Уже ближе к полуночи, когда хозяева собирались спать, верная подруга жизни тихо спросила мужа, убирая котелок в печь:
— Густав, как оно? Бабы сегодня мне только что в след не плевали. Люди не просто испуганы, люди злы на тебя, что защитить не можешь.
— Люди нашли крайнего, — скривился полицейский, помогая жене прибрать на кухне. — Не я, так другой бы под руку подвернулся. Сама подумай — восемь покойников и зверь в лесу. Кто угодно с катушек съедет. Не сможем в ближайшие выходные проблему решить, запросто огненного петуха пустят. От безысходности.
— А молодой, которого Шольц прислал? Он сдюжит? Странный какой-то. Больше на бандюгана с тракта похож, чем на полицейского.
— Сдюжит… Я с ним в бане парился, на парне живого места нет. Столько раз его нечисть рвала, не сосчитать… Хоть и сам себе на уме, но в Городе на хорошем счету, в письме просто сказано: «спустить с поводка, любой клубок размотает и глотки за сельчан порвет». Вот завтра и посмотрим, как он горазд за нас грудью встать. Сам говорит, что к вечеру все решится…
* * *У отца Якова в небольшом пристрое рядом с церковью было не протолкнуться. Завтра на службу и так приедут стар и млад, но сегодня на публичные чаепития — собралось народу ничуть не меньше. Слухи, что из Города по просьбе обер-акка прислали специально обученного охотника на нежить, успели добраться до самых дальних хуторов, и полюбоваться на диковинку съехались семьи со всей округи.
Клаккер с утра успел перезнакомиться со всеми, кто не стеснялся пожать протянутую руку, шутил и балагурил, пускал солнечные зайчики очками шлемофона. Детишкам уже в который раз демонстрировал огромный тесак и крохотную алебарду, подвешенные на широкий пояс. Мужиков поразил познаниями в местных ценах на корма и телят, а женщинам пообещал, что как надумает жениться — так обязательно приедет сюда. Потому что Городские красавицы супротив местных — даже рядом не стоят.
Еще на рассвете, когда первые селяне начали стекаться к церкви, палач завербовал в ординарцы худого молодого мужчину, косившего на один глаз — помощника местного церковного служителя. И теперь в случае необходимости лишь спрашивал у того, скользившего тенью следом:
— Сат, мы завтра селян от нежити прикроем? Чтобы служба без проблем прошла? Во, Сат подтверждает — прикроем, все будет хорошо! Сат у вас — боец, с его помощью и божьим благословением — любую проблему решим…
Поболтавшись с утра рядом с толпой, господин Рамп успокоился и подался домой: гостя бить не собирались, наоборот, были рады видеть и пытались затерроризировать вопросами обо всем на свете. Уже перед тем, как исчезнуть, полицейский был остановлен палачом и выслушал необычную просьбу:
— Густав, ты ведь после обеда на чаепитие придешь? Хорошо. Если не трудно — надень форму. Чтобы — при параде. И револьвер возьми, который в простенке висит. Знатный револьвер, можно медведя свалить.
— Револьвер — понятно, зверя будем бить. А форму-то к чему?
— Прошу. Потом объясню…
И уже к четырем часа дня обер-акк думал, что одними объяснениями охотник не отделается. Перешитая несколько раз форма сидела ладно, нигде не давила, но полицейский ощущал себя идиотом, ловя удивленные взгляды односельчан. Правда, потом кто-то «догадался» и озвучил, что это положено по правилам: официально встречать коллег из Города, но чувство неловкости так и не прошло.
Выбравшись из-за стола, где допивали всем миром уже пятый огромный самовар, Клаккер пробрался к доске, на которой висели крохотные фотографии прихожан. Отец Яков не чурался прогресса и пытался вести собственную историю местных земель. Покосившись на мрачно застывшего рядом Рампа, палач попросил:
— Опиши словами, кто здесь есть из погибших. Только пальцем не тыкай.
— Все тут, все восемь.
— Тогда давай, с первого… Так, справа в пиджаке, вижу… Второй…
Найдя все нужные лица, охотник еще раз пробежал глазами по чужим фотографиям и удовлетворенно хмыкнул:
— Вот и второе дно открылось.
Полицейский обиделся:
— Думаешь, я не разглядывал? Каждого, каждого со всех сторон крутил. Нет между ними общего. Жили в разных местах, общих интересов — только что о погоде потолковать. Три мужика и пять женщин. И хоть бы как-нибудь пересекались.
— Есть общее, — не согласился палач, развернувшись на каблуках. — Просто у тебя глаз замылился, вот и не видишь… Давай, перед морозом, еще по чашке выпьем и на улицу. Зверь рядом.
Рука непроизвольно дернулась к револьверу, но Рамп сдержался, краем глаза отметив медленно наползающие сумерки за окном.
— Может, пока воевать будем, двери закроем? А сюда свечей побольше, чтобы из угла какого зверюга не просочилась?
— Нет. Просто — будь готов, а я людей выведу. Здесь драку начинать — запросто можно дров наломать. Поверь, в бумагах я полный профан, но никто лучше меня чужака не завалит. Пошли, надо заканчивать представление…
* * *Став в центре круга, Клаккер весело прощался, размахивая руками:
— Завтра ждем в гости все, всех и каждого! Друзей зовите, кто не смог сегодня подъехать! Все будет нормально, обещаю!
— Что, тварь-то уж убили, поди? — пробился сквозь гул чей-то тонкий голос.
— Сбежала тварь, как есть — сбежала! — рассмеялся палач, поглядывая за спину полицейскому. — Как поняла, что морду свою под пули подставить придется — так и рванула. Только кривыми лапами и успела снег загрести. Ап — и… Сзади!
Видимо, Шольц не зря давным-давно выбрал Густава Рампа учителем. Обер-акк среагировал автоматически, не задумываясь: присел с разворотом и разрядил револьвер в стоявшую позади фигуру. Толпа отпрянула прочь, а на белый снег медленно повалился Сат, пытаясь зажать дыру в животе.
— Молчать! — проревел громогласно Клаккер, сбивая крики. Шагнув вперед, опустил дробовик, убрав напряженный палец со спускового крючка.
— Ты… Это же…
— Это наш клиент, Густав. На лапы посмотри.
Опустив глаза, полицейский от неожиданности чуть не выстрелил еще раз. Там, где раньше у церковного служки были руки, сейчас из коротких рукавов латаной шубейки торчали маслянисто-черные лапы с огромными когтями. Из распахнутого ворота торчала человеческая голова, а вот то, что скребло сейчас залитый кровью снег вокруг, к роду людскому отношения точно не имело.
— Знаешь, я с нечистью уже сколько вожусь, но ваш клиент — нечто. Впервые такое вижу, чтобы Тень в живого человека вселилась. Поговаривали, что где-то у предгорий иногда свежий труп какая-то дрянь может поднять и бродит потом, не в силах из тела вырваться. Но тут… Слышишь, Сат, скажи напоследок, чем тебе односельчане так не понравились?
— Убью, гадина… — прохрипел в ответ оборотень, пытаясь зажать рану в животе.
— Это точно. Если тебе дать отлежаться — то запросто. Прискачешь ночью и попытаешься в спину ударить… Тогда я за тебя скажу… Мы пока здесь ходили, я все тебя перед людьми показывал, вопросики вскользь задавал и реакцию твою смотрел. Смотрел и слушал… Знатно от тебя под конец чернотой несло, можно было с закрытыми глазами понять, как морду кособочит.
Толпа молчала, в ужасе разглядывая мужчину, с кем жили бок-о-бок столько лет. Полицейский покрутил в руках револьвер, потом сунул в кобуру. Похоже, он сам до конца не мог осознать — что именно произошло на площади:
— Он же с нами… Детей крестил, отцу Якову помогал. Уважением пользовался, народ не даст соврать.
— Это для вас — уважением пользовался. А ему — кривой глаз мир вверх ногами перевернул. Все мерещилось, что презирают за это, в спину плюют, уродом считают… И в конце лета он не выдержал, сорвался в предгорья. Видимо, слухов набрался о тварях, которых там приручить демонологи пытались.
— Когда городок за сутки вырезали?
— Да. Говорят, кавалерия до сих пор сектантов по округе гоняет. Вот и ваш сосед в ту же степь подался. Не знаю, что и где он сумел зацепить, но только от человека теперь осталась лишь оболочка… Как с людьми пообщается, на ваши счастливые лица посмотрит — так его и плющило. И лица с бедолаг он срывал именно поэтому — не мог мертвым простить, что красивы душой и телом… Ты сам потом еще раз у фотографий постой, посмотри. Выбирал ведь, скотина, самых симпатичных. Кто не побоялся в камеру улыбнуться, радостью поделиться…
Убрав дробовик, Клаккер достал однозарядный пистолет и выстрелил в лоб оборотню. Затем повернулся к священнику, безмолвной статуей застывшему рядом, и подвел итог долгому дню:
— Что Тенью рождено в Тень и вернулось… Можете прочесть молитву, святой отец. Через полчаса — тело сжечь, пепел захоронить. Я остатки обработаю, чтобы никакой дряни больше не было… А вашей дикой образине в лесу спасибо скажите. Убийца долго боялся начать, тварь его чуяла и порвать могла. Лишь когда пришли морозы и прикормленная нежить ушла отсюда, только тогда падальщик начал охоту на людей.
— Его же видели рядом с погибшими!
— Оборотня вы видели. Он даже не поленился, в чужое логово залез, травы надрал с запахом, следы замаскировать хотел. Но как только хозяин вернулся вчера под утро — так и затаился. Пришлось представление разыгрывать, чтобы он контроль потерял и проявил себя… Поэтому — дело закрыто, погибших можно хоронить, как положено. Следствие закончено…
* * *Клаккер выволок на дорогу кусок бревна и теперь с комфортом сидел, бросая куски оленины огромной черной тени, мутным пятном застывшей рядом. Косившийся на палача хозяин хутора выхаживал рядом, стараясь все же держаться подальше от нечисти. Ветер разогнал снежные тучи, и теперь поле и засыпанные по маковку дома залил яркий лунный свет, превративший округу в серебряное отражение реальности.
— И все же, пусть безумцу мы поперек глотки встали. Но зачем ты меня в форму вырядил, потом чаепитие устроил?
— Я с самого начала удивился, когда место преступление осматривал. Запах на убитых был один, а тут — два. Причем — один от убийцы, а второй — чужой. И явно наведенный… Потом уже в лесу логово нашел, там пошарил и сообразил. Настоящий монстр не трогал людей, он вас за своих принимает. А вот кто убивал — было непонятно. Причем — явно кто-то из местных, очень уж ловко места для засады выбирались. В обращенном виде Сат не мог долго находиться, чтобы тенью по снегу мелькать. Поэтому выбирал тропку, где-то в стороне обустраивал себе гнездо, там дожидался жертву… Ты с мужиками поле прочесывал, а он на верхушках деревьев себе помосты мастерил. И все — пойди догадайся, откуда смерть пришла.
— Вот черт!
— Именно. Когда селяне собрались, я запах засек. Специально поближе к себе подтянул, чтобы в случае проблем успеть отреагировать. Ну и попутно накачивал его. Как только понял, что общее внимание твари как нож острый — так и пихал перед собой при любом удобном случае. «Сат у нас сможет, Сат нас защитит». И вроде как заболтал, дурачком городским выступил. И тормоза внутренние ослабил, вот под конец мерзавец контроль и потерял. А форма твоя перед глазами у него мелькала, лишний раз бесила… Все вместе и сработало…
— Да, охотник. Страшное дело ты раскрыл. Я уж думал, что придется в Город возвращаться, иначе местные с новым покойником и меня бы закопали.
— Увы. Лишний раз убеждаюсь, что просто Тень — это мелочи. Зверье агрессивное, но предсказуемое в основном. Можно справиться. А вот когда на гостей мы свою мерзость накладываем — то получается действительно страшный коктейль… Ладно, закрыли проблему. По утру можно возвращаться домой… На, последний кусок. Покорми зверя, он лишний раз тебя запомнит.
Густав осторожно взял кусок мяса и протянул вперед. Зубастая морда аккуратно вцепилась в оленину и подалась назад, снова превратившись в мутное черное пятно на серебристом сугробе. Палач поднялся, оттер ладони снегом и повторил:
— Запомнит… Берегите его. Вы для него — любимая стая. Как жизнь спасли, так и породнились. Если где-то в сарае место потеплее сделаете, то и уходить на зиму не будет. Территорию для вас защитит от любой дряни, может еще щенков заведет. Только не хвастайте слишком, чтобы власти не возбудились не по делу.
— Думаешь? — с сомнением потеребил бороду полицейский. — Вроде как положено таких отстреливать.
— Не думаю. Знаю… Это — ваш друг, собственной головой клянусь. Хотя и родился на чужой стороне. А вот земляк, с которым детей крестил — оказался врагом… Выверты судьбы, однако. И никуда не денешься…
Глава 8
— Сотню, сотню на криволапого!
В ярко освещенном подвале дым стоял коромыслом. На подпольные бои собралось отребье со всей округи: криминал любого разлива, нищая шпана и торговцы ворованным с заводов барахлом. Дай волю полицейскому управлению, посетителей незаметного с улицы заведения можно было бы паковать сразу на выходе, раздавая любому десятки лет каторжных работ. Но до ближайшего участка — полчаса на пролетке, а то и больше, а ближе погонники и нос не кажут: заводские развалины на западе Города специфическое место. Здесь не любят чужих, а найти дыру, куда при случае можно спрятать труп — забот на пару минут максимум. Одно слово — Барахолка. Стихийный блошиный рынок в светлое время суток и тайная насыщенная жизнь все остальное время.
Шольц несколько раз ворчал, что хорошо бы зачистить бесконечные катакомбы, прорытые под обвалившимися заводскими цехами. Но как Изнанка была худшим отражением Солнечной Стороны, так и бандитские западные руины вобрали в себя всю мерзость Города, огрызаясь оружием на любую попытку наведения порядка. И если днем еще можно было без опаски толкаться в торговых рядах, то вот с заходом солнца добропорядочные граждане предпочитали убраться куда подальше. И благодарили судьбу, что местную вольницу приучили безобразничать в четко очерченных границах, установив законы мирного сосуществования.
Прошлые зимы агрессивные гости из Тени несколько раз устраивали кровавые оргии в местных лабиринтах. Дело дошло даже до того, что на местных обитателей наложили отдельный оброк, оплатив с него работу крепких ребят, патрулировавших округу и бежавших на помощь при любой заварухе. Но после того, как аптекари начали продажи «горного зелья», у местных забулдыг наступили золотые деньки. Без остановки они посыпали темные углы, драили концентрированными растворами стены и поливали тропки среди снежных завалов. Знающие люди говорили, что объемы закупок для Барахолки занимали не меньше половины всей вонючей дряни, которую выпускали предприимчивые фармацевты. Раз у серьезных ребят водились деньги, за эти звонкие монеты можно было купить хоть черта в ступе, только плати. А когда в развалины вкачали тонны порошка, нечисть плюнула на обжитые подземелья и убралась дальше на запад, чтобы мелькать мутными тенями на бесконечных пустошах. Зато освободившиеся территории тут же заняли практичные люди, организовав множество доходных предприятий на любой вкус. Одно из них начало устраивать бои между отловленными монстрами, собирая полные залы каждый вечер. Вот и сейчас разгоряченная толпа верещала, грозя смести деревянную ограду. Сборщики ставок сбивались с ног, а громилы-охранники с трудом удерживали в руках шесты с петлями, контролируя взбешенных «питомцев».
— Ставки сделаны! Больше ставок — нет! — проорал коротышка в смокинге, и в клетку забросили три твари, дав возможность отражениям Тени разорвать друг друга на потеху публике.
Через минуту с залитого кровью пола баграми потянули трупы. Измочаленный победитель вцепился зубами в решетку, мечтая добраться и до людей, но сдох, получив пулю в голову. Разгоряченные боем зрители требовали продолжения, выскребая из карманов последние монеты. Потянулись по проходам продавцы «клопиков» — крохотных бутыльков с перцовкой или еще более крепким пойлом. Пока на трибунах готовились к следующей схватке, поднимая градус, к распорядителю пробился высокий мужчина в грязно-белом полушубке и сбитым на затылок шлеме ветролетчика. Похлопав по плечу карлика, визитер полюбовался выпученными глазами и спросил:
— Мне напели, что вы на бои берете любого с товаром. Это так?
— Ты хочешь участвовать? — не мог поверить собственным ушам кривоногий коротышка, вцепившись руками в замызганную жилетку. — Ты? Не помню, чтобы погонники у нас…
— Еще раз меня кто погонником назовет — требуху выбью, — холодно бросил Клаккер, пренебрежительно разглядывая сгрудившихся рядом охранников. — Я — по другому ведомству. И не надо меня с полицейским комиссариатом путать… Там — свои расклады, у меня — свои… Так что, балаболить будем, или по делу поговорим? Как насчет зверя?
Буквально из воздуха вылепился хозяин заведения — бывший потрошитель банков, известный в миру под именем Арго-Шепелявый. После одного неудачного налета рассерженные представители закона выбили медвежатнику почти все зубы, и теперь Арго щеголял стальными клыками, пугая окружающих блестящей улыбкой.
— Правила простые. Если зверь — твой, то за участие в вольных боях всего лишь десять грошей. С победы четверть от собранного с зала. Зато никто жалеть не будет, если того же шептуна кривозуб задавит. Хочешь без риска — плати четвертной, подбирай однотипных монстров, но тогда лишь сотая часть с выигрыша… Готов рискнуть?
Палач усмехнулся и помахал в воздухе небольшим мешком, внутри которого что-то возилось.
— Можешь хоть пять, хоть десять вражин против поставить, всех моя краля затопчет… Кому гроши платить?
Зрители зашевелились. Кто-то узнал охотника, и между забитых до отказа рядом зашелестело: «Смотрите, смотрите, кто пришел!»
— Тогда — ошейник сам цепляй, без него — никак. Не хватало еще, чтобы твоя гадость удрала и начала здесь клиентуру рвать, — довольно кивнул Арго и тут же зашептал карлику на ухо: — Зови младшеньких, они еще сегодня не выступали. Пусть своих бульдогов тащат, пусть покажут, что такое высший класс…