Зарип одиноко бродил по жилому корпусу санатория в надежде встретить свою светловолосую красавицу. Он плохо представлял себе, что будет делать, если найдет ее. Может, подойдет и сразу признается в любви. Она не сможет устоять, ни одна женщина не может устоять, когда ей открыто признаешься в своих чувствах. А может быть, он представится кинорежиссером и предложит ей сняться в кино. Все женщины хотят быть актрисами, каждая из них мечтает, что в один прекрасный день к ней на улице подойдет известный режиссер и предложит роль. Он это точно знает, во всех книжках про это написано. А может быть, он все сделает по-другому. Он заманит ее куда-нибудь в тихое место, да вот хоть в коттедж, предложит большие деньги, как дорогой проститутке, займется с ней любовью и сделает то, о чем давно мечтает. Да, он будет душить ее, душить долго, сладострастно, всем телом ощущая ее последние судороги… Ах, как будет хорошо! Только где же ее искать? Спросить, в каком номере она живет? Он даже имени ее не знает. И потом, не надо, чтобы кто-нибудь вспомнил его, когда ее найдут задушенную.
Мама в детстве говорила ему, Зарипу, что он дурачок и что его не будут любить женщины. А вот и неправда! Еще как любят! Потому что он сильный и красивый, все женщины, которые ему отдавались, говорили это. Правда, все они были куда старше его, толстые, смуглые, некрасивые, некоторые – пьяные. Но они его любили! А он мечтал о молодой женщине, хрупкой, изящной, белокожей. И нашел ее. Так неужели же он отступится? Нет, нет и нет. Он будет как тень бродить по этим коридорам, пока не найдет ее.
Скоро ужин. Он пойдет на улицу и будет наблюдать за столовой через окно. Она обязательно придет на ужин, а там уж он ее выследит.
* * *Настя услышала, как щелкнул замок в комнате Регины Аркадьевны, и сразу раздался стук в ее дверь. Зашел Константин, парень, к которому Настя ходила на массаж.
– Прошу прощения, вы – Настя? – Он широко улыбнулся. – Меня зовут Константин, если вы не забыли, я вам делаю массаж.
– Помню, конечно. Проходите.
– Я на секунду. Заходил сейчас к вашей соседке, смотрел ногу. Уже гораздо лучше, завтра сможет ходить. Так вот, она просила, чтобы я зашел в столовую, передал официантке, чтобы ей ужин в номер принесли. А заодно велела у вас поинтересоваться, не составите ли ей компанию.
– Нет, спасибо, я схожу в столовую, – холодно ответила Настя. Ну вот, началось, подумала она. Не мытьем, так катаньем старуха пристраивает меня к себе в компаньонки. Сперва изображала деликатность, а как только появился повод – готова сесть на шею.
– Извините, вероятно, я лезу не в свое дело, но Регина Аркадьевна действительно не может даже встать. Она очень стеснена в движениях и может просто не справиться с едой.
У Насти вспыхнули щеки. «Дрянь, бессердечная дрянь, вот ты кто», – в сердцах сказала она себе.
– Конечно, я поужинаю с ней. Попросите, чтобы мой ужин тоже принесли.
* * *За ужином старуха была молчалива, не досаждала Насте разговорами, за что та в душе была ей благодарна.
– Вас что-то гнетет, Регина Аркадьевна? – решилась спросить Настя.
– Гнетет. Зависимость от денег. – Старуха внезапно засмеялась. – Поймите меня правильно. Я стара. И кроме того – инвалид. Неужели у меня нет права дожить свой век достойно? Всю жизнь я вынуждена была хромать и стесняться этого. Полжизни я, кроме всего прочего, стеснялась своего лица. Вам Дамир рассказывал?
Настя утвердительно кивнула.
– Если бы у меня в молодости были деньги, все было бы по-другому, но сейчас не о том речь. Что прожито – то прожито. Но теперь-то, когда у меня наконец появились деньги, когда меня, скажу без преувеличения, знает весь Город, я все-таки не могу найти подходящую компаньонку, чтобы не чувствовать себя беспомощной и не становиться в тягость окружающим. У меня, Настенька, теперь много денег, я ведь баба суровая, – она снова засмеялась, легко и заразительно, – с тех пор, как несколько моих учеников добились международного признания, ко мне родители с детками валом повалили, хотят, чтобы я и из них маэстро сделала. А за частные уроки я беру дорого. Не потому, Настенька, что я жадная, а потому, что не хочу никому быть в тягость. Это уж здесь, в санатории, я без телефона да на отшибе, поэтому пришлось вас побеспокоить, а если бы я была сейчас дома – да только свистни! Прибегут и молоденькие, и пожилые, и приготовят, и постирают, и подадут, и в сортир под ручки сводят, потому что знают: я хорошо заплачу. Терпеть не могу, когда мне делают одолжение из жалости! Но иногда я думаю: а не было бы у меня этих частных уроков? Что было бы со мной? Увы, дорогая, вынуждена констатировать, что жизнь наша не предназначена для поддержания и укрепления чувства собственного достоинства. Я не очень сумбурно говорю?
– Не очень. Я, во всяком случае, все поняла. Если вас так сильно беспокоит, что я оказываю вам услугу бесплатно и это оскорбляет ваше чувство собственного достоинства… Я правильно поняла ваш монолог?
– Вы умны, Настя, этого у вас не отнимешь. Так что же?
– Подарите мне кисть винограда. Она такая красивая, прямо глаз не оторвать. И, наверное, вкусная.
* * *– На время ужина я ее пристроил поухаживать за больной соседкой, пусть проявит благородство. Главное – она не пошла в столовую. Но как ее удержать в номере весь вечер?
– Хоть бы Дамир скорее вернулся. Ты не звонил в павильон?
– Звонил. Начали второй заказ, категорию «Б». Мне уже пора туда ехать, а тут Зарип этот…
– Проверь еще раз вокруг корпуса. Он может высматривать через окно столовой. С него станется, джигит придурочный.
– Сейчас сделаю.
* * *Влад услышал, как в замке лязгнул ключ. Он легко соскочил с табуретки на кухне и выглянул в прихожую. Рядом с Семеном стояла красивая девушка с волнистыми каштановыми волосами, в светло-серой лайковой куртке, небрежно накинутой на плечи поверх строгого, несколько старомодного платья.
– Знакомьтесь. Света, это Влад, твой партнер по съемке. Мы немного уплотнили график, чтобы вас побыстрее отпустить. Снимать будем завтра с утра, так что вы сегодня подготовьтесь как следует.
Семен открыл «дипломат», вытащил оттуда магнитофон и несколько машинописных листков.
– Вот это – сценарий. Тут все просто, сами разберетесь. Самое главное – музыкальное оформление. Тебе, Влад, уже объясняли, в чем суть. Музыки ровно на тридцать минут, действие нужно уложить в эти рамки. Обращайте внимание на крупные планы. Обычно мы такую подготовку проводим вместе с режиссером, но раз уж ты, Влад, профессиональный актер, я думаю, вы и одни справитесь.
– Справимся, – буркнул Влад, снова взбираясь на табуретку.
– А ты в самом деле профессиональный актер? – с любопытством спросила Света, когда за Семеном закрылась дверь.
– Что, не похоже? Думаешь, маленькие только для цирка годятся? – зло бросил тот. – Чай будешь?
– Буду, – покладисто согласилась Светлана. – Ну чего ты злишься? Подумаешь, спросить нельзя. Просто я таких малышей в жизни не видела.
– Теперь увидела. Давай работать. Тащи магнитофон, послушаем, чего они там наваяли.
Чем дольше крутилась кассета, тем больше Владу становилось не по себе. Он еще не читал сценарий и пытался по музыкальному сопровождению сообразить, каков будет сюжет. За обманчиво красивой, нежной главной темой угадывалось нарастающее напряжение, которое всепоглощающую любовь превращало в убийственную ненависть, требующую незамедлительного выхода, опустошающей разрухи.
Светлана слушала невнимательно, разглядывая стены с посудными шкафами, пила чай, грызла печенье. Когда музыка кончилась, Влад нажал на кнопку перемотки.
– Не наслушался еще? – насмешливо спросила девушка.
– А ты читала сценарий? – ушел от ответа Влад.
– Не-а, – беззаботно протянула она. – Зачем? Мне и так сказали, что это про эдипов комплекс. Мамочка ругает сыночка, а он в отместку мечтает ее изнасиловать. Бр-р, гадость какая. – Она брезгливо поморщилась. – Но с тобой это может быть даже интересно. Я никогда с лилипутом не пробовала.
– Заткнись, дура, – грубо оборвал ее Влад. – Юмор свой прибереги для кобелей. Нам работать нужно.
Света удивленно взглянула на партнера, подошла к нему, обняла и материнским жестом прижала его голову к своей груди.
– Эй, – ласково позвала она, – парень! Давай дружить, а? Только познакомились – и уже собачимся. Нужно играть в дочки-матери – будем играть. Тебе, кстати, объяснили, зачем им такое дурное кино?
– Говорят, что снимаем учебный фильм для института психиатрии.
Влад закрыл глаза и вжался головой в ее мягкую грудь, вдыхая теплый смешанный запах тела и духов.
«А мне, – подумала Света, – они сказали совсем другое. Это будет обыкновенная порнуха для любителей экзотики. И специально предупредили, чтобы я ему об этом не говорила заранее. Похоже, они правы. Этот Влад такой злой, закомплексованный, что у него с перепугу может ничего не получиться. Он ведь наркоман. Завтра перед съемкой вколет дозу – и все пойдет как по маслу. Даже и не вспомнит, что маленький».
Влад пробежал глазами сценарий, потом перечитал его более внимательно. Тот толстяк, который был в аэропорту с Семеном, не обманул: ни один ребенок не сможет сыграть такую раздирающую душу смесь любви и ненависти. Сценарий был не литературным, а режиссерским, в нем четко размечены крупные и средние планы, наплывы, рапид. Теперь надо попробовать соединить сюжет с музыкой.
Включив магнитофон, он стал следить за текстом, делая на листе пометки карандашом. Света с уважением глядела на него, стараясь не мешать. Она прислушивалась к музыке – красиво, даже волнует. Под такую музыку, наверное, приятно… Она не успела додумать до конца мысль, когда Влад поднял голову и как-то криво улыбнулся.
– Давай порепетируем. Мы сидим за столом, ты разливаешь чай и спрашиваешь меня про школу.
– А чего спрашивать?
– Смотри в текст, там все написано. Обращай внимание на пометки, на полях расставлено время по минутам. Вот, я кладу на стол часы, следи, чтобы время совпадало.
– Да ну еще, какие сложности! – Света недовольно тряхнула хорошенькой головкой.
– Делай, что тебе говорят. – Голос Влада снова стал злым, и она осеклась. – Действие расписано под музыкальное сопровождение, поняла? Начали.
Они прорепетировали несколько раз, останавливаясь на двадцать четвертой минуте.
– Еще лишняя музыка осталась, – заметил Влад. – На титры, что ли?
– Наверное, – пожала плечами Светлана. Она-то знала, что будет происходить в оставшиеся шесть минут, и не особенно беспокоилась.
– Кто музыку сочинял, не знаешь? Уж больно хороша, можешь мне поверить. Я в этом разбираюсь.
– Не знаю. Да какая разница-то? Я вообще в музыке не смыслю, только так: тяжелый рок, хэви-метал, ну чего там еще в кабаках играют. Подумаешь, музыка к короткометражке!
– Не скажи, – задумчиво протянул Влад. Он и в самом деле умел не слушать, а слышать музыку, а под действием наркотиков восприятие еще более обострилось. Непростая это была музыка, и писал ее не рядовой музыкант, в этом он мог поклясться. Оставшиеся шесть минут, на которые вроде бы не хватило действия, сильно беспокоили его.
– Когда за тобой приедут? – спросил он Светлану.
– Сказали, что в двенадцать. Если до четверти первого не приедут, то предупредили, чтобы я ночевала здесь. У них там проблемы какие-то не то с ремонтом, не то с бензином.
– И как это мы с тобой будем здесь ночевать? – подозрительно спросил Влад, глаза его недобро блеснули. – В квартире одна комната, а в ней – один диван.
– Ох, да не дергайся ты, я тебя не съем. На полу лягу, если ты такой трепетный.
«Правильно меня предупредили. Он нормальных баб как огня боится. Всю жизнь, наверное, с лилипутами прожил, а я для него прямо Гулливер какой-то. Вот хохма: впервые в жизни мужик боится остаться со мной на ночь. Как же я завтра с ним справлюсь? Ладно, не мои проблемы. Как-нибудь».
* * *– Нашли Зарипа?
– Пока нет. Влипли мы в историю: по санаторию разгуливает маньяк, охотится за бабой из уголовки, а мы даже к милиции обратиться не можем. Если они его поймают, он нас всех сдаст.
– Какие предложения? Думай, Котик, думай, счет идет на минуты. Что в павильоне?
– Заканчивают. Семен уехал туда час назад. Если все пойдет без сбоев, они с Дамиром скоро вернутся. Только бы Каменская просидела в номере до их возвращения, а там Дамир возьмет ее на себя. У них вроде все на мази.
– Не нравится мне это. Может, все наоборот, это у нее с Дамиром все на мази. Не приходило в голову?
– Возможно, но не очень похоже. Она его не искала, он сам за ней бегал.
– А вдруг это только видимость? Обман зрения? Она достаточно умна, чтобы заставить нужного человека бегать за собой. И все-таки, что делать с Зарипом?
– Придется ждать. У нас есть несколько свободных людей, я мог бы их вызвать сюда, чтобы помогли в поисках, но Зарипа в лицо знают только Семен, Дамир и я. Даже вы его не видели.
– А если ей взбредет в голову пойти погулять на ночь глядя по темному парку?
– Может, так даже лучше. Если Зарип ее выследит, мы тут же его возьмем. Мы же рядом будем, одну ее не отпустим. Самое главное, чтобы она ничего не заметила.
– Это и есть самое трудное. Она – девица наблюдательная, и слух у нее, похоже, хороший. Ты уж постарайся, Котенька. На тебя вся надежда. Семен и Дамир не догадываются, что она из милиции?
– Не должны. Если, конечно, она сама Дамиру не признается.
– Не дай бог, Котик. Не дай бог.
* * *Даже отмытая до скрипа и одетая в чистое платье, девочка не выглядела невинным ангелочком. Глаза у нее были хитрющие, а лексикон – хоть уши затыкай. Она уже вдосталь набродяжничалась, брошенная вконец спившимися родителями еще год назад. За этот год она научилась добывать себе пропитание, обслуживая пассажиров в мужских вокзальных туалетах, да так ловко, что и в милицию ни разу не попала. На одном и том же вокзале она подолгу не засиживалась, переезжала зайцем на электричках из города в город.
В этом Городе нашелся добрый дядька, который пообещал накормить, дать денег, а вдобавок купить новую одежду, если она обслужит его друга, и не в грязном вонючем вокзальном туалете, а в красивой чистой комнате. А ей не все ли равно? Она, конечно, соврала, что ей уже четырнадцать, чтобы дядька не испугался, что она малолетка, и не отыграл назад. На самом-то деле ей только недавно исполнилось десять, и она видела, что дядька ей не поверил. Ну и пусть. Главное, чтобы деньги заплатил. Вчера посадил ее в машину, привез в какую-то баню, велел вымыться как следует, а потом разрешил поплавать в огромном бассейне. Здорово было! Еще обещал купить ей лосины, длинный красный свитер до колен и блестящую заколку для волос. А для «работы» заставил надеть какое-то чудное черное платье до пят, она такие видела в кино про прошлый век.
– Иди сюда, – позвал ее красивый высокий мужчина с темными глазами и доброй улыбкой. – Давай сыграем с тобой сценку. Видишь на стене распятие?
Она кивнула, с любопытством оглядываясь по сторонам. В комнате было много всякой аппаратуры, какие-то лампы, провода, но девочку это не заботило. Если можно на вокзале, среди тюков, чемоданов и переполненных мусором урн, то почему нельзя среди ламп и проводов?
– Ты видела когда-нибудь, как молятся? Руки складываешь вот так, становишься на колени, смотришь на распятие, а про себя читаешь какой-нибудь стишок. Поняла?
– Поняла. – Она тут же сделала все, как ей велели.
– Умница. Ты прямо прирожденная актриса, – похвалил темноглазый. – Теперь слушай, что будет дальше. В комнату войдет пожилой мужчина, он твой отец. Только ты это знаешь, а он – нет. Ему не сказали. Он думает, что ты – просто красивая девочка, он тебя полюбил и хочет на тебе жениться. Ты же знаешь, что нельзя жениться на собственной дочери?
– Знаю, конечно. Дети потом будут уродами.
– Правильно. Поэтому он будет тебя просить, а ты будешь ему отказывать.
– А может, сказать ему, что он – мой папаша? Тогда он сразу врубится, – по-деловому предложила девочка.
– Нельзя, в том-то и дело. Это игра такая. Ты ему отказываешь, но ты же его любишь, ты же хочешь сделать ему приятное. Если уж замуж нельзя, то все остальное-то можно, правда ведь?
– Конечно, – авторитетно заявила бродяжка, которая вообще-то имела довольно смутное представление о таких категориях, как «можно» и «нельзя». – Я постараюсь ему конпен… конме… компенсировать, – она с трудом выговорила недавно услышанное слово, – чтобы он не огорчался, что нельзя жениться.
– Отлично! – Мужчина был явно очень доволен. – Ты удивительно сообразительная девочка, просто на редкость. Давай начнем.
Девочка делала все, как ей говорили. Встав на колени и сложив перед собой ладошки, она закрыла глаза и проговорила про себя целиком песенку про Ксюшу в юбочке из плюша. Потом появился старик, который изображал ее отца и говорил про любовь. Немного поломавшись для виду, девочка похотливо облизнула губы, подошла к старику и принялась расстегивать ему брюки. Старик был совсем не противный, намного лучше, чем те пьяные грубые мужики на вокзалах, от которых всегда воняло перегаром и гнилыми зубами.
Она делала все как обычно и даже в первый момент не поняла, почему старик вдруг схватил ее за волосы и ударил по лицу. Неужели она сделала ему больно? А вдруг он из-за этого не заплатит?
С трудом поднявшись на ноги и смаргивая выступившие слезы, девочка прильнула к старику, обхватив его руками.
– Шлюха! – закричал он. – Маленькая дрянь! Подстилка!
Дальше она просто перестала понимать происходящее. Старик орал на нее, бил кулаком по лицу, хлестал невесть откуда взявшейся плеткой. Последнее, что увидела в своей непутевой короткой жизни маленькая бродяжка, был занесенный над ней нож и огромные, страшные глаза старика…
* * *– Девочку в подвал, работу доделай начисто и со звуком, – сказал Семен парню в очках по кличке Химик. – К утру все приготовить к новой съемке, начнем в восемь часов. Нам с Дамиром нужно возвращаться. Ты уж сегодня без моей помощи обойдись.