Глава 6
На том конце комнаты спиной ко мне сидит за большим столом, заставленным баночками и скляночками с мазями, кремами и притираниями, женщина с распущенными русыми волосами в мелких кудряшках, а опрятно одетая служанка неспешно вплетает в них голубые ленты.
Красотка, что открыла мне дверь, поспешила к своей хозяйке, прощебетала быстро-быстро:
— Он доставлен, госпожа Карелла!
Женщина обернулась, очень молодая, не старше меня, а то и моложе, посмотрела с любопытством.
— Как тебя зовут?
— Юджин, — ответил я.
— Странное имя, — проговорила она приятным музыкальным голосом, — но звучит интересно… Мне рассказали, что ты Улучшатель?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Но кое-что улучшил, это верно.
— А здесь, — сказала она, — ты тоже можешь что-то улучшить?
— Конечно, — заверил я. — Нужно только хорошо подумать.
— Подумай, — согласилась она милостиво, — а пока что насчет зеркал… Когда заносили мебель, все промолчали, а ты один сказал, что мог бы что-то сделать с зеркалами.
— Конечно, — ответил я. — Это так просто!
— Что?
Я указал на ряд зеркал, вмонтированных в стену.
— Если вот это и вот это вытащить оттуда и поставить вот здесь… а другое вот здесь под особым углом, вам не придется постоянно вызывать служанку с зеркалом, когда возжелается посмотреть на себя сбоку или сзади.
Она посмотрела с недоверием.
— Да? И ты вот так сразу понял?.. Я думала, Улучшатели годами над чем-то ломают головы.
— Это озарение, — пояснил я. — Иногда годами ломаем головы, а мысль не приходит, а иногда вот так сразу. Если для вас, то сразу. Что-то в моей душе взмекнуло и подпрыгнуло, понимаете? Для красивых мы все стараемся как бы особо и сверх меры. Даже на свою… голову.
Она улыбнулась:
— Значит, я счастливая. Анна, вызывай рабочих!..
Милая служаночка, что отворяла мне двери, спросила пугливо:
— Да, госпожа?
— Пусть осторожно вытащат те зеркала, — велела она, — а потом поставят так, как укажет Улучшатель.
Анна поспешила к выходу, а я остался у стены. Фрейлина больше не обращала на меня внимания, а я осторожно рассматривал комнату.
То, что не додумались поставить зеркала так, как надо, а как надо, я не сам придумал, понятно, просто помню, как расположены в трюмо, вроде бы просто и понятно, но психика наша такова, что когда что-то понятно, то дальше не двигаемся.
Классический пример с линзами, что были известны с древности. Еще египетские фараоны пользовались ими как лупами, отшлифовывали их и для римских вельмож, на Древнем Востоке были у персидских царей, у восточных владык, султанов и халифов, вообще любой зажиточный и грамотный человек мог заказать себе большую и мощную линзу, но прошли тысячи лет, прежде чем кто-то додумался посмотреть в линзу через другую линзу, опытным путем выбрать фокусное расстояние и тем самым были изобретены телескоп и микроскоп! А до этого, подумать только, все карты звездного неба, все астрономические таблицы составлялись на основе наблюдений невооруженным глазом.
Потому изобретение зеркала вызвало радостный ажиотаж, их изготовляли от карманных до огромных настенных, но никто не подумал о следующем шаге, когда зеркала можно объединить в систему и создать на их основе гелиограф или, говоря проще, зеркальный телеграф и много чего еще.
Это все придумают через столетия, да какие там столетия, через тысячи лет! Когда я поставлю зеркала так, чтобы фрейлина Карелла Задумчивая, глядя на отражение в отражении, видела себя с боков и даже сзади, кто-то додумается и до того, чтобы зеркалами передавать изображение… того же костра, на большое расстояние.
Это не сигнальные костры, те еще разжечь надо, а тут мгновенно…
Хотя, мелькнула мысль, это не замена сигнальных костров. Ночью зеркалом не посигналишь, так что речь может идти только о дооснащении.
Я даже вздрогнул, углубившись в мысли о научно-технической революции в королевстве развитой магии, когда раздался требовательный женский голос:
— Что теперь?
Рабочие уже вытащили зеркала из стены и поглядывают на фрейлину, а она строго и надменно устремила взор на меня, явно подражая своей хозяйке.
— Вот сюда, — сказал я торопливо. — А ты вот туда… Да поверни отражающей стороной сюды, морда. Нет, чуть дальше… Хотя стой так, я сам поверну. А вы, леди, садитесь в кресло так, будто вам делают прическу…
— У меня прическа в порядке, — заявила она.
— Будто, — пояснил я. — Это как бы. Можно же навтыкать еще гребней?.. Так красивее, правда! Смотрится, как спина рассерженного хамелеона! Спина рассерженного красивого хамелеона!
Как только она с достоинством опустилась в кресло, я начал подбирать угол, заставляя передвигать зеркала, на это ушло несколько минут.
Вдруг Карелла ликующе завизжала так, что рабочие в испуге едва не выронили зеркала.
Я придержал, сказал уверенно:
— В этом положении и закрепите. Угол не менять, поняли?.. Вся магия в угле, это доступно?.. Вижу, нет. Угол падения равен углу отражения, это упрощенный вариант для народа, а более полный я и сам не помню, да и кому это надо, если не надо мне?
Фрейлина не могла на себя наглядеться, зыркала быстрыми, как у служанки, глазенками то вправо, то влево, рассматривала и свой затылок, а перехватив мой внимательный взгляд, объяснила чуть смущенно:
— Не всегда же вызывать бедных девушек, только чтоб подержали у меня за спиной зеркальце!
Ладно-ладно, подумал я, бедные девушки с зеркалами в руках — это все-таки помеха интиму, а тебе иногда хочется всласть полюбоваться собой и так и этак, в разных позах, одетой, полуодетой и вообще голенькой.
Мне кажется, она поняла ход моих сугубо мужских мыслей — женщины их улавливают моментально, — нахмурилась и сказала повелевающим тоном:
— Все, ты свободен!
— Ой, — сказал я обрадованно, — правда?
Она нахмурилась сильнее и произнесла с металлом в голосе:
— Свободен топать отсюда!.. А не мечтать всякое!
Я поклонился и отступил жопой вперед, потыкался ею в стену, пока один из рабочих не подошел и не распахнул для меня двери.
— Парень, — шепнул он едва слышно, — не играй с нею. Это стерва…
Я выдвинулся в коридор, разогнулся, не сводя с нее якобы восхищенного взгляда, и, развернувшись, пошел по коридору, слушая. Даже из-за двери доносится ее звонкий голосок, раздающий указания, кому куда и что как.
Не добравшись до лестницы, услышал приближающийся холодный голос:
— Король Антриас хорош, здесь вы не поступились, по своему обыкновению, истиной, однако же…
Из-за дальних колонн вышла группа вельмож, в центре королева Орландия, надменно и предельно холодная, продолжает ронять такие же холодные и острые, как только что расколотые глыбы льда, слова:
— …но ему нужен всего лишь выход к морю!
Справа, как и положено по рангу, семенит ножками Мяффнер, ее первый советник, весь пухлый и мягкий, с розовым лицом растолстевшего ребенка, даже голос его прозвучал мягко и сладенько:
— И что, ваше величество? Нормальное и естественное желание расширить свое влияние. Зато и ваше расширится на землю его королевства.
Она наморщила лоб, подол длинного платья скользит по идеально ровному, начищенному полу, и кажется, королева даже не двигает ногами, ее несет, как по льду.
— Это нужно обдумать, — ответила она с холодком в голосе, — трудность в том, что Антриас очень уж напорист и целеустремлен.
Мяффнер сказал обрадованно:
— Хорошее качество для мужчины!
— Нам донесли, — сообщила она, — он с детства мечтает стать великим полководцем и завоевателем.
Слева от нее держится Роднер Дейнджерфилд, командующий, все в той же темной одежде и кирасе из черной бронзы. Плотно сбитый, высокий, с властными манерами, он резко выделяется из стада пышных и каких-то аморфных придворных, как волк был бы заметным среди зайцев.
— Это все его отец, — сказал он резким голосом, — великий Андрих Хенрик Потгитер! Тот основал в некогда диких землях могучее королевство и велел сыну укреплять и расширять…
— Вот-вот, — сказала она.
Мяффнер всплеснул короткими ручками.
— Ваше величество, разве это мешает…
— Женившись на мне, — поинтересовалась она с холодным интересом, — остановится ли?.. Или пойдет дальше?
— И что? — повторил Мяффнер. — Что, если пойдет? Пусть идет и завоевывает! Это и вам добавит славы.
— А дальше, — сказала она медленно, — ему могут предложить другую женщину в жены и дать за нею приданое в виде земель и выхода к Большому Пути?
Мяффнер даже запнулся на ровном месте, королева посмотрела на него с иронией.
— Дорогой глерд, нужно смотреть дальше, чем на один шаг. Король Антриас легко избавится от старой жены. Представляете, это я буду считаться старой и ненужной.
— Дорогой глерд, нужно смотреть дальше, чем на один шаг. Король Антриас легко избавится от старой жены. Представляете, это я буду считаться старой и ненужной.
Мяффнер воскликнул поспешно, опередив придворных и даже Роднера Дейнджерфилда:
— Такое невозможно!
— В политике возможно все, — отрезала она и добавила, словно смилостивилась: — Если ведет к успеху.
— Не представляю, — горячо сказал Мяффнер. — Не могу представить такую дикую и невероятную вещь!
— Вот-вот, — обронила она, — а он все-таки попросту, ибо политик, возьмет новую… Где остановится или кто его остановит, мне уже будет тогда неважно, не так ли?
Мяффнер вздохнул, поклонился.
— Я в самом деле так далеко не заглядываю, ваше величество. Я пытаюсь как-то погасить пожар, что разгорается сейчас.
— Это не пожар, — ответила она ледяным голосом. — Так может гореть бесконечно.
Они прошли мимо, а когда исчезли из виду, я перестал изображать статую, вышел из ниши и поспешил по лестнице вниз, а то спросят, почему здесь в таком неподобающем виде, и попробуй отгавкайся так, чтобы не возбудить серьезных обвинений в работе на того же короля Антриаса.
В нижнем зале, едва я спустился с лестницы, дорогу загородил молодой мужик, крепкий и рослый. И не просто остановился на дороге, обойти нетрудно, я здесь не гордый, но именно встал так, чтобы помешать, а еще и спросил неприятным голосом:
— Говорят, это ты побил Суховерта?
Что-то в нем показалось не так, но сообразить быстро не успеваю, мужик как мужик, выглядит достаточно сильным, а горбится как будто нарочито.
— Я его не трогал, — ответил я скромно.
Он спросил грубо:
— Но ты же побил?
— Когда он начал меня бить, — объяснил я, — пришлось защищаться.
Он окинул меня критическим взглядом.
— Ты здоровяк, но чтобы побить Суховерта, нужно быть не просто здоровяком. И вообще, Суховерт мой друг.
— Хреновые у тебя друзья.
Он прорычал, нагнетая в себе злость:
— У меня хорошие друзья.
— Хреновые, — сказал я. — Да и ты хреновый. Мог бы и раньше вспомнить. Память отшибли?
Он рыкнул громче:
— Ты напрашиваешься!.. А раньше не вступился потому, что сегодня только прибыл с заставы. Я воин, а не баба с веником вроде тебя!
Глава 7
Слуги и челядь увидели нарождающуюся ссору, начали останавливаться, образовали круг, все смотрят с интересом, у всех на лицах нетерпеливое ожидание драки, да чтоб с кровью, криками боли…
Меня начал потряхивать мандраж: так всегда, когда драка не сразу, а с разогревом, все нервы и мышцы напрягаются для резких движений.
— Не бейте меня, дяденька, — попросил я жалким голосом, — а то я вам зубы ваши белые вышибу, как бог у черепахи. Теперь она ходит… да что там ходит — ползает! — без зубов, да еще и прячется.
Он даже отшатнулся от такой наглости.
— Ты? Такое ничтожество? Как?
— А вот, — ответил я, — на нас смотрят, вы не заметили, грозный дяденька?.. И видят, что я вас не трогаю.
Он даже не посмотрел по сторонам, словно так и должно быть, а как же иначе, выпучил глаза.
— И что?
— А то, — сообщил я ласково, — у меня самозащита. Так что не жалуйтесь… Хотите, даже вот отступлю чуток…
Я в самом деле отступил на два шага, пусть наблюдающие за нами видят, что не я зачинщик начинающейся схватки. Он взревел, ринулся, наклонив голову. Я сделал вид, что готов встретить, но резко отступил, но он не пронесся дальше так, чтобы врезаться в стену, а круто остановился и развернулся в мою сторону, уже поднимая тяжелый кулак для удара.
Я был готов, мои стиснутые до треска кожи пальцы вошли в его солнечное сплетение, как в мягкую подушку. Он согнулся от резкой боли, а я, ухватив его обеими руками за голову, дернул с силой вниз, одновременно резко подавая вверх колено.
Нижняя челюсть ударилась с такой силой, что заныла нога. Хруст услышали по всей комнате. Он захрипел и закашлялся, выплевывая с кровью выбитые зубы из сломанной челюсти.
Я сразу же отпустил и сделал шаг назад, даже руки приподнял, показывая, что драться как не хотел, так и не хочу, всего один удар, чтобы защититься, а так я вот какой, мирная такая овечка…
Слуги зашумели с одобрением, хотя у некоторых на лицах разочарование, хотелось бы долгой драки, чтобы оба метелили друг друга основательно.
За их спинами мелькнуло лицо высокого человека в темном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Он сразу же отвернулся, перехватив мой взгляд, но я узнал: это тот, что рассматривал меня тогда во дворе с веранды, а потом пару раз я замечал его пристальный взгляд уже в самом здании.
Тревожно заныло сердце: чем-то очень нехорошим веет от этого незнакомца.
Карнар, Фрийд и другие слуги окружили плотно, Карнар в восторге хлопнул широкой ладонью по моей спине.
— Как ты его! Никогда такое не видел.
— В самом деле, — поддержал Фрийд, — как бог черепаху!.. А он ее в самом деле побил?
— Говорят, — ответил я, — а я старшим верю.
— Здорово, — сказал он восторженно. — Ну ты же Улучшатель!.. Драки тоже улучшаешь, да?
Этого еще не хватало, мелькнуло у меня тревожное. Еще после той стычки с Суховертом я чувствовал, что тему мерения мужскими качествами надо как-то поскорее закрыть, потому и придумал вот такой быстрый и жестокий способ, который применяется разве что в уличных драках.
Это чтоб перестали приставать местные забияки, а кому восхочется, тот посмотрит на беззубый рот этого героя с дальних застав, а у него вылетели все передние, сверху и снизу, да и клыки тоже, в общем, теперь точно оставят меня в покое.
Но Фрийд сейчас не обрадовал, а встревожил. Меньше всего я хотел бы улучшать боевые приемы и в перспективе неизбежно начать работать на армию.
Герой дальних застав не просто ушел побитым — его унесли, а потом, как я слышал, долго приводили в чувство. Фрийд сообщил радостным шепотом, что сейчас лежит в комнате лекаря, а тот вынимает остатки сломанных и раскрошившихся зубов.
Я встревожился еще больше, мне такой славы не нужно, всего лишь старался сделать так, чтобы в драках больше не участвовать, — но Фрийд как накаркал: вскоре в нашу людскую вошел статный красавец в кирасе из черной в позолоте бронзы, налокотники и поножи тоже бронзовые и тоже с выпуклыми барельефами, тронутыми позолотой.
Карнар вскочил первым, поклонился.
— Благородный глерд!.. Что угодно самому Виллису Форнсайну в нашем скромном жилье?
Форнсайн даже не посмотрел в его сторону, еще с порога вперил холодный взгляд в меня. Начальник охраны, мелькнуло у меня в голове, но если старший по званию Руперт Картер охраняет дворец и всю прилегающую к нему территорию, окруженную забором, то главный корпус, где помещается королева, охраняем этим красавчиком, как внутри, так и снаружи. Он ниже Руперта по званию и должности, однако из-за близости к королеве и дворцовой знати чувствует себя значительнее, держится с большей спесью и на Руперта, как я слышал, поглядывает свысока.
Я поднялся, как и остальные, он остановился передо мной, посмотрел придирчиво.
— Ну-ну… Снимай рубашку, посмотрим.
Я нехотя снял, в сторонке охнула Алата, что-то сказал Фрийд, но Форнсайн рассматривал меня внимательно и с отстраненным интересом.
— Что-то в тебе странное, — произнес он наконец.
— Где? — спросил я опасливо.
Он ткнул пальцем мне в грудь, в плечи, пощупал бицепсы, поморщился, постучал кулаком в середину груди. Я невольно напрягал мышцы.
— Ерунда какая-то, — произнес он с раздражением. — Что-то неверное… И здесь тоже ерунда.
— Ерунда, — согласился я.
Он посмотрел с подозрением.
— Ты хоть знаешь, о чем я?
— Не знаю, — ответил я чистосердечно.
— Так чего подвякиваешь?
— Вы же старший, — сообщил я ему новость. — Как же иначе, уважение надо выказывать. Тем более что в самом деле везде ерунда и ерундой погоняет. А что, я больной, да? Вы лекарь?.. Знаете ли, а еще у меня иногда живот пучит, да так пучит, что прямо не знаю…
Он поморщился:
— Я лечу от жизни.
— Ой, — сказал я.
Он поморщился сильнее, снова ткнул пальцем в мое плечо.
— Эти мышцы, если тяжелым топором машешь с утра до ночи! Эти вот у копейщиков, а эти только у лучников… Ты что, был сперва лучником, а потом обучался с боевым топором? Или с топором сперва, а потом побывал в лучниках?
Я сказал как можно чистосердечнее:
— Дяденька, я даже не понимаю, о чем вы глаголите. Я в медицине как-то не понимаю, хотя когда живот пучит, то ох как я жалею, что не пошел в лекари…
Он поморщился:
— Я тебе не дяденька, а командир охраны главного корпуса Виллис Форнсайн. Ты был воином?
Я помотал головой:
— Ненавижу оружие. Видеть не могу!