Сколько золота в слитках и монетах приносили гунны из набегов, трудно даже представить. После победы над остготами они не стали преследовать вестготов, потому что были перегружены добычей, причем определенно не кухонной утварью и деревянными скамейками, а золотом, серебром и ценным оружием. То же самое случилось в Верхней Италии в 452 г.
В дополнение к дани римляне должны были посылать гуннам «дары». В этом не было ничего необычного. Даже если по договору римляне должны были варварам только некую сумму, как правило, последние получали подарки, среди которых непременно имелись предметы из драгоценных металлов. Гунны не ждали подарков, а требовали их. Когда в 450 г. римские послы не передали Аттиле привезенные с собой подарки, царь пригрозил убить их.
Уезжая из Константинополя, иностранные послы получали дары. Это был акт любезности к высоким гостям. По оценке Прокопия, общая стоимость подарков Юстиниана персидскому послу составила 1 тысячу фунтов золотом. Аттила сделал из этого обычая прибыльный бизнес. Он посылал к имперскому двору послов одного за другим, под самыми мелкими надуманными предлогами. Чтобы умиротворить дикаря, всех их одаривали богатыми подарками, за которые, вернувшись, они отчитывались перед царем.
Другой, весьма значительный источник поступления золота в казну – продажа лошадей римлянам. Кроме рабов и, возможно, шкур, гуннам больше нечего было предложить римским купцам. Отрывок из Mulomedicina Вегеция показывает, что временами экспорт лошадей из Гуннии становился процветающим бизнесом. Очевидно, он пришел в упадок в конце 440-х гг., когда гунны после двух жестоких войн потеряли не только людей, но и лошадей.
Малозаметный отрывок из Приска показывает, что в Гуннии золотые монеты были, хотя, вероятнее всего, в небольшой степени, средством обмена. В 449 г. Аттила запретил римским послам «покупать римского пленного или раба-варвара, или лошадь, или что-нибудь другое, за исключением того, что необходимо для еды, пока споры между римлянами и гуннами не будут урегулированы». У царя были все основания для такого запрета. Он хотел поймать Бигилу (Вигилу) с золотом, которое он должен заплатить Элекону за убийство своего господина. Когда впоследствии Бигилу поставили перед Аттилой и тот спросил, зачем у него при себе так много золота, тот никак не мог объяснить сумму 3600 солидов. Отрывок показывает, что не только на границе, но и в глубине территории Гуннии можно было купить и продать за римские золотые монеты рабов, лошадей и еду. Использовались ли во времена Аттилы эти монеты как средство платежа только в контактах с римлянами или между самими гуннами тоже, сказать невозможно. Но последнее исключить нельзя.
ТорговляДолгая, дорогостоящая и ничего не решившая война, которую император Валенс вел с вестготами, закончилась в 369 г. договором, сведшим к минимуму прежде довольно-таки тесные контакты между империей и задунайскими варварами. Римляне прекратили выплачивать ежегодные субсидии, получаемые готами с тех пор, как они стали федератами. Односторонний обмен «дарами» между императором и его «друзьями» подошел к концу. До войны римляне и готы вели активный бартер вдоль всего побережья, и многие офицеры пограничной армии были скорее купцами и работорговцами, чем солдатами. Начиная с 369 г. торговля между Римской империей и Готией, ставшей такой же независимой, как Персия, была ограничена двумя ярмарками на левом берегу Дуная. Но и сюда можно было привозить свои товары и заключать сделки только в определенное время года.
Имперское правительство строго следило, чтобы коммерческие отношения между его подданными и варварами удерживались в жестких границах. Так, было только два места для торговли с квадами и маркоманнами. Чтобы контролировать торговлю с языгами, в 371 г. недалеко от Грана построили крепость Commercium. Другие крепости, вероятно, были слишком заняты на протяжении всего года, чтобы следить за беспокойными варварами и предотвращать тайные переправы мародеров (clandestinos latrunculorum transitus). Закон 368 г. запрещал продажу вина и масла варварам. Спустя несколько лет купцам, которые платили золотом за рабов или другие товары, пригрозили смертью. То же самое наказание ожидало тех, кто продавал оружие и материалы для его изготовления любым варварам. Определяли или нет договоры с персами, какие именно товары можно экспортировать, неизвестно, но мы можем быть уверены, что римляне не продавали оружие «царю царей». На персидской границе торговля велась тоже только в нескольких местах. В 409 г., «чтобы чужеземцы не выведали наши секреты, что было бы неправильно», римляне разрешили торговать с персами только в трех местах: Нисибий, Артаксата, Каллиник.
То, что повествует Приск, наш единственный авторитет, по вопросу торговых отношений между Восточной Римской империей и гуннами, вполне вписывается в эту картину. Ярмарки устраивались в установленные даты, один раз в год, вероятно поздней весной или в начале лета[92]. Пока граница шла по Дунаю, место для ярмарки было на берегу, предположительно на северном. После 447 г. оно переместилось в Ниш (Найсус)[93]. Когда Денгизих и Эрнак, сыновья Аттилы, попросили мира, они захотели, чтобы, среди всего прочего, ярмарка на Дунае была открыта, «как в прежние времена». Очевидно, имелось только одно место, где римляне и гунны встречались для бартера.
Но из этого вовсе не следует, что объем торговли с гуннами был ничтожным. В дополнение к легальной торговле римские грузы, вероятнее всего, ввозились в Гуннию контрабандой, так же как и гуннские рабы и лошади – на римские территории. Но все же, очевидно, общий объем торговли, легальной и нелегальной, являлся небольшим. Утверждение Томпсона, что вся буржуазия Восточной империи была кровно заинтересована в поддержании и расширении торговых отношений с гуннами, не подтверждается ни литературными, ни археологическими свидетельствами. Несомненно, некоторые люди на этом хорошо зарабатывали. Если на ярмарках в империи можно было получить 50-процентный доход, торговля с варварами, безусловно, оказывалась прибыльной, тем более что продавцы не испытывали никаких угрызений совести, обманывая гуннов. Святой Амвросий не считал грехом одалживать варварам деньги под ростовщические проценты: «Тому, кого нельзя легко победить на войне, можно отомстить стократ. Бери процент с того, для кого не является преступлением убить. Там, где есть право убивать, есть и право брать ростовщический процент».
ШелкКак и варвары на китайской границе, ценившие шелк больше любых других продуктов своего соседа и врага, варвары на Западе очень высоко ценили римский шелк. В 408 г. Аларих потребовал и получил из города Рима 4 тысячи шелковых туник. Его преемник Атаульф подарил 50 молодых людей, одетых в шелк, на свадьбу Галле Плацидии. Среди одежды, которую восточные римляне регулярно отправляли вестготам, безусловно, были и шелковые туники.
Гунны получали шелк разными путями. Во-первых, они привозили его домой после набегов. Как и готы в Италии, гунны, пока находились на римской территории, покупали шелк и римских дилеров. «Unde pellito serica vestimenta?» – спросил Максим Туринский. Во-вторых, гунны приобретали шелк на ярмарках; в предшествующие века он попадал к варварам степей через города Эвксина. Шелк был найден в районе Керчи (Крым), позднесарматском захоронении в Мариентале (Советское) на реке Большой Караман и в Шилове. Наконец, император отправлял шелк в подарок гуннской знати и Аттиле, как позднее посылал шелковые одежды аварским каганам. Аттила важно возлежал в шелковом шатре. Эдекон и Орест, должно быть, выглядели странно в римских шелковых одеждах, но они им, безусловно, нравились.
ВинаЕсли верить Астерию Амасийскому, гунны на Черном море не пили вина, возможно, не потому, что оно им не нравилось, – просто они не могли его достать. В Венгрии все было иначе. От Приска мы знаем, что при дворе Аттилы вино пили в больших количествах. Супруга Онегесия предложила Аттиле кубок вина. На большом пиршестве, прежде чем подали еду, Аттила произнес тост за всех знатных гостей, включая римских послов, они в свою очередь произнесли ответные тосты. Все пили вино. После первого блюда снова пили вино и после второго тоже, и, когда римляне поздно ночью ушли, гунны остались и продолжали пить. На обеде в доме Адамиса каждый гость получал небольшой бочонок вина от других и должен был ответить тем же. Поскольку ни гунны, ни их подданные, возможно за исключением немногочисленных римлян, не знали, как выращивать виноград и делать вино, ясно, что последнее ввозили в Гуннию в больших количествах. В VI в. массагеты – гунны в византийской армии – были неуемными пьяницами, даже худшими, чем готы.
Глава 4 Общество
Ни в одном из разделов изучения гуннов противоречия между немногочисленными фактами и построенными на них теориями не являются столь очевидными, как в исследовании гуннского общества. Искушение поместить гуннов в любимую социально-экономическую категорию исследователя, судя по всему, труднопреодолимо. Поздние византийские авторы часто транскрибируют титулы варваров. Они говорят χαγάνος об аварах, βοιλᾶς о булгарах и τουδοῦος о хазарах. Приск использовал только греческие слова для обозначения рангов и титулов гуннов. Каким словом он перевел βασιλεύς, неизвестно. Но некоторые современные авторы называют Аттилу «каганом», как будто они были вместе с Приском при дворе и, зная язык гуннов, понимали, как к нему обращаются подданные. Другие, «свалив в одну кучу» всех евразийских кочевников и полукочевников, от скифов до казахов XIX в., построили то, что сами же назвали кочевническим обществом, разбрасываясь якобы техническими терминами, вроде il и ordu. Самым большим грешником в этом отношении был Т. Пейскер, у которого имеются последователи. Томпсон видит гуннов завывающей толпой полуобнаженных дикарей. В своем желании столкнуть не только гуннов, но и их союзников на нижние ступени лестницы эволюции Томпсон временами даже ошибочно переводит тексты. Он ссылается на Созомена (IX, 5): «Церковный историк увидел многих из них [скиров] у подножия и на склонах горы Олимп в Вифинии; предположительно, они работали пастухами в римских владениях».
Глава 4
Общество
Ни в одном из разделов изучения гуннов противоречия между немногочисленными фактами и построенными на них теориями не являются столь очевидными, как в исследовании гуннского общества. Искушение поместить гуннов в любимую социально-экономическую категорию исследователя, судя по всему, труднопреодолимо. Поздние византийские авторы часто транскрибируют титулы варваров. Они говорят χαγάνος об аварах, βοιλᾶς о булгарах и τουδοῦος о хазарах. Приск использовал только греческие слова для обозначения рангов и титулов гуннов. Каким словом он перевел βασιλεύς, неизвестно. Но некоторые современные авторы называют Аттилу «каганом», как будто они были вместе с Приском при дворе и, зная язык гуннов, понимали, как к нему обращаются подданные. Другие, «свалив в одну кучу» всех евразийских кочевников и полукочевников, от скифов до казахов XIX в., построили то, что сами же назвали кочевническим обществом, разбрасываясь якобы техническими терминами, вроде il и ordu. Самым большим грешником в этом отношении был Т. Пейскер, у которого имеются последователи. Томпсон видит гуннов завывающей толпой полуобнаженных дикарей. В своем желании столкнуть не только гуннов, но и их союзников на нижние ступени лестницы эволюции Томпсон временами даже ошибочно переводит тексты. Он ссылается на Созомена (IX, 5): «Церковный историк увидел многих из них [скиров] у подножия и на склонах горы Олимп в Вифинии; предположительно, они работали пастухами в римских владениях».
В действительности Созомен видел их обрабатывающими землю. Советские историки нашли для гуннов место в линейной эволюции социальных функций, составленной Льюисом Морганом, которой более или менее точно следовал Ф. Энгельс. Гунны, по их словам, находились на последней стадии «варварства», когда «языческое общество» развивается в «военную демократию», которую Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» характеризовал следующим образом: «Военачальник, совет, народное собрание образуют органы родового общества, развивающегося в военную демократию. Военную потому, что война и организация для войны становятся теперь регулярными функциями народной жизни. Богатства соседей возбуждают жадность народов, у которых приобретение богатства оказывается уже одной из важнейших жизненных целей. Они варвары: грабеж им кажется более легким и даже более почетным, чем созидательный труд. Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом…»
По Энгельсу, греки в героическом веке были типичными представителями военной демократии. Советские историки, неустанно повторяя, что гунны достигли той же стадии, конечно, даже не пытались это доказать. Имена Аттила и Агамемнон начинаются с одной и той же буквы – и это все. Если все народы, которые под руководством военачальников грабили своих соседей, жили при военной демократии, ассирийцы, скотоводы-зулусы, земледельцы-ацтеки и пираты-викинги входят в одну группу. После многих попыток точнее определить «военную демократию» она постепенно превратилась в пустую фразу. Теперь нам говорят, что это тип политической надстройки, который не отражает процессы, происходившие в экономической базе.
Единственным советским ученым, который отнесся к определению Энгельса серьезно, был А. Бернштам. Поскольку предполагается, что общество, которое следует за другим, представляет более высокую стадию развития человечества, молодая военная демократия гуннов в свое время сыграла прогрессивную роль. Бернштам весьма оригинально повернул концепцию прогресса. Он не утверждал, что гунны сами по себе более развиты, чем народы, которые они покорили. Их вклад в прогресс был скорее косвенным: они помогли сломать «рабовладельческие» общества, в том числе Римскую империю, тем самым расчистив дорогу для более прогрессивного феодализма. Именно этот тезис Бернштам изложил в своих «Очерках по истории гуннов».
Он подвергся яростным нападкам. Это правда, Бернштам совершил ряд грубых ошибок. Вместо того чтобы обратиться к первоисточникам, он использовал цитаты из безнадежно устаревших компиляций. Но его главный грех в том, что он поставил гуннов на тот же уровень, что и молодые варварские народы – славянские и, хотя это было произнесено только шепотом, германские племена. Как и их последователи – авары, печенеги и монголы, – гунны были злейшими врагами миролюбивых наций Восточной Европы. Книга Бернштама была изъята из обращения.
Обязанность держаться в рамках марксизма ведет к странным результатам. Венгерский историк и филолог Харматта в 1951 и 1952 гг. опубликовал несколько статей о гуннском обществе с длинными цитатами из трудов индийских, аккадских, иранских и ряда других древних авторов. Тщательно взвесив все за и против, он пришел к выводу, что гуннское общество стало государством в 445 г., плюс-минус два года. Но непокорные гунны отказались умещаться в рамки, определенные Энгельсом. Гуннское общество, заключил Харматта, «не имело определенного собственного характера».
Значения терминов для социальных институтов гуннов приходится определять по контексту. Λογάδες, утверждают словари, это «избранные люди». Таков ли смысл у Приска? Поскольку исследователи гуннов обычно читают ранних византийских авторов так, словно они написаны Фукидидом, их труды содержат ряд ошибок. Далее я лишь буду касаться взглядов на гуннское общество Томпсона и Харматты – только они отнеслись к вопросу с должной вдумчивостью.
Приск – единственный автор, писавший о гуннских logades. Пятерых он называет по именам:
1. Онегесий, «который обладал властью, уступавшей только Аттиле между скифами».
2. Скотта, брат Онегесия, который хвастался, что может говорить или действовать «на равных с братом перед Аттилой».
3. Эдекон, знаменитый воин гуннского происхождения.
4. Берих, повелитель многих деревень.
5. Орест, римлянин из Паннонии, секретарь Аттилы.
Это слово также встречается еще в восьми отрывках.
6. Эдекон, и Орест, и Скотта, «и другие logades».
7. «Logades скифов, как Аттила, брали пленных из числа зажиточных людей, потому что их можно было продать дороже».
8. Онегесий устроил совет «с logades».
9. Римские послы направились к дому Адамиса «с некоторыми из logades этого народа».
10. Аттила приказал «всем logades собраться вокруг него», чтобы показать дружбу Максимину.
11. Хризафий спросил, легко ли попасть к Аттиле Эдекону, который ответил, что является близким другом Аттилы, а также его телохранителем «вместе с другими logades, избранными для этого».
12. Хелхал собрал logades готов.
13. Кунха, царь кидаритов, желая наказать Пейроза за ложь, «притворился, что ведет войну с соседями и ему нужны люди, но не солдаты, пригодные для войны, таких у него бесконечно много, а люди, которые могли бы служить военачальниками». Пейроз послал ему три сотни logades.
По мнению Томпсона, logades – это стержень всей администрации гуннской империи. Он идентифицировал их с аттиловским ἐπιτήδειοι и οἰϰεῖoι ϰαὶ λοχαγοί Ульдина.
Предполагается, что они управляли определенными частями империи, следили за порядком, собирали дань и продовольствие. Во время военных кампаний они командовали не только специальными отрядами гуннов, но также контингентами, сформированными на территориях, которыми они владели. Томпсон не перевел слово, как будто logades – некий технический термин. Он даже упомянул о времени, когда появился институт logades.
Харматта первым подчеркнул факт, что logades, о которых писал Приск, имеют не гуннские, а германские и греческие имена. Предполагалось, что Аттила ликвидировал старую племенную организацию и правил, опираясь на помощь logades. Позднее Харматта отверг отождествление Томпсоном logades с ἐπιτήδειοι, что на самом деле означает «друзья», и также с οἰϰεῖoı ϰαὶ λοχαγοί Ульдина, его соплеменниками и офицерами. Он также снизил зависимость logades от Аттилы. По его мнению, они были правящим классом, сравнимым с vazurgān uδ āzāδān – «великими и знатными» сасанидской Персии. Во всем остальном Харматта соглашался с Томпсоном. Его logades также правили территориями, собирали налоги и т. д.
Альтхайм (1962. 4) считает logades «новым закрытым сословием». Они так называются, утверждает он, поскольку в буквальном смысле выбирались Аттилой, который использовал их в разных кампаниях, для выполнения дипломатических поручений и сбора налогов.
Эти ученые читают у Приска больше, чем он написал. Он ничего не говорил о сборе налогов, только упоминал, что Берих являлся господином многих деревень, но из этого вовсе не следует, что все logades, включая секретаря Аттилы, были крупными землевладельцами. Несчастные готы, которые в конце 460-х гг. скитались по северным Балканам, тоже имели logades. Поскольку они не имели земли – им пришлось просить ее у римлян, – их logades не могли быть землевладельцами. Не было у готов и короля, чтобы этих logades выбрать. Загипнотизированные словом, которое они не смогли найти у других авторов – современников Приска, Томпсон, Харматта и Альтхайм превратили его в обозначение хорошо определенной социальной группы.