Ник, владелец бара в подвальчике, был в свое время боксером-профессионалом и отличался хладнокровием и решительностью. Услыхав приближение крестоносцев, он крикнул своим посетителям:
- Давай сюда, в боковую дверь! Я их задержу!
Первого полисмена он встретил у подножия лестницы и сбил с ног, ударив бутылкой по голове. Второй упал, споткнувшись о тело товарища; остальные замешкались, топчась на месте со смущенным видом, заглядывали друг другу через плечо, вынимали револьверы. Но Элмер почуял запах драки, и в тот же миг с него слетела всякая святость. Швырнув на пол библию, оттолкнув с дороги двух полисменов, он кинулся на Ника с нижней ступеньки. Ник замахнулся, целясь ему в голову, но Элмер, применив боксерский прием, дернул шеей, увернулся и нанес Нику точный и сокрушительный нокаут левой.
- Черт, ну и удар у преподобного! - проворчал сержант.
- М-да, неплохо… - вздохнул Билл Кинг дом.
И Элмер понял, что одержал победу, что теперь он станет героем Зенита, что отныне он не только Уильям Дженнингс Брайан [184] методистской церкви, но и ее сэр Ланселот [185].
IX
Еще два налета - и полицейский фургон доставил лейтенанта Гентри домой, и герой поднялся на свое крыльцо, сопровождаемый единодушным и даже не слишком сардоническим "ура" своих подчиненных.
Клео кинулась ему навстречу.
- Ты жив, какое счастье! Ах, что это, дорогой? Ты ранен?
На его щеке выступили капельки крови.
В порыве восхищения самим собой, такого огромного, что оно распространилось даже на его жену, он схватил ее в объятия, смачно поцеловал и загремел:
- А, пустяки! Все сошло грандиозно! Пять налетов, двадцать семь преступников арестовано - застали на месте, занимались таким изощренным распутством!… Я даже и не знал, что такое бывает!
- Ах, бедненький ты мой!
Все бы хорошо, только аудитория была маловата: лишь Клео да еще горничная высунулась в переднюю.
- Пойдем расскажем детям! Пусть гордятся своим папочкой! - прервал он ее.
- Милый, так ведь они спят…
- Вот как! Ну, конечно. Значит, спать важнее. Важнее, чем узнать, что их отец - это человек, который не боится отстаивать евангелие даже ценою собственной жизни!
- Нет, я не это хотела сказать… я думала… Да, ты безусловно прав! Это для них чудесный пример - и такой назидательный. Только дай я тебе сперва наклею на щеку кусочек пластыря.
К тому времени, как она промыла ему царапину, и перевязала ее, и поахала над нею, он, как и рассчитывала Клео, успел забыть и о детях и о том, как им необходимо учиться на геройском примере отца, и, усевшись на край ванны, стал рассказывать жене о своих подвигах, достойных целого троянского войска. Клео слушала с таким благоговением, что он совсем было настроился на амурный лад, но тут она так тревожно и заботливо погладила его по руке, что он решил, будто она нарочно старается вызвать в нем нежные чувства, и разозлился. Что за эгоизм! В самой нет ни капли привлекательности, а тоже, туда же - пытается завлечь такого мужчину, как он! Он удалился к себе в комнату, от души жалея, что рядом нет Лулу. Вот кто порадовался бы такому славному, такому блистательному началу карьеры Джона Везли последнего образца!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
IНа судебном процессе Элмер добился осуждения шестнадцати из двадцати семи арестованных им злодеев, а Оскару Гохлауфу еще дали лишних шесть месяцев за сопротивление, оказанное властям при аресте, а также употребление бранных и оскорбительных выражений. Судья похвалил Элмера; мэр простил его; начальник полиции пожал ему руку и обещал предоставить ему наряд полиции в любое время и по первому требованию, а несколько репортеров - из тех, что помоложе, - даже и не почувствовали необходимости прикрыть рот ладонью, пряча усмешку.
С пороком в Зените было покончено. Прошел целый месяц, прежде чем хоть одна из веселых девиц смогла опять по-настоящему развернуть работу, впрочем, галантные тюремщики исправительного дома нередко позволяли то одной, то другой отлучиться на вечерок.
Каждый воскресный вечер толпы людей пытались проникнуть в переполненную церковь Элмера. Здесь всегда было что-нибудь интересное: если не проповедь о пороке, так по крайней мере сольное выступление саксофониста или хоровое исполнение "А у нас в Старом городе будет жаркое дело".
А однажды прихожан развлекал профессионал-фокусник, на груди у которого висела табличка "Я за Слово Божье" (идея принадлежала самому Элмеру); фокусник показывал, как легко можно поднять тяжелые гири с символическими надписями: "Грех", "Горе", "Невежество", "Папизм".
Совет попечителей обсуждал проект постройки новой и гораздо более просторной церкви. Элмер вот уж год, как готовил для этого почву, постоянно обращая внимание попечителей на размах строительства новых жилых домов на месте прежних обветшалых строений Старого города.
Совет повысил ему жалованье до пяти тысяч в год и выделил дополнительные средства на организационную работу. Элмер, правда, не заводил такого количества клубов для изучающих хиропрактику или искусство кинематографа, как доктор Отто Хикенлупер из Центральной методистской церкви, но зато с девяти утра до десяти вечера не было такой минуты, чтобы в его церкви не заседал какой-нибудь кружок, стараясь творить для кого-нибудь какое-нибудь добро… и даже после десяти вечера в церкви часто можно было застать самого Элмера, совещающегося с Лулу Бейнс-Нейлор по вопросам, связанным с курсами кулинарного искусства.
Элмер сообразил, что его нашумевший крестовый поход и его "Веселые Воскресные Вечера" таят в себе опасность: вместо великого вождя нравственности в нем начнут видеть просто шута.
"Надо что-нибудь придумать - и достоинство соблюсти и публику завлечь, - размышлял он. - Пусть кривляются за меня другие, а мое дело - стоять на пьедестале. И что-то я уж слишком часто улыбаюсь, это не годится. Видимо, все несчастные болваны решили, что мои воскресные вечера - просто-напросто веселое эстрадное представление. Ну ладно же! Угостим их старой доброй громовой проповедью о геенне огненной, вечных муках. Или ввернем что-нибудь поэтическое - в самый разгар веселья".
Получилось, и очень недурно! Правда, многие из священников-конкурентов продолжали называть его шутом, шарлатаном и любителем дешевых сенсаций, но никто не мог отрицать, что Элмер Гентри обладает возвышенной душою и солидным научным багажом - особенно после того, как хотя бы раз воочию видел его застывшим в молчаливой и скорбной молитве и слышал, как, подняв свой длинный перст, он выговаривал нараспев:
- Вы смеялись сейчас. Вы пели. Вы веселились. Но что хотели вы найти в пустыне сей? Только ли смех? Мне хотелось бы, чтобы вы сейчас задумались на минуту и просто вспомнили, давно ли вам по-настоящему стало ясно, что в любую ночь за вашей душою может явиться смерть и что тогда - как вы ни смейтесь, как ни плачьте - все равно: если вы не обрели мир во Христе, если не признали Иисуса спасителем своим, то не надейтесь, что в последнюю минуту вам удастся покаяться. Нет, вы будете ввергнуты в геенну огненную, обречены на страшные, неслыханные и нестерпимые вечные муки!
Элмер стал такой выдающейся личностью, что был с воодушевлением принят в члены Ротари-клуба.
В Ротари-клуб входили бухгалтеры, портные, остеопаты, ректоры университетов, владельцы фабрик ковровых изделий, владельцы рекламных бюро, магазинов дамских шляп и музыкальных инструментов, фабрик искусственного льда, фабрик-прачечных и тому подобные лидеры общественной мысли. Раз в неделю они собирались, чтобы позавтракать вместе, послушать обращение заезжего актера или речь политикана, направленную против дипломатических отношений с Россией, полюбоваться эксцентрическими танцами эстрадного ансамбля и потешить себя пламенными словопрениями об этике Бизнеса и Служения Народу. Они утверждали, что их единственное желание при всем различии их призваний - вовсе не делать деньги, но лишь служить на благо того, что именуется обществом! Они говорили об этом служении так же искренне и серьезно, как преподобный Элмер Гентри говорил о пороке…
В обществе ротарианцев [186] Элмеру дышалось удивительно привольно; ему здесь нравилось все: и чувствовать себя своим парнем среди таких славных ребят, и произносить коротенькие спичи о том, скажем, что "Будь Иисус Христос жив в наши дни, он стал бы членом Ротари-клуба; Линкольн был бы сегодня членом Ротари-клуба; Уильям Мак-Кинли [187] был бы тоже ротарианцем в наши дни. Ибо все эти люди проповедовали принципы Ротари: один за всех, и все за одного; будь готов помогать своим ближним и почитай бога".
Одним из правил этой организации, бурлящей весельем и задорными шутками в перерывах между вдохновенными речами, было называть друг друга за завтраком по имени. Преподобного мистера Гентри окликали: "Элмер" или "Элм", - и он, в свою очередь, тоже называл своего галантерейщика "Айк", а своего сапожника ласково звал "Руди". Несколько лет назад подобная фамильярность могла бы вызвать у него желание держаться развязно, ввернуть вульгарное словцо или даже выпить. Но теперь он уже прочно вошел в роль человека достойного и, уронив невзначай: "Шикарный денек, Шорти!", - поспешно и гладко завершал в высокопарных тонах: "Полагаю, вам удалось на этой неделе насладиться красотою молодой листвы на лоне природы". И Шорти - да и его приятели - не уставали трубить на всех углах и перекрестках, что преподобный Гентри - "отличный парень, душа компании, и вместе с тем глубокий философ и просто потрясающий оратор".
Одним из правил этой организации, бурлящей весельем и задорными шутками в перерывах между вдохновенными речами, было называть друг друга за завтраком по имени. Преподобного мистера Гентри окликали: "Элмер" или "Элм", - и он, в свою очередь, тоже называл своего галантерейщика "Айк", а своего сапожника ласково звал "Руди". Несколько лет назад подобная фамильярность могла бы вызвать у него желание держаться развязно, ввернуть вульгарное словцо или даже выпить. Но теперь он уже прочно вошел в роль человека достойного и, уронив невзначай: "Шикарный денек, Шорти!", - поспешно и гладко завершал в высокопарных тонах: "Полагаю, вам удалось на этой неделе насладиться красотою молодой листвы на лоне природы". И Шорти - да и его приятели - не уставали трубить на всех углах и перекрестках, что преподобный Гентри - "отличный парень, душа компании, и вместе с тем глубокий философ и просто потрясающий оратор".
Когда Элмер рассказал о невинных радостях Ротари-клуба Т. Дж. Риггу, адвокат поскреб подбородок.
- Недурно. Но вот какое дело, брат Элмер. Вы кое-что упускаете из виду. Вы забыли, что на свете есть денежные тузы, люди с тугими кошельками. С ними необходимо познакомиться. Методистов среди них не так уж много - они по большей части предпочитают епископальную церковь, пресвитерианскую, конгрегационалистов или Христианскую науку, а не то вообще не принадлежат ни к какой церкви. Однако это еще не означает, что мы не можем обратить их денежки в методистскую веру. В загородном клубе Тонаванда - я туда попал только благодаря одному субъекту, который спекулировал пшеницей, да еще пришлось его, можно сказать, прямо-таки шантажировать, - так вот в загородном клубе Тонаванда едва ли встретишь многих из этих ваших ротарианцев.
- Но, но как же так, Т. Дж.? Ведь ротарианцы - это… Ведь там и Айра Ранион - а он главный редактор "Адвоката", - видные агенты по продаже недвижимого, например, Уин Грант…
- Так-то так, но хозяина этого самого "Адвоката" и банкира, который позволяет Уину Гранту копошиться, пока он не прогорит, членов правления корпорации, которая всех их спасает от тюрьмы, - вот их-то, злодеев, вы не встретите на каком-то клубном завтраке; эти вам не станут верещать о служении обществу! Их вы найдете за маленькими столиками старого Юнион-клуба [188], где они надрывают себе животы, высмеивая это самое служение. А играть в гольф они ездят в Тонаванду. В Юнион-клуб мне вас не протащить. Там не потерпят священника, который разглагольствует о пороке. Священники, которые состоят членами Юниона, обсуждают последнюю модель кадиллака и сетуют на то, как трудно достать настоящий итальянский вермут. Но Тонаванда - это другое дело. Туда могут и пустить. Для пущей респектабельности. Чтобы доказать, что тех бутылок с джином, что спрятаны в потайных ящичках их потайных шкафчиков, просто-напросто не может быть на свете.
Шесть месяцев времени и хитроумные тайные маневры стратега Т. Дж. - и дело было сделано.
Уэллспрингский приход, а вместе с ним и пастор Уэллспринга расцвели от гордости, что Элмер достиг такого высокого социального положения: еще бы - ему разрешили играть в гольф с банкирами!
Одна беда: он не умел играть в гольф…
С апреля по июль, ни разу не показываясь на поляне одновременно с другими игроками, Элмер брал уроки у клубного тренера-профессионала, приезжая в Тонаванду по утрам три раза в неделю на элегантном новеньком бьюике, недавно купленном и почти уже оплаченном.
Тренер был, как водится, маленький и рыжий ворчун-шотландец (из Индианы) и - опять-таки, как водится, - такой грубиян, что Элмер при нем держался овечкой.
- Выбили дерн - кладите обратно! Что это вам, церковь, что ли? - рычал тренер.
- А, черт! Забываю, Скотти, - заискивающе оправдывался Элмер. - Достается вам с нами, священниками, да?
- Священники - это мне тьфу, и миллионеры - тоже тьфу, а вот поле для гольфа - это для меня вещь, - ворчал Скотти. (Он был ревностным пресвитерианином, и колоритно грубить клиентам-христианам ему было так же тяжко, как и сохранять шотландский акцент, которому он научился у настоящего ирландца из Ливерпуля.)
Элмер был силен и покладист - на свежем воздухе, - и глаз у него был верный. Когда он впервые при всем народе вышел на поле Тонаванды в составе четверки: он, Т. Дж. Ригг и два самых уважаемых в городе врача, - он сам и его игра привлекли внимание и детально обсуждались. А когда, переодеваясь потом в гардеробной, он подчеркнуто не заметил плоской бутылочки, что ходила по рукам в десяти футах от него, он был признан и принят как человек вполне светский.
Уильям Доллинджер Стайлс, член правления Тонаванды и президент легендарной Компании металлических изделий "У. Д. Стайлс", - тот самый Стайлс, который ввел в обиход всей страны от Луисвиля до Детройта Обоюдоострый Топорик, а в обиход тонавандского клуба белые бриджи, - да, да, тот самый Стайлс, этот барон, этот епископ бизнеса, сам представился Элмеру и приветствовал его как нового члена клуба.
- Рад вас здесь видеть, святой отец! В гольф давно играете?
- Нет, только научился, но, будьте покойны, заболел всерьез и надолго.
- Правильно, ваше преподобие. Я лично придерживаюсь такого взгляда на этот счет: для нас, кому приходится сидеть за письменным столом и принимать решения, которые определяют жизнь простого народа, ваши - в религиозном плане, мои - в коммерческом, - для нас, как я сказал, а через нас и для простых людей очень полезно, знаете, выбраться иной раз на природу, поддерживать себя в форме, чтобы справляться с решением наших сложных проблем (я, кстати, недавно как раз говорил об этом на банкете Торговой палаты) и сохранять здравый, разумный взгляд на вещи, чтобы не поддаваться всем и всяческим переливам в непостоянном и капризном общественном мнении, что неизбежно привело бы…
Короче говоря, мистер Уильям Доллинджер Стайлс сказал, что любит гольф.
Элмер нежно поддакивал.
- Да, да, очень верно, совершенно правильно. Очень многим священникам совсем бы не помешало почаще проводить время на свежем воздухе и заниматься спортом, вместо того чтобы вечно сидеть да читать.
- Вот-вот. Эх, жаль, не слышит вас сейчас мой духовный пастырь… не скажу, что б я так уж часто бывал в церкви, но, как казначей приходского совета, интересуюсь, конечно… Дорчестерская конгрегационалистская, знаете ли. Преподобный Шаллард.
- А, Фрэнк Шаллард! Как же, знаю еще со времен богословской семинарии! Чудный малый, честный, умница.
- Да, все так, только одно мне не нравится - вечно, понимаете, заводит разговоры об этих мошенниках из рабочих профсоюзов, чуть ли не открыто берется их защищать. Я потому и не хожу на его проповеди, а старосты мои никак не желают ничего замечать. Ну и потом, как я уже сказал, такому бы очень полезно больше бывать на воздухе… Что ж, очень рад был познакомиться, преподобный отец. Надо вам как-нибудь сыграть и в нашей четверке, если только вас не очень будет коробить, когда - неровен час - у кого-нибудь сорвется крепкое словечко.
- Уж как-нибудь постараюсь выдержать, сэр! Очень приятно было с вами познакомиться!
"Так вот оно что, - размышлял Элмер. - Стало быть, наш слюнявый интеллигентик Фрэнк заполучил к себе в приход такого богача, как Стайлс, и Стайлс его недолюбливает. Не перейдет ли Стайлс к методистам?… А не переманить ли его от Фрэнка? Посоветуемся с Т. Дж…"
Но вокруг было так прелестно, денек был так хорош, а клуб Тонаванда до того фешенебелен, что это чисто религиозное раздумье Элмера сменилось мыслями более эстетического порядка.
Ригг уже уехал домой. Элмер сидел один на просторной веранде Тонаванды, длинного серого загородного дома на холме, спускающемся к реке Эпплсид. На том берегу среди фруктовых садов рыжими пятнами раскинулись ячменные поля. По площадке для гольфа двигались фигурки: мужчины в пестрых твидовых костюмах, девушки в коротких юбочках, развевающихся вокруг ног. Вот на роллс-ройсе подъехал какой-то мужчина в белом спортивном костюме - это был еще первый и единственный роллс-ройс во всем Зените, - и Элмер почувствовал прилив гордости от сознания, что он принадлежит к тому же клубу, что и хозяин шикарного автомобиля. На лужайке перед верандой пили чай под полосатыми садовыми зонтами мужчины с усами, как у английских офицеров, хорошенькие женщины в легких светлых платьях…
Элмер не был знаком ни с кем из них, хотя многих знал в лицо.
- Ничего, придет день, когда и я буду там, с этими франтами! Надо только действовать осторожненько, держать нос повыше и никому не навязываться в друзья с первой встречи.
Недалеко от него группа очень солидных на вид мужчин лет пятидесяти беседовала об искусстве и политике. Элмер прислушался. Да, Ригг был прав. В Ротари-клубе славные ребята, порядочные, образованные, джентльмены из хорошего круга, и деньгу гребут лопатой, и в бизнесе знают толк, и в то же время придерживаются самых высоких взглядов. Но до этих тузов им далеко: не тот класс!