Доктор Бинч оказался в Джолиете во время выступлений Шэрон проездом в Эбнер-колледж, куда направлялся в связи с присвоением ему шестой ученой степени доктора богословия. Он позавтракал вместе с Шэрон и Элмером.
- Скажите, доктор Бинч, какие гимны, на ваш взгляд, действуют сильнее всего, когда призываешь к покаянию? - спросил Элмер.
- Что ж, скажу вам, брат Гентри, - тоном знатока отозвался его собеседник. - Я считаю, что на простые сердца ничто так не действует, как "Таков, как есть" и "Иисус, я возвращаюсь в отчий дом".
- Боюсь, что не согласна с вами, - запротестовала Шэрон. - Мне кажется… Хотя, разумеется, у вас, доктор Бинч, и опыта и таланта куда больше…
- Вовсе нет, дорогая сестра, - возразил доктор Бинч, бросив на Шэрон плотоядный взгляд, при виде которого у Элмера заныло сердце от ревности. - Вы молоды, но мы все отдаем должное вашему дарованию.
- Очень вам благодарна. Но я хочу сказать вот что: это чересчур вялые гимны. Мне представляется, что надо выбирать гимны зажигательные, от которых ноги ходят сами, как в танце, и несут вперед, прямо к скамье покаяния.
Забыв проглотить кусок жареной свинины, доктор Бинч добродетельно воздел свою дряблую белую руку.
- О сестра Фолконер, как меня огорчает, что вы употребляете слово "танец" в применении к евангелическому собранию! Что есть танец? Танец есть преддверие ада! Сколько невинных девушек встретили в танцзале соблазны, которые ввергли их в пучину страшного порока!
В течение двух минут - в тех же выражениях, какими пользовалась и сама Шэрон, - доктор Бинч просвещал их относительно танцев, закончив горячим призывом:
- Я умоляю вас не говорить, что ноги несут грешников к скамье покаяния, "как в танце"!
- Знаю, доктор Бинч, знаю. Я имела в виду освещенный писанием смысл: ведь сказано же, что "Давид плясал перед господом".
- Нет, мне думается, что тут смысл совсем иной. Жаль, что вы не знаете древнееврейского. Это слово надо бы переводить не "плясал", но "был движим духом".
- Неужели? Я и не знала. Я этим выражением воспользуюсь.
Все трое помолчали с ученым видом.
- Доктор Бинч, а какие приемы, по вашему мнению, вернее всего побуждают людей идти к алтарю, когда они не желают подчиниться святому духу?
- Я всегда для начала предлагаю поднять руки тем, кто желает, чтобы за него молились.
- Да? А не лучше ли предложить им встать? Раз уж человек встал на ноги, ему гораздо легче выйти в проход и подойти к алтарю. Когда он просто поднимает руку, он может и опустить ее раньше, чем вы его заметите. Мы дали указания нашим распорядителям, что как только кто-нибудь встает, они сразу подскакивают и предлагают: "Брат, может быть, пройдете вперед, пожмете руку сестре Фолконер и примкнете к защитникам Иисуса?"
- Нет, - заявил доктор Бинч, - я знаю по опыту, что бывает много нерешительных людей, на которых надо воздействовать постепенно. Возможно, впрочем, мы оба правы. Мой девиз как спасителя душ - да будет мне позволено применить к себе столь высокое звание - таков: всякий способ хорош, если помогает, грубо говоря, сбыть товар.
- Что ж, это правильно, - отозвался Элмер. - А скажите, доктор Бинч, что вы делаете с обращенными после того, как они выйдут к алтарю?
- Я всегда стараюсь устроить так, чтобы их можно было пригласить в отдельную комнату. Это дает им возможность по-настоящему глубоко продумать свой новый и важный шаг. А поскольку дверь закрыта, им уже не ускользнуть. Да, кстати, и толпа не разглядывает их, не смущает.
- Не очень убедительно, по-моему, - сказала Шэрон. - Я считаю, что человек, который вызвался стоять за Христа, должен найти в себе мужество не смущаться других людей. А какое впечатление производит на толпу необращенных большая группа алчущих спасения у скамьи покаяния! Согласитесь, брат Бинч, - простите: доктор Бинч, - ведь многие из тех, кто приходит на собрание, только чтобы убить время, невольно заражаются и проникаются верой, видя, как глубоко потрясены другие.
- Нет, мне все же кажется, что гораздо важнее произвести глубокое впечатление на каждого отдельного обращенного, чтобы каждый, уйдя от вас, стал, если можно так выразиться, вашим вербовщиком. Впрочем, пусть каждый пользуется своим методом. Оговариваюсь: при том условии, что с нами и за нас господь.
- Скажите еще, доктор Бинч, - попросил Элмер, - как вы ведете подсчет ваших обращенных? В последнем городе, где мы были, кое-кто из пасторов обвинял нас в том, будто мы передергиваем цифры. Что вы берете за основу при подсчете?
- Мы считаем - мы, кстати, пользуемся счетной машиной - каждого, кто выйдет вперед и пожмет мне руку. Пусть даже иные из них старые прихожане, чья вера лишь разгорается с новой силой - что из того? Разве не столь же почетно вызвать к новой духовной жизни тех, кто, познав ее, затем утратил?
- Разумеется. Мы тоже так считаем. И, знаете, сколько нам пришлось терпеть нападок в этом дурацком городе! Мы - я хочу сказать, сестра Фолконер - испробовали новый прием. Мы заклеймили позором наиболее грязные притоны и кабаки и назвали их. Даже с указанием улицы и номера дома. Наш выпад произвел сенсацию; народ повалил к нам валом в расчете на то, что мы назовем и другие подобные места. По-моему, неплохая тактика. На той неделе испробуем ее здесь. И грешники исполнятся страха божия, и к тому же очко в нашу пользу!
- Однако и здесь есть свои опасные стороны, - молвил доктор Бинч. - Я бы вам не советовал… Дело в том, что в подобных нападках вы легко можете задеть кого-нибудь из влиятельных прихожан, тех именно, кто оказывает наибольшую материальную поддержку делу спасения. Они часто являются владельцами домов, которые бесчестные люди используют для низменных целей; и хотя они сами, конечно, сокрушаются по этому поводу, но все же, перечислив в своем выступлении адреса злачных мест, вы можете лишиться поддержки владельцев. Да на таком деле тысячи долларов можно потерять! На мой взгляд, бичевать порок вообще и более мудро и даже более соответствует духу христианства.
- А сколько у вас музыкантов в оркестре, доктор Бинч? - спросила Шэрон.
- Стараюсь, чтоб было как можно больше. С собой вожу пианиста, скрипача, барабанщика и корнетиста, ну, и, кроме того, солиста-певца.
- Вам известно, конечно, что кое-кто возражает против скрипки?
- О да. Но я их убеждаю тем, что нельзя отдавать все виды искусства на откуп дьяволу, - пояснил доктор Бинч. - Притом, как я убедился, красивая мелодия, в хорошем исполнении, медленная и грустная, настраивает людей на такой лад, что они идут к вам с открытым сердцем и открытым кошельком. Кстати, раз уж об этом зашла речь - как у вас со сборами в последнее время? И какую вы применяете систему?
- Да грех жаловаться, - ответила Шэрон. - Но мне и нужно много, я ведь содержу сиротский приют. Мы придерживаемся системы добровольных даяний в последний день… Таким образом мы собираем больше, чем каждый город мог бы гарантировать нам заранее. Если призыв к добровольным приношениям звучит достаточно убедительно, результаты, как правило, бывают очень недурны.
- Да, у меня та же система. Только мне не нравится термин "добровольные даяния" или "благодарственные приношения". Их до того уж затаскали второразрядные евангелисты - среди них, должен с прискорбием сознаться, есть и такие, что больше пекутся о своих доходах, чем о служении всевышнему, - что эти слова приобрели торгашеский оттенок. Я употребляю в своих воззваниях термин "приношения любви".
- Об этом следует подумать, доктор Бинч, - вздохнула Шэрон. - Но как трагично, что нам, несущим людям благую весть о спасении… ведь если бы только этот печальный мир внял нашим словам, всем его горестям и затруднениям пришел бы конец, - а нам приходится быть практичными и собирать деньги на свои расходы и на благотворительность! О, мир не сумел еще оценить евангелистов! Подумайте, как мы можем помочь приходским священникам! Тошно слушать разговоры этик пасторов о том, будто они могут сами проводить кампании по возрождению веры! Разве они представляют себе хотя бы, как за это взяться? Это особая профессия! Надо приемы знать. Не сочтите меня нескромной, но я беру на себя смелость утверждать, что мне известно, чем и как заставить людей вернуться к вере.
- Не сомневаюсь в этом, сестра Фолконер, - согласился Бинч. - Скажите, а как вы и брат Гентри относитесь к объединенным собраниям?
- Самым положительным образом, можете быть уверены! - воскликнул брат Гентри. - Мы никогда не выступаем, не заручившись поддержкой всех пасторов-евангелистов города!
- Думается, что напрасно, брат Гентри, - покачал головой доктор Бинч. - Мой опыт говорит, что удачнее всего проходят те собрания, что организованы с участием нескольких приходов, но уж зато непременно первоклассных. А когда связываешься со всеми, то приходится иметь дело и с настоятелями крохотных захолустных церквушек, которые получают по тысяче в год, а тоже считают себя вправе лезть со своими предложениями! Нет, сэр! Я предпочитаю сотрудничать с почтенными пасторами богатых городских приходов - эти привыкли вести дело на широкую ногу и не станут брыкаться, если даже ты и увезешь из города приличную сумму!
- М-да. В этом есть резон, - сказал Элмер. - Нам как раз то же самое как-то говорил евангелист Билл Баттл - вы с ним знакомы, вероятно?
- Да, но надеюсь, вы не питаете симпатий к брату Баттлу? - взволновался доктор Бинч.
- О нет! Я, во всяком случае, - никаких! - поспешила заявить Шэрон (то была супружеская "шпилька" в адрес Элмера).
- Это прохвост! - фыркнул доктор Бинч. - Ходят слухи, что его бросила жена. И отчего это в столь благородном деле, как наше, попадается столько проходимцев? Взять хотя бы доктора Мортонби! Выдает себя за ярого сторонника буквального толкования библии, а сам в таких отношениях со своей певичкой… о, вы бы в ужас пришли, сестра Фолконер, если б я вам рассказал о моих подозрениях…
- Да, знаю, знаю. Я сама с ним не встречалась, правда, но слышала о нем чудовищные вещи, - горестно вздохнула Шэрон. - А Везли Зиглер? Говорят, он пьет. И это евангелист! Да если б кто-нибудь из моих сотрудников выпил хоть глоток спиртного, я бы его выставила в ту же минуту!
- Правда ваша, правда ваша. Действительно ужасно! - сокрушался доктор Бинч. - А как вам нравится этот шарлатан Эдгар Эдгарс? Совершенно неприличный тип, в прошлом - игрок! А что за отвратительный жаргон! У-у! Лицемер!
С радостным воодушевлением все трое наперебой заговорили о недостатках своих конкурентов от евангелизма: один - невежда, другой - подделывает чеки, третий - не тверд в вопросе о втором пришествии - и столь же радостно заключили, что единственные образованные и высоконравственные евангелисты во всей Америке - это доктор Бинч, сестра Фолконер и брат Гентри. И завтрак завершился восторженной благодарственной молитвой.
- Этот Бинч гнуснейший фанфарон и мошенник во всей Америке! - немного погодя говорила Элмеру Шэрон. - И насчет Ионы не тверд и, говорят, табачок жует, а туда же, корчит из себя персону! Скажите, величина! Ты смотри осторожнее с ним, - добавила она. - Ох, милый, милый ты мой!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
IСлава Шэрон росла. Теперь сестра Фолконер была на пути к тому, чтобы стать самой знаменитой проповедницей-евангелисткой Америки - и не столько благодаря своему красноречию, сколько тому, что она стала заниматься исцелением больных. Красноречие успело уже надоесть людям, да и вообще сфера деятельности евангелистов была поневоле ограничена тем, что даже самые ревностные едва ли пожелают спасаться больше трех или четырех раз. А вот исцелять их можно было до бесконечности - и все от одной и той же болезни.
Позже исцеление больных стало главным козырем многих евангелистов, но в 1910 году им занимались главным образом секты - Христианская наука [113] и Новая Мысль [114]. У Шэрон же это началось случайно. Правда, на каждом собрании она молилась за больных, но довольно-таки машинально. На одном из собраний в Скенектади, год спустя после того, как они с Элмером стали работать вместе, какой-то мужчина подвел к Шэрон свою глухую жену и попросил ее исцелить. Шэрон забавы ради послала за каким-нибудь маслом (масло оказалось смазкой для ружейных затворов, но она освятила его по всем правилам), смазала им уши женщины и стала с жаром молиться об исцелении.
И вдруг женщина взвизгнула:
- Слава тебе, господи, ко мне вернулся слух!
В молитвенном зале поднялось волнение. Каждый загорелся желанием исцелиться от своих недугов. Элмер отвел в сторонку исцеленную глухую и записал ее имя для газет. Правда, она его не слышала - просто он писал свои вопросы, а она - ответы, и так родилось отличное сообщение для газет, а кстати, и великолепная новая идея.
- Отчего бы не сделать исцеление больных непременной частью программы? - убеждал он Шэрон.
- Не знаю. По-моему, у меня к этому нет таланта, - задумчиво отозвалась она.
- Конечно, есть! Разве ты не обладаешь даром внушения? Ого! Займись этим. Можно бы устраивать особые собрания, посвященные исцелению. Держу пари, что сборы будут небывалые, а с местными комитетами будем договариваться так: все сборы сверх определенной суммы получаем мы, ну и, конечно, сбор последнего дня.
- Что ж, можно попробовать. Как знать - быть может, господь и дал мне особый дар. На все его святая воля, хвала ему… Ой, давай-ка зайдем сюда, съедим по порции сливочного мороженого! Я так люблю пломбир с бананами! Надеюсь, никто меня здесь не увидит! Эх, потанцевать бы сейчас… об исцеленных мы еще, конечно, поговорим… Как придем домой, сразу приму горячую ванну с ароматическими солями - насыплю много-премного - целую горсть!
Успех был потрясающий.
Своими чудесными исцелениями она оттолкнула от себя многих пасторов-евангелистов, но зато приобрела еще больше сторонников в лице тех, кто зачитывался книгами о силе воли, а в газетах стали регулярно появляться сообщения о ежедневно творимых ею чудесах. А кроме того, по крайней мере так говорили: некоторые из ее пациентов действительно исцелялись навсегда.
- Знаешь, - шептала она Элмеру, - пожалуй, в этих исцелениях действительно что-то есть. А как это волнует, когда велишь хромому бросить костыль! Вот, например, вчерашний калека - он в самом деле почувствовал себя куда лучше…
Теперь они убирали алтарь костылями и тростями, которые поднесли им благодарные пациенты, не считая тех, которые Элмеру пришлось купить вначале, чтобы выставка сразу произвела должное впечатление.
Деньги текли к ним рекой. Один благодарный пациент вручил Шэрон пять тысяч долларов, что и послужило поводом к единственной - не считая, конечно, случайных вспышек, - ссоре между Элмером и Шэрон. Он требовал прибавки жалованья ввиду увеличения доходов, а она утверждала, что все без остатка уходит на благотворительность.
- А-а, довольно, наслушался! - бросил он. - И "женский приют для престарелых", и "сиротский приют", и приют для ушедших на покой священников! Ты их, наверное, с собой в кармане таскаешь!
- Ты что это, любезный друг, позволяешь себе намекать, будто я…
Разговор происходил в очень повышенном тоне и вполне по-семейному. В заключение она повысила ему жалованье до пяти тысяч и поцеловала его.
Зарабатывая деньги с такой легкостью, Шэрон стала лихорадочно строить планы на будущее. Она купит ферму - десять тысяч акров земли, - откроет там колонию и университет христианских социалистов [115] (и даже действительно приобрела трехмесячный опцион на двести акров, но этим ограничилась). Она начнет выпускать крупную ежедневную газету, только без отдела уголовной, спортивной и светской хроники, но зато с толкованием отрывков из священного писания на первой полосе. Она возглавит новый крестовый поход - десятимиллионную армию, которая пройдет по языческим странам и еще при жизни нынешнего поколения обратит в христианство весь мир. Один из этих планов она в конце концов и в самом деле осуществила, создав штаб-квартиру для своих летних молитвенных собраний.
В приморском курортном городе Клонтар - штат Нью-Джерси - она купила летний театр на набережной, в котором Бенно Хакеншмидт ставил в свое время оперные спектакли. И хотя только на первый взнос ушли почти все ее сбережения, она рассчитала, что это выгодная покупка, так как она будет единоличной владелицей здания и ей не придется делить доходы с местным духовенством. И, кроме того, обосновавшись на одном месте, она гораздо больше поднимет свой престиж, чем разъезжая из города в город и всякий раз заново рекламируя свои достоинства.
В радостном возбуждении она мечтала, что, если все пойдет удачно, она сохранит за собою театр в Клонтаре как летнюю резиденцию и выстроит постоянную зимнюю молельню в Нью-Йорке или Чикаго. Она уже видела себя в мечтах второй Мэри Бейкер Эдди, Анни Безант [116] или Кэтрин Тингли [117]… Элмер Гентри только руками развел, когда она намекнула, что - как знать - не будет ли второй мессия женщиной, и женщиной, которая живет на земле, сейчас лишь начиная сознавать свое божественное назначение на земле.
Летний театр представлял собою огромное здание, сколоченное из дешевых сучковатых сосновых досок, пронзительно красное в золотую полоску. Впрочем, в жаркие вечера находиться в нем было очень приятно. Вокруг всего здания шла терраса, нависшая над водой, - прежде здесь в антрактах оперы прогуливались влюбленные, - и на эту террасу выходило множество широких, как в амбаре, дверей.
Шэрон окрестила его Скиния Вод Иорданских, окрасила в еще более красный цвет с еще более золотыми полосами, а наверху поставила исполинский вращающийся крест, сверкающий по вечерам желтыми и рубиновыми электрическими лампочками.
В начале июня вся группа евангелистов в полном составе прибыла в Клонтар, чтобы подготовиться к торжественному открытию, которое было намечено на первое июля.
Им предстояла еще вербовка добровольных распорядителей и работников с населением, а кроме того, Шэрон и Эделберт Шуп задумали создать огромный хор в туниках с тремя или четырьмя платными солистами.