— Вы закончили, герр офицер? — с показным спокойствием спросил палач, заметив знакомую фигуру, шагавшую с другой стороны коридора.
— А вы куда-то спешите? — тут же попытался прицепиться таможенник. — Может, что-то скоропортящееся в наличии?
— У меня? Да вы что, разве что похмелье, но рад буду подарить его вам. Бесплатно…
Шольц, выросший за спиной затянутого в зеленое сукно чиновника, смерил недовольным взглядом помощника и проворчал:
— Развлекаешься?
— Ага… Гжелике обещал свежих фруктов завезти. Она беспризорников подкармливает, а где ты в конце лета зелень хорошую на Изнанке найдешь.
— Ты бы еще вагон пригнал… Я вынужден забрать у вас подчиненного.
Таможенник обиженно надулся и демонстративно сложил руки на груди:
— Вам следует покинуть зону досмотра. Это — раз… Затем вам желательно запомнить, что мы не подчиняемся полицейскому управлению. Поэтому любые ваши требования оформляйте в письменном виде и отсылайте в Департамент Граничных отношений. На Солнечную Сторону. Это — два… Ну и в силу препятствия моей работе, я вынужден буду задержать этого человека для личного обыска, а так же еще раз проверить груз, который у меня лично вызывает…
— Блох на ближайшей дворняге досматривать будешь, — тихо бросил сыщик, достав из кармана тусклый бурый жетон. — Именем наместника Его Императорского Величества… Убивец идет со мной, а ты, крыса зажравшаяся, каждое яблочко и апельсинчик в вощеную бумагу завернешь, в ящик аккуратно упакуешь и доставишь лично в особняк Сыска Теней. И я не поленюсь, вечером по таможенной декларации проверю, все ли на месте. И если хотя бы косточка какая пропадет или листочек отвалится, не поленюсь написать в твои Отношения, после чего завтра утром в газете опубликуют свободную вакансию… Вопросы есть?
Не обращая внимания на подавившегося воздухом чиновника, Шольц подцепил за рукав охотника и двинулся к выходу, набирая с ходу не свойственную ему скорость.
— Прорыв? — тихо спросил Клаккер, ощутив витавшую в воздухе озабоченность.
— Хуже. Дело подкинули по старой памяти. Совершенно тухлое. А сегодня-завтра обещают затяжные дожди, наша клиентура начнет шевелиться и мне нужно, чтобы ты Город прикрыл.
— То есть?
— Хватит груши околачивать, друг любезный. Придется тебе временно принять на себя обязанности начальника департамента. Пока я буду разбираться с высокопоставленным покойником, ты будешь сидеть на телефоне, выезжать на вызовы, гонять любую нечисть и делать мне хорошо. Так хорошо, чтобы я через неделю вернулся, а от наместника никаких злых писем с вопросами, почему это на Изнанке опять где-то Тени чудили.
— Ничего не понял, — честно признался чуть-чуть успокоившийся палач, предупредительно распахивая дверь таможни перед другом и начальником в одном лице.
Шольц только вздохнул, потом поправил широкополую шляпу и поскакал по мелким лужам к стоявшей у крыльца коляске. Уже спрятавшись под козырьком от мелкого дождя, снизошел до объяснений:
— В городе семнадцать промышленников с капиталом под несколько миллионов золотом. Сегодня в обед нашли представившегося господина Депорта, владельца суконной мануфактуры и еще с полсотни мелких предприятий ниже по реке. Учитывая, сколько покойник пожертвовал на летнюю политическую компанию нашего наместника, все большие и маленькие боги как здесь, так и на Солнечной Стороне, тут же озаботились и изобразили горячее участие семье, а так же готовность лично оказать любую помощь в рамках приличия.
Клаккер почесал чисто выбритый подбородок и вздохнул:
— Так, а я собирался с Гжеликой по ресторациям прогуляться. Сегодня в ночную, как раз бы домой проводил — и на службу.
— Ресторации обождут. Ты мне спину прикрой, чтобы какой-нибудь спятивший грызун под ноги комиссии не вывалился.
— Комиссии?
— Я же говорю — все как с цепи сорвались. Мундиров и фраков на улицах — не протолкнуться. Даже наше высшее начальство в ратуше засело и требует немедленно найти виновных. А так как лучше всего в прошлом разные дурные головоломки решал я, то временно призван на помощь доблестной полиции. Обвешали полномочиями, как кандальника цепями и пинком под зад — разбираться.
Коляска подкатила к обжитому особняку Сыска, и неожиданно превратившийся в «исполняющего обязанности» распахнул лакированную дверцу. Уже выставив ногу, задумался и замер раскоряченной загогулиной:
— Подожди. Говоришь — к полиции? То есть этот покойник — не наш клиент?
— Нет. Хотя сейчас текучку распихаешь и зайдешь по адресу, что я тебе на столе оставил. Пошаришь. Мало ли что найдешь… Доктора утверждают, что господин Депорт скончался от обычного обжорства сегодня ночью или утром. Я даже склонен считать, что именно ночью. И умер сам, а не при помощи какой-либо дряни, которую ты не успел отловить.
— Тогда какого?..
— Господин Депорт умер ночью, а потом каким-то чудом в десять утра заглянул в банк и снял там четыре сотни золотых талеров. Не покидав при этом свою комнату, судя по отсутствию каких-либо следов. Чем вогнал в ступор всю местную полицию. Затем озаботил столь странным поведением господина наместника и подложил мне свинью… Все, иди работай, убивец. В обед на восточных помойках видели стаю какой-то мелочи, будет чем тебе заняться. А я поехал ломать голову, как толстый мертвец сумел отправиться на прогулку по Городу…
* * *Гжелика отнеслась с пониманием к неожиданно изменившимся планам и попросила Мирака помочь организовать уют и возможные удобства новому начальнику. Бывший санитар, официально принятый на службу ответственным за разросшееся имущество, лично раскочегарил безразмерный самовар и выложил свежую сдобу на широкое блюдо. Но мутная волна перестраховки, поднятая бесконечной чередой проверяющих разных мастей, погребла под собой Клаккера, заставив его отвечать на бесконечную вереницу телефонных звонков. Под конец вечера палач орал матом на каждого, кто пытался с руководящих высот высказать, как именно нужно уничтожать разномастную дрянь в Городе.
Лишь когда на улицах зажглись газовые фонари и орду пустобрехов разобрали по спешно вымытым для важной публики ресторанам, охотник сумел освободиться и высунул нос в коридор, влекомый вкусными запахами.
— Отбился? — полюбопытствовал Веркер, неспешно кативший в своей коляске по ярко освещенному коридору.
— Фух, а я еще удивлялся, чего шеф приползает с совещаний взъерошенный… Иногда думаешь, что за карьерные блага расплачиваются исключительно мозгами. Чем выше залез, тем меньше в черепушке чего-нибудь осталось. Даже дерьмом не заполняют, сплошная пустота… А что там за шум?
Оружейник поправил плед на коленях и усмехнулся:
— Таможня еще в обед прислала твои фрукты, вот Гжелика малолетних бандюганов и потчует. Как засели в подсобке рядом с дежурным, так и не уходят.
— Но-но, попрошу без огульных обвинений! — притворно возмутился Клаккер, подхватывая со стола блюдо с остывшими пирогами. — Сам знаешь, мы с криминалом дружбы не водим. А если кто по мелкому таскать у горожан пытается, так за такое немедленно сладкого лишаем. Так что вполне законопослушные нас друзья посещают. С моей точки зрения, разумеется.
Великий и ужасный истребитель нечисти был прав и вполне мог гордиться своими заслугами. Подобранный на улице Шмель давно уже считал себя законным сыном безного мастера, постигая все тонкости ремонта разнообразного оружия. Следом за мальчишкой потихоньку потянулись другие беспризорники. Кто был готов порвать окончательно с прошлым, отправлялся в рабочие бараки, где получал небольшую стипендию и учился полезной специальности. Остальные превратились в неформальную команду помощников палача, собирая слухи и сплетни по Городу, а так же присматривая за ближайшими подходами к зданию Службы. Получив возможность хотя бы регулярно ужинать, малолетние башибузуки куда как реже стали запускать грязные руки в чужие карманы. А взрослые работники департамента не теряли надежду пристроить в нормальные семьи всех, за кого сейчас считали себя ответственными.
— Здорово, бойцы! — поприветствовал галдящих гостей Клаккер, вваливаясь в крохотную комнату.
— И тебе не кашлять! — наперебой ответили пацанята, повернув испачканные вареньем рожицы к своему любимцу.
— Так, фрукты привезли, вижу… Тропыч, ты бы из карманов все достал и в корзинку выложил. Никто не отнимет, все, что на столе, с собой заберете. А вот на крошки муравьи набегут, будешь ночью от укусов просыпаться… Пока я с Пиремом толкую, вы мне лучше чаю сделайте. Голос сорвал, пока телефону о жизни докладывал.
— Слышали!.. — рассмеялась Гжелика, почти затерявшаяся в облепившей ее малышне. — На весь дом гремел, не успевала им уши затыкать.
— Ладно-ладно, не жалуйтесь. Нечего было чужие разговоры подслушивать…
— Ладно-ладно, не жалуйтесь. Нечего было чужие разговоры подслушивать…
Согнав смущенную улыбку с лица палач вернулся в коридор и вытянул за собой старшего над ватагой.
— Пирем, мне вчера краснеть пришлось. Прохожу я так мимо бакалейщика со Старых рядов, а мне вспоротый кошелек показывают. И грустно рассказывают, что видели рядом одну очень знакомую физиономию.
— А зачем он мошну на показ выставил? Еще бы на прилавок бросил, чтобы каждый дотянуться могу.
— Пирем… Но мы же договаривались, черт тебя подери… Ты за парнями присматриваешь, помогаешь мне чем можешь, а я за тебя головой перед руководством отвечаю. И как мне теперь ему докладывать? Мол, мой работник полталера у граждан добыл, чтобы навыки не растерять?
Худой жилистый мальчишка отвернулся к окну и стал колупать пальцем замазку, стараясь не встречаться глазами с мужчиной:
— Не хочу я на завод… Вон, Шмель стволы подгоняет, гравюры набивает, зарабатывает больше нас всех… А ты что предлагаешь, пылью угольной дышать и у станков горбатиться? Не хочу… Пробовал уже, сбежал…
— То есть кому работать честно хочется, они все глупостями занимаются, а ты у нас — человек вольный, здесь только из любезности? — Охотник встал рядом и уперся лбом в холодное стекло: — Мы же никого не неволим. Можно попробовать любые варианты, какие на заводах предлагают. Месяц на вас убили, бузотеров, водили по цехам, в вечернюю школу усаживали… Не греет тебя заводская карьера, так в оружейники подайся, Веккер не будет возражать. Он только рад еще ученика взять. Что молчишь?
— Не получается у меня. Пробовал уже, плохо с инструментами лажу, — вздохнул Пирем и еще больше насупился.
— Но ведь не уходишь, хотя давно бы уже в какую банду прибился. Мало ли их, что ли, на Барахолке осталось?.. Кем себя видишь-то, кроме как карманником до ближайшей каторги?
Парень бросил на пол скатанный из замазки крохотный шарик и выпалил:
— Я охотником хочу быть, как ты! Чтобы любую тварь завалить, если попадется… Чем унтеры хуже? Они даже боятся в те дыры лезть, где мы бываем! А я бы с ружьем — любую…
— Стоп, не беги… — Клаккер чуть не поперхнулся словами, настолько неожиданной для него была мечта мальчишки. — Ты думаешь, это счастье такое, по Городу как по полю боя бегать? Из каждой дыры удар ждать и через шаг за спину оглядываться?.. На мне шрамов за этот год добавилось больше, чем за всю прошлую службу собрать успел.
— Зато ты за себя постоять можешь и других защищаешь, — несогласно тряхнул непокорными лохмами Пирем. — А в тире я лучше всех наших мишени выбиваю. И быстрее первый выстрел делаю. И…
— Так, умник, давай пока обороты сбавим… Дай в себя прийти… Охотник-недоучка… Давно тебя Тени не рвали, давно голову в петлю не совал? Как нечисть отлавливать станешь? Ты же не меченный, к счастью.
Предводитель беспризорников запустил руку за воротник штопанной рубахи и добыл крохотный медальон на покрытой зеленью медной цепочке:
— А у меня вот… Я Веккеру показывал и Гжелике. Говорят — редкая штука, еще Конструктор такие собирал. На Барахолке нашел, еще до вашей войны на болотах.
— Нашел? — усмехнулся палач, с интересом разглядывая неведомую безделушку.
— Ну, утащил, — обиделся Пирем, но через секунду снова раздулся от гордости и продолжил: — Эта штука помогает Тень чувствовать. Если талант есть — то сможешь любую дрянь найти. А у меня — дар! Так ваши сказали… Я без амулета руками могу ощущать, где следы остались. А с ним — за десять шагов любого гада чую. Десять шагов — это же можно из револьвера весь барабан всадить… Ну, или из дробовика… Хотя — из него трудно, отдача большая, держать трудно…
— Ага… Вот кто у меня еще и патроны «находит». То-то я смотрю, после ваших пострелушек пять-шесть картечных никак досчитаться не могу…
Клаккер замолк, рассматривая яркие пятна фонарей за окном, потом вздохнул и сказал:
— Что у меня за судьба такая, собирать кого угодно с улицы, чтобы горожан защищать… Так, Пирем. Великого охотника я из тебя сделать вряд ли смогу, сам как слепой щенок зачастую тычусь. Но подучить и к делу приставить — это в моей власти… Но так как ты у нас за пацанят отвечаешь, то давай договоримся. Чтобы по честному, без вранья… Шольцу уже пеняли, что беспризорников пригрел. По службе не положено. Поэтому за месяц придется ребят по семьям пристроить. И люди есть из мастеровых, кто с радостью возьмет. Ну и мы поможем, чтобы не был обузой еще один рот в семью… С тобой чуть сложнее. Я каждый день головой рискую, сирот после себя плодить — других не уважать. Шефу нашему — тот же расклад. Вместе неприятности разгребаем… С Гжеликой уже говорил, она будет рада к тебе как младшему брату относиться. И по закону все бумаги оформить можно, никто возражать не станет… Ты как на это смотришь? Будешь с ней жить, под нашим общим присмотром.
Теперь уже надолго замолк юный собеседник. Мальчик сопел, сосредоточенно размышляя о чем-то своем, иногда вытирал рукавом рубахи испачканный в угольной пыли нос. Наконец ответил:
— Если драться не будет, то я не против… Говорят, она при случае может сдачи так дать, что мало не покажется…
— Гжелика-то? — рассмеялся мужчина, прижав к себе засмущавшегося пацана: — Да, она у нас бойкая девушка. И служба требует, чтобы умела любого нахала на место поставить… Ладно, тогда уговор у нас такой: за этот месяц мы остальных парней в семьи определим. Ты с Гжеликой поближе сойдешься, попробуете притереться. Чтобы потом неожиданно друг друга не возненавидели… В квартиру переберешься, начнешь в вечернюю школу с ней ходить, учиться. И заодно у меня помощником станешь. Считай — подмастерьем… Поначалу — с картой, документами работать, вместе с унтерами на дежурства походишь. Оружие тебе по руке подберем, будешь заниматься уже серьезно, а не просто мишени дырявить. А через год-полтора сам решишь — останется еще желание по буеракам высунув язык бегать или в школу сержантов поступишь. Чем не вариант? Военная карьера тоже дело серьезное. Ну, или Шольц что посоветует. Как предложение?
Пирем протянул руку и кивнул:
— Согласен. Ты — слово даешь, твоему слову весь Город верит… И я слово даю… Только если с учебой плохо будет, ты пори не больно, ладно? Я ведь почти и не ходил в ваши эти классы. Трудно мне поначалу будет…
— Никогда руку на маленьких не поднимал, — Клаккер пожал маленькую ладонь и приобняв мальчика, повел к остальным. — Если что не получится с первого раза, говори. Разберемся. Мы теперь не просто знакомые, мы теперь с тобой два сапога пара. Я тебе помогаю при любой проблеме, и ты мне спину прикрываешь. Так что — нормально все будет. Главное, чтобы друг другу не врать. Это — последнее дело.
И уже тронув ручку двери, охотник попросил:
— Я еще к Шольцу забегу, он просил там пошарить по одному делу. А ты с мальцами ночуй здесь, у дежурного запасные матрацы были. Нечего вам ночью по чердакам ошиваться… И завтра зайдем к бакалейщику, вернешь что «позаимствовал».
Юный помощник палача вздохнул:
— Не хватит у меня… Я почти всю медь на конфеты для ребят потратил.
— Значит, я поделюсь. Но мы с тобой люди на службе, мы горожан не обираем. Так что — это был последний раз. Согласен?
И будущий охотник за нечистью кивнул в ответ. В самом деле — где это видано, чтобы работник Сыска чужие карманы потрошил с голодухи?..
* * *— Как думаешь, родные покойного не обеднеют?
Клаккер вольготно развалился в безразмерном кожаном кресле, водрузив на колени блюдо с вяленым мясом. Обильно запивая щедро перченые куски, палач с интересом разглядывал череду ярко раскрашенных плакатов на стене, изображавших танцующих канкан девиц. Похоже, бывший хозяин речного бизнеса был большим любителем увеселительных заведений.
Усталый и злой начальник департамента Сыска Теней пристроился на краю стола и лишь махнул рукой:
— Не волнуйся, еда и выпивка за счет властей. Как и возможность прокатиться с ветерком на коляске, что стоит под окнами. Главное — найти злодея, что лапы на чужие деньги наложил. Очень наших государственных мужей такая ситуация пугает. Вроде как ты хозяин своих сбережений, а потом в банк зайдешь — и лишь дырка от бублика в кубышке…
— То есть сам господин Депорта им уже мало интересен?
— Завещание уже огласили, кому он теперь нужен? Разве что на поминки желающих набьется вся округа. Теперь модно состоятельных людей с помпой в другой мир отправлять. Там и вспомнят добрым словом. Благо, на похороны заранее было отложено… Родственники же не просто любимого миллионера забыли, они уже успели переругаться от полученных долей в золотом пироге. И мне улыбаются лишь в надежде, что я найду похищенные деньги. Не было бы четырех сотен испарившихся талеров, на порог бы не пустили.
Палач аккуратно вытер жирные руки о край скатерти и подвел итог полуночным бдениям: