— Девчачье питье! Вот у нас в форте Логан…
В форте Логан пили все, что горит, особенно зимой, когда долгими-предолгими ночами единственным развлечением обитателей крепости было изготовление напитков по новым рецептам. От перечисления ингредиентов, входивших в состав знаменитой «Свинки», нежную графиню точно бы вывернуло, а классическую «фрэнгеновку» или «комендантшу» гнали чуть ли не из портянок. Диллайнская ягодная наливочка такого эффекта, конечно, не даст, но… Грэйн чокнулась с повеселевшей Джоэйн и лихо опрокинула стаканчик. И чуть не задохнулась от неожиданности. «Девчачьим» напиток только казался, а эффект… Эффект был. И немедленный.
Джоэйн хихикнула и сверкнула зубами в игривой улыбке, и ролфи вдруг поняла, что на ее собственных губах гуляет точь-в-точь такая же бесстыжая улыбочка, а во взгляде, устремленном на этого потрясающе красивого, золотоглазого Локкиного сына, отчетливо светится вполне конкретный интерес. Щеки ролфи вспыхнули, она смущенно отвела глаза и подтолкнула шуриа локтем, мол, ты что, тоже? В ответном тычке от Джоэйн читалось откровенное — ага, и я!
«О-ой… — с пьянящим головокружением подумала Грэйн. — Ой-ой-ой…»
«Ай-ай! — радовалась Джона. — Хорошо-то как! Как замечательно сидеть возле очага сытыми и чистыми, без страха смотреть друг на друга, смеяться, пить вкуснейшее вино и флиртовать с прекрасным колдуном. А главное — жить!»
Молчание колдуна ролфи уже не пугало и — вот чудеса! — почти не раздражало, разве что подзадоривало. Немногословность на Ролэнси считалась за добродетель, к тому же под рукой у Грэйн имелась шуриа, в общении с диллайн гораздо более опытная… Может, у них вообще так принято — все время помалкивать?
«Надо выяснить!» — решила эрна Кэдвен и тут же обратилась за разъяснениями, уже не удивляясь тому, как хрипло звучит ее голос:
— Слышь, Джоэ… тьфу, чего я все тебя по-нашему именую? — мысль эта была неожиданной, но, пожалуй, своевременной. И в самом деле… может, шуриа вообще неприятно слышать, как Грэйн зовет ее по-ролфийски? Огорчать спутницу не хотелось, но это заковыристое «Джойана»… Язык Грэйн немедля начинал закручиваться в узел, едва лишь она пыталась это выговорить. Джойа-а-ана… К тому же — слишком длинно. Надо что-то покороче и попроще. — Тебя как лучше называть? «Джой-а-а-ана» мне не выговорить…
Шуриа залихватски выпила свой стакан и не стала ломаться:
— Можно Джона или Джони, меня так дед-прадед Эйккен из твоей песни называл, или даже Джой. Меня так Бранд… муж мой покойный…
А диллайн все подливал им понемножку и подливал, да так ловко и незаметно, что Грэйн уже почти позабыла о его присутствии. Ролфи принялась перечислять варианты, словно пробуя имена на вкус:
— Джона… Джони… — нет, это все не то! Не хватало привычной ролфийской отрывистости, хотя… — Джойн! Давай будет Джойн, а? Красиво получается… и кратенько… Джо-ойн… — и вопросительно подняла стаканчик, дескать, годится?
Столь лихо переименованная графиня рассмеялась:
— Да! А я тебя — Грэйн! И будем мы Джойн и Грэйн! — она тоже подняла стакан. — Как два великих героя!
«Какие именно великие герои?» — хотела было спросить Грэйн, но тут же забыла. В самом деле, какая разница? Есть вещи гораздо более важные: к примеру, торжественно сдвинуть стаканы в честь официального и окончательного знакомства, а заодно уж и выяснить, есть ли имя у гостеприимного хозяина волшебного чертога?
На диллайн они покосились обе, не спеша пить Дальше. И тот не стал чиниться, тоже поднося свой стакан:
— Алфер.
Грэйн моргнула. Алфер — и?..
— Можете звать меня так, — пояснил чародей.
«Алфер — и все, — ролфи взгрустнулось отчего-то. — Как же так… ни имени рода, ни владения… Может, он вообще изгнанник?» Подперев рукой потяжелевшую голову, Грэйн молвила протяжно:
— А-алфер… тоже красиво.
В именах сокрыта тайная суть, это все знают. Вот, к примеру, имя самой Грэйн означает «верность», любопытно, какой секрет скрывается за этим «Алфер»? И тут она вспомнила, что хотела же выяснить степень божественности их спасителя, и не стала дальше тянуть:
— А вот скажи нам, А-алфер, ты бог или, — ролфи осмотрела чародея сверху донизу и облизнулась, так понравилось ей увиденное, — все-таки не совсем?
И спутница тут же больно ущипнула Грэйн за ляжку, громко прошептав:
— Это неприлично, такое спрашивать.
И сделала очень озабоченное лицо.
«А что неприличного?» — удивилась ролфийка и вопросительно вздернула брови. Диллайн молча улыбался. Может, он вдруг онемел? Так нет же, вроде бы совсем недавно еще умел говорить…
Грэйн озадаченно нахмурилась и тоже шепотом спросила у Джойн:
— А что такого-то? Неприлично — это… вот если бы я спросила, блохи у него есть или нет, а так… Я ж не про блох, я ж про божественность! — Тут ролфи осеклась, задумавшись. А вдруг эту божественность тоже можно подцепить? Ну, вроде блох или вшей? Или чего похуже… А заодно — и возвышенную молчаливость?
— Слуша-ай, Джойн… эти диллайны… они всегда такие молчаливые? — и широко улыбнулась, с ходу представив, в какой ситуации молчание и впрямь может оказаться золотом. Меньше слов, больше дела — а что, правильный подход! Почти по-ролфийски!
Пока Грэйн разглядывала диллайн, тот не стал дожидаться, чем для него закончится столь откровенный интерес. Он щедро подлил гостьям вино и жестом предложил не останавливаться на достигнутом.
Сначала Джона пыталась на вкус определить, из чего хозяин сделал свой божественный напиток. Черника, малина, земляника, какие-то пряные травы… И наверняка немножечко колдовства. Безобидного, лукавого, лесного… Как в сказках. Иначе каким образом две перепуганные, преследуемые женщины вдруг ощутили себя шаловливыми девчушками, которые поочередно кидают на молчаливого незнакомца томные взгляды и тут же краснеют и смущаются своей игривой дерзости. Нет, тут без волшебства не обошлось. Алфер слова не сказал, а они обе уже готовы покуситься на его целомудрие. Впрочем… диллайн говорунами-то и не назовешь. Сдержанность у них в крови, и ее не меньше, чем расчетливости и безжалостности. Будь они прокляты, эти истинно диллайнские черты.
— Он никогда вида не покажет, — объяснила Джона ролфийке. — Они все такие. Я знаю. Однажды мне пришлось… — И она, охваченная воспоминаниями, жарко зашептала на ухо Грэйн.
Конечно, приятнее верить, что вмешалась сама судьба, но, скорее всего, произошло чистое совпадение. Просто после знакомства с невестой Аластар напился. Он ведь не железный и не деревянный, каким бы ни казался со стороны. И тут появилась Джона…
Даже сейчас ей было стыдно за свою выходку.
— Нет, нет… я не могу… Если бы он был трезв, то выгнал бы. Точно выгнал…
«К счастью, я был уже достаточно пьян, чтобы видеть не только обнаженное тело, но и нагую душу», — сказал потом Аластар.
— …А потом я сбросила рубашку и поцеловала его. Первая.
Мир не видел более смешного и нелепого поцелуя.
— Да ты что?! Ну ты даешь!.. — молвила Грэйн, Не скрывая уважения. — А он?
Ее зеленоватые глаза стали круглыми от восхищения. Будто Джона не поцеловала одного диллайнского князя, а порубила саблей сотню врагов. Подвиг на бранном… то есть брачном… а точнее, любовном поле боя.
— А он… — Леди Янамари тщетно попыталась изобразить надменность. — А он не устоял. Потому что уже лежал. И я… я им овладела! Вот!
Чтобы женщина женщине и не приврала про свою неотразимость? Да никогда! Зачем тогда вообще рассказывать такие вещи, если чуть-чуть не приукрасить реальность, превратив ее немножечко в сказку или роман о любви? А заодно и самой поверить в то, что могущественный князь сначала не испугался напора влюбленной юницы, точно кролик сокола-сапсана. В окошко не выпрыгнул, но в янтарных глазах Аластара в какой-то момент читалось отчетливое: «Остановись, безумец! Что ты делаешь?» И когда бы на графе Эске имелось хоть что-то, кроме порванной на груди ночной сорочки, ну, хотя бы бриджи, то все могло бы обернуться по-другому.
Если принять рассказ графини за инструктаж, то… Грэйн прикинула так и этак, разглядывая чародея еще внимательнее. Ну что ж, вполне осуществимо. Жилист, конечно, если не сказать — излишне худ, так ведь им его не варить… Уложить… ага… Если действовать вдвоем и согласованно, то, может, и получится. «Главное — правильно подсечь, — воодушевилась ролфи. — Это я смогу. А дальше пусть шуриа командует!»
— Ага… так, значит, сначала надо уложить…
Но Джойн идею почему-то не поддержала. Она дернула ролфийку за руку и прошипела:
— Он обидится. И нас прогонит. Мы… потом… Нельзя же прямо сразу. Мы должны показать, что мы приличные дамы. Мы ведь — приличные и воспитанные дамы?
«Обидится? На что обидится? — Грэйн даже растерялась немного. — Мы же ничего плохого не собираемся с ним делать! Ну, ладно… Ей виднее». Хотя, с точки зрения ролфи, отсрочка была бессмысленной. Сидит же, не убегает пока… надо брать! Но сперва — усыпить бдительность… жертвы, тут Джойн права.
«Обидится? На что обидится? — Грэйн даже растерялась немного. — Мы же ничего плохого не собираемся с ним делать! Ну, ладно… Ей виднее». Хотя, с точки зрения ролфи, отсрочка была бессмысленной. Сидит же, не убегает пока… надо брать! Но сперва — усыпить бдительность… жертвы, тут Джойн права.
— Да-а! Мы воспитанные! Мы эти… как их… дамы мы!
Но все-таки не удержалась, облизнулась. Про свои давешние страхи одурманенная сладким вином ролфи уже и не вспоминала. Став вдруг добычей, колдун перестал казаться ей страшным. И никаких препятствий к тому, чтобы применить рассказ Джойн на практике, Грэйн более не видела. Ну, может, чуть позже… хотя зачем тянуть? Лучше прямо сейчас, пока азарт не прошел.
Не нравились Джоне эти озорные огоньки в глазах ролфийки. Алфер, конечно, мужчина оч-ч-чень привлекательный. Обворожительный даже. Но нельзя с эсмондом так откровенно. Все-таки он волшебник, а значит, так просто не сдастся под напором ролфийского… и, чего скрывать, шурианского темперамента.
«Я не удержу ее, — подумала леди Янамари. — Она же сильная. Офицер. Нет, нет, надо что-то придумать. Срочно! Пока красавчик Алфер наливает нам новую чарку… А как он соблазнительно улыбается…»
И шуриа придумала. Она закатила глазки, качнулась и, не скрывая заинтересованности, спросила у соратницы:
— А расскажи мне про Священного Князя? Ты говорила, у него косы? Да? А что у него еще есть?
И хихикнула, вообразив себе, что такого выдающегося имеется у легендарного Вилдайра Эмриса, если он запросто управляется с двумя женами.
Хитрюга-шуриа знала, о ком спрашивать! Естественно, светлый образ Священного Князя тотчас застил собою все: и златые колдовские очи диллайн, и прочие его… вероятные достоинства. Каким бы ни был совиный колдун, до Священного Князя ему все равно как отсюда до престола Оддэйна!
Грэйн мечтательно прикрыла глаза и вздохнула:
— Косы-ы… Косы — да-а, косы у него длинные… — а если принять на веру все то, о чем шептались девушки в казарме после отбоя, то… — И длинные у него не только косы, должно быть, — уточнила эрна Кэдвен, начиная как следует расписывать Вилдайра Эмриса. Ну, может быть, все эти байки и приукрашены чуть-чуть, но… В конце концов, она же сама его видела и очень даже близко! Почти… почти всего! Так что есть о чем рассказать с восхищением и гордостью: — Про плечи я тебе уже говорила, повторяться не буду… Глаза… глаза у него зеленые-презеленые, а нос прямой и… — Грэйн нетерпеливо потрясла рукой, пытаясь подобрать достойный эпитет для княжеского носа. — Красивый, короче, нос. Пальцы длинные, изящные, но сильные. И весь он такой… сильный. Ноги… э-э… крепкие. А как он улыбается, Джойн! Как он… Боги! Если б ты только видела это… и если б слышала его голос! Словно зов боевой трубы! И повиноваться ему — О! Есть ли под лунами что-то достойней и слаще?! О-о, Джойн! Он такой! — Тут ролфи поняла, что описание достоинств Князя выходит несколько однобоким, и добавила: — Касательно же прочих его качеств… увы, об этом могли бы рассказать только его княгини, но — никто не слыхал, чтоб они жаловались. — И подмигнула, мол, понимаешь, о чем я? А затем продолжила: — И он очень внимателен к женщинам. Представляешь, он похвалил мои бедра. Сказал, что они шелковые! Вот! — Грэйн поставила ногу на скамью и отвернула край покрывала, демонстрируя, что именно понравилось Вилдайру. И, кстати сказать, не ему одному. Ей вспомнились цепкие взгляды мага-полукровки в синхелмском подвале, и ролфи добавила: — И этот… желтоглазый… тоже косился там, в подвале… — Но синтафскому смеску, конечно же, от рождения не дано было правильно оценить достоинства ролфийских женщин, куда ж ему, в самом деле? А вот Князь… его мнение бесценно, ибо ему есть с чем сравнивать. — И грудь мою похвалил, кстати, — Грэйн выставила вперед бюст в качестве доказательства своих слов. — Наш Князь, он, знаешь, не молчит, если ему что-то нравится… в женщине… да!
Шуриа, верно, впечатлилась. Она одобрительно закивала, соглашаясь:
— О да! У твоего Священного Князя есть вкус. Он разбирается в женщинах и в их несомнен-н-ных достоинствах. — В голосе ее тоже зазвучали мечтательные нотки: — Косы — это тоже очень красиво. Жаль, у Аластара короткие волосы, ему бы пошли косы. А какие у него золотые глаза… — Джойн призадумалась, примолкла, а потом добавила очень серьезно: — Я вас познакомлю. Он тебе понравится.
— Золотые глаза, говоришь? Краси-иво… — Грэйн воочию представила себе неведомого возлюбленного графини и вздохнула. Видно, и впрямь он хорош, раз Джойн вспоминает его с таким чувством! Повезло ей. А вот самой Грэйн… да ей и вспомнить-то некого! Разве что…
Ролфи передернуло. Нет уж, теми воспоминаниями она делиться не будет. Столько вина нет на свете, чтоб развязать ей язык и заставить рассказать о своем позоре! Во всяком случае, пока она не отомстит как должно… Грэйн мрачно поправила простыню и вцепилась в стакан. Нет в мире справедливости! Почему достойные и прекрасные достаются всегда кому-то другому? Впрочем, каждый получает именно то, что заслуживает… и нечего сетовать на богов и судьбу. Но и безропотно принимать обиду тоже немыслимо!
— А шурий я не люблю. С-скользкие… гады… — все-таки обронила ролфи. Все равно Джойн не поймет, к чему эрна Кэдвен это сказала.
Та и не поняла, приняв эту фразу на свой счет, и немедля возмутилась:
— Грэйн, ну разве я скользкая? Ну посмотри, не скользкая же. И хвоста нет. Ты видела же, ты же видела?!
И обиженно пробормотала себе под нос:
— Ну почему всегда хвост? При чем здесь хвост?
«Ох, Джойн, веришь — твой хвост тут точно ни при чем! — покаянно подумала Грэйн. — И верно… ты же не виновата…» От раскаяния в собственной несправедливости на глаза ролфи навернулись пьяные слезы и она призналась с воодушевлением:
— Ты — совсем другое дело! Если Священный Князь сказал, что тебя надо… это… возлюбить…
Конечно же, так прямо Священный Князь этого не говорил, но наверняка ведь подразумевал! А даже если и нет… большой беды не будет в том, что Грэйн добавит немного собственных размышлений на этот счет, правда же?
— Ух ты! Надо же! Возлюбить? Здорово! — Джона по-детски захлопала в ладошки. — Хочу! Хочу к Священному Князю. Да! К Вилдайру Эмрису с белыми косами, широкими плечами, красивыми руками и зелеными глазами.
Облизнулась не менее сладострастно, чем ролфи, и совсем по-шуриански мстительно добавила:
— И пусть Аластар поревнует! Пусть пострадает!
«Вот… правильно я сказала, — подумала Грэйн. — Надо было сразу так, а я не догадалась… Он же сказал — шуриа нам нужны! Раз нужны, значит… нужны».
И все-таки этот вопрос Грэйн очень занимал. Приказ приказом, но… Шуриа нужны! Для чего?
Она выпила еще и пробормотала уже невнятно:
— Он сказал, шурии нам нужны. Зачем нужны? Для чего… нужны? Для чего ты ему, а? — И тут эрну Кэдвен осенило. Ну, конечно же! Ведь Джойн — женщина! — Наверняка… будет тебя… возлюбливать! — убежденно подытожила она. Ну, а что? Самое логичное объяснение!
— Это хорошо, — проворковала расслабленно графиня. — А то никто меня не любит. Бранд, наверное, любил, но он умер. — От жалости к… пожалуй, всему свету на глаза навернулись слезы. — Аластар говорит, что любит, но я ему не верю. Он… он же князь. Он не должен связываться с шуриа, — всхлипнула Джона. — Думаешь, Вилдайр меня полюбит? Как Эйккен свою Джоэйн?
Грэйн немедля растрогалась тоже. Ах, как шуриа спросила! С надеждой… ну разве можно не отозваться на такую искренность? Вот и Вилдайр Эмрис, конечно же, тоже будет тронут. И ролфи поспешила утешить расстроенную спутницу:
— Конечно, полюбит!
Разве самый сильный, самый добрый и лучший на свете Князь может не полюбить такую замечательную, такую славную Джойн? И не такая уж она и страшненькая… грудь, к примеру, даже на ролфийский вкус весьма хороша. Тем более что Вилдайр же знал, за кем посылал…
— Он такой, он добрый… У него даже твой портретик есть, представляешь? — Ну конечно же! Раз даже портрет Джойнин у него есть, наверняка ведь это неспроста! Как Эйккен Джоэйн… а деток у него нет, я говорила?
И тут леди Янамари вспомнила своих деток. Раммана и Идгарда. Своих маленьких мальчиков, брошенных непутевой матерью-шуриа, неузнанных жестокосердным отцом. Что с ними теперь будет?
И в голос заревела от жалости к Священному Князю и его княгиням, к себе, к деткам, к Аластару и его дочерям, которых он даже не замечает. А Грэйн заревела за компанию — горько так, безнадежно, о каком-то своем неведомом ролфийском горе. Волшебное вино открыло все шлюзы на пути соленых потоков, чтобы те хлынули по щекам. Колдовское вино, эсмондское.
«Надо спросить у Алфера…»
Джойана огляделась и увидела, что диллайн нет в пещере, а они с Грэйн остались одни. Шуриа стало так обидно, что она не смогла сдержать горестного вопля: