– Мне кажется, Леотихид все отлично понимает, – сказала Дафна. – Он взял с меня клятву хранить молчание.
– И тем не менее ты проговорилась об этом мне, – невесело усмехнулась Горго.
– Ты же моя лучшая подруга! – Дафна обняла Горго за плечи. – От тебя у меня нет тайн. По вине эфоров погибли наши с тобой мужья и мой брат Леарх. По-моему, Леотихид и Клеомброт затеяли благое дело. Доколе спартанским царям быть слугами эфоров! Это же унизительно для Гераклидов выполнять не всегда разумные приказы эфоров!
– Согласна с тобой… – обронила Горго. В следующий миг она подняла голову и насторожилась.
Примолкла и Дафна, проследив за встревоженным взглядом Горго, устремленным к двери.
Бесшумно ступая босыми ногами по теплому алебастровому полу купальни, Горго устремилась к выходу. Толкнув плечом узкую буковую дверь, Горго очутилась лицом к лицу со своей юной служанкой, миловидной и белокурой. Та смущенно вспыхнула и, отступив на шаг, поклонилась царице.
– Я принесла тебе полотенце, госпожа, – промолвила рабыня, не поднимая глаз. Она протянула Горго свернутый несколько раз кусок льняной ткани.
– У меня уже есть полотенце, Авга, – сказала Горго, подозрительно взирая на служанку.
– Прошу прощения, госпожа, – покраснев, пролепетала белокурая Авга. – Мне подумалось, что я забыла принести полотенце в купальню.
– Ступай, – холодно произнесла Горго, взяв полотенце из рук рабыни. – Скажи поварихе, что у меня гостья, так что пусть она приготовит завтрак на двоих.
Авга снова поклонилась и быстро скрылась в конце короткого коридора, ведущего в поварню.
Вернувшись в купальню, Горго раздраженно швырнула льняное полотенце на скамью.
– Эта Авга всюду сует свой нос! – Горго посмотрела на Дафну серьезными глазами. – Я уже не первый раз замечаю, что она подглядывает и подслушивает за мной.
– Чему удивляться? – Дафна пожала плечами. – Сколько лет этой Авге, шестнадцать? В ее возрасте все девчонки излишне любопытны. Не придавай этому значения, милая. Авга всего лишь глупая невольница, угодившая в услужение к спартанской царице. Авга же недавно появилась среди твоих слуг, вот ей и хочется выслужиться перед тобой, войти в доверие.
– Да, я купила Авгу на невольничьем рынке в Питане полгода тому назад, – обтираясь полотенцем, промолвила Горго. – Моя тетка Гегесо настояла на этом. Авга ей очень приглянулась. – Горго помолчала и мрачно добавила: – Только мне кажется, что эта юная фракияночка не столь глупа, как кажется.
– Даже если Авга и услыхала все сказанное нами, вряд ли она уразумела суть, – беспечно заметила Дафна. – Какое ей дело до спартанских царей и эфоров, до вражды между ними? Авга даже не гречанка. Любые разговоры о законах и политике для нее темный лес. – Дафна коротко рассмеялась. – Уверена, Авга надеялась подслушать, как мы с тобой занимаемся лесбийской любовью, столь распространенной среди гречанок.
Глава пятая. Нагая красота
Эфхенор стоял на пороге трапезной, слегка откинув голову, и высокомерно молчал. На нем был белоснежный гиматий, украшенный красной полосой по нижнему краю. Взгляд Эфхенора с угрюмо сдвинутыми бровями был устремлен на гостей, которых он пригласил к себе на обед с намеком на обсуждение некоего важного дела.
Покуда хозяин дома приводил себя в надлежащий вид, гости в ожидании его выхода завели шутливые разговоры об общих знакомых, давших им повод для насмешек своими поступками. Это веселье показалось Эфхенору нелепым и неуместным, потому-то он позволил себе долгую молчаливую паузу, возникнув перед гостями с видом гонца, принесшего недобрую весть.
Тонкие ноздри Эфхенора вздрагивали, его губы были плотно сжаты.
Гостей было семеро, они слегка растерялись и в замешательстве примолкли, увидев Эфхенора в дверном проеме, хранящего недоброе молчание.
– Вынужден прервать вашу веселую болтовню, друзья мои, – произнес Эфхенор, вступив в довольно просторный зал, стены которого были украшены яркими фресками, изображавшими эпизоды из Троянской войны. – Покуда рабы не внесли столы с горячими закусками, спешу сообщить вам, что в Спарте зреет заговор, направленный против эфоров. Ну, как вам такое известие?
Прохаживаясь туда-сюда, Эфхенор вглядывался в лица своих гостей, наслаждаясь их растерянностью и изумлением. Среди присутствующих здесь вельмож трое были избраны эфорами на этот год, как и Эфхенор. Остальные четверо в прошлом занимали кресла эфоров. Власть для этих людей являлась смыслом жизни и основой их благосостояния. Знать Лакедемона давно расслоилась на верхушку, стоящую у руля государства, и тех, кто имеет право на высшие государственные должности, но не допускается к ним той же правящей верхушкой.
– Откуда у тебя такие сведения? – обратился к Эфхенору его коллега эфор Демонакт.
И сразу же еще два или три взволнованных голоса повторили этот же вопрос.
Эфхенор сел на стул, тщательно расправив на себе складки гиматия. Он всегда заботился о своем внешнем облике, желая подчеркнуть этим свою родовитость.
– Мне удалось подкупить одну юную и весьма смышленую рабыню в доме царицы Горго, – промолвил Эфхенор, бросая быстрые взгляды на своих гостей, сидящих вокруг. – Так вот, позавчера эта рабыня подслушала беседу Горго с Дафной, вдовой Сперхия. Ну, вы знаете ее, такая смазливая и острая на язык особа! Дафна же накануне имела встречу с Леотихидом, который и поведал ей под большим секретом о заговоре. Со слов Дафны выходит, что Леотихид и Клеомброт собираются отменить эфорат, ни много ни мало. С этой целью они прощупывают настроения своих друзей и знакомых.
– Леотихид заговорщик? – коротко рассмеялся вельможа Эпигей. – Он же болван и растяпа!
– Вот именно! – усмехнулся Гиперох, возглавлявший коллегию эфоров в минувшем году. – Чем нам может грозить Леотихид?
– Сам по себе Леотихид, пожалуй, нам не опасен, – со значением произнес Эфхенор, – но вкупе с Клеомбротом он может натворить немало вреда для нас. Леотихид плохой военачальник, но отменный интриган. К тому же Леотихид очень богат, а на золото всегда слетаются негодяи всех мастей. Не нужно забывать об этом!
– Несомненно, Клеомброт опаснее Леотихида, – согласился с Эфхенором вельможа Стафил. – Войско может пойти за ним.
– Клеомброт имеет влияние и на герусию, – заметил Демонакт. – На заседаниях никто из старейшин не смеет возражать ему.
– Еще бы! – проворчал вельможа Архандр. – Над Клеомбротом витает слава его брата Леонида, павшего у Фермопил.
– Что же делать? – воскликнул Эпигей. – Совершить покушение на Клеомброта? Или сначала убрать Леотихида?…
– Клеомброта трогать опасно, у него же много влиятельных друзей, – запротестовал Демонакт. – Родня и друзья Клеомброта могут поднять против нас народ и войско.
– Не сидеть же сложа руки! – огрызнулся Эпигей. – Можно по-тихому прикончить Клеомброта, а виноватым объявить Леотихида. Чем не выход из затруднения, а?
– Если Клеомброт ступил на скользкую дорожку, то уж он, конечно, будет держать ухо востро, – вновь заговорил Эфхенор. – Вряд ли нам удастся убрать Клеомброта без шума. Я думаю, начинать надо не с Клеомброта, а с рыбешки помельче. Для начала нужно заткнуть рот Горго и сделать так, чтобы ее подружка Дафна исчезла навсегда.
– Но ведь мы же договорились, что Дафна станет женой моего племянника Фанодема, – живо возразил Эпигей. – Так дело не пойдет! Фанодем по уши влюблен в Дафну, она должна стать его женой!
– И впрямь, дружище, – обронил Гиперох, взглянув на Эфхенора, – к чему такие крайности. Дафна ведь не заговорщица. Зачем убивать такую красавицу? Зачем огорчать Фанодема?
– Дафна знает о заговоре, а это тоже опасно для нас, – непреклонным тоном проговорил Эфхенор. – Дафна пылает ненавистью к нам, считая нас повинными в смерти своего брата. Я уверен, Дафна не напрямую, так косвенно станет помогать заговорщикам.
– Допустим, убьем мы Дафну, это сразу же насторожит Горго, – сказал Гиперох, пожимая плечами. – Горго умна, не в пример многим мужам. Смерть Дафны неизбежно подтолкнет Горго к мести, а Клеомброт будет рад помочь ей в этом как опекун ее сына. Заварится кровавая каша, которую нам же придется расхлебывать.
– К тому же не следует забывать, что война с персами еще не окончена, – вставил Эпигей, со значением подняв кверху указательный палец правой руки. – Клеомброт нам еще понадобится как предводитель войска. Ведь доблестный Леонид мертв, а Леотихид – никчемный полководец.
Появление в трапезной рабов, которые внесли легкие переносные столы и блюда с жареным мясом, на какое-то время прервало разгоревшийся спор между Эфхенором и Гиперохом, которого поддерживал Эпигей. Аристократы возлегли на ложа возле столов, расставленных широким полукругом. Хозяин дома расположился в центре застолья вместе с Гиперохом, самым уважаемым среди гостей.
Угощаясь горячей телятиной, Эфхенор продолжал разглагольствовать о заговоре, стараясь выявить его причины. В устах Эфхенора прозвучало имя Фемистокла, который гостил в доме Леотихида и явно сдружился с ним. Не зря же при расставании Леотихид подарил Фемистоклу свою лучшую колесницу, а триста царских телохранителей сопровождали афинских послов до самых границ Лаконики.
– До сего случая ни одно посольство, побывавшее в Спарте, не добивалось такой высокой почести, – с плохо скрытым негодованием молвил Эфхенор. – Фемистокл сумел очаровать многих знатных лакедемонян своими слащавыми речами. О, этот афинянин умеет вертеть языком! Только в речах его скрыт яд! Леотихид, наслушавшись болтовни Фемистокла, отважился на тяжкое преступление. Я уверен, и Клеомброт пошел на поводу у Фемистокла, иначе он не снюхался бы с тупицей Леотихидом.
Эфхенор понимал, что эфоры не могут предъявить обвинение в заговоре Леотихиду и Клеомброту на основании доноса рабыни. По закону, всякий донос имеет значение, если он прозвучит из уст свободного гражданина. Либо имеется письменное доказательство, обличающее заговорщиков.
– Стоит нам открыто заговорить о заговоре, это мигом подтолкнет Клеомброта к действию, – вслух рассуждал Эфхенор. – Ставки в этой игре очень высоки. Клеомброт пойдет до конца, я его знаю. Он либо уничтожит нас, либо погибнет сам.
– Верно! – закивал головой Гиперох. – Вспомните, друзья, что натворил в Спарте царь Клеомен. А ведь Клеомброт его брат, в нем течет такая же буйная кровь!
Аристократы, собравшиеся на застолье у Эфхенора, решили действовать хитро и осторожно, вняв совету Эпигея, который предложил каким-нибудь образом поссорить между собой Леотихида и Клеомброта. В таком случае, полагал Эпигей, один из главных заговорщиков непременно примкнет к эфорам, которые с его помощью уничтожат второго.
Однако вскоре произошел случай, который спутал все тайные замыслы Эфхенора и его друзей.
Леотихид, опираясь на свое законное право, расторг помолвку Дафны с Фанодемом, племянником Эпигея. Но эфоров возмутило не это, а то, что Леотихид обручил Дафну с Аристодемом, на котором лежало позорное клеймо «задрожавшего». Поступок Леотихида был дерзким, это вызвало бурные пересуды среди граждан Лакедемона. К неудовольствию эфоров, симпатии большинства мужчин и женщин были на стороне Дафны и Аристодема. Фанодем же из-за своего склочного нрава вызывал неприятие у многих, кто его знал.
Эфоры не могли смириться с тем, что Леотихид своим обручением Дафны и Аристодема, по сути дела, снимает с последнего клеймо изгоя. Усмотрев в этом грубое нарушение закона, эфоры вызвали Леотихида в суд. Судебные функции находились в ведении герусии. Старейшины стали разбирать эту тяжбу, выслушав мнения обеих сторон. Поскольку Клеомброт на суде выступил в поддержку Леотихида, старейшины объявили помолвку Дафны с Аристодемом законной. При этом старейшины сослались на старинный лаконский обычай, согласно которому единодушное решение спартанских царей перевешивает любое постановление эфоров.
Рассерженный Эфхенор попытался обжаловать вердикт геронтов, заявив, что Клеомброт не царь на троне Агиадов, а всего лишь опекун малолетнего царя Плистарха. Старейшины отклонили протест Эфхенора, сославшись на другой закон, дарующий опекуну все прерогативы царской власти до совершеннолетия царственного отпрыска.
Выйдя из себя, Эфхенор дал волю своему гневу. Он стал осыпать геронтов ругательствами, называя их «стадом выживших из ума баранов» и «прихвостнями Клеомброта». Мол, в угоду Клеомброту геронты готовы раскопать древние, давно забытые законы и обычаи, лишь бы унизить эфоров.
Старейшина Евриклид, председательствующий в суде, напустился на Эфхенора с суровыми упреками. Обращаясь к своим коллегам-геронтам, Евриклид предложил им немедленно исключить Эфхенора из списка эфоров за неподобающее поведение на суде. Благо существовал закон, позволяющий смещать высших магистратов с их должности за некрасивые поступки.
«Мне горестно видеть, что желание Эфхенора властвовать перевешивает в нем стремление соблюдать законность», – промолвил Евриклид.
Было проведено голосование, в котором приняли участие все двадцать восемь геронтов и оба царя. Голосующие опускали в сосуд черные и белые камешки. Черный камень означал смещение с должности, белый, наоборот, означал помилование.
Эфхенору повезло: перевесом всего в один голос он был оставлен в должности эфора-эпонима.
Эфор Демонакт настоял на том, чтобы церемония обручения Дафны с Аристодемом происходила со строгим соблюдением всех формальностей. По закону, женщина, изъявившая желание сочетаться браком с человеком, лишенным гражданских прав, была обязана совершенно обнаженной пройти со своим избранником от храма Гестии до своего дома. Богиня Гестия считалась покровительницей домашнего очага.
Дафна выполнила этот обряд, пройдя без одежд почти через весь город, невзирая на пронизывающий ветер. Поскольку был разгар дня, прекрасную наготу Дафны узрели многие жители Спарты. Эфоры послали своих слуг, чтобы те проследили за Дафной от храма Гестии до ее дома. Если бы на этом пути Дафна, не выдержав холода, укрылась бы плащом или покрывалом, предложенным ей любой случайной прохожей, тогда ее помолвка с Аристодемом могла быть расторгнута. Но этого не случилось, к немалой досаде эфоров.
Один из местных поэтов по имени Кеас, увидевший нагую Дафну, шествующую рука об руку с Аристодемом, сочинил стихи о ней, которые мигом разошлись по Спарте. Эти стихи можно было прочесть на стенах домов и на каменных изгородях. Какой-то недоброжелатель ночью написал стихотворные вирши Кеаса даже на стене Эфхенорова дома.
Творение Кеаса звучало так:
* * *Рано утром, отправляясь в эфорейон, Эфхенор увидел стихи Кеаса, написанные углем на угловой каменной плите своего дома. Эфхенор позвал раба и повелел ему стереть эту надпись мокрой тряпкой.
В этот момент мимо проходил Гиперох, направлявшийся на рыночную площадь.
– На воротах моего дома кто-то тоже накорябал эти гнусные стишки! – проворчал Гиперох, задержавшись подле Эфхенора. – Народ радуется тому, что Леотихид и Клеомброт взяли верх над эфорами.
– Леотихид и Клеомброт бросают нам вызов, – зловеще обронил Эфхенор. – Что ж, мы принимаем его. Я думаю, медлить нельзя, надо действовать!
Гиперох молча кивнул, соглашаясь с Эфхенором.
По глазам и по тону Эфхенора Гиперох понял, что тот собирается действовать в обход закона. В этом Гиперох был полностью согласен с Эфхенором. Негласно нарушать закон было привычным делом для Гипероха.
– Мой брат Филохар раздобыл на Эгине яду с замедленным действием, – сказал Гиперох, провожая Эфхенора до здания эфорейона. – По-моему, Клеомброта лучше устранить не кинжалом, а смертоносным зельем. И сделать это нужно где-нибудь за пределами Лакедемона. Тогда эфоры будут вне подозрения.
– Я обдумаю это, – промолвил Эфхенор, расставаясь с Гиперохом у входа в эфорейон. – И дам тебе знать.
Глава шестая. Авга
Сколько раз тебе повторять, безмозглая, чтобы ты не появлялась в моем доме! – сердито зашипел на Авгу Эфхенор, нависая над нею, как коршун над цыпленком. – Мы же договорились с тобой, что ты будешь встречаться с моим рабом на торговой площади. Пиларг будет передавать мне все, что ты ему сообщишь. Через него же я буду передавать тебе деньги. Зачем ты опять пришла ко мне?
– Господин, тех денег, что ты дал мне, слишком мало, – несмело проговорила Авга, глядя на носки своих башмаков. – Я очень рискую, подглядывая и подслушивая за царицей Горго. Я хочу получить от тебя еще золотые украшения.
– Я уже говорил тебе, что ни ожерелий, ни браслетов ты не получишь от меня. – Эфхенор приподнял голову рабыни за подбородок, заглянув ей в глаза. – Ты же нацепишь их на себя, глупая курица. И этим самым наведешь Горго на подозрения. Разве рабыни в доме Горго ходят увешанные золотом? Горго сама редко появляется на людях с золотыми кольцами и браслетами на руках.
– Золото нужно мне, чтобы выкупиться на свободу, господин. – Авга кокетливо улыбнулась Эфхенору. – Ты ведь обещал мне помочь в этом. Я хочу стать свободной до того, как завянет моя красота.
– Обещал, значит, помогу, – ворчливо обронил Эфхенор. – Ты делай свое дело, куколка. За это ты получишь от меня все, что захочешь. – Эфхенор тут же строго сдвинул брови, увидев, как радостно округлились лукавые очи прелестной фракиянки. – Но, повторяю, всему свое время, милая. Будешь ты свободна, как ветер. И золото никуда от тебя не денется. Слово мое твердое!