– «Базилио», – отрубил я, – с заносом в квартиру.
– Ой, ой, нет! – замахала руками Лота. – Пусть у подъезда выгрузят.
Она подбежала ко мне и зашептала:
– По пять тыщ за этаж? Да убиться об пол! Дядя Ваня, ты что, Камамбер?
– Надеюсь, несмотря на возраст, меня все же нельзя отнести к сырам с плесенью, – борясь со смехом, ответил я. – Может, ты имела в виду Рокфеллера? Увы, я не являюсь наследником легендарного богача, у меня нет миллиардного состояния.
Лота погладила меня по плечу.
– Дядя Ваня, если хочешь разбогатеть, нельзя деньги растренькивать. Я договорюсь с дядей Васей из домоуправления, он нам диван дешевле дотащит. Когда он осматривал старый, сказал: «Если новый купишь, свистни, мы с Серегой его куда хочешь за две тысячи поставим». Дядя Ваня, не переживай, заработаю и верну то, что ты из-за меня потратил.
– Шарлотта, перестань именовать меня дядей, – наконец-то я решился сделать ей замечание. – Ты не моя племянница, а я еще не старый пень.
– Как же тебя звать? – растерялась она.
– Только не дедушкой Ваней, я привык откликаться на Ивана Павловича, но ты можешь отбросить отчество.
– Ага, усекла, – кивнула Лота.
– Экскузе муа, вы можете проследовать в кассу, – торжественно объявил Валерий.
Я вынул портмоне.
– Когда доставят мебель?
– Через час после того, как пробьют чек, – пообещал продавец.
– Нельзя ли побыстрее? – попросил я. – Должен уехать по делам.
– Дядя Ваня, езжай спокойно, расчудесно без тебя обойдусь. Ой, прости, больше не буду говорить «дядя»… – прочирикала Лота.
Когда мы вышли из магазина, я сказал:
– Вот чек, его отдашь тем, кто доставит «Базилио» к подъезду. Когда мужики из домоуправления занесут диван, зайди в мой кабинет, открой секретер, там в конверте деньги лежат. Возьми сколько надо и отдай рабочим.
– Я с ними за копеечку договорюсь, дядя Ваня! – заверила меня девушка.
– Не сомневаюсь в твоей бережливости, тетя Шарлотта, – ответил я.
– Ой, – прошептала Лота, – у меня случайно про дядю Ваню вырвалось, больше никогда…
Глава 19
Несколько лет назад судьба случайно занесла меня в дом престарелых. Я хорошо запомнил неприятный запах переваренной капусты, витавший в коридоре, тихих людей в застиранных халатах, жавшихся к стенам, когда мы с главврачом проходили мимо, и давящую ауру тоски, поэтому сегодня, намереваясь посетить Анну Сергеевну, никаких приятных эмоций не ожидал. Но здание пансиона, где госпоже Плотниковой предстояло провести последние годы жизни, выглядело весьма прилично, внутри было вполне уютно, а дежурный врач Софья Леонидовна оказалась милой улыбчивой дамой, облаченной не в белый халат, а в элегантное, совсем не дешевое платье.
– Рада познакомиться с вами, Иван Павлович, – сказала она. – Артем Глебович предупредил, что вы приедете побеседовать с Анной Сергеевной. Господин Брагин правильно сделал, решив пригласить для консультации еще одного специалиста. В нашем пансионе есть психолог, но, скажу по секрету, он слишком молод, только окончил университет. Образование у Николая Ильича Вражкина высшее, а вот практического опыта нет совсем, с пожилыми он работать не умеет. Раньше у нас служила Наталья Кротова, вот та прекрасно с бабушками-дедушками общалась. Но ее, к сожалению, уволили. Наше заведение принадлежит Илье Николаевичу Вражкину, и… В общем, вы меня понимаете?
Я кивнул, Софья Леонидовна продолжила:
– Кротова владела гипнозом, другими современными методиками и, когда к нам привезли Плотникову, заинтересовалась новой обитательницей, занималась с ней много. У нас прекрасные бытовые условия – пансионеры живут в отдельных квартирах, персонал заботлив, питание здоровое. Но старики тоскуют по родным. Артем Глебович сообщил нам, что у Анны Сергеевны возрастное слабоумие. И все же, в отличие от других наших пациентов с аналогичной проблемой, Брагина адекватна, разумно себя ведет. Она читает, смотрит телевизор, вот только долгое время говорила о том, что не убивала мужа. Но вы, наверное, знаете, в чем проблема? Артем Глебович ввел вас в курс дела?
– Конечно, – ответил я. – Где мне можно поговорить с пациенткой?
Софья Леонидовна встала.
– У нее в квартире. Учтите, Анна Сергеевна необщительна, ни с кем здесь не подружилась. Утром и днем она почти не контактна, а вот к вечеру становится любезной, даже шутит. Об убийстве мужа Плотникова рассказала мне сразу после приезда. Потом повторяла об этом многократно, но недавно перестала. Я понимаю, некоторые пожилые люди выдумывают разные истории, чтобы обратить на себя внимание. Ведь старый – как малый. Дети, которым не хватает любви, начинают воровать, убегают из дома, а бабушки-дедушки озвучивают небылицы. В седьмой квартире живет Фаломеева. Ольга Петровна постоянно твердит, что работала с известными людьми, называет фамилии тех, кто регулярно мелькает по телевизору, сообщает о них очень личные подробности. Например, сядет обедать и на весь зал заявляет: «Валерий Леонтьев щи не ест. Когда он ко мне приезжал в гости, я варила ему куриную лапшу, Валерочка ее обожал, руки мне за нее целовал». А назавтра уже твердит: «Леонтьев лапшу на дух не переносит. Я ему щи из кислой капусты готовила». И смешно, и жалко ее. Но Анна Сергеевна в своих рассказах не путалась, всегда одну версию излагала. Я даже в последнее время стала думать, вдруг Юрия Николаевича на самом деле жизни лишили. Артем Глебович просил не обращать внимания на слова матери, пояснил, что отчим покончил с собой. Но Плотникова так убедительно говорила про убийство. Три-четыре раза в неделю заглядывала в мой кабинет и заводила: «Софья Леонидовна, когда же прокурор приедет? Хочу ему про трагическую смерть Юрия поведать. Говорила вам уже, однако хочу повторить: мужа убили, я к его кончине отношения не имею…» И далее по теме – как покойный на нее с пистолетом бросился, а она в страхе убежала. Твердила это, словно наизусть выучила. Потом – как отрезало. Видимо, Наталья Кротова помогла, ведь излагать свою историю Плотникова перестала после того, как та с ней сеансы проводить начала. Нам сюда…
Софья Леонидовна постучала в дверь.
– Анна Сергеевна, можно к вам?
– Подождите немного, – ответили изнутри, – из душа выхожу, голову мыла.
– Не спешите, а то еще поскользнетесь! – испугалась доктор.
Дверь распахнулась минут через пять, я увидел хорошо сохранившуюся даму, которой на вид и шестидесяти лет не дашь. На Плотниковой было симпатичное платье, на шее висела нитка искусственного жемчуга, волосы уложены красивыми волнами.
– Ну зачем вы решили одна помыться? – укорила Софья Леонидовна подопечную. – Следовало подождать до завтра, когда придет Элеонора, она бы вам помогла.
Анна Сергеевна поджала губы.
– Хоть я живу тут как в тюрьме, но не заключенная! Мыться имею право, когда пожелаю. Элеонора мне вообще не нужна, раздражает только. Сяду читать, а она принимается разговаривать, язык у нее, как у коровы хвост болтается. И по какому праву вы делаете мне замечание? Собрались регулировать мой режим дня? Сегодня вам не понравилось, что я душ принимала, а завтра что, на цепь посадите?
Софья Леонидовна смутилась.
– Извините, просто я испугалась за вас. Вон Натан Петрович поскользнулся в санузле, шейку бедра сломал, теперь лежит.
– Зачем вы явились? – весьма нелюбезно осведомилась мать Артема.
– Ну… – растерялась Софья Леонидовна. – Видите ли, к вам пришли. Познакомьтесь: Иван Павлович, представитель Ильи Николаевича Вражкина. Хозяин хочет, чтобы господин Подушкин со всеми пациентами поговорил, узнал, как им тут живется, записал их пожелания, замечания.
Анна Сергеевна смерила меня взглядом.
– Хорошо, пусть проходит. А вас, Софья, не приглашаю, вы нашему откровенному разговору только помешаете.
– Конечно, конечно, – засуетилась моя провожатая, – оставлю вас наедине.
– Разрешите помыть руки? – спросил я у Плотниковой, когда врач удалилась.
– Санузел справа, – после небольшой паузы отреагировала дама. – Унитазом пользоваться нельзя. И не набрызгайте кругом. Полотенце не берите. Понятно?
Я кивнул, вошел в неожиданно просторную ванную, отвернул кран умывальника, пощупал полотенца, заглянул в душевую кабинку, потом намочил руки и вышел в прихожую. Анны Сергеевны там уже не было. Я пошел в сторону открытой стеклянной двери, где виднелся холодильник.
Кухня тоже оказалась большой, на столе стояли две кружки с недопитым чаем, тарелочка с пирожными, на диване лежала симпатичная сумочка, рядом ключи от машины.
– Кто вам разрешил по моей квартире шастать? – раздался за спиной гневный возглас Плотниковой.
Я нашел оправдание:
– Простите, я искал бумажное полотенце, чтобы руки вытереть.
– Уходите, молодой человек, – отрезала хозяйка, – не хочу с вами беседовать.
Я сел на стул.
– Анна Сергеевна, я вовсе не представитель владельца пансиона, а частный детектив. Софья Леонидовна понятия не имеет, чем я занимаюсь на самом деле, для нее я психолог, который пришел вас проконсультировать. Кротова уволена, а новый душевед – некомпетентный человек.
– Анна Сергеевна, я вовсе не представитель владельца пансиона, а частный детектив. Софья Леонидовна понятия не имеет, чем я занимаюсь на самом деле, для нее я психолог, который пришел вас проконсультировать. Кротова уволена, а новый душевед – некомпетентный человек.
– Что? – ахнула дама. – Убирайтесь!
– У вас в ванной сухие полотенца, в душевой кабинке нет ни капли воды, а волосы уложены, – спокойно продолжал я. – Слова о том, что впустите нас, когда закончите мыть голову, были ложью. На столе две чашки, на диване сумка. Анна Сергеевна, какая у вас машина? Давно ее водите?
– Я безлошадная, – уже другим тоном, растерявшись, ответила Плотникова, – за рулем никогда не сидела.
Я взял брелок и поднял его на уровень глаз.
– Тогда откуда здесь автомобильные ключи? Наташа, не прячьтесь, выходите.
– Нет тут никого! – всполошилась Анна Сергеевна.
– Госпожа Кротова, выбирайтесь из шкафа, – велел я. – Честное слово, это смешно!
Из прихожей раздался тихий скрип, в кухню вошла худенькая темноволосая женщина и быстро спросила:
– Как вы догадались, что я в гардеробе?
– А где еще укрыться? – улыбнулся я. – Правда, я не заглядывал в спальню. Может, там кровать высокая и под ней можно спрятаться. В другой раз, когда решите затаиться, прихватите с собой сумку и уберите использованную посуду. А вам, Анна Сергеевна, следовало намочить волосы, замотать их полотенцем и облить водой пол и стены душевой кабинки.
– Вот уж сглупили мы, – засмеялась Кротова. – Софья Леонидовна неожиданно постучала, а мне запрещено здесь появляться, поэтому я испугалась. Алексей, охранник, на нашей стороне, но если начнут разбираться, как я в дом попала, сразу сообразят, что Иванов меня впустил, и уволят парня, а у него жена в декрете, месяц назад дочь родилась. Пожалуйста, не рассказывайте, что меня видели, а? Я работы в пансионе не из-за профессионального несоответствия лишилась, как раз наоборот, за хорошие знания меня выперли. У владельца пансиона Вражкина сынок есть. Полный балбес! Какой из него психолог? Восемь лет в институте учился, несколько раз за неуспеваемость отчисляли, но папаша свое дитятко назад в вуз запихивал. Получил Николай в конце концов диплом, отец его сюда к старикам вторым психологом пристроил. Я послушала-посмотрела, как этот горе-врач с пожилыми людьми общается, какую чушь им несет, и не выдержала, начала дураку замечания делать, пациентов успокаивать. Коленька родителю нажаловался, что его, бедняжку, злая Кротова отчитывает. А как мне поступить следовало, если дурак и неуч бабушке, к которой дети десять лет не приходят, посоветовал им письмо написать, что она пошла к ведьме и их до сотого колена прокляла? В общем, Вражкин-старший меня вон выгнал, запретил даже приближаться к пансиону.
– Софья Леонидовна к вам хорошо относится, – улыбнулся я. – Она мне вас хвалила.
– Но ее тоже могут выдворить, если хозяин пронюхает, что я в дежурство Сони тут появилась, – сказала Наталья. – Потому мы и шифруемся.
– Мне без Наты плохо, – жалобно подхватила Анна Сергеевна, – в доме сплошь недоумки, разговоры только о том, что ели-пили да как в туалет сходили. Еще телевизор местная публика смотрит и постоянно из-за разных программ ругается. Позавчера Вера Иосифовна с Галиной Николаевной даже подрались – одна сочувствовала главной героине шоу, а вторая обозвала ту похотливой кошкой. Не на шутку старухи сцепились. Я здесь как в зоопарке живу – заперта в клетке, выйти не могу. Но у меня, в отличие от остальных, голова на месте, руки-ноги работают.
– А вы зачем пришли? – догадалась наконец-то спросить Кротова.
Я вынул удостоверение и протянул его психологу.
– «Частный детектив Иван Павлович Подушкин», – прочитала та вслух.
– Я не враг Анне Сергеевне, – сказал я, – наоборот, хочу освободить ее из дома престарелых.
– Тут ужасно, – прошептала Плотникова. – Персонал обо мне заботится так истово, что шагу самой ступить не дают, в полночь везде гасят свет, требуют соблюдать режим, в сад только с медсестрой можно выйти, еда диетическая. Остальным жителям это на пользу, они больны, но я-то здорова.
Я решил не церемониться.
– Анна Сергеевна, вы кому-нибудь рассказывали о том, как Григорий Петрович Браткин с дочерью Еленой, вашей бывшей соседкой, помогли вам в день смерти Юрия Николаевича?
Хозяйка квартиры ссутулилась.
– Я его не убивала! Да только ни одна душа мне не верит. Артем меня сумасшедшей считает, запрятал подальше, чтобы я его не опозорила. Он своей невесте и ее отцу объявил о моей смерти, а мне строго-настрого приказал: «Если кто незнакомый к тебе вдруг заявится или позвонит, начнет про Анну Сергеевну расспрашивать, отвечай: «Такую не знаю, ступайте отсюда, пока полицию не вызвала». Я его спросила: «Сыночек, чем же я перед тобой провинилась? Раз ты меня стесняешься, зачем из Плавска, где я тихо жила, в Москву перевез? Сначала мы в столице в одной квартире мирно сосуществовали, потом ты, Тема, себе просторную двушку купил, а меня отселил. Я не сопротивлялась, понимала, что тебе надо семью строить. Но почему ты меня решил покойницей сделать?» Артем ответил: «Мама, я очень люблю Маргариту. Очень! Когда у нас роман начался, она сразу предупредила: «Имей в виду, замуж пойду только за сироту, со свекровью дел иметь не желаю». Я без Риты жить не могу, поэтому пришлось ей солгать». Что ж поделать, я и это поняла. Была счастлива, что сын хоть изредка звонит да раз в полгода на минуту ко мне заезжает. Но потом он меня сюда перевез обманом. Я ему рассказала, что не убивала Юрия, а Тема спустя пару недель предложил: «Мамочка, хочу в твоей квартире ремонт сделать, мебель новую купить. Поживи пока пару месяцев в санатории, там врачи отличные, процедуры, питание первоклассное. Потом вернешься в чистоту и красоту». Ох, как я, дура, обрадовалась! И мне в пансионе сначала понравилось. Но потом-то я узнала, куда попала, и сообразила: выйти отсюда не смогу. Вот с той поры и сижу в тюрьме. Артем ни разу сюда не приехал и не позвонил мне. А я ему всю свою любовь отдала и накопленные деньги тоже. Знаете, много раз я людям пьесу Шекспира «Король Лир» в библиотеке выдавала, но и подумать не могла, что со мной нечто подобное под старость приключится. Я Тему больше жизни любила…
Анна Сергеевна заплакала. Наталья обняла ее, прижала к себе и стала гладить по спине, приговаривая:
– Все будет хорошо. Все непременно будет хорошо.
Старушка вытерла слезы.
– Разболталась я… А вы так и не объяснили, зачем пришли.
– В мое детективное агентство обратился Артем Глебович Брагин с рассказом о том, что кто-то затеял с ним игру… – начал я.
Глава 20
Выслушав мой рассказ, Анна Сергеевна устало повторила:
– Никого я не убивала. Не я мужа пристрелила, а на меня убийство свалили. Я, после того как тело мужа увидела, словно в вату закуталась. Вроде вижу все, слышу, но как во сне. Долго ничего о том дне вспомнить не могла, но потом Наташа со мной сеанс гипноза провела, и мне ясно стало: не виновата я.
– Есть такой метод: врач погружает пациента в трансовое состояние, возвращает его в прошлое, и тот рассказывает, что видит. Довольно долго психологов считали шарлатанами, кем-то вроде шаманов, но теперь нашими услугами пользуются полицейские всего мира, – разъяснила Кротова.
– Я для сына всегда жила, – зашептала Анна Сергеевна. – Вы не представляете, что со мной случилось в молодости.
– Знаю про биологического отца Артема, – кивнул я.
Плотникова прикрыла рот ладонью.
– Откуда?
– Трудно убрать все документы из архивов, – вздохнул я, – в особенности если речь идет об осужденном серийном насильнике. Вы сделали что могли, но полностью уничтожить бумажный след могут лишь спецслужбы, и то не всегда.
Анна Сергеевна скрестила руки на груди.
– Да. Я убежала, отчество-фамилию в метрике поменяла, за мальчиком неусыпно смотрела, опасалась, что из него зверь полезет. Но Тема пошел в мою родню, рос добрым, сострадательным, в школе учился лучше всех. Золотую медаль не получил, потому что директрисе понадобилось родного племянника в институт пристроить, и придрались к Артему на сочинении, снизили балл, медаль уплыла к родственнику Ольги Алексеевны. Но ничего хорошего из этого не вышло: Тема в вуз поступил, а тот, кому его награда незаконно досталась, с треском провалился.
Плотникова стряхнула ладонью крошки со стола.
– Мне следовало сына одной растить, ведь уже обожглась один раз. Но, видно, жизнь меня плохо научила. Уж очень тяжело было – зарплата библиотекаря маленькая, ребенок растет, ему игрушки-еда-одежда-книги нужны. А подработать негде, не полы же мыть идти. Дети злые, агрессивные, они бы моего мальчика на смех подняли, узнав, что его мать с тряпкой по чужим людям горбатится. Плавск – городок провинциальный, новости по нему быстро разлетались. И тут Юрий встретился – бывший военный, пенсия хорошая, работает, зарплату получает не маленькую. Ухаживал, правда, без особых выкрутасов, цветов не носил, песен под балконом не пел. Как-то утюг подарил, сказал: «Держи, Аня. Твой сломался, я новый купил». Кому-то это смешным показалось бы. А вот биологический отец Темы красноречием блистал, фразы типа «твои глаза прекрасны, я потерял от любви голову» слетали с его языка легко. Он таскал цветы охапками, а один раз, чтобы доказать мне свои чувства, с железнодорожного моста в реку сиганул. И кем в конце концов он оказался? Убийцей и насильником. Так что у меня уже был сладкоголосый говорун-красавчик, второго не надо. Начни Юрий с придыханием декламировать: «Любимая, твои волосы – как нежная пена, обожаю зарываться в них лицом, с утра до ночи думаю о тебе…» – я бы от него на конец света удрала. Но Плотников ничего подобного не делал, да и выглядел человеком надежным. Даже его идея подарить утюг мне понравилась – хозяйственный мужчина, с таким дом полной чашей будет. Да и не о своем благополучии я тогда думала, о сыне заботилась, решила: первый раз замуж по большой любви выскочила, второй – по расчету под венец пойду. Супруга уважать буду, вместе с ним Артема на ноги поставим.