший человек на свете.
— Шериф Остерман сказал, что мы можем сослаться на него в разговоре с Патмором, что он может позвонить ему для проверки слов Мэри, — сказал Макс.
Лоу кивнул.
— Это может помочь. Патмор очень уважает Остермана. А я пойду к нему с вами, если вы, конечно, не против. Но должен предупредить вас, помочь лично я вряд ли смогу. Патмор меня ненавидит.
— Могу представить, почему, — улыбнулась Мэри. — Кроме всего прочего, не сомневаюсь, что все, что ты сейчас высказал, ты говорил и ему в лицо.
Ухмыльнувшись, Лоу сказал:
— Я никогда не умел скрывать мои истинные чувства, это факт. Вы уже общались с этой подхалимкой миссис Янси?
— Она была единственным человеком, кто находился сегодня в полдень в управлении, — сказал Макс.
— Ну, и как вам эта преснятина?
— Нам не показалось, что она очень энергична, — сказала Мэри.
— Зато для него — она очень надежный работник.
Мэри, рассмеявшись, глотнула сухого хереса.
— Теперь вернемся к этим чайкам, — сказал Лоу. — Ты...
— Ни слова больше о чайках, — прервала его Мэри. — Ни слова о том, что произошло. Достаточно. У нас впереди еще завтра. Сегодня вечером я хочу забыть об ясновидении и поболтать о чем угодно другом. О чем угодно.
* * *На ужин было филе миньон, салат, жареный картофель и консервированная спаржа.
Когда Макс открывал бутылку вина, которую они принесли с собой, Лоу заметил повязку на пальце.
— Макс, что у тебя с пальцем?
— А... я поранил его, меняя колесо.
— А швы наложили?
— Рана не очень большая.
— Ему надо было обратиться к доктору, — вмешалась в разговор Мэри. — Но он не позволил мне даже взглянуть на нее. Было так много крови — вся его рубашка была забрызгана кровью.
— А я было подумал, что ты опять ввязался в какую-нибудь драку, — заметил Лоу.
— Я больше не хожу по барам, — ответил Макс. — И не ввязываюсь ни в какие драки.
Лоу, подняв одну бровь, бросил взгляд на Мэри.
— Это правда, — подтвердила она.
— Ты работал у меня два года, — сказал Лоу. — Тогда ты не мог выдержать больше месяца, или в крайнем случае полутора месяцев, чтобы не влезть в какую-нибудь потасовку. Ты шлялся по самым грязным барам на побережье, по всем местам, где у тебя было сто шансов из ста вляпаться в какую-нибудь историю. Иногда мне казалось, что становился более пьяным от драки, чем от виски.
— Может, так оно и было, — признал Макс. — У меня были проблемы. Единственное, что мне было нужно, — это чтобы во мне кто-то очень нуждался. Теперь у меня есть Мэри — и я больше не хочу драться.
Хотя он и обещал не касаться в разговоре вопроса об ясновидении, Лоу не мог не заговорить об этом за ужином.
— Ты думаешь, убийца знает, что ты находишься в городе?
— Не знаю, — ответила Мэри.
— Если в него вселился полтергейст и если полтергейст управлял теми чайками, то он, без сомнения, знает.
— Думаю, что да.
— А не учинит ли он это, когда ты уже уедешь из города?
— Может, он и сделает так, — ответила Мэри. — Но я сомневаюсь.
— Он хочет, чтобы его поймали?
— Или он хочет поймать меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю.
— Если...
— Давай поменяем тему.
* * *После ужина Мэри, извинившись, вышла в туалет, находившийся в другом конце дома.
Оставшись наедине с Максом, Лоу спросил:
— А что ты думаешь об этом?
— О том, что Лингард воскрес из мертвых?
— Ты относишься к этому серьезно?
— Это ты изучал оккультные науки, — ответил Макс. — Ты прочитал сотни книг по этому вопросу. Ты знаком с ней гораздо дольше, чем я. Именно ты и познакомил нас. Поэтому твое мнение гораздо важнее. Что думаешь ты?
— У меня совершенно нет никаких соображений, — сказал Лоу.
— Ее психоаналитик считает, что это она бросала тех стеклянных собак.
— Бессознательный телекинез? — спросил Лоу.
— Именно.
— А раньше у нее когда-нибудь проявлялись телекинетические способности?
— Нет, — ответил Макс.
— А пистолет?
— Думаю, что его направляла она.
— Стреляя в саму себя?
— Да, — выдохнул Макс.
— И она же направляла морских чаек?
— Да.
— Управлять живыми существами... Это не телекинез.
— Это один из видов телепатии, — сказал Макс.
Лоу наполнил свой бокал.
— Это очень странно.
— Это должна быть телепатия. Я не могу поверить, что теми чайками управлял дух умершего человека.
— Зачем ей желать убить себя?
— Она не желает.
— Хорошо, если это она — полтергейст, способный вызвать все эти феномены, если она управляла тем пистолетом, тогда у меня создается ясное ощущение, что она пыталась убить себя.
— Если бы она хотела покончить с жизнью, — сказал Макс, — она бы не упустила такую возможность. Но она ее упустила и в случае со стеклянными собаками, и в случае с пистолетом, и в случае с чайками.
— Тогда зачем ей все это? — недоуменно спросил Лоу. — Зачем ей играть роль полтергейста?
Макс вздохнул.
— У меня есть одна теория. Думаю, что это какой-то особый случай, выходящий за привычные рамки. Она предвидела что-то, с чем ее сознание не хочет сталкиваться. Что-то для нее ужасное, разрушительное для ее личности. Что-то, что полностью уничтожит ее, если она будет об этом постоянно думать. И она выбросила это из головы. Безусловно, она может выбросить это только из своего сознания. А подсознание никогда не забывает об этом. И теперь, каждый раз, когда она хочет прояснить это видение, ее подсознание использует феномен полтергейста, чтобы отвлечь ее.
— Потому что ее подсознание знает, что преследование этого человека принесет ей боль.
— Совершенно верно.
Холодный озноб охватил Лоу Пастернака.
— А что она могла такое предвидеть?
— Ну, может быть, что этот психопат убьет ее? — ответил Макс.
Мысль о том, что Мэри может умереть внезапно, испугала Лоу. Он был знаком с ней уже более десяти лет, она ему понравилась с первой их встречи, и с каждым годом она нравилась ему больше и больше. Нравилась? Только? Нет. Он любил ее. Так по-отечески любил. Она была такой милой, добросердечной. Такой открытой. Но только теперь он понял, как сильно и далеко зашла эта любовь. Мэри умрет. Нет. Ему стало нехорошо.
Макс наблюдал за ним холодными серыми глазами, которые нисколько не отражали его эмоций. Он не казался потрясенным или хотя бы расстроенным тем, что его жена может умереть.
«У него было больше времени свыкнуться с этой мыслью, — подумал Лоу. — Он так же нежно относится к ней, как и я, но его чувства не проявляются на поверхности — они глубоко, там, где их никто не видит».
— А может, этот маньяк убьет меня, — продолжил свою мысль Макс.
— Вы оба должны бросить эту затею, — прервал его Лоу. — Отправляйтесь домой сегодня же. Уезжайте отсюда.
— Но, если она предвидела что-то подобное, — возразил Макс, — это может произойти, где бы мы ни находились. Это может произойти, будем мы этого избегать или нет.
— Я не верю в предназначение.
— Я тоже. Но... все, что она предвидела, всегда сбывалось. А потому, если мы не будем преследовать убийцу, не начнет ли он преследовать нас?
— Черт вас побери, — сказал Лоу.
Он залпом осушил свой стакан и налил себе еще.
— Есть еще кое-что, — продолжил Макс. — Когда ей было шесть лет, один мужчина пытался изнасиловать ее.
— Бертон Митчелл, — сказал Лоу.
— Что она рассказывала тебе об этом?
— Немного. Так, в общих чертах. Сомневаюсь, может ли она вспомнить что-либо еще.
— А не говорила она тебе, что потом произошло с Митчеллом?
— Его признали виновным, — ответил Лоу. — Он повесился в своей камере. Так?
— Ты это знаешь точно?
— Она мне так сказала.
— Но ты сам точно в этом уверен?
Лоу был озадачен.
— А зачем ей лгать?
— Я не говорю, что она лжет. Но, может, ей просто никто не сказал правды?
— Не понимаю.
— Предположим, — сказал Макс, — что Бертон Митчелл никогда не был приговорен к тюремному заключению. Предположим, что у него оказался такой адвокат, который сумел вытащить его оттуда, хоть он и был виновен. Так бывает. Если бы ты был отцом шестилетней девочки, которая перенесла такую моральную травму после того, как ее пытались изнасиловать, скажешь ли ты ей, что насильник безнаказанно разгуливает на свободе? Не получится ли так, что она получит еще большую психологическую травму, узнав о том, что этот монстр может с ней встретиться еще когда-нибудь? Если Бертон Митчелл был отпущен, уверен, отец Мэри решил, что лучшим выходом будет заставить ее поверить, что с ним все кончено.
— Но она сама могла бы узнать правду, когда выросла, — возразил Лоу.
— Необязательно. Совсем необязательно, если она не стремилась узнать ее.
— Ей мог сказать об этом Алан.
— Может, Алан вообще не был в курсе той истории, — сказал Макс. — Ему тогда было всего девять лет. Отец мог солгать им обоим. А если...
Лоу предупредительно поднял руку.
— Предположим, ты прав. Предположим, Бертон Митчелл был отпущен. Какое это может иметь отношение к этой истории?
Макс взял свою вилку и поддел на нее оставшийся у него на тарелке кусочек картошки.
— Я же сказал тебе, Мэри предвидела что-то, что приводит ее в ужас.
— Что она будет убита. Или ты.
— Может быть. Но, может быть, она предвидела, что убийца, за которым мы охотимся... Бертон Митчелл.
— Но, если он жив, ему должно быть сейчас около шестидесяти!
— А что, есть какой-нибудь закон, предписывающий, что все маньяки-убийцы должны быть молодыми? — спросил Макс.
* * *В ванной комнате Мэри помыла руки, взяла полотенце, посмотрела в зеркало, висевшее над раковиной, — и не увидела своего собственного лица. Вместо этого она увидела голову какой-то совершенно не знакомой ей женщины — молодой, светловолосой, с бледным лицом и широко раскрытыми голубыми глазами, искаженными от ужаса.
Зеркало не отражало ничего, что находилось в ванной комнате, и постепенно превратилось в окно больших размеров. Голова молодой женщины одна, без тела, плавала среди расплывчатых теней. Кроме нее, можно было разглядеть только один предмет — чуть выше и правее плавало золотое распятие.
Мэри уронила полотенце и отскочила от раковины так резко, что ударилась о противоположную стену ванной комнаты.
В зеркале появилась мужская рука, также отдельно от тела, в ней был зажат огромный нож.
Мэри никогда раньше не видела подобных видений. Какой-то миг она не знала, чего же ждать дальше. И что делать: бежать или стоять, не шевелясь.
Рука подняла нож. Голова попятилась, будто мяч, подпрыгивая и переворачиваясь в бесконечном пространстве. Рука с ножом двигалась также вслед за головой.
«Соберись, — подумала Мэри. — Ради Бога, не дай видению исчезнуть. Задержи его любой ценой. Задержи его, чтобы оно развивалось дальше. До тех пор, пока оно не выдаст тебе имя убийцы, рука которого держит нож».
Распятие увеличивалось в размерах, пока не заполнило все зеркало. Затем, в идеальной, совершенной тишине оно разорвалось на дюжину маленьких кусочков и исчезло.
«Соберись...»
Вновь появилось лицо женщины. Угрожающе поблескивал нож, будто он был сделан из неоновых трубок.
— Кто ты? — громко спросила Мэри. — Ты, с ножом. Кто ты, черт тебя возьми?
Внезапно рука обрела тело. Лицо женщины исчезло, а в зеркале появилось плечо и спина мужчины. Убийца стал медленно поворачиваться, поворачиваться в отблесках мутного света и тени, так, будто он хотел выглянуть из зеркала, так, будто он знал, что Мэри стоит за его спиной, поворачиваться молчаливо и медленно, будто в ответ на ее требование назвать свое имя...
Забеспокоившись, что она потеряет видение за миг до того, как она сможет получить ответ, как это случилось накануне в кабинете доктора Каувела, Мэри сказала:
— Кто? Кто ты? Я должна знать!
В шести футах от нее, по правую руку, раздался звук — клик! — открылся запор в окне ванной комнаты.
Мэри посмотрела в ту сторону, оторвавшись от образа в зеркале.
Окно открылось.
Ветер разбросал в стороны черно-коричневые шторы и с шумом ворвался в помещение.
Ночь за окном была черной, гораздо более черной, чем она когда-либо видела.
Сквозь завывания ветра прорывался другой звук:
Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-...
Крылья. Кожаные крылья. Прямо за окном.
Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-...
Может, это наложились разные звуки? Может, так трепетала на ветру штора? Или ветви деревьев под окном?
Что бы ни вызвало его, она была уверена, что этот звук не родился в ее воображении, не появился в результате ее физических ощущений. Какое-то существо рядом, за окном, издавало этот звук, какое-то существо с крыльями.
Нет.
«Ну, давай, — уговаривала она себя. — Подойди и посмотри, что это там с крыльями? Посмотри, есть ли там что-нибудь? И покончи с этим навсегда».
Она не могла сдвинуться с места.
Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-...
«Макс, помоги мне», — пыталась произнести она, но не смогла издать ни звука.
Слева от нее, за раковиной, невидимая рука открыла туалетный шкафчик. И с грохотом закрыла. Снова открыла. Снова захлопнула. Потом открыла, и все содержимое шкафчика — тюбики с пастой, аспирин, крем для рук, шампунь, сироп от кашля, успокоительное, пластыри, бритвенные принадлежности — с грохотом повалились на пол.
Занавеску душа оттянула назад чья-то невидимая рука, шланг душа извивался и прогибался, будто кто-то довольно тяжелый повис на нем. Шланг оторвался от стены и упал на дно ванны.
Крышка унитаза стала прыгать вверх и вниз, все быстрее и быстрее, создавая невообразимый шум.
Она попыталась сделать шаг к двери.
Дверь отворилась, будто приглашая ее выйти, но тут же с шумом, напоминающим раскат грома, захлопнулась. Дверь открывалась и закрывалась с удивительным постоянством, почти одновременно с подпрыгиванием крышки.
Она вновь прижалась спиной к стене, боясь пошевелиться.
— Мэри!
Макс и Лоу были по ту сторону двери, наблюдая, как она отворяется и захлопывается. Они смотрели, пораженные этим зрелищем.
Дверь захлопнулась с еще большей силой, чем раньше, затем отворилась, затворилась, отворилась, затворилась...
Когда она вновь открылась, Макс попытался пройти, но она сильно ударила его по лицу. Когда она открылась в следующий раз, он схватился за ручку и протиснулся внутрь.
Дверь перестала ходить ходуном.
Ветер за окном стих.
И никакие крылья больше не хлопали.
Покой.
Тишина.
Мэри посмотрела в зеркало над раковиной и увидела, что, хотя образы, которые она видела, исчезли, это все еще было не обычное зеркало: в нем не отражалась находившаяся перед ним комната.
Бледная девушка, распятие и мужчина с огромным ножом исчезли. Зеркало было черным, кроме самой нижней полоски, где показалась просочившаяся через стекло кровь и откуда она капала, будто мир по другую сторону был не чем иным, как морем застывшей крови, поверхность которого была чуть выше нижней кромки зеркала.
Кровь разбрызгивалась по полочке, находившейся как раз под зеркалом, и по белому фаянсовому умывальнику.