Маша не замечала, что по лицу давно уже текут слезы. Вот все и закончилось! Это она виновата! Укатила на курорт с мужиком, забыла о ребенке, эгоистка! И вот тебе – расплата! За все надо платить! Получила свой океан любви и море счастья – заплати! Недаром она так боялась быть счастливой!
– Это я во всем виновата…
– Господи, в чем?
– Илья… Это все из-за него… Мне не надо было…
– Маша, перестань. Все будет хорошо.
– Это ты перестань! – она вскочила. – Перестань врать! Ты же знаешь, как все плохо! Ты мне и половины не говоришь! Ты опять все взяла на себя! Ты мне даже не позвонила!
– Я не хотела по телефону.
– Да? Я, знаю, в чем дело. Ты хочешь показать, что любишь ее больше, чем я, что я плохая мать…
– Маша!
– Да, ты этого хочешь. Хочешь забрать ее себе.
– Я, пожалуй, поеду домой.
Надя поднялась. Маша побледнела и вцепилась в Надину руку:
– Нет! Не уезжай! Нет! Вдруг ей станет плохо? Господи, что я такое говорю! Я и впрямь эгоистка! Прости меня! Прости! Только не уезжай!
– Неужели ты думаешь, что я ее брошу?
И тут они обнялись и расплакались. Прибежала Соня, обхватила их, обнявшихся, руками, заскулила:
– Ну, мама, Надя… Ну перестаньте ссориться…
Они разомкнули руки, приняли ее в свой круг. Теперь женщины стояли втроем, обнявшись, это был молчаливый заговор, заговор против обрушившейся на них беды. Они собирались бороться и собирались победить. Чего бы им это ни стоило.
…Маша так и не смогла уснуть. Какой уж тут сон! Вины с себя она не снимала. Она была непозволительно счастливой, и это расплата.
А около полуночи позвонил Илья. Сначала она не хотела отвечать, но потом все же взяла в руки мобильный телефон. Вяло сказала в трубку:
– Да. Слушаю.
– Это я слушаю! Ты же обещала позвонить!
– Илья… Я не позвонила, и не буду больше звонить. Мы не будем больше встречаться.
– Что случилось? – напряженно спросил он.
– Соня заболела, – ее голос опять задрожал. Вот-вот по лицу потекут слезы.
– Ну и что? Дети всегда болеют.
– Она серьезно заболела. У нее… у нее… – Нет, она не могла это выговорить! Вместо страшного диагноза всхлип и поток слез.
– Что у нее?
– Все. Не звони.
Она дала отбой. Какое-то время подождала, но телефон молчал. Маша даже испытала облегчение. Слава Богу, понял. Пусть поищет другую женщину, с которой можно весело провести время. Поиски не будут долгими. Отныне у них разная жизнь, без точек соприкосновения. Пусть будет так.
В понедельникСоня уехала. Она провожала их с Надей в клинику, все разузнала и сидела там, пока не прогнали. Но вечером ей пришлось остаться одной. Это было самое страшное: одиночество и бездействие. Она бесцельно слонялась по квартире, в голову лезли дурные мысли, в частности мысль о самоубийстве, неизменная спутница глубокой депрессии. Но следующая же мысль была о том, что она нужна Соне, что это будет мучительно, но иного пути нет. Им надо пройти его до конца, куда бы дорога ни привела.
Она пыталась есть, пыталась убраться, мыть посуду, но потом уселась на кровать в Сониной комнате и тупо смотрела в одну точку.
Завтра надо сделать много. Надо прийти на работу и попытаться объяснить Ларисе, зачем ей нужен бессрочный отпуск без содержания, потому что работать в таком состоянии невозможно. У Маши есть кое-какие сбережения, есть банковский счет, откуда она ежемесячно снимает деньги. Расходы на хозяйство придется сократить. На какое-то время этого хватит, а там будет видно. Если у нее и были планы на будущее, то теперь они утратили всякий смысл. Раньше это будущее представлялось Маше в виде луча, начальной точкой которого было Сонино рождение. Луч уходил в бесконечность, в светлое будущее, как ей всегда казалось. Теперь это будущее превратилось в отрезок, длина которого зависела от того, сможет ли Соня справиться с болезнью. Он мог быть длинным, а мог быть и очень коротким. Хорошо, что Маша не потратила все деньги сразу, что у нее есть этот банковский счет…
Банковский счет… Мысль остановилась на Володе, Сонином отце. Еще одно важное дело: надо ему позвонить. Или… не надо? Возможно, понадобятся деньги на трансплантацию, большие деньги, и Надя что-то говорила о доноре…
Нет, об этом пока не надо думать. Горе надо дозировать. Сначала она переживет Сонин диагноз, а потом…
Нет, это невыносимо! Маша ушла в маленькую комнату, легла на диван, накрылась пледом, включила телевизор. Шел какой-то сериал, она смотрела его и раньше. Возвращалась с работы, готовила Соне ужин, телевизор был включен, по нему шел этот же сериал, она не столько смотрела, сколько слушала и вряд ли смогла бы сказать, о чем он? Этот сериал идет с начала сентября. Соня в больнице, а он по-прежнему идет. Она стала смотреть.
Странно, такая мелочь: сериал. Но это ее немного успокоило. Жизнь продолжалась, по телевизору шло все то же. В сущности, ничего не изменилось. Вот если бы он внезапно закончился и главные герои, вопреки сериальной логике, не поженились бы, а, напротив, расстались… Маша вздрогнула.
Нет, все в порядке. Герои жили, пусть и выдуманные, и она жила. И Соня. Все шло к своему логическому завершению, к свадьбе главных героев, то есть, к жизни. Это был какой-то элемент постоянства, полная глупость, если разобраться, но зато успокаивало. Все умные мысли, попытки все объяснить с точки зрения разума и логики, утратили смысл, и в ход пошли вещи простые и примитивные, потому что сама смерть была вещью на удивление простой. Страх смерти, страх за близкого человека, был силен настолько, что все перед ним отступало. Сил оставалось только на действия, не требующие эмоциональных затрат: вскипятить чайник, что-то съесть, не важно что, лечь, попытаться уснуть, утром встать, включить чайник… И постоянно искать подтверждения тому, что жизнь продолжается.
Она придет домой завтра вечером, включит телевизор, в это же время, по этому же каналу будет идти этот же сериал, и она будет его смотреть. Она знает наверняка, что когда-нибудь умрет, и Соня когда-нибудь умрет, но это случится не завтра. И не послезавтра. И не после-после… И наверняка знает, что будет завтра идти по телевизору, в частности, по этому каналу. Она обязательно должна его досмотреть, этот сериал, все не должно закончиться раньше, чем закончится он…
…Лариса выслушала ее и сказала:
– Я все понимаю. Но ты подумай, как следует. В таких ситуациях работа спасает, по себе знаю.
– Я не могу сейчас работать, – она еле сидела на стуле, под глазами круги, лицо пепельное.
– Понимаю. Ты вот что… – Зазвонил телефон, но Лариса на звонок не ответила. Сняла трубку, подержала в руке и положила на рычаг. – Ты же не весь отпуск отгуляла? Не весь. Возьми еще три недели, а там видно будет.
– Вряд ли через три недели что-то изменится.
– Тогда возьмешь еще месяц. Без содержания. Но ты должна работать, пойми. Иначе ты сойдешь с ума.
– Я и так сойду, – усмехнулась Маша.
– Вот уж не думала, что ты такая размазня! – резко сказала Лариса. – А ну, встряхнись! Бороться надо! Делать все возможное! И невозможное тоже! А ты раскисла. Конечно! Это тебе не Богатырева охмурить!
Маша вскочила.
– Я знаю: ты мне завидуешь! – закричала она. – Вы все мне завидуете! Это вы меня сглазили! Я только не понимаю: при чем здесь Соня?! Лучше бы я заболела! Я! А не она! Ненавижу вас всех! Ненавижу!
– Ну вот, – кивнула Лариса. – Уже лучше. В общем, пиши заявление. С завтрашнего дня идешь в отпуск. Я знаю, тебе деньги понадобятся. Сейчас скажу секретарю, пусть разошлет по электронной почте всем сотрудникам, в том числе и внештатным. Соберем, сколько сможем. У меня наличными тысяч семь долларов, шубу хотела купить. Вчера расстроилась, сил нет: померила и не влезла. А уж как она мне понравилась эта чертова шуба! А сейчас думаю: хорошо, что я такая коровища! Завтра зайди, я выдам гонорар за последнюю статью и деньги привезу.
– Мне пока не надо, – она отвела глаза.
– Сказала – бери! – рявкнула Лариса.
– Спасибо.
– И не надо так плохо думать о людях. Это мы в радости такие свиньи, тут ты права, но в горе с нас всякая шелуха слетает, мы становимся теми, кем нас Господь и задумал, и за это он нас любит и прощает.
– Я не думала, что ты такая.
– Яи сама не думала. Вот, печатаем, – Лариса указала на ворох бумаг и вздохнула. – Что ни день, то праздник. А что от всего этого останется? Ничего! Думаешь, мне это нравится? А сил бросить нет. Дальше-то куда? А некуда! Везде так. Суета сует…
Опять зазвонил телефон. На этот раз Лариса сняла трубку и уже совсем другим тоном сказала в нее:
– Да, я. Никуда не делась. А что такое?
Маша направилась к дверям. Ей вслед гремел голос Ларисы:
– Да пускай подает! Думаешь, я суда боюсь?! Да хрен тебе!! У меня этих исков, как у Тузика блох!!!
…Из больницы она ушла в семь вечера. Устала так, что сил нет. Подумала: «Это хорошо… Хорошо, что я так устала… Скоро начнется мой сериал, я приду, включу телевизор, лягу на диван…». Ей ничего больше не хотелось. Надя не сказала ничего утешительного. Диагноз подтвердился. Теперь Соне надо пройти курс лечения, а потом консилиум врачей будет решать, что делать дальше.
Она брела к своему подъезду, глядя под ноги. Когда окликнули, вздрогнула.
– Эй!
Подняла глаза: Илья! Поднялся со скамейки, смотрит на нее.
– Я тебя уже два часа жду. Ты где была?
– Как где? В больнице! – раздраженно ответила она.
– Я так и думал.
Она поднялась по ступенькам, достала ключи. Илья молча шел следом. Они вместе вошли в подъезд, в маленьком лифте поднялись на пятый этаж. Он стоял так близко, что Маша чувствовала его дыхание, а запах его парфюма обволакивал, словно паутина, прилипал к коже. Раньше это ее волновало, но теперь она почувствовала лишь раздражение. Потом вошли в квартиру. У Маши просто не было сил его прогнать, иначе она бы это сделала непременно.
– Если ты рассчитываешь на ужин, у меня ничего нет, – сухо сказала она. – Холодильник пустой.
– Ничего. Чаю попьем. Чай-то есть?
– Да.
– А кофе? – он подмигнул. – Эй, хозяйка! Дай водички попить, а то так есть хочется, что переночевать негде!
– Если ты пытаешься меня развеселить, ничего не выйдет.
Она сняла сапоги, прошла в комнату и без сил опустилась на диван.
– Устала, да?
Он стоял на пороге и смотрел на нее с сочувствием.
– Зачем ты пришел? – раздраженно спросила Маша. – Я же тебе русским языком сказала: праздник кончился! Поищи себе кого-нибудь другого!
– Ну, зачем ты так? – мягко спросил он.
Потом подошел, сел рядом, попытался погладить ее по голове, словно маленькую девочку, она отстранилась.
– Можно я к тебе перееду? – спросил Илья. Маше показалось, что она ослышалась.
– Как-как?
– Я за этим и пришел. Ну не мог же я припереться к тебе с чемоданами? Сначала надо бы у хозяйки разрешения спросить.
– Илья, ты не понял. Моя дочь в больнице. Она может умереть, – ее голос дрогнул. – Я ни о чем другом не могу думать. Отныне вся моя жизнь, год, два, три, я не знаю, сколько это будет продолжаться, но это будет кошмар.
– Я всегда знал, что ты пессимистка, – он вздохнул. – Потому и хочу к тебе переехать. Я много места не займу. – Он огляделся. – И вещей у меня минимум. Полку в шкафу освободишь – и порядок.
– О, Господи! Да зачем тебе это надо?!
– Хочу сэкономить на квартплате, – серьезно сказал он. – Ну, так как, хозяйка? Не откажешь?
– Да делай, что хочешь, – махнула она рукой.
– Тогда я – за чемоданами! – обрадовался Илья и вскочил.
– За какими чемоданами?
– Они внизу, в машине.
– А машина где?
– За углом, на платной стоянке. Я только что договорился с охранником, с декабря это место закрепят за мной. Там, конечно, все забито, но, повезло, елки! – он тронул вихор на макушке. – Охранник – любитель боевиков! Просто тащится от моих сериалов!
– Так ты знал, что я соглашусь!
– Я знал, что нужен тебе, – сказал он уже серьезно. – И, как видишь, оказался прав. Сейчас сгоняю в магазин, приготовлю ужин…
У нее на глаза появились слезы. Потом полились ручьем. Все же, плакать было легче, чем лежать на диване с сухими глазами, глядя в одну точку. Со слезами из души уходила тоска и чувство полной безнадежности. Ей и в самом деле будет легче, если кто-то будет рядом. Потому что самое невыносимое – это одиночество…
…Потом она узнала, что Илья на несколько часов всеми правдами и неправдами вырвался к ней со съемок, которые шли нон-стоп. Он не врал, времени на личную жизнь при таком режиме практически не оставалось. Утром, за завтраком, собираясь на работу, Илья сказал:
– Повезло мне с этим сериалом! Только плату за съемочный день надо поднять. И есть другой проект. Я думал, что не потяну, но теперь… буду сниматься сразу в двух! Небось, не помру! Ты уже знаешь, сколько надо денег?
– Денег на что?
– На лечение.
– Ты хочешь, чтобы я взяла у тебя деньги?! Ни за что!
– Хочешь меня обидеть? – разозлился он. – По-твоему, я только для постели гожусь? Кто я для тебя? Мужчина, с которым ты проводишь время? Думаешь, мне не обидно?
– Зачем ты так, – растерялась Маша.
– Ты знаешь, что у тебя паршивый характер? Это, конечно, хорошо, что ты гордая. Но сейчас ты ведешь себя, как эгоистка. Дают – бери. Больше дают – больше бери. Я же вижу, в каком ты состоянии. Работать не можешь, да и не надо тебе работать. Деньги достану я.
– Но ты же себя загонишь!
– А это вообще не твое дело. Я мужчина – поняла? Как скажу, так и будешь делать.
– Не забывай, что ты мне никто!
– Спасибо, что напомнила! Но я над этим работаю.
– Ты это о чем?
– Много будешь знать – скоро состаришься, – отшутился он. – Ну, все, я пошел. Буду поздно. Если не отвечаю на звонок, значит, я у любовницы.
Он ушел. Маша задумалась. А ведь это он о женитьбе! Неужели Илья готов к тому, чтобы сделать ей предложение? Спасибо, конечно, но… Она-то замужем!
Маша вскочила. Надо что-то делать! Брак с Жорой Бурминым – ее ошибка. И ее срочно надо исправить! И за это тоже она наказана! Ей надо развестись с мужем, которого она не видела вот уже семь лет! Вот когда она исправит все свои ошибки, Соне непременно станет легче! Главное – действовать! Не сидеть на месте, а действовать!
…На следующий день, придя в больницу, она сказала Наде:
– Мне надо уехать на пару дней из Москвы. Как вы без меня?
– А куда уехать?
– Я решила оформить развод. Надо съездить в деревню Грибово, к Жоре Бурмину.
– А ты хоть помнишь, где это?
– Найду! Посмотрю по карте. Я хорошо помню тот поворот, съезд в село и деревянную церковь на холме. Найду того батюшку, который нас венчал, поговорю с ним. Потом найду Грибово. Вы как без меня?
– Мы справимся. А почему такая спешка?
– Спешка? – она грустно улыбнулась. – Это надо было сделать еще семь лет назад! Дело в том… – она порозовела. – Илья ко мне переехал. Ты не думай, я его не звала. Он сам.
– Молодец какой! – с чувством сказала Надя. – Настоящий мужчина!
– Ты думаешь, это хорошо? – засомневалась она.
– А почему же плохо?
– Но ведь Соня…
– Он что, ради себя это делает? – оборвала ее Надя. – Нужна ты ему была со своими проблемами и больным ребенком, если бы ты была ему безразлична? Да ты посмотри на себя! Вот если он тебя такую любит…
– Он ничего не говорил о любви.
– Значит, есть причина. Потерпи. И – езжай в Грибово, в самом деле. Пришло твое время.
Раз Надя благословила – надо ехать! Но как сказать Илье? Она долго мялась, пока не услышала:
– Что это с тобой? Есть новости из больницы? Соне что, хуже?
– Нет. Мне просто надо уехать на пару дней.
– Ах, это… – ей показалось, что он обрадовался. – Конечно, езжай!
– А ты что будешь делать?
– Как что? Работать! Деньги зарабатывать! – с энтузиазмом ответил Илья.
«И даже не спросил, куда я еду!», – мелькнула мысль. Но думать об этом ей было некогда. Сборы много времени не заняли, утром следующего дня, когда Илья еще спал, она выскользнула из дома и минут через пять уже выруливала со двора. На расстоянии вытянутой руки, на переднем сиденье лежала карта.
Задача перед Машей стояла простая: найти Жору Бурмина и попросить у него развода. В крайнем случае, этот развод купить. Если Жоры уже нет в живых (а за семь лет всякое могло случиться), то взять справку о его смерти и стать законной вдовой. Чего уж проще? Она рассчитывала, что за два дня обернется. За день не получится, если только ехать и ночью тоже, но на дворе глубокая осень, день короткий, ночи длинные, того и гляди, начнется снегопад. Маша вспомнила метель, ставшую причиной ее скоропалительного замужества и вздрогнула. Нет уж!
Преимущества езды по трассе на большой машине с мощным мотором Маша поняла сразу. Ее «косметичка» хороша была для города, увы! Но машина брата давно уже была продана, она не хотела на ней ездить, Надя тем более. Выбора не было, и Маша не спеша, ехала по трассе «Дон», надеясь, что к вечеру доберется до места. Где она будет ночевать, не думала. Не все ли равно? Главная ее задача – найти Жору и получить развод.
…Поворот к селу, где находилась деревянная церковь, в которой они венчались, Маша чуть было не проскочила. Сумерки уже сгустились, она с трудом различала дорогу. Место припоминала с трудом, все-таки семь лет прошло! И она теперь другая, и все воспринималось по-другому. При виде церкви невольно почувствовала волнение. К огромному ее разочарованию, там было темно, но потом она заметила свет во флигеле.
Подъехала к воротам и заглушила мотор. Какое-то время сидела в машине, вспоминая ту метельную ночь и свое скоропалительное замужество. Неужели все это было здесь? За семь лет мало что изменилось, разве что постройки обветшали, а ворота покосились. Снега в этом году было мало, погода стояла ветреная, слякотная, и он таял, едва успев коснуться земли. Маша собралась с силами, вышла из машины и побрела к флигелю.
На стук долго не открывали, она уже начала волноваться. Но тут вдруг дверь отворилась, и Маша увидела мужчину средних лет, в рясе, с окладистой бородой и густыми, сросшимися на переносице бровями. Разочарованно подумала: «Не тот».