Оцепление стреляло без остановки. Грохот ружей забил и шум воздуходувной машины и крики людей. Палач успевал сшибать чужие головы, сноровисто добивая патроны в обрез, отдавал команды и следил, чтобы никто из полицейских не попал под чужие клыки. Еще один залп — и неожиданно твари закончились. Лишь изорванные свинцом туши, испятнавшие черными кляксами когда-то белый снег. С другой стороны хлопнул одиночный выстрел, и на Барахолку опустилась тишина.
Сыщик икнул, глотая заставший в горле ком и покосился на бригадира, вцепившегося в рычаги. Потом зачерпнул холодный ком, отер лицо и криво усмехнулся:
— А я-то каждый день Клаккеру шпыняю, что он заелся, развлечений мало в Городе осталось… Оказывается, поторопился. До весны пара дней, а мы вон как вляпались…
Убедившись, что больше никто не хочет выбегать под выстрелы, палач обошел периметр и проверил, чтобы не осталось подранков. Лишь подстраховав себя от удара в спину, мужчина поправил любимый шлем и потянул большой фонарь с кабельным хвостом. Осветив усыпанный порошком коридор, Клаккер погрозил кулаком расслабившимся было полицейским: «Вот я вам! Бдеть!», и нырнул в подвал.
До вечера охотник успел затащить в залитые кровью помещения все доступные фонари. Несколько раз стрелял, отбиваясь от агрессивных зубастых гадин, в одном углу от души намахался тесаками, добивая многолапую мерзость, неожиданно рухнувшую с низкого потолка. Но все же лабиринт коридоров удалось зачистить до того, как солнце зашло. И под землю спустились уже унтеры, чтобы собрать остатки тел и запротоколировать проделанную работу. Набег с пустоши закончился…
* * *Еще неделю Город лихорадило. Вслед за крупными тварями с пустоши по закоулкам разбежалась куча агрессивной мелочи. Полицейские сбились с ног, мотаясь по вызовам. Клаккер сбросил все набранные излишки веса, бегая по окраинам. И это не считая перебитой кучи зубастых идиотов, сунувших нос в вооруженные дробовиками рабочие кварталы. Там на нечисть устроили форменную охоту, не желая терять ни гроша из шальных денег, прибежавших на кривых лапах в бедные районы. Лишь к концу холодов народ успокоился, прибив последних гастролеров. Исчезли вечерние патрули на дорогах, в подвалах Барахолки снова пошла своим чередом тайная жизнь, при этом решительно изгнавшая бойцовские клубы со своей территории. Рассосались очереди в ратуше, где клерки сутками сидели в подсчетах выплат за груды выбитых клыков и ушей. Город стряхнул с себя остатки Теней и потянулся к солнцу. Весна, однако. Пора…
После официального банкета, на котором начальник департамента наградил особо отличившихся унтеров, маленькая компания собралась на привычное уже чаепитие, завалив стол Клаккера сластями. Сам палач только что вернулся из тира, где в который раз общался с беспризорниками. Отобрав наиболее смышленых пацанят, охотник с оружейником учили ребят защищаться от возможных нападений, заодно втихую подкармливая. Мальчишки с удовольствием стреляли из выданных револьверов и мелкокалиберных ружей, заодно привыкая к мысли, что люди в полицейских мундирах не всегда являются врагами, а уж работники Службы Сыска Теней — и вовсе предпочитают помочь горожанам, а не трясти с них последний грош.
Гжелика стояла рядом с клеткой крока и убеждала нахальную рожу съесть черствый пирог. Зверь скалил довольную морду, мотал хвостом, но сам упорно косил глаз на коробку, куда недавно сгребли объедки и откуда доносились столь приятные ароматы.
Распахнулась дверь и в комнату вкатился Веркер, направив коляску в давно облюбованный угол. Следом задумчивой тенью просочился Зицц, и костяк отдела собрался полностью.
Через час, осоловев от сытного ужина, господин старший обер-крейз раскурил первую за вечер сигару и озвучил давно беспокоившую сыщика мысль:
— Мне кажется, мы неплохо зачистили округу. Последний случай лишний раз показал, что Город способен защититься от подобных набегов. Сколько мы дряни передавили? Десятую часть от силы. Остальное — обученные силы полиции и сами горожане. Можно сказать, поляну от мелочи пропололи.
— И на глаза попалась крупная рыба, которая раньше пряталась за кучей зубастого мусора.
— Именно! — Шольц согласился с догадливой Гжеликой. — Что нас по Конструктору?
Покопавшись в кармане, Зицц добыл картонную карточку, на которых любил делать пометки, и зачитал, хмуря лоб:
— Анализ дел не позволил найти нужного человека. Слухов — нет, необычной активности на территории — нет, странных тварей на бои больше не приводят. Да и сами бои закончились.
Сыщик покрутился в кресле и попытался расшевелить подчиненных:
— Так может и самого Конструктора нет? Ну, мелькнуло что-то, кто-то язык почесал ради красного словца?
— К сожалению, некий неизвестный нам создатель нечисти существует, — не согласился архивариус, перевернув карточку. — И живет он в Городе.
— Почему?
— Потому что хоть среди людей мы и не можем найти его следы, то вот среди тварей — запросто… Я проверил все записи о монстрах, которых уничтожили за зиму. Было как минимум три зверя, которые сильно отличаются от привычных нам образцов. И если за тридцать лет Изнанка сталкивалась с нечистью, которую хорошо описали, то эта троица отличается от любых экземпляров собранной коллекции. И отличается в худшую сторону: похоже, что их действительно собирали из кусков разных монстров, стараясь взять самое опасное.
— Тень тоже может меняться, — возразил Шольц. — Новое время, новый ответ на нашу оборону. Мы же не даем им возможности просто ползать по углам и жрать, кто под лапу подвернется. Вы умудрились даже на каких-то тропах капканы поставить, перекрыв им возможность шататься по закоулкам.
— Возможно, но чтобы неизвестные нам виды появлялись в одно и тоже время, а потом снова пропали — это странно.
Клаккер, дожевав очередной пирожок из ополовиненной горы сдобы, согласно кивнул и добавил свое веское слово:
— А еще нечисть не ставит себе клейма. Как-то не привыкла тела раскрашивать. А неизвестный пока Конструктор — ставит… Вот, кусок шкуры с лапы одного из бойцовских монстров. Когда подвал дочищали, я заметил и срезал.
Палач поставил на край стола маленькую бутыль, где в формалине плавал лоскут с еле заметным рисунком паука, широко раскинувшего лапы. Когда каждый из друзей внимательно рассмотрел находку и вернул охотнику добычу, мужчина закончил:
— Поэтому надо искать. Только непонятно пока — как? Догадаемся — клубок размотаем.
Отложив окурок сигары, довольный собой начальник департамента важно поднял вверх палец и продекламировал:
— Именно, до-га-дать-ся!.. И пока лучшие из лучших крушат чужие черепа, мне, как старому и усталому человеку, приходится за вас немножко думать. Самую малость…
Скрипнув ящиком, сыщик добыл крохотный ошейник и положил его на центр своего стола. Потом постучал карандашом по железке и спросил:
— Что это?.. Хотя, давайте я сразу дам подсказку в вопросе, а то до утра придется ждать, когда вы раскачаетесь… Кто таскает такие штуки?
— Нечисть, — осторожно ответила Гжелика, включившись в игру в шарады. — Для нее Веркер и делал, чтобы не удрали обратно в Тень.
— Ага, делал… И много вы видели зверюшек с подобными украшениями?
— Полно. На Барахолке больше полусотни ошейников мелькало, а сколько богатых идиотов зверья скупили — до сих пор не знаем.
— Ответ неправильный, — довольно улыбнулся Шольц и потянул остатки сигары.
В наступившей тишине неожиданно громко прозвучал хриплый голос оружейника:
— Он имеет в виду, что маленьких ошейников не было нигде. Нет ни одной твари, с которой мы бы сняли такой же.
— Отличное замечание!.. Кстати, раз уж заметил, скажи — а какие размеры ты изготавливал и как много?
Веркер задумался, потом ответил:
— Все размеры. От маленького до обычного, в руку толщиной, таких больше всего, за сотню. Было штук двадцать для больших тварей. Такими можно бедро взрослого человека окольцевать. И еще один, специальный заказ — легко вместо пояса носить, да еще место останется.
— Во-о-от, — протянул сыщик, достав еще один ошейник, побольше. Потом положил его чуть в стороне и начертил дымную полосу от одного к другому: — Мы находим зверье только большое, с большими железками. И нет маленьких. Да я и не знаю таких крохотных монстров, чтобы им подошла обновка… Значит, кто-то вполне может использовать безделушки, чтобы… Что?
Посмотрев на подчиненных, полицейский подождал немного, потом обреченно вздохнул:
— Да, тяжело как-то у вас получается. Берем маленькую тварь, одеваем оковы. Тварь растет, оковы меняем. И так — пока не получим здорового зверя, которого можно продать на бои или еще куда. Понятно?
Шольц умолчал, что к этой догадке сам добирался больше недели. Зато как приятно было посмотреть на удивленных друзей. И как приятно почувствовать себя скромным гением, кому по плечу любые загадки Города…
Шольц умолчал, что к этой догадке сам добирался больше недели. Зато как приятно было посмотреть на удивленных друзей. И как приятно почувствовать себя скромным гением, кому по плечу любые загадки Города…
— Это же сколько еды надо в них впихнуть! — Клаккер даже отложил недоеденный кусок, пытаясь уложить в голове необычную идею. — Мы нашего обормота кормим сколько времени, а он только сейчас в тело вошел. А если на поток поставить… Это же никаких запасов не хватит!
Мастер сыска выпустил последний клуб дыма и с сожалением загасил окурок. Время позднее, пора домой собираться. На сегодня можно заканчивать с тяжелой умственной работой:
— Вопрос справедливый. Как только его решим, найдем нашего клиента.
Палач дожевал остатки пирога, потом присмотрелся к задремавшему кроку и решительно полез из-за стола. Подхватив коробку с объедками, вывалил содержимое на пол и раскидал сапогом, не обращая внимание на возмущенный крик Гжелики, утром отдраившей кабинет. Потом вытряхнул из клетки зверя и поставил перед угощением. Подождал, пока крок вцепится в рыбий хвост и произнес, пытаясь озвучить забрезжившую догадку:
— А ведь сколько помню, наши гости рыбу очень уважают. Как не притащишь чего вкусного, так морда даже от мяса и прочего пасть воротит, только чешую давай… Рыбу — в первую очередь хрумает… Зицц — а не напомнишь ли мне, лет двадцать назад, где чаще нечисть мелькала?
Знаток документов тут же отозвался:
— У набережной и рядом с кожевенными рядами. Нападений было не так много, но вот вываливались под ноги постоянно.
— Верно. Кожевенные ряды. А рядом — лабазы с вяленой и соленой рыбой… О как… И последние года три-четыре там гостей все меньше и меньше… Похоже, мы зацепились за хвостик клубочка, как думаете?
* * *Прежде чем Веркер выкатился из кабинета, его притормозил начальник департамента. Сыщик аккуратно прикрыл дверь и сказал, разглядывая нахмурившегося инвалида:
— Ты когда определяться хочешь? Время идет, а у меня до сих пор временный работник, который спит и видит, как бы съехать.
— Я не понимаю, о чем речь.
— Не финти. Это наш убивец — прост как грош, все на лице написано. А у тебя тройное дно и что-то в глубине спрятано… Не знаю, какой камень за пазухой носишь, но мы здесь работаем вместе. Друг друга по возможности прикрываем, секретов паршивых не держим. И я должен быть уверен в каждом… Слышишь, оружейник? В каждом…
— Что мне теперь, на изнанку вывернуться? — дернулся бывший кавалерист, но Шольц нагнулся поближе и зашипел рассерженной кошкой, наплевав на чужие растрепанные чувства:
— Какого черта ты как дерьмо в прорубе болтаешься? Взрослый мужик, давно мог бы место в жизни найти. Думаешь, одному так паршиво, да? Одного через колено сломали?.. Это ты еще Изнанку не видел, как следует. Где была армия в первый прорыв, знаешь? На квартирах столовалась. А я, молодой сержант, с другими полицейскими Заречье чистил. От отдела треть осталась, остальных у меня на глазах порвали. И что мне, нужно было размазней по отделу ползать?..
— Думаешь, это дает тебе право?
— Право у нас одно, Веркер! Право — людей защищать!.. Хватит сопли жевать, на это можно не одну жизнь угробить! Возьми себя в руки, глаза разуй… У тебя — шанс, шанс человеком стать. Не куском говна, который себя ежесекундно жалеет, а человеком!.. Почему на улицу не выходишь? Что, страх задавил? Тебя, мастера-оружейника? Да ты в коляске можешь хоть метатель установить, никто слова не скажет! Из десяти стволов очередью дашь — любая сволочь мелкой кровавой пылью по стенам размажется… Вот только ты этого не хочешь. Ты в раковину забился и там скулишь, мечтаешь, что за тебя все проблемы решат и на готовенькое пригласят, праздновать.
Сыщик распрямился и закончил, с неприязнью разглядывая побледневшего собеседника:
— Свой страх победить можно только самому. Никто не поможет… И ты либо справишься, из слизняка снова мужиком станешь. Или тебя улица спишет. Поедешь за хлебом в ясный день и от страха окочуришься… Шевели задницей, мастер. Нянек здесь нет. Будет обидно, если ты судьбу в нужник сольешь. Клаккер тебя чуть ли не за образец для подражания держит. Для него разочароваться в тебе — будет страшно.
— Какой из меня образец? Как не надо судьбу строить? — просипел Веркер.
— Такой. Живой и перед глазами. У нашего рубаки полкласса образования, потом армия и бои без перерыва. Голову свернуть — любому за секунду сможет, он даже тварей голыми руками рвет, когда к стенке припрет. А вот читать нормально выучился буквально не так давно. И человек, способный из банки от тушенки соорудить хронометр с кукушкой — для него как живой бог. Поэтому — выгребай мозги из бутылки, куда ты их законопатил, и прекращай гнить в конуре… Считаешь, что на улицах опасно? Гуляй на площади. Там наши пацанята каждый угол под присмотром держат, любого постороннего за секунду дежурным унтерам сдадут… Поэтому — шевелись, не кисни. Когда встряхнешься, сможешь определиться, что для тебя в самом деле важно. Может, на завод пойдешь. Может, свою мастерскую откроешь. Не знаю. Только не изображай сдохшую амебу, противно… Как проснешься, скажешь. Я тогда слово «временный» из документов вычеркну. А пока — не заслужил…
* * *Клаккер шел по темному коридору на улицу, когда из-за угла выкатилась коляска и тихий голос произнес:
— Решил подвиг старшего повторить, в одиночку грязь разгрести?
— В смысле? — удивился палач.
— У тебя на лице написано, что ты цепочку событий выстроил до конца. Нам сказал начало, потом к окну повернулся и просчитал хвосты. Шольц не видел, а я в отражении заметил… Ты когда задачки решаешь, очень выразительные рожи корчишь… И явно хочешь в одиночку славу и почет заработать.
— Нужны они мне, — отмахнулся охотник, внимательно разглядывая оружейника. Факт, что его мысли другой человек читает как открытую книгу неприятно удивил.
— Тебе виднее. Но сам рассказывал, что босс с Гжеликой в чужое логово сунулся и чудом живы остались. Тебя найти в какой-нибудь дыре будет трудно.
Клаккер усмехнулся, напялил шлем и щелкнул резинкой очков:
— Не волнуйся, я осторожно. И всего лишь за жизнь поговорить, без стрельбы и членовредительства. Если что узнаю — завтра уже предметно думать станем. Пока лишь вилами на воде.
Веркер вздохнул, но не стал спорить. Потянул рукой мешок, лежавший в поддоне коляски, положил тяжелую ношу на одеяло и распахнул горловину:
— Мне покоя один ошейник не дает. Почти все так или иначе мимо уже прошли, а его нет… Самый большой… Я даже не знаю, какую тварь он может держать на привязи… Вот, возьми. Твой любимый калибр, переделка из «Датта», армейские запасы… Плоский барабан на семь патронов, четыре сменных. Пояс, кобура для дробовика, карманы под барабаны. Все снаряжено картечью с каленым жаканом в придачу. Кирпичную стену не пробьешь, а вот любую нечисть заставишь своим темным богам молиться…
Палач взял в руки оружие и прижал к груди. Казалось, он баюкает любимого младенца. Не дожидаясь, пока собеседник откроет рот и начнет благодарить, мастер достал еще одну толстую трубку и протянул охотнику:
— Капсульный фейерверк… Этим концом хорошенько стукнуть, с другого взлетит красная ракета… Совсем паршиво будет — дашь сигнал. Только скажи, где за небом присматривать, у меня все равно бессонница…
— Я в Заречье буду, — прошептал растроганный Клаккер. — Но все нормально будет, не волнуйся… И — спасибо, брат. Это… Это лучший подарок… А мне подарков уже никто давно не дарил… Спасибо…
* * *Господин Скант помешивал вино в бокале и с интересом разглядывал собеседника. Чужак, о котором так много говорили. Бестолочь, сумевшая приподняться над другими отбросами. Приподняться, угробив настоящий талант. Талант, на котором можно было сколотить состояние.
О состоянии господин Скант мог бы рассказать многочасовую лекцию. Потому что в отличие от оборванцев Города убеленный сединой джентльмен давно мог купить одну половину Города и продать другой. Вот только смысла в этом хозяин особняка не видел.
Первые деньги владельцу самой богатой фабрики удалось заработать еще пацаном, торгуя рыбьей требухой на старых пристанях. Тогда же он научился солить рыбные очистки для долгого хранения, чтобы потом прессовать в брикеты и сбывать втридорога холодными зимними месяцами. Наколоть кусков с «плитки Сканта» — и вот тебе рыбная похлебка. Дешево и доступно любому обитателю заводских окраин. А когда умер один из рыбаков и удалось подешевке купить сарай в углу — дело пошло в гору. Через три года Скант уже был хозяином маленькой фабрики. А еще через два потратил все свободные деньги на взятку нужному человеку и получил военный подряд. Армия закупила тогда несколько вагонов «сухого провианта». И закупала потом еще не раз и не два. Как и заводчане, оценившие дешевизну товара и неприхотливость хранения. Потом к рыбьей требухе добавились отходы из Солнечной Стороны, с ферм и дальних городов и портов на побережье. Так, неожиданно для самого себя, Скант стал королем продуктов для бедных.