— Ты уже дерзишь, — укорил он, — вот сейчас дерзишь и даже не понимаешь, что дерзишь самому канцлеру, а не просто благородному глерду. Потому просто молчи. Или не хочешь попасть к магу Рундельштотту?.. Ведь хочешь, у нас тут такие языки, все донесут. А Рундельштотт гораздо могущественнее Строуда. В смысле при дворе у него влияние больше. И может тебя защитить… если возжелает.
— Ох, — сказал я, — это цель моей нынешней жизни…
— Что-что?
— Молчу, — ответил я быстро, — в тряпочку.
Он дернулся.
— Почему в тряпочку? Это какой-то ритуал?
— Чтоб молчалось лучше, — пояснил я. — Тряпочнее.
В зале Мяффнер остановился вблизи двери и застыл в ожидании. Ковер под ногами настолько роскошно толстый, что я ступил, как на ступеньку, слегка пружинит, даже неловко от такой помпадуристости под моими башмаками. Зал богато обставлен мебелью, украшен огромными картинами в массивных рамах с позолоченной резьбой.
На портретах люди явно в морской форме, а где можно засомневаться в одежде, там на заднем фоне паруса, бугшприты, мачты, клотики, еще несколько картин изображают виды моря с кораблями под всеми парусами.
Парусов, правда, маловато, и все как бы очень раннего стиля, хоть прямые, хоть косые. Веет древней Элладой, тогда тоже были такие, вон и ровные ряды отверстий для весел. Под всеми парусами — тоже преувеличение, обычно на корабле один-два паруса, но когда на картине одновременно сотня судов, то впечатление мощи военного флота присутствует, согласен…
А еще несколько штурвалов на стенах, вот уж одинаковые у нас вкусы. Похоже, глерд Мяффнер, если это его кабинет, увлечен морской тематикой, хотя королевство, как мне кажется, выхода к морю не имеет.
— Тихо, — прошипел Мяффнер, хотя я уже тише муравья в траве, — идут…
Королева выплыла грозная и величественная, за нею под арку протиснулись торопливо и тут же выстроились полукольцом угодливые придворные, все в настолько пышных костюмах, что даже неловко, мужчины все-таки.
Королева в бирюзовом платье, волосы уложены высокой башней, где красные ленты и рубины, платье в золотых висюльках, а у самой королевы на этот раз на лбу выпуклый изумруд, размером с майского жука, золотом обрамлен не слишком, а подвешен на такой тонкой золотой нити, упрятанной в прическе, что изумруд кажется торчащим прямо из лобной кости.
Правда, такие же зеленые камни блестят в ушах, и от этой зелени и глаза кажутся зелеными, и сама еще больше похожа на злобную ящерицу в роскошном платье.
Они почти прошли мимо, я уж думал, что Мяффнер не решится привлечь к нам внимания, да он и сам явно мечтал, чтобы грозная королева прошла мимо, но она остановилась и, не обращая на него внимание, смерила меня тем взглядом, которым змея окидывает замершую в ужасе лягушку.
— Снова он?
Мяффнер вздрогнул, заговорил быстро-быстро, едва не захлебываясь словами:
— Да, ваше величество! Если вы изволили подумать об Улучшателе…
Она снова не повела в его сторону даже бровью, произнесла холодным и твердым, как пролежавший на морозе всю зиму железный меч, голосом:
— Ты улучшил зеркала моей фрейлины…
— Я только переставил, — сказал я.
На меня зашикал не только Мяффнер, но и вельможи, а Мяффнер испуганно вскрикнул:
— Не смей раскрывать рот, когда изволит мудро вещать ее величество!
Королева вперила в меня злой взгляд и сказала, чуть повысив голос:
— Мне говорили, это магия и такое можно только там, но я не поверила и велела переставить точно так же у себя. Что скажешь?
Я поклонился и проговорил смиренно, не смея поднять на нее взгляд:
— Вы абсолютно правы, ваше величество… как наверняка правы всегда, это же вы, королева, сурьезный человек, а не какая-нить вертихвостка!.. У вас как бы и не может быть иначе и даже иначее. Это не магия. Я с магией незнаком.
Мяффнер больно ткнул меня кулаком в бок.
— Отвечать только на вопросы! С кем ты знаком, ее величество, наверное, совсем не интересует!
Я смолчал, только склонился еще ниже. Королева произнесла величаво:
— Подобные улучшения… в некотором роде важнее магии.
Мяффнер дернулся, воззрился на нее в изумлении.
— Ваше величество?
— Все могут проделать это же, — пояснила она высокомерно, — у себя. Не затрачивая магию.
Я поклонился:
— В самом деле мудро, ваше величество. Вы в самом деле умная, а я не верил… Все говорят: дура, дура… правда, красивая, а вы, кто бы подумал, еще и умная.
Она поморщилась, на меня снова зашикали, хотя я на этот раз не перебивал, а дождался конца фразы.
Королева все же скривилась, будто хлебнула уксуса, чуть-чуть повернула голову в сторону Мяффнера.
— Глерд, каждого нужно заставлять работать в полную силу.
Он сказал торопливо:
— Ваше королевское величество умеет это делать со всеми! Потому королевство и процветает.
Она не кивнула, слишком жирно для простого лорд-канцлера, всего лишь чуть опустила длинные и такие густые ресницы, что смотреть трепетно и жутковато.
— Потому и этот пусть попробует что-то поважнее.
Мяффнер склонился и растопырил ручки в стороны, как танцующий индюк.
— Ваше величество…
— Ты уже понял, — бросила она уже через плечо. — К Рундельштотту.
Мяффнер проводил ее застывшим взглядом, потом на лице проступило буйное ликование, словно час висел в пыточной на всаженном в ребра крюке, а потом оказалось, что это всего лишь сон.
— Сделано, — прошептал он так тихо, будто страшился спугнуть счастье, — как это она делает? Будто мысли читает… Теперь ты работаешь у Рундельштотта.
Я ответил так же тихо:
— А он ваш человек?
Он прошипел зло:
— Не болтай! Рундельштотт сам по себе, зато верен королеве. И она ему доверяет. У него есть влияние, он своих людей даже Виллису в обиду не даст.
— Это бы мне пригодилось, — согласился я.
Он помахал рукой, но Руперт Картер, уже заметив нас, резко свернул и заспешил в нашу сторону.
Мяффнер не дал ему и рта раскрыть, велел с ходу:
— Это вот доставишь к Рундельштотту!.. Королева велела, чтобы трудился у чародея.
Начальник охраны взглянул на меня оценивающе.
— Не повезло парню. Хорошо, идем!
Мяффнер тут же повернулся и ушел наверх, а мы с Рупертом бодро спускались по ступенькам с этажа на этаж, пока не вышли в холл, а затем из здания во двор.
Он указал на высокую башню на северном краю дворцового ансамбля.
— Он там… Не знаю, как поднимается на самый верх, но нам придется, а это двести сорок ступенек!
— Ого, — сказал я. — Такие мелкие? Значит, будем прыгать через две.
Он смерил меня удивленным взглядом.
— А долго пропрыгаешь?.. Ладно, пойдем.
— А почему не повезло? — спросил я.
Он поморщился:
— Рундельштотт просто зверь. Сам не отдыхает и другим не дает. Всегда что-то грандиозное творит, да все без толку.
— А что королева?
Он вздохнул:
— Говорит, королевство еще не бедствует. Можем оплачивать и неудачи. Но когда-то терпение и у нее кончится. Кстати, Рундельштотт очень обижается, если его называют колдуном, но не против, если кто-то скажет, что он чародей, хотя, конечно, он простой волшебник, хотя и маг.
Я сказал, чуточку прибалдев:
— Учту. Значит, простой волшебник…
— Но именовать должен чародеем, — прервал он. — Про все остальные ипостаси забудь.
Я сказал с благодарностью:
— Благородный глерд, вы меня просто спасаете!.. Я бы точно его колдуном обозначил. Теперь да, только чародей, даже великий чародей!.. Не обидится?
— Они все считают себя великими, — заверил он, — так что да, можно.
В каменную стену башни врезана высокая массивная дверь из темного дерева благородных оттенков. Я забежал вперед, двери должен распахивать слуга перед благородными глердами, набрал в грудь воздуха, да не увидят моей робости, приготовился открывать с таким усилием, словно крепостные ворота, однако, едва опустил ладонь на витую рукоять, дверь подалась с такой легкостью, словно садовая калитка.
Сразу на той стороне узкие каменные ступени повели, закручиваясь штопором, наверх. Стены с обеих сторон покрыты роскошным зеленым мхом, выше коричневый, а примерно с пятого этажа пошел багровый, красный, багряный, с длинным ворсом, что шевелится и старается дотянуться, но я пугливо держался строго посредине ступенек, да и по шагам идущего сзади глерда чувствую, тоже не стремится пощупать и погладить этот бесконечный ковер…
Что-то непонятное в том, что едва я только начал подумывать, как бы мне перескочить от мага Строуда к магу Рундельштотту, как это и было проделано, словно некто подслушивает мои мысли.
Да при чем тут мысли, напомнил я себе трезво, сам же трепал языком достаточно активно. Анне, служанке Кареллы Задумчивой, вообще жаловался, что трачу свой талант живой легенды на мелочи, а мог бы вообще ого-го озолотить мир.
Кто-то жаждет такую легенду отправить в мир легенд, кто-то активно защищает. Пока что удается, но я знаю, нападать проще, и Виллис не остановится, а Рундельштотт все равно не спасет…
За спиной тяжелое дыхание глерда становится все надсаднее, я прислушался и пошел без бравады, все-таки налегке, а у Руперта кираса, наручни и поножи из металла, а еще меч и кинжал на поясе — с моей стороны нечестно бахвалиться легким шагом.
Он, похоже, понял, у меня дыхание ровное, но промолчал, так поднялись на самый верх, дорогу перегородила простая деревянная дверь, даже не покрашенная, однако с колдовскими рунами неприятного вида.
Руперт вздохнул с облегчением:
— Прибыли. Ты мог бы и сам, но Мяффнер велел, чтобы я привел лично.
— За меня опасается, — поинтересовался я, — или меня?
Он посмотрел исподлобья:
— Соображаешь.
Не дожидаясь ответа, распахнул дверь, ничуть не устрашившись колдовских знаков, оттуда вырвался клуб смрадного пара.
Воздух странно горячий и влажный. Руперт входить не стал, прокричал во весь голос:
— Мастер Рундельштотт!.. К вам прислали слугу!..
Издали, как из погреба, донесся раздраженный голос:
— Мне никого не нужно!.. Лучше заберите этих олухов!
Руперт крикнул:
— Приказ королевы! Она изволит, чтоб это вам прислуживало. И выполняло ваши поручения. Хотя у вас не поручения, а прихоти…
Голос прогремел уже полный ярости:
— Я же сказал, мне никого не нужно!
Руперт грубо ухватил меня за плечо, втолкнул вовнутрь и с лязгом захлопнул за мной дверь.
Я едва успел остановиться на площадке из грубого пористого камня. Вниз ведут две влажные ступеньки, а там в клубах пара мелькают мокрые, будто только что из воды, фигуры.
Выждав чуть, никто мною не интересуется, я начал осторожно спускаться. Мы на вершине высоченной башни, но выглядит, будто я в прачечной, расположенной в глубоком подвале.
Все раздражены, обвиняют один другого, я прижался к стене, по крикам наконец понял, что пар здесь не всегда, кто-то опрокинул чан с кипящим раствором, тот испортил половину вещей на столе, а на полу растекся липкой слизью, теперь целый день будут поскальзываться.
Один из слуг или помощников заметил наконец новенького, гаркнул зло:
— Эй ты!.. Тебя прислали сюда? Бери тряпку, помогай убирать!
— А где тряпка? — спросил я, а потом провозгласил в пространство: — А что такое тряпка?.. У нас в лесу тряпок не было… У нас для уборки шкуры, шкурки, шкуренки, шкуряшки, шкурявчики…
Глава 2
Пар постепенно рассеивался, за суетящимися слугами я рассмотрел дверь в дальней стене, смутно удивился такому смещению то ли пространства, то ли своего восприятия: башня не так уж и велика, не может быть на одном уровне еще одной комнаты…
Наконец отыскал тряпку, но применить не успел, та дверь распахнулась, в проеме возник хозяин: высокий, тощий, сгорбленный, похожий на крупного черного ворона, такой же мрачный, с длинным острым носом и круглыми глазами, даже одет в черное, только серое пятно грубо связанного свитера на груди, волосы спутанные и неопрятные.
— Снова? — взвизгнул он пронзительным голосом. — Да чтоб вы все… Ну почему везде люди, а у меня остолопы?
Все разбежались по углам, затихли, позыркивают оттуда, как перепуганные насмерть мыши. Я демонстративно отшвырнул тряпку, вытер лоб рукавом и сказал с сочувствием:
— Да, кадры у вас не очень…
Он быстро прошел вперед, оглядел меня с головы до ног.
— А ты кто?
— Человек, — сообщил я. — Гений, как я полагаю. Живая легенда, как говорят, но я скромный, всегда как бы стесняюсь. Хотя остальные считают меня всего лишь Улучшателем. Меня сюда привел глерд Руперт по приказу королевы. У вас тут королева, слыхали?
Он уставился на меня с откровенной неприязнью.
— Что, в самом деле прислала королева?
Голос звучал резко и скрипуче, настоящий ворон по виду, голосу и даже нахохленности.
Я пожал плечами:
— Можете переспросить ее величество.
Он проскрипел раздраженно:
— Интриги, интриги, даже здесь интриги!.. Чтобы королева лично отдавала распоряжение насчет какого-то слуги… дюжина министров должна была неделю ломать головы, как это устроить. Но все равно, у меня своих остолопов девать некуда!
— Избавьтесь, — подсказал я. — Нам вдвоем будет просторнее. И чище. Я чаны не опрокидываю… А вы?
Он отшатнулся, посмотрел с быстро разгорающимся гневом.
— Ну ты и наглец!.. Да хоть что-то делать умеешь?
Я покачал головой:
— Вот уж не знаю. Улучшать могу, а работать… не царское это дело. Правда-правда, кое-что я в самом деле! Слишком все было просто. Почему люди давно этого не сделали, не понимаю. Остолопы, как вы по-научному говорите.
Он подумал, спросил с сомнением:
— А что улучшил?
— Камни в каменоломне научил раскалывать, — сказал я, — так, чтобы края были ровные, да и быстрее. Блоки придумал, это для подъема плит, а потом коней посоветовал подковать, а то копыта истирают, а мне животных всегда жалко…
Он потребовал:
— Стой-стой! Что значит, под-ко-вать?
Я объяснял, а он слушал с напряжением в лице, трижды переспрашивал, уточнял, схватил не все сразу, а потом не выказал восторг только потому, что не возжелал оказать такую честь лесному дикарю, что почти на две головы выше ростом.
— Вот и всех-то делов, — закончил я скромно и шаркнул ногой. Сообразил, что шаркнул левой, а какой надо, не знаю, на всякий случай шаркнул и правой, да так энергично, словно собака задними лапами по земле, хвастливо демонстрируя всему миру, что аккуратно закапывает свои какашки. — Для простого гениального гения это проще простого и даже очень простого.
Он покачал головой, лицо все еще ошарашенное.
— До чего же боги любят шутить! Такие догадки вложить в голову дикого остолопа!.. Это же надо…
— Надо, — согласился я еще скромнее и даже глазки опустил. — Мне дано, как говорится среди умных, а я отказываться не стал. Я такой: дают — беру, бьют — бегу.
Он разом посерьезнел, выпрямился, хотя все равно смотрит чуточку снизу, что наверняка раздражает такого творческого человека, они ж все нервные, я даже постарался чуть подогнуть колени и подгорбиться, дабы соответствовать статусу нижестоящего.
Он посмотрел хмуро, буркнул:
— Ладно, в любом случае это повеление ее величества. Кто посмеет ослушаться?
— Я буду полезным, — быстро сказал я.
Он поморщился:
— Остолоп, у нас не каменоломня!.. Даже мне бывает трудно понять и уяснить…
— Что и как делаете?
— Да, — рыкнул он, — что и как делаем… как делать дальше!
— Камень ломать тоже трудно, — сказал я авторитетно. — Это не магия, где дунул-плюнул — и все!..
Он скривился, словно вместо вина хлебнул что-то совершенно мерзкое, резко повернулся и пошел быстро, не оглядываясь, в полной уверенности, что поспешу следом.
Я в самом деле поспешил, едва не оттаптывая ему пятки. Можно считать, только что в каменоломне кирковал киркой, а теперь вот уже слуга придворного мага, это же счастье, о котором мечтал всю жизнь, так и буду говорить всем, глядя честно и прямо широко раскрытыми брехливыми глазами.
За второй дверью большая комната с работающими помощниками Рундельштотта, сбоку комнатка поменьше для готовых растворов, настоек и всевозможных паст, а в конце дверь в комнату или зал, никто не знает, что за нею, ибо там трудится сам чародей, у которого мы даже не подмастерья, как себя величаем, а слуги.
По-моему, эти помещения даже не в башне, слишком размерны, а в соседнем здании где-то за переходом, скрытым от глаз общественности. Но тогда и то здание должно быть выше, чем видно непосвященным…
Слухи самые разные: там у Рундельштотта в помощниках дракон, а то и два, слуга по имени Маско клялся, что драконов вообще куча, недаром же у Рундельштотта такое большое окно, а решетка не постоянная, как у всех, ее можно выдвигать и задвигать, но Финрик утверждал, что в помощниках две сладкоголосые девы, которые после трудов ублажают чародея, а потом улетают за ненадобностью.
Третий из слуг, гордо именующий себя помощником, Ийля, твердил, что не девы, а гномы. Они выходят из-под земли, поднимаются по стене, но Маско возразил, что гномы хоть и работают лучше, что с дев возьмешь, они же дуры, но с ними приятнее, да и ублажать умеют, так что, скорее всего, все же Финрик прав, там девы, кто бы из нас, обладай такой мощью, предпочел бы бородатых гномов?
С этим согласились все, но Ийля робко вякнул, что чародей по возрасту к девам может быть равнодушным и весь отдаваться работе, но на него накинулись, объясняя дураку, что все колдуны, маги, волшебники и чародеи в первую очередь ищут корень Кеда Страстотерпца, а тот дает им полную мужскую силу до глубокой старости и до самой смерти.