Корт протянула руку и схватила конверт.
— Если больше ни у кого не хватает храбрости открыть, я это сделаю.
«Милая старушка Тереза», — подумал Левайн. Он знал, что она не устоит перед соблазном сыграть роль в драме.
Внутри лежал листок белой бумаги с текстом, напечатанным простым шрифтом.
Название вируса Неизвестно
Инкубационный период Одна неделя
Время между первыми симптомами и смертью От пяти минут до двух часов
Вид смерти Острый отек мозга
Распространение Распространяется проще, чем обычная простуда
Уровень смертности 100 % умирают все зараженные
Степень опасности Вирус Судного дня: если его выпустить случайно или намеренно, он может уничтожить человечество
Создатель «Джин-Дайн»
Цель Неизвестна. Корпоративный секрет, который защищает закон об охране прав личности США. Работа над вирусом продолжается с минимальным надзором со стороны правительства
История В течение прошедших двух недель вирусом заразился неустановленный ученый или лаборант в исследовательской лаборатории «Джин-Дайн», расположенной в отдаленном районе страны. Жертву, несомненно, изолировали, прежде чем появились новые пострадавшие. Человек умер через три дня. Если бы меры карантина оказались неэффективными, вирус мог бы вырваться на свободу. Возможно, мы все уже были бы мертвы
Корт громко прочитала документ, несколько раз останавливаясь, чтобы с сомнением посмотреть на Левайна. Когда она закончила, Санчес развернул свое кресло к Финли Сквайрсу.
— Хотите прокомментировать то, что мы услышали? — спросил он.
— С какой стати? — раздраженно ответил он. — Я не имею никакого отношения к «Джин-Дайн».
— Давайте откроем первый конверт, — предложил телеведущий, и на его бледном лице появилась едва заметная ехидная улыбка.
— Пожалуйста, — сказал Сквайрс. — То, что лежит внутри, вне всякого сомнения, фальшивка.
Санчес поднял конверт.
— Тереза, похоже, вы единственная из нас, кто ничего не боится, — сказал он, протягивая конверт ей.
Она раскрыла его и достала компьютерную распечатку, в которой говорилось, что двести шестьдесят пять тысяч долларов переведено из гонконгского отделения «Джин-Дайн» на банковский счет в «Ригель бэнкорп», на нидерландских Антильских островах.
— Номер счета без имени, — сказал ведущий, вглядываясь в листок.
— Поднесите вторую страницу к камерам, — сказал профессор.
Документ оказался не слишком четким, но вполне читаемым. Это был снимок, сделанный с изображения на мониторе компьютера очень дорогим запрещенным устройством. На нем содержались инструкции Финли Сквайрса о переводе денег в «Ригель бэнкорп». Номера счетов совпадали.
За столом воцарилось ледяное молчание. Санчес завершил встречу, поблагодарив участников, и попросил зрителей оставаться у экранов, чтобы познакомиться с Баррольдом Лейтоном.
Как только камеры отключились, Сквайрс встал.
— Ответом на эту шараду будет серьезный судебный иск, — бросил он коротко и вышел из студии.
Телеведущий повернулся на своем кресле к Левайну и оценивающе поджал губы.
— Классное выступление, — проговорил он. — В ваших интересах доказать то, что вы нам здесь рассказали.
Профессор только улыбнулся в ответ.
Вернувшись в свою лабораторию с результатами тестов, полученных в отделении патологии, Карсон неловко продвигался по узким проходам гриппозного отсека. Было уже больше шести, и почти все разошлись. Де Вака ушла несколько часов назад, чтобы сделать тесты ферментов в компьютерной лаборатории; пора заканчивать работу и начинать долгий путь на поверхность. Но, несмотря на то что Карсон ненавидел тесные пространства гриппозного отсека, он обнаружил, что ему не хочется уходить. Он остался без соседей за обеденным столом: Вандервэгон, естественно, отсутствовал, а Харперу предстояло еще сутки провести на больничной койке.
Возле люка, ведущего к выходу, ученый застыл на месте. Незнакомец в защитном костюме синего цвета находился в его лаборатории, изучал рабочий стол, переворачивал предметы. Карсон нажал кнопку интеркома на рукаве.
— Вы что-то ищете? — спросил он.
Человек выпрямился и повернулся к Карсону, и за прозрачной пластиной визора тот увидел сильно обгоревшее на солнце лицо Гилберта Тиса.
— Доктор Карсон! Очень рад знакомству. Не могли бы мы с вами поговорить?
Он протянул руку.
— Почему бы и нет, — ответил Карсон, чувствуя себя глупо из-за того, что ему пришлось пожать руку следователя сквозь несколько слоев резины. — Давайте присядем.
Тис огляделся.
— Я так и не понял, как это делается в проклятом защитном костюме.
— Что ж, тогда вам придется постоять, — сказал Карсон, подходя к рабочему столу и усаживаясь возле него в кресло.
— Так я и поступлю, — заявил следователь. — Вы знаете, знакомство с потомком Кита Карсона для меня большая честь.
— Больше никто так не думает, — заметил Карсон.
— Ваша скромность тому причиной, — сказал Тис. — Сомневаюсь, что многие об этом знают. Естественно, я прочитал ваше личное досье. На мистера Скоупса произвела большое впечатление ирония истории. — Он немного помолчал. — Должен сказать, общение с мистером Скоупсом завораживает.
— Он обладает выдающимся умом. — Карсон оценивающе посмотрел на следователя. — Почему вы задали вопрос о вскрытии Брэндон-Смит в зале для конференций?
Наступила короткая пауза, а потом ученый услышал в наушниках смех Тиса.
— Вы ведь выросли среди аначей? Значит, должны знать одну из их древних поговорок: «Некоторые вопросы длиннее, чем другие». Тогда я задал очень длинный вопрос. — Следователь улыбнулся. — Но вы появились здесь недавно, и он к вам не относился. Мне бы хотелось поговорить о Вандервэгоне. — Тис заметил гримасу, появившуюся на лице Карсона. — Да, я понимаю. Ужасная история. Вы хорошо его знали?
— После того как я начал здесь работать, мы довольно быстро подружились.
— Каким он был?
— Он из Коннектикута. Чувствуется, что он окончил частную школу, но мне он нравился, и под маской серьезности скрывалось своеобразное чувство юмора.
— А вы не заметили ничего необычного перед тем, что произошло в столовой? Может быть, он вел себя странно? Его характер не изменился?
Ученый пожал плечами.
— Всю последнюю неделю он казался озабоченным, словно ушел в себя. Когда к нему обращались, не отвечал. Я не думал об этом, ведь все мы пережили шок. Кроме того, здесь многие ведут себя странно. Вы не представляете себе, как велико напряжение. Все называют это состояние лихорадкой «Маунт-Дрэгон». Как усталость от одиночества и замкнутого пространства, только хуже.
Тис рассмеялся.
— Я это чувствую на собственной шкуре.
— После гибели Брэндон-Смит Брент сделал публичный выговор Эндрю. Мне кажется, он принял это очень близко к сердцу.
Следователь кивнул.
— «Если же правый глаз оскорбляет тебя», — пробормотал он. — Скоупс процитировал эти слова Вандервэгону во время разноса, который устроил в конференц-зале. И все же выколоть себе глаз… это слишком сильная реакция на любой стресс. Вот что сказал герцог Корнуэльский в «Короле Лире»: «Вон, гадостная слизь! Наружу хлынь! Ну где твой блеск?»[53]
Карсон промолчал.
— А вам что-нибудь известно о жизни и карьере Вандервэгона до его работы в «Джин-Дайн»? — спросил Тис.
— Он был прекрасным ученым с безупречной репутацией. Он здесь работал уже второй срок. Выпускник Чикагского университета. Но вы это и без меня знаете.
— Он говорил с вами о своих проблемах? Его что-то беспокоило?
— Нет. Если не считать обычных жалоб на полную изоляцию от остального мира. Он великолепный лыжник, но здесь на лыжах не покатаешься, и ему этого не хватало. Вандервэгон придерживался либеральных взглядов и часто спорил на политические темы с Харпером.
— У него была подруга?
Карсон немного подумал.
— Он упоминал одно имя. Люси, если я не ошибаюсь. Она живет в Вермонте. — Он удобно устроился в кресле. — Послушайте, куда его увезли? Вам удалось что-нибудь узнать?
— Ему делают всевозможные анализы. До сих пор мы почти ничего не знаем. Нам приходится нелегко, ведь отсюда нельзя позвонить по обычным линиям. Но некоторые вещи вызывают недоумение, и я попрошу вас никому об этом не рассказывать.
Карсон кивнул.
— Предварительные анализы показывают, что Вандервэгон страдал от странных заболеваний: его капилляры обрели избыточную проницаемость, резко поднялся уровень допамина и серотонина в мозгу.
— Избыточная проницаемость капилляров?
— Избыточная проницаемость капилляров?
— Сосуды перестали сохранять герметичность. Каким-то образом небольшая часть его кровяных клеток распалась, выделив гемоглобин. Он начал проникать из капилляров в различные части тела. Чистый гемоглобин, как вы, вероятно, знаете, опасен для тканей человека.
— Это и привело Вандервэгона к кризису?
— Сейчас еще слишком рано делать выводы, — ответил следователь. — Но увеличение уровня допамина имеет существенное значение. Что вам известно о допамине и серотонине?
— Не слишком много. Это нейромедиаторы.
— Верно. При нормальном уровне их содержания никаких проблем не возникает. Но избыток может оказывать серьезное влияние на поведение человека. У параноидных шизофреников повышен уровень допамина. Механизм действия ЛСД основан на временном увеличении того же нейромедиатора.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Карсон. — Повышение содержание нейромедиаторов в мозгу Эндрю вызвано тем, что он безумен?
— Возможно, — ответил Тис. — Или наоборот. Нет ни малейшего смысла об этом рассуждать, пока мы не узнаем больше. Давайте вернемся к главной цели моего приезда сюда и поговорим о штамме Х-гриппа, над которым вы работаете. Может быть, вы сумеете мне объяснить, каким образом, пытаясь нейтрализовать вирус, вы сделали его смертельно опасным.
— Господи, если бы я мог ответить на ваш вопрос… — Ученый немного помолчал. — Мы до сих пор плохо понимаем, как Х-грипп делает свою грязную работу. Когда мы создаем новые комбинации генов, никто не знает, что может произойти. Наборы генов взаимодействуют, подчиняясь невероятно сложным законам, а потому извлечение одного гена или введение нового часто приводит к непредсказуемым эффектам. В определенном смысле их действие напоминает исключительно сложную компьютерную программу, все тонкости которой никому не известны. Ты никогда не знаешь, к чему приведет введение новой информации или изменение кода. Возможно, ничего не произойдет. Или программа будет работать лучше. А может быть, вообще выйдет из строя.
Карсон вдруг осознал, что более откровенен со следователем из Управления профессиональной безопасности, чем это может понравиться Бренту Скоупсу. Но Тис был проницательным человеком; лицемерить не имело смысла.
— А почему вы не используете в качестве наполнителя для гена Х-гриппа менее опасный вирус? — спросил Тис.
— Это довольно трудно объяснить. Вы наверняка знаете, что тело человека состоит из двух видов клеток: соматических и зародышевых. Чтобы ген Х-гриппа приводил к полному исцелению — иными словами, чтобы его действие передавалось потомкам, — мы должны внедрить его ДНК в зародышевые клетки. Соматические клетки для этих целей не годятся. А вирус, несущий Х-грипп, обладает уникальной способностью оказывать воздействие на зародышевые клетки.
— А как насчет этики изменения этих клеток? Речь идет о появлении у человека новых генов. Это обсуждалось в «Маунт-Дрэгон»?
«Интересно, почему он завел разговор на эту тему?» — подумал Карсон.
— Послушайте, — сказал он, — мы вносим наименьшее изменение из всех возможных: внедряем ген, имеющий длину всего в несколько сотен базовых пар. И это приведет к тому, что у человека появится иммунитет против гриппа. Я не вижу здесь никаких нарушений морали.
— Но разве вы сами только что не говорили, что небольшое изменение даже одного гена может привести к непредсказуемым последствиям?
Ученый нетерпеливо кивнул.
— Конечно! Но именно для этих целей используется фазовое тестирование, которым я занимаюсь. Мы пытаемся предусмотреть все побочные эффекты. Генная терапия должна пройти полный набор дорогих тестов, которые обходятся «Джин-Дайн» в миллионы долларов.
— На живых людях?
— Естественно. Исследования начинаются «в пробирке» и с животных. На первом этапе участвуют всего несколько добровольцев. Второй этап продолжается значительно дольше. Эксперименты проводятся с группой, которую контролирует «Джин-Дайн». Все делается с огромной тщательностью. Вам это известно не хуже, чем мне.
Тис кивнул.
— Прошу меня простить, если я слишком долго задерживаюсь на данном вопросе, доктор Карсон. Но если возможны «непредвиденные побочные эффекты», то не приведет ли ваша деятельность к вечному их закреплению у всей человеческой расы, даже если вы привьете ген Х-гриппа всего лишь нескольким людям? И создадите тем самым новое генетическое заболевание? Или людей, отличных от всех остальных? Вы ведь помните: мутация в одном человеке — всего лишь в одном! — стала причиной того, что человечество получило ген гемофилии. А теперь в мире тысячи и тысячи людей с этой болезнью.
— «Джин-Дайн» не стала бы тратить почти полмиллиарда долларов, не проработав все детали, — резко возразил ученый, сам не понимая, почему у него возникли сомнения. — Речь не идет о компании, которая только что вошла в бизнес. — Он обошел вокруг стола, чтобы взглянуть в лицо следователю. — Моя работа состоит в том, чтобы обезвредить вирус И уж поверьте мне, этого более чем достаточно. А что они станут с ним делать после нейтрализации, не моя забота. Существует множество жестких государственных рамок, регламентирующих все аспекты проблемы. И вам они должны быть прекрасно известны. Возможно, вы сами писали половину этих проклятых ограничений.
В его шлеме прозвучали три ноты.
— Нам пора уходить, — сказал Карсон. — Сегодня намечена ранняя дезактивация.
— Хорошо, — ответил следователь. — Вы меня не проводите? Боюсь, что я заблужусь, не пройдя и пятидесяти футов.
Когда Карсон вышел наружу, он немного постоял на месте, прикрыв глаза и наслаждаясь теплым вечерним воздухом. Он почти физически ощущал, как ветер пустыни уносит его напряжение и страх. Он открыл глаза, обратил внимание на необычные цвета заката и нахмурился. Потом повернулся к Тису.
— Прошу меня простить, если я был с вами излишне резок, — сказал он. — Это место давит на меня, в особенности ближе к концу дня.
— Я вас прекрасно понимаю. — Следователь потянулся, почесал облупившийся нос и оглядел белые здания, эффектно освещенные лучами заката. — Здесь совсем не так плохо, когда заходит огромное красное солнце. — Он посмотрел на часы. — Нам следует поторопиться, если мы хотим успеть на обед.
— Пожалуй, вы правы, — ответил Карсон, но в его голосе послышалось отвращение.
Тис повернулся и взглянул на него.
— Похоже, желания у вас не больше, чем у меня.
Карсон пожал плечами.
— Завтра со мной все будет в порядке. Просто сейчас у меня пропал аппетит.
— У меня тоже. — Следователь немного помолчал. — А почему бы нам не отправиться в сауну?
Ученый бросил на него недоуменный взгляд.
— Что вы сказали?
— В сауну. Встретимся там через четверть часа.
— Вы сошли с ума? Мне бы и в голову не пришло…
Карсон смолк, когда увидел выражение лица Тиса. Он понял, что это приказ, а не приглашение, и пристально посмотрел на следователя.
— Ладно, через пятнадцать минут, — сказал он и направился в свою комнату.
Когда архитекторы создавали планы «Маунт-Дрэгон», они учли, что его обитатели будут находиться в плену бескрайней пустыни, и потратили немало сил, чтобы их отвлечь и предоставить максимум комфорта. Длинное низкое здание развлекательного комплекса находилось рядом с жилым корпусом и было оборудовано лучше, чем большинство аналогичных заведений на дорогих курортах. Здесь имелась беговая дорожка длиной в четверть мили, корты для сквоша и ракетбола, плавательный бассейн и тренажерный зал. Впрочем, архитекторы не учли, что большинство ученых настолько поглощены своей работой, что всячески стараются избегать физических нагрузок. В результате комплекс регулярно посещали только Карсон, который любил бегать по вечерам, и Майк Марр, проводивший долгие часы, работая со штангой.
Пожалуй, самой необычной частью комплекса была сауна: за основу приняли шведскую модель со стенами и скамьями из кедра. Сауна пользовалась популярностью, когда в «Маунт-Дрэгон» приходила холодная зима пустыни, но летом ее мало посещали.
Карсон подошел к сауне из раздевалки, посмотрел на термометр, указывающий температуру внутри, и понял, что Тис его опередил. Карсон распахнул дверь и невольно отпрянул, когда ему в лицо ударил поток горячего воздуха. Он вошел и сразу увидел следователя, который сидел на скамье рядом с контейнером, наполненным раскаленными углями. Белая простыня прикрывала его худые бедра Бледная кожа забавно контрастировала с красным обгоревшим лицом. По лбу ручьями стекал пот, собираясь на кончике облупившегося носа.
Ученый выбрал место вдали от следователя, осторожно устроившись на горячем дереве. Он старался не делать глубоких вдохов — таким раскаленным был воздух.