– Тише, тише! Здравствуй, мой родной! – Она начала целовать смутившегося подростка в лоб, нос, губы, в пахнущую детским мылом макушку.
Павлик сильно вытянулся и от этого казался каким-то трогательно растерянным. Саша поймала взгляд сына, он смотрел на животик.
– Да! У тебя будет сестричка!
– Или братик! – сказал улыбающийся Юрий.
Наконец на крыльцо вышла явно помолодевшая мать.
– Мамулечка, ты просто красавица! – Саша кинулась обнимать Марию Александровну, которая, как ни старалась, не смогла удержать счастливых слез.
– Ну, пойдемте в дом!
– Мама, познакомься, это мой муж, – выпалила Саша, кивая головой на Юрия.
– Юра! – Он протянул пожилой женщине руку, не зная, как себя вести, ведь тещи у него не было.
– Мария Александровна! – смутилась она. – Пойдемте, я пирогов напекла, с маком, как Санечка любит.
– У вас же кухарка есть!
– Наташа-то? Ну что вы, – весело рассмеялась Мария Александровна. – Я пока еще только учу ее готовить.
Саша обняла сына и почувствовала, что тот стесняется ее объятий. «Неужели отвык?» – с разочарованием и жалостью подумала она.
Первым делом гости принялись осматривать дом, и Павлик немного оттаял.
– Мамочка, я хочу поехать к тебе, ну хоть на недельку!
Саша вопросительно посмотрела на Юрия, заранее зная ответ.
Он едва заметно покачал головой.
– Нельзя, мой милый! – тихо сказала она.
Лицо ребенка сделалось таким потерянным и несчастным, что сердце Саши зашлось от боли.
– У меня здесь даже друзей нет!
– Солнышко, выучишь французский и пойдешь в школу, потерпи чуть-чуть.
Конечно, Саша понимала, что это «чуть-чуть» растянется даже не на год. Разве так просто выучить чужой язык? Пока Павлик находился на частном обучении. «Как же ему, бедному, тоскливо и грустно, – с отчаянием подумала Саша. – Ни матери рядом, ни друзей, ни даже просто знакомых». Почувствовав ее настроение, Павлик захлюпал носом, превратившись в прежнего родного, маленького мальчугана. Саша кусала губы, боясь расплакаться, и с тревогой поглядывала на недовольно хмурившегося Юрия.
Выручила, как всегда, мама.
– Чайку? Кофейку? Пошли-пошли за стол. Павлуша, помоги! – засуетилась она. – А там, в сумке, что? Никак подарки?
– Бабушка, посмотри, сколько моделей они привезли! – повеселел Павлик, увидев наконец содержимое сумки.
– Не «они», а мама и… Юрий! – улыбнулась Мария Александровна. – Ребенок остается ребенком. – Она обняла дочь. – Рожать-то когда?
– В ноябре.
– Дай-то бог, чтобы все было хорошо!
Уехали они, когда стемнело, а Павлуша заснул. Весь вечер взрослые пытались создавать иллюзию благополучной семьи.
Вытянув отекшие ноги в удобной машине и прикрыв глаза, Саша спросила:
– А Павлик будет видеться с нашим ребенком?
– Не знаю. Как бы потом малыш не заложил нас дедушке.
– Да. Я не подумала. А он на роды точно приедет?
– Наверняка! Но ты молодчина, вжилась в роль.
– Отец все равно может…
– Не думай так! Мысль – она материальна. Чем позже «твой папочка» приедет, тем выгоднее для нас…
* * *Анастасия родилась восемнадцатого ноября. Роды, длившиеся более двух суток, были очень тяжелыми. Саша так тужилась, выталкивая девочку, которая не хотела появляться на свет, что сосуды на лице и в глазах полопались. Хорошо, что происходило это в Швейцарии, где все было на высочайшем уровне. Девочка родилась с весом четыре с половиной килограмма и ростом пятьдесят два сантиметра. Об этом сразу сообщили дедушке, но, ко всеобщей радости, он не приехал.
– Когда сына родишь – вырвусь обязательно! Не обижайся – бизнес! – сослался на свою занятость он, а сам улетел в Австралию на какую-то особенную рыбалку.
– Ну, Сашка, ты везучая! Пронесло! – Юрий поцеловал ее и стал разглядывать крохотную девочку: рыжий пушок на головке, длинные реснички, маленькие розовые ушки и чавкающий ротик. Это был первый ребенок Юрия, но новоиспеченный папаша ничего не почувствовал к дочери.
– Она похожа на тебя! Скажем, что малышка – вылитая бабушка Вера! Тесть никогда не видел мою маму даже на фото.
Саша кивнула, соглашаясь. Она была еще очень слаба, и ей сильнее, чем когда-либо, хотелось настоящего домашнего тепла и ласки.
– До двух лет детки не помнят ничего. Может, мы с Настюшей хотя бы несколько дней в неделю будем жить у моих? Очень хочется к маме, прямо сейчас.
– Знаешь, сначала вернемся, чтобы все увидели вас, а потом… короче, я разрешаю!
– Спасибо!
– Теперь, как очухаешься, мальчика будем делать! – новоявленный отец был полон планов.
Саша благоразумно промолчала, думая о тех счастливых днях, которые она проведет с Павликом и мамой. Ей стало так спокойно!
– Кормить будете? – заглянула в палату круглолицая, улыбчивая медсестра.
Саша закивала, собираясь сказать, что молоко уже пришло, но неожиданно услышала резкий, категоричный голос Юрия:
– Нет. Мы решили, что искусственное вскармливание лучше.
Саша растерянно захлопала глазами. Когда был маленьким Павлик, кормление всегда доставляло ей особенное удовольствие. Такая горячая волна ни с чем не сравнимой любви и нежности захлестывала ее, когда сын, раскрыв ротик, тыкался крошечным личиком в грудь, ища сосок, а отыскав, начинал самозабвенно чмокать губками. Именно тогда Саша понимала, какое это счастье – быть матерью.
– Я бы…
– Мы так решили! – жестко повторил Юрий.
Девочку унесли на кормление.
– Послушай, Саша! Она никогда бы не портила грудь ради ребенка.
– Но ведь отец не увидит меня голую!
– Зато прислуга расскажет, вернее, доложит ему обо всем!
…Неожиданно после рождения Анастасии в доме среди слуг у Саши появилась подруга. Это была тридцатидевятилетняя женщина, домоправительница Елена Викторовна. Выяснилось, что за сухой, невыразительной внешностью скрыта тонкая, отзывчивая душа. Впоследствии Елена Викторовна рассказала Саше, что ее дочь умерла в восемь лет от лейкоза. С мужем женщина развелась, когда девочке было три года. Много лет назад Елена Викторовна работала переводчицей. А после перестройки, когда жизнь в России перевернулась с ног на голову, вынуждена была оставить любимую профессию. Сначала она устроилась на должность домоправительницы у отца Александры Степановны, а потом, когда та вышла замуж, отправилась вслед за хозяйкой.
Конечно, Елена Викторовна поняла, что из Киева с Юрием приехала другая женщина, но домоправительнице нужна была хорошая работа, как и другим, служащим в этом доме. Потому, если кто-то и догадался о подмене хозяйки, то все молчали. Юрий хорошо платил, а после приезда Саши увеличил всем оклад. Когда Саша вернулась домой с Настенькой, Елена Викторовна окончательно оттаяла. Она обняла Сашу и поцеловала.
– Поздравляю вас! Если что-то понадобится, я готова все время – двадцать четыре часа в сутки!
Конечно, Саша была очень растрогана этим порывом, но даже не предполагала, что житейский опыт и знания Елены Викторовны действительно ей помогут.
Когда Насте исполнилось восемь месяцев, у нее случился ложный круп. Няня, сама Саша и все остальные в доме растерялись. Ребенок начал синеть и задыхаться. Только Елена Викторовна не поддалась всеобщей панике. Она взяла девочку на руки, подошла к окну и распахнула его настежь. Холодный ночной воздух спас ребенка. Потом приехала «Скорая»…
Когда опасность миновала, Саша, шатающаяся от усталости и пережитого волнения, подошла к Елене Викторовне и крепко ее обняла.
– Спасибо!
– Я свою дочь не спасла…
Они проговорили всю ночь. Елена рассказала о своей жизни, Саша тоже открылась новой подруге.
– У нас с тобой много общего. – Женщины перешли на «ты».
– Что именно? – удивилась Саша.
– Мы обе живем чужими жизнями. Я – вашей, а ты – жизнью Александры Степановны.
С тех пор тайн у Саши от Лены не было, и это скрашивало ее одинокую, несмотря на появление дочери, жизнь. Именно Лена разворошила воспоминания о Давиде, а однажды сказала:
– Ты до сих пор любишь этого человека, Сашенька. Найди его!
– Он в тюрьме, Лена.
– Не факт. За любовь надо бороться.
– Поздно. Юра не позволит мне этого сделать… Он теперь легко может манипулировать мной. У нас ведь дочь.
– Ну а если все-таки попытаться? Знаешь, подруга, живем один раз!
– Нет, мой папа говорил: «Умираем один раз, а живем каждый день!»
Но мысли о Давиде по-прежнему грызли Сашу, как черви сладкую, переспевшую грушу. И однажды она решилась позвонить Толику.
– Привет, Анатолий! Не узнал меня? Я… Саша.
– Здравствуйте! – Саша почувствовала, что он не хочет с ней говорить.
– Я не вовремя?
– Да!
– Понимаю. Не буду вас отвлекать, скажите только, Давид здоров?
– Да, – на другом конце провода положили трубку.
После этого звонка Саша долго находилась в депрессии. Она бесцельно бродила по дому, часто непричесанная и кое-как одетая. Лена пыталась ее растормошить, боясь, что подругой в конце концов заинтересуются психиатры. Юрий много разъезжал по командировкам, и часто не один. Саша знала, что у него появилась любовница. Но это молодую женщину не волновало, ведь она не была ему женой, а лишь выполняла договор. Кстати, супружеский долг Юрий выполнял отменно. Иногда Саше казалось, что он ее мужчина и судьба, ей хотелось так думать, но мысли сами возвращались к Давиду…
– Я не вовремя?
– Да!
– Понимаю. Не буду вас отвлекать, скажите только, Давид здоров?
– Да, – на другом конце провода положили трубку.
После этого звонка Саша долго находилась в депрессии. Она бесцельно бродила по дому, часто непричесанная и кое-как одетая. Лена пыталась ее растормошить, боясь, что подругой в конце концов заинтересуются психиатры. Юрий много разъезжал по командировкам, и часто не один. Саша знала, что у него появилась любовница. Но это молодую женщину не волновало, ведь она не была ему женой, а лишь выполняла договор. Кстати, супружеский долг Юрий выполнял отменно. Иногда Саше казалось, что он ее мужчина и судьба, ей хотелось так думать, но мысли сами возвращались к Давиду…
Из депрессии ее вырвала очередная беременность.
– Саша, ты почему не кушаешь? – спросила как-то Лена за завтраком, когда кухарка ушла за овсянкой.
– Не хочется что-то. Да и мутит меня…
– Слушай, дорогая, а ты, случаем, не беременна?
Саша схватилась за щеку, отбросила со лба непослушную прядь волос.
– Лена, кажется, да! У меня задержка – три недели! А может, и больше…
– Заказать очередь к гинекологу? Хочешь, я с тобой поеду? Юрий Андреевич еще не скоро из командировки вернется. Он звонил сегодня.
– Боже! Как я не хочу…
– Не говори так! Посмотри на Настеньку! В два года девочка говорит на двух языках… А красавица какая! Нет, дети – это святое! Если бы я могла рожать… – Она печально вздохнула.
– Ладно. Сегодня все прояснится.
Осмотрев Сашу, гинеколог подтвердил:
– Мадам, поздравляю, вы беременны. Десять недель.
– Не может быть!
– По размерам плода – десять недель! Я не ошибаюсь. Никогда!
– Извините, доктор! Это русские эмоции, – выручила Лена.
По дороге домой Лена попросила:
– Давай заедем в банк. Мне надо подруге деньги перевести.
Саша согласно кивнула:
– И покушаем там в кафе. Мне так хочется лягушачьих лапок отведать!
– Во время беременности это не лучшая еда!
– Так они же, как цыпленок, нежные!
– Ладно, с тобой сейчас спорить бесполезно. Ты со мной зайдешь или в машине посидишь?
– В машине посижу! – Саша открыла окно и стала наблюдать за прохожими.
Вдруг ее взгляд привлекла группа молодых мужчин. Если бы Саша не услышала обрывки русской речи, то приняла бы их за немцев: все в длинных черных пальто, в шляпах, галстуках и дорогой обуви.
Один из мужчин, садясь в «Мерседес», исподлобья взглянул на нее.
– Давид! – Саше казалось, что она выкрикнула его имя, но она только прошептала его.
Когда Лена вернулась из банка, Саша сидела, откинув голову на спинку сиденья, и ловила ртом воздух, она задыхалась.
– Тебе плохо, Сашенька? «Скорую»?
– Нет. Я видела его!
– Господи, кого?
– Давида! Это был он! Я не ошиблась! Лена, он на свободе!
– Успокойся! Это же замечательно! Теперь ты его найдешь!
– Я не хочу рожать этого ребенка!
– Прекрати! Это… не обсуждается. – Лена вдруг превратилась в холодную, расчетливую домоправительницу. – Послушай, Саша, как только ты родишь мальчика, отец перепишет на тебя все состояние!
– Мне нужен Давид, а не эта проклятая Швейцария с деньгами, без души!
– И все же тебе понадобятся деньги. Не забывай: Павлик, мама и Анастасия – это твое приданое.
Больше к тому разговору они не возвращались. Столько лет играя роль, проживая чужую жизнь, Саша решила, что заработала эти деньги. Вечером она сообщила Юрию о своей беременности, тот находился в очередной командировке где-то на юге Швейцарии.
– Позвони папочке, обрадуй! – Юрий был навеселе и, похоже, не один, Саша сразу почувствовала нотки бравады, которые всегда появлялись в его голосе в присутствии женщин.
– Ты вернешься, и мы вместе ему сообщим.
– Ладно. Я устал. Целую тебя и Настюшу!
Саша смотрела на телефон, как на гадюку. Потом бросила трубку и долго мыла руки горячей водой и мылом.
«Где ты, мой любимый, где?» – взывала она длинными швейцарскими ночами.
17. Боевое крещение
– С боевым крещением! – Толик похлопал друга по плечу. – Ты был асом в этой разборке! Как ты его подстрелил!
– Я убил человека! – Давид покрылся холодным потом и побледнел.
– Лучше было бы, чтобы он убил тебя? Мы на тропе войны. Побеждает тот, у кого рука не дрогнет. Совсем не вижу повода для душевных мук. Кстати, ты знаешь, ребята сообщили, что у Артема инфаркт. Может не выкарабкаться. Поехали!
Они сели в джип. Толик лихо вел машину, искоса поглядывая на мрачного, кусающего губы Давида.
– Слушай, Димыч, Томка сказала, что ты Ирке очень понравился, – не зная, как еще отвлечь друга от одолевших его тяжелых мыслей, произнес он.
– Какой еще Ирке? – нехотя поднял глаза Давид.
– Ну, подруге ее. Длинноногой модели. Может, покутим вместе?
– Томка давно не пила? Всего месяц прошел. Если ты будешь таскаться с ней по ресторанам – она сорвется.
– Да, это верно, – задумчиво проговорил Толик. – А давайте на выходные в Киев махнем!
– Ну давай…
Давид витал в своих тягостных мыслях. Он убил человека, и совершенно ясно, что рано или поздно это должно было произойти. До сих пор в ушах Давида звучал приглушенный хлопок пистолетного выстрела и резкий, короткий вскрик за ним. Перед глазами стояло нелепо распластавшееся на земле тело, лужа бурой крови на асфальте и закатившиеся, остекленевшие глаза на искаженном болью лице. «Нет, такая жизнь не для меня, – стискивая зубы, думал Давид. – И почему, почему я совсем один? Родных уже нет, любимая с другим. Я, конечно, знаю теперь, где она живет, и могу ее найти. Но зачем? Я ведь ей не нужен!»
– Слушай, Толян, а возьми в Киев Ирку вашу! – согласился он.
– Не вопрос. Договорились, Димыч!
Но в Киев на выходные они так и не поехали. Умер Артем. Перед смертью он сказал: «Меня заменит Скрипач».
Провожали Артема в последний путь со всей пышностью, и непосвященные даже думали, что хоронят какую-то знаменитость. Шагая за гробом, Давид вспоминал, как они с Артемом познакомились.
Толик привел друга на банкет, который устраивал по случаю своего дня рождения один из членов группировки. Во главе стола, рядом с виновником торжества, восседал крупный седовласый мужчина с красивым благородным лицом. Увидев друзей, он сразу поманил пальцем Давида.
– Наслышан о тебе. Кличка есть?
– Скрипач, – ответил тот.
– На скрипке играешь?
– Да!
– Исполни…
Давид сыграл «Мурку».
– Нет, – брезгливо поморщился Артем. – Что-нибудь классическое.
И тогда он заиграл Паганини. С тех пор все в банде звали Давида Скрипачом. Он быстро заслужил признание и уважение, но сам не чувствовал себя своим среди этих людей. Он хотел строить бизнес и зарабатывать по-другому. И вот теперь, когда не стало Артема, Давид вдруг понял, что нужно делать. «Надо пойти к Исааку Моисеевичу». Уже сидя в тюрьме, Давид узнал, что переносил бриллианты и другие «камешки». Узнал он это случайно, потому что тот парень, который заменил его в этом деле, тоже спустя несколько месяцев попался… «Камешки» он бросил в канализационный люк, и их не нашли. Он все время говорил: «Вот выйду отсюда и буду самым богатым!» В отличие от Давида этот парень знал, что передает.
Нашел Давид Исаака Моисеевича в плачевном состоянии. У того развилась болезнь Паркинсона. Тремор рук был такой ужасный, что бывший директор музыкального училища не мог держать даже ложку. Исаак Моисеевич почти не ходил, так как походка стала тоже скованная, поэтому он семенил мелкими шажочками. Но этот мужественный человек не утратил самоиронии и часто подшучивал над собой, сидя в своем бархатном темно-зеленом кресле. За несчастным ухаживал молодой медбрат Геннадий, который стал его руками и ногами, но не головой.
– Здравствуйте, Исаак Моисеевич!
– Приветствую тебя, Скрипач. Вон как ты повзрослел. Молодцом! А я знал, что ты придешь за должком.
– За каким должком? – опешил Давид.
– Ну, я тебе откладывал деньги, а когда тебя посадили, отдал их твоей женщине.
– Моей женщине?
– Да. Ее Саша, кажется, зовут?
Давид залился краской, и его бросило в жар, как почти всегда случалось, когда он вспоминал о ней.
– Нет. Я посоветоваться пришел. В общем, я ступил на бандитскую тропу, а теперь хочу организовать свой бизнес. Рэкетом больше заниматься не буду. Правильно вы говорили, это все не мое. Но я хочу быть состоятельным человеком. Вы мне поможете?
Исаак Моисеевич, забыв о болезни, хотел встать, но, едва приподнявшись, беспомощно упал в кресло. Руки предательски дрожали.
– Да, сынок. Я помогу тебе. Детей-то у меня нет. Не возражаешь, если я тебя усыновлю? – в его голосе зазвучала надежда и радость от осознания своей нужности хоть кому-то.
– Да! – Давид кивнул, ему действительно не хватало родной души.
– Так вот. Бизнес – это как оркестр. Если плохо дирижируешь – все: музыки не будет…