— Гость? — Палач закончил соскребать мыльную мену с рук и повернулся. — О ком это ты?
— Мирака помнишь? Он еще за Гжеликой в лечебнице присматривал. Так вот, его любимая умерла на днях, сожрала ее болезнь, не дала и шанса на выздоровление. Так наш санитар после похорон ушел в загул сначала, потом уволился из больницы и вчера еле живой добрался до меня. Лица на нем нет, языком еле ворочает. И жалко мужика, и что делать — ума не приложу. Для него вся жизнь вокруг Лили вращалась. А сейчас — будто стержень выдернули. Не поддержать — совсем с катушек слетит… Поэтому — завтракаем и к нам. Может, проспится, хоть соображать начнет. А то вечером больше на проспиртованное полено смахивал. Почти как ты в загульные дни…
* * *О том, что задержанный желает давать показания Шольцу сообщили ближе к обеду, как только начальник департамента Сыска и Дознания вернулся к себе в кабинет. Неожиданный вызов на внеочередное совещание у городского руководства сожрал все утреннее свободное время и наполнил голову словесным мусором. Поэтому сыщик поначалу лишь сидел за столом и хлопал глазами, пытаясь сообразить о чем идет речь. А потом радостно скомандовал:
— Показания? Сюда его, голубчика! Сейчас узнаем, в чем это наш любезный Тиль хочет покаяться!
Крохотный мужчина осторожно пристроился на краешке стула, пытаясь казаться еще незаметнее, чем это было возможно. Грязный драный свитер, стоптанные сапоги с заправленными в широкие голенища штанами, засаленный берет, скомканный в давно не мытых руках. Крохотные глазки, черными бусинами спрятавшиеся в паутине морщин. Человек-невидимка, таскавший чужой мусор какой год подряд.
— Зверя где держишь, хороший мой? Давай, не трать мое время. Понимать должен — раз ты здесь, со мной разговариваешь, то у меня не просто козыри на руках, а сплошь старшая масть. И за порогом тебя уже ждут люди, которые шутить не будут. Поэтому — на чистоту и без экивоков. Если поладим, я прослежу, чтобы ты до суда дожил, а может и дальше. Ну а начнешь мне тут сказки рассказывать, так я пинком под зад отправлю обратно на Барахолку. Или к рыбным складам. А потом на опознание схожу и свечку поставлю. За упокой… Все понятно? Тогда — зверь где?
— Он сам по себе, — промямлил Тиль, сгорбившись и уткнувшись взглядом в кончики сапог. — Я-то что, я его ведь даже и не вижу почти. Разве что…
— Где, я сказал?!
— В роще он живет, в роще! Там под ней коллектор раньше был, а выход у ливневой канализации у тракта… Я туда раньше отходы сливал, вот и нашел зверя.
— То есть, тварь в коллекторе обитает. И тебя не трогает. С чего бы?
Подозреваемый хлюпнул носом и жалобно протянул, успев бросить острый злой взгляд на собеседника исподлобья:
— А что, тебе одному можно зубастых в клетке держать?.. Поранили его, с полгода как. Видимо, территорию с кем делил. А мои огрызки ему — как обед в постель, даже по Городу шляться не надо. Я — возил, он — ел. Всем хорошо. Ни запаха, ни гнили какой по канавам… Я даже в гнездо его ходил и ничего. Даже клыки не скалил…
Шольц достал чистый лист бумаги, потом выбрал из стопки карандашей самый длинный и положил рядом:
— Так, с этим понятно. А как на людей науськивал?
— Да когда?! Я даже…
— Еще раз: будешь дурочку валять, я тебя судебным сдам и слова не замолвлю. Завтра утром в камере найдут повесившимся. Ты же местные нравы знаешь. Так что — без дураков. Как тварь на людей смог направить?
— Ну, в гнезде у нее колокольчики блестящие. Игрушка или даже не знаю, что это… Вечером зверь спит. Всегда спит. И на меня даже не обращает внимание… Я подходил, угощение клал, а сам игрушку его в тряпку и наверх. Там предлагал покупателю, якобы эта штука способна из Тени любого монстра вызвать. Кто-то смеялся, кто-то пытался в рожу дать. Никто платить не хотел, хотя многие деньги с собой приносили. Читать — все умеют. Всем сейчас штуки из темноты нужны. Помешались просто. Письмо им сунешь — и как на живца рыбу ловишь… Ну а потом позвонить чуть-чуть и можно прятаться. Зверь меня не трогает, а покупателей буквально с пары ударов на куски разрубал. Лапы у него — как сабли, честное слово… Раз — и готово…
— Раз — и… Эх, Тиль, что же ты так паршиво свою жизнь заканчиваешь. Начинал — вполне себе уважаемым человеком, а теперь — ради копейки людей гробишь.
— Какие же это люди? — удивился сморщенный «борец за народное счастье». — Они же ростовщики, кровопийцы. Я бы их и сам как-нибудь. Эдак… Чтобы, значит…
— Вот бумага. Вот карандаш. Пиши, спаситель Города. По каждому случаю. Когда. Кого. Почему его выбрал, а не другого. Ну и про зверя своего отдельно тоже пиши… А я пойду, вон в дверях уже сколько времени топчутся… Вернусь — чтобы все было изложено, до последнего фактика… К вечеру если управишься, найду тебе здесь место в карцере, завтра уже отправлю в тюрьму. Если нигде врать не станешь, то как и обещал — побеспокоюсь о твой шкуре…
Вызвав дежурного унтера, Шольц приказал следить за обвиняемым, а сам вышел в коридор, где медленно на коляске нарезал круги штатный мастер-оружейник. Прикрыв дверь, сыщик спросил:
— Мирак проспался с нашим мастером топора и кинжала? Они с утра вроде на боковую собирались?
— Ради этого и побеспокоил. Они на пару еще подчистили все горячительное, что было, потом друг другу в слезах клялись в вечной любви и дружбе. А под конец Мирак бубнил про Лили, которая на небеса ушла. Бубнил, бубнил, а палач орать начал, что его друг — гений.
— Орать? С чего бы это?
— А наш убивец понял, как тварь атаковала. С воздуха, сверху. И наверх же возвращалась. Улетала, то есть. Лапы-крылья, запах ветром развеет, попробуй найди ее среди облаков.
— И?
— Ну, они кое-как собрались на пару и к выходу. Уже с полчаса как. Еле на ногах стоят, но выгребли арсенал под чистую и двинули. На охоту… Если на пролетке поедем — можем еще перехватить.
Полицейский помолчал, потом высказал себе под нос что-то длинное и неприятное о пьяных идиотах и заглянул в кабинет:
— Тиль! Твой зверь — он по норам бегает, или как? Летать умеет?
— По норам — это когда ему лень. А так — да, летает. Быстро летает. Раз — и уже нету…
— И когда летает? Ночью? Ты говорил — вечером спит.
— Ага. Вечером спит. А утром и днем — летает. В полдень летает. Серой тенью такой. Раз — и мимо… Гуся, утку, галку какую — сшибает, те даже увернуться не успевают… Налетается, сожрет кого — и спать…
Шольц повернулся к Веркеру и спросил звенящим голосом:
— Говоришь, арсенал выгребли? Полчаса назад?.. Так, ты на телефон, звони в ближайшее к роще отделение, пусть ребят вышлют на перехват. А я — верхами и следом. Полдень, время охоты для твари. Самое время двумя придурками закусить… Черт, даровал же бог помощничков…
* * *— Я тебе говорил, что ты гений? Гений! Непризнанный… Вот как на духу… Это же надо — раз и на небеса. А оттуда — вниз. Лапами — чирк-шмырк, извольте бриться. Шестой покойничек… Да, а я, как последний…
— А зачем на ветролет? Да еще такой маленький?.. Нет, я понимаю, ты у нас человек с уважением, тебя каждый в городе знает… Но ветролет… Я туда не полезу, с детства высоты…
— И ведь каждый кустик обшарил, каждую травинку… Все следы искал. А следы — они там, они под небесами… Что там найдешь…
— Да, шлем твой подштопать надо. Вон, по краю уже бахромиться начал… И шкуру твою тоже бы в порядок привести… Не поверишь, пока за больными ходил, обшивать научился. Они же как дети… Но — сил моих там больше нет. На кого взгляну — и Лили перед глазами. Три дня держался, а потом — ушел. Давит меня там, стены давят… И голос ее из каждого закутка…
Двое здоровых мужиков стояли у маленького ветролета, подпирая друг друга. С тем же успехом их можно было бы поставить к какому-нибудь столбу — вполне бы сошел за собеседника. Но — у этих было очень важное дело. И начальник воздушного порта закрыл сначала глаза на странную парочку, а потом и нос, чтобы не ощущать чудовищный перегар. Все же официальный чин и неофициальная слава сыграли свою положительную роль.
Спешно вызванный бородатый пилот-коротышка с подозрением оглядел гостей и безаппеляционно заявил:
— Вы что, с колокольни свалились? Пьяным на борт — ни при каких обстоятельствах! У меня — правила! Кто из гондолы вылетит — по судам затаскают. И — перевес на двоих, машина не поднимет столько.
— Он — на земле остается, — прошептал Клаккер, важно оттопырив вверх худой палец. — Мирака укачивает от ветра… А я — по служебной надобности. Бляху показывать надо?.. Вот, держи. Можешь номер переписать… Номер второй, согласно табелю о рангах.
Помрачневший хозяин воздушного судна недовольно покрутил в руках блестящий кругляш и вернул назад:
— Откуда — второй? Вон, номер-то шестизначный.
— А гвоздиком вот здесь нацарапано. Не видишь, что ли?.. И не дуйся… Я, может быть, всю жизнь мечтал ветролетчиком быть. Но — не сложилось. Руки-ноги вымахали, не взяли на флот… Вон, только шлемофон ношу, да… Зато — от всякой дряни спасает. Веришь?
— Откуда — второй? Вон, номер-то шестизначный.
— А гвоздиком вот здесь нацарапано. Не видишь, что ли?.. И не дуйся… Я, может быть, всю жизнь мечтал ветролетчиком быть. Но — не сложилось. Руки-ноги вымахали, не взяли на флот… Вон, только шлемофон ношу, да… Зато — от всякой дряни спасает. Веришь?
Пилот добыл из широкого кармана собственный головной убор и взгромоздил на изрядно прореженную годами шевелюру:
— Шлемофон вижу, а с остальным — надо разрешение получать. Не положено в пьяном виде…
— Ты меня еще пьяным не видел, — похлопал по плечу невысокого собеседника палач. — Я пьяный — дурной. Я пьяный бы в небеса без твоей машины умотал. А сейчас — пока не могу. А мне — надо. Очень надо… У меня тварь на краю Города болтается, чтоб ее. Летает над верхушками и вынюхивает, где бы еще кого укокошить… Мне надо сверху на нее посмотреть, взглянуть. Может — я ее лежку замечу. Может — где в буераках логово найду… Полетели, мой хороший. Потому как шестерых уже я потерял, не хочу больше покойников из кустов добывать.
— Тварь? — пилот решительно махнул рукой и распахнул дверцу в кованных перилах гондолы. — За это — готов тебя хоть весь день возить, есть у меня к ним счет… И начальник порта сказал поспособствовать. Залезай.
— Вот, это наш подход! А если бумагу какую нарисовать потом, так только скажи, я сделаю… Да… Ну и сверху меня чуть ветерком обдует, быстро в кондицию вернусь… Вот…
Мирак помахал медленно взмывающему вверх пузатому ветролету и гаркнул неожиданно громким басом, распугав дремавших на флюгере голубей:
— И чтобы обратно — как штык! А то знаю я тебя, кавалериста…
* * *— Нашли? — выдохнул Шольц, вывалившись из коляски под ноги мокрым от бега патрульным. — Перехватили? Они пешком должны были только-только добраться.
— Найти-то нашли, — отсалютовал в ответ старший унтер, — да вот с перехватом сложно.
— Не понял?
— Вон наш охотник, под самые облака забрался. Благо, бинокль с собой был, разглядели. Его рожа. Орет еще сверху что-то, но уже не разобрать… Как спускать будем?
Над верхушками деревьев раздувшейся сосиской кружил ветролет. Болтавшаяся под газовым баллоном застекленная кабина пускала веселые солнечные зайчки, а вдоль крохотного балкончика суетился протрезвевший охотник, с азартом махая руками. Он ощущал себя главнокомандующим, шагнувшим в горнило сражения. И пусть пока врага не было видно, но зато сверху прекрасно можно было различить каждый куст, каждую яму. Поэтому для обнаружения возможного логова нужно было только время. Час или два. Ну или чуть больше. Наверное…
— Хр-р-р — пробормотала зубастая рожа, свесившись с бока баллона. Тонкие лапы крепко держались за веревки, а нос осторожно шевелился, пытаясь определить по запаху, что за идиот пожаловал в чужие охотничьи угодья. Потом монстр понял, с кем он столкнулся морда к морде, и в глазах зажглась ненависть: — Хр-р-р-уу-р!
Два удара слились в один. Острое крыло скользнуло по брезентовому плащу, раскромсав материю и оставив сизую полосу на тонкой кольчуге. Одновременно с этим тяжелый кулак описал короткую дугу и вышиб несколько клыков в распахнутой пасти. Завершая комбинацию, вторым боковым Клаккер смахнул подавившуюся рыком тварь вниз.
— На, зараза!
Бородатый пилот бешено вращал рычаги и крутил краны на трубопроводах, пытаясь поднять ветролет выше, подальше от так неожиданно материализовавшегося ночного ужаса. Но прежде чем воздушный корабль приподнял нос и начал взбираться к облакам, палач уже успел разрядить дробовик в мелькавшую рядом серую тень, а потом отлетел в сторону от очередного стремительного удара. Брызнуло в стороны стекло, полетел вниз кусок перил, а мужчина уже сцепился в рукопашной с гадиной, успевшей растерять куски крыльев от картечных подарков…
Шольц медленно присел на ступеньку пролетки и дрожащей рукой отер холодный пот. Сверху летели остатки черного тела, разрубленного взбешенным палачом на кучу мелких кусочков. Идея искромсать человека острыми крыльями была глупой: охотника в рукопашной мог бы свалить разве что четырехметровый монстр с лапами-кувалдами. Но смотреть снизу, как во время кровавой свалки болтает из стороны в сторону несчастный кораблик — это было выше человеческих сил. И даже ругаться на восторженно-матерные комментарии унтеров не хотелось. Наоборот, хотелось самому раскрыть рот в непотребном крике и надсаживать горло, обещая все несчастья мира на голову этого идиота, вздумавшего в очередной раз с шашкой наголо спасти мир…
— Удавлю мерзавца. Как только вернется — удавлю… Ух, сколько можно…
* * *Оказывается, за время ожидания и Мирак сумел стряхнуть большую часть хмельного угара и теперь встречал потрепанный экипаж подобно верному оруженосцу. Неодобрительно посмотрев на лохмотья, в которые превратился брезентовый плащ, бывший санитар принял окончательное решение:
— Нехорошо, господин охотник. Эдак никакого гардероба не напасешься… Ну, ладно. Подлатаем, или новый скроим. Я, надеюсь, у вас теперь надолго, надо же кому-то порядок навести. А то расслабились на казенных харчах. Сплошная порча имущества, одним словом…
— И правда, чего тебе без работы болтаться, — легко согласился довольный победой охотник. — Ребята давно жаловались, что хорошего завхоза найти не могут. Чтобы все в дом, и чтобы каждый гвоздь — в дело… Считай — я только "за"!.. Ну и начальство вряд ли возражать будет…
Шагнув на траву из дыры, украсившей когда-то ровные столбики перил, Клаккер помахал рукой бледному пилоту и улыбнулся:
— Пойдем, брат-воздухоплаватель! Будем тебе бумагу красивую писать и считать, сколько за ремонт и добычу причитается. Пусть клыки все над лесом раскидали, но я тебе из своих запасов выплачу. Такую драку стоит отметить. И дело заодно закрыли. Седьмой труп, не подкопаешься. И главное — правильный труп. Черный. Как и должно быть…
Глава 13
— Желаете взять «сверху» или сбросите «в рост»?
Тихий шелест бумаг, приглушенные голоса, еле слышные шаги. Головное отделение Генерального Имперского банка. Помпезность, прорвавшаяся даже на Изнанку. Гранит и мрамор, вышколенные клерки и посетители, словно сошедшие с дорогих картин: меха, холеные рожи и унизанные перстнями пальцы.
Сидевший напротив кассира безразмерный господин озадаченно поморщился и переспросил:
— Сверху? О чем вы, любезный?
Набриолиненный худосочный клерк удивленно стрельнул глазами, но тут же спрятал немой вопрос и повторил, убрав банковский слэнг:
— Желаете забрать только проценты, или наоборот, все оставите на счету для дальнейшего роста?
— Нет, не оставлю… То есть, мелочь трогать не буду, а вот основные накопления хочу забрать… Сколько у меня там?
— Четыреста двадцать золотых талеров и пятнадцать грошей. Начисление процентов через неделю, первого числа, как обычно.
Хозяин счета прикрыл воспаленные глаза, затем приказал:
— Четыре сотни я возьму, остальное пока пусть лежит. Деньги, они любят счет.
Кассир с заискивающей улыбкой склонился в поклоне, успев разложить на полированной поверхности стола нужные бумаги. Замелькало перо, и через несколько минут бланк с жирной отметкой «Итого» лег перед клиентом. Промокнув корявую подпись, работник банка ускользнул согнутой глистой за стойку, чтобы вернуться с пузатой тяжелой сумкой:
— Всегда рады вас видеть, господин Департа! Генеральный Имперский желает вам отличного дня! Всего хорошего!..
И лишь в подсобке аккуратно убрав бумаги в папку, кассир позволил себе снять заученную улыбку и с усмешкой бросить коллеге, лениво глазевшему на облака за высокими окнами:
— Мода, что ли, изменилась? Таскают драные штиблеты, а у самих денег хватит скупить всю ратушу за раз. Может как раз к градоначальнику в таком виде ходят, нищенством похвастать?
— Наверное, просто не проспался, — равнодушно ответил проштампованный под гребенку сосед. Смахнул еле заметную пылинку с рукава офисного сюртука и потянул затекшую от долго сидения спину. — Проигрался где в карты, вот и чудит.
— Запросто. На себя сегодня не похож…
* * *Клаккер покосился на разложенные на столе фрукты, затем на мрачную физиономию таможенника и сунул руки в карманы. Охотнику очень хотелось хорошенько отдубасить надоедливого чинушу, методично досматривавшего каждый плод, но повода для хорошего скандала не было, а с формальной точки зрения проклятый педант все делал по закону. Месячник борьбы с контрабандой, а у болтавшегося через границу подозрительного субъекта четыре пуда яблок, апельсинов и прочего пахучего добра. К сожалению, задекларировано все было как положено, но проверить нужно. Вдруг в каком из яблочек двойное дно? Вдруг где спрятаны пакетики с запретным зельем? Вдруг…