Ну, по крайней мере, в моем распоряжении пока еще оставался мой особняк в стиле шэбби-шик, который сам по себе мог послужить мощным афродизиаком. Я оглядел спальню. От желто-коричневого напольного ковра за 150 000 долларов до потолка было футов тридцать. Кровать была вполне королевской. Толстые деревянные опоры, покрытые резьбой, которая делала их похожими на сосновые шишки, поднимались по четырем углам кровати, поддерживая балдахин из желто-коричневого индонезийского шелка в тон напольному ковру. Герцогиня любила эти чертовы балдахины. Шелк она тоже любила. В особняке было семь спален, и в каждой имелся шелковый, черт его дери, балдахин!
Трррр – тррр – тррр! Трррр – тррр – тррр!
Дьявол! Я протянул руку и взял хромированную трубку.
– Алло? – пробормотал я сонным голосом, ясно давая понять звонящему, что он выбрал не самое подходящее время.
Увы, в ответ я услышал звонкий и бодрый голос моей Созависимой.
– Проснись и пой, соня! – воскликнула Герцогиня. – Уже половина девятого! Через два часа у нас назначена встреча с агентом по недвижимости!
Весело, бодро, звонко!
Нет, какова наглость! Я просто онемел от возмущения. Интересно, что она скажет дальше? Что, специально для меня она сегодня побрызгается моими любимыми духами? Боже! Если бы я не дал обещание не раскрывать Дебби, я бы прямо сейчас сказал этой грязной Герцогине все, что о ней думаю.
Тем временем она все так же радостно щебетала:
– Просыпайся, соня-засоня! Сегодня первый день твоей новой жизни! Почему бы тебе не попросить Гвинни сварить чашку кофе?
– Гвинни приходит не раньше девяти, – безо всякого выражения пробормотал я. – К тому же мне совсем не хочется кофе.
Герцогиня тут же подхватила мою интонацию:
– Сегодня утром кто-то, кажется, очень недоволен. Почему бы тебе не открыть шторы и не впустить в комнату немного солнечного света? На улице чудесная погода.
В ярости сжав зубы, я медленно повернул голову налево и посмотрел на шелковые желто-коричневые шторы высотой футов двадцать. Чертовы шторы! Должно быть, они стоили целое состояние! Господи, как бы мне сейчас пригодились эти деньги наличными!
Неожиданно меня осенило!
– Знаешь что? – радостно воскликнул я. – Ты права! Надо открыть шторы. Подожди секунду, милая.
Протянув руку к журнальному столику, я взял пульт дистанционного управления, с помощью которого можно было управлять всем, что находилось в спальне, – от оконных штор до утопленных в стены светильников и развлекательного центра. В этот центр, стоявший прямо напротив кровати, входил телевизор с сорокадюймовым экраном высокого разрешения и стереосистема «Фишер» стоимостью 75 000 долларов, в которой, помимо всего прочего, имелся проигрыватель-автомат на триста компакт-дисков.
Но сначала шторы. Держа пульт в руке, я нажал квадратную кнопку «Шторы», и шторы плавно разъехались в стороны, открыв двустворчатые двери высотой двенадцать футов, которые выходили на веранду красного дерева. С нее открывался вид на Атлантику.
– Ах, какой свет! – сказал я подлой предательнице. – Подожди еще секунду, милая.
И нажал кнопку «Искать диск». На дисплее появилось новое меню. Я ввел слово «Болтон», и на экране появилась надпись «Лучшие хиты Майкла Болтона» вместе с его раздражающей фотографией (большой нос, узкое лицо и смехотворный хвостик на затылке) и списком семнадцати из его приторных любовных песен, бóльшую часть которых он украл у других, более талантливых музыкантов. Все эти песни предназначались для манипулирования умами и сердцами ничего не подозревающих женщин.
Мои зубы были все еще сжаты от ярости, когда я выбрал песню «Когда мужчина любит женщину» и нажал на соответствующую кнопку. Потом прибавил звука.
– Что ты там делаешь? – спросила все еще веселая Герцогиня.
– Ничего, – ответил я, уставившись на развлекательный центр в стиле шебби-шик. Раздались несколько щелчков, и проигрыватель-автомат сделал свое дело. – Просто ставлю музыку, чтобы начать день.
– Да? – несколько озадаченно спросила она. – Ну хорошо. Я скоро выезжаю. Я думала, мы проведем этот день вместе.
– Прежде чем ты сядешь в машину, Надин, думаю, тебе стоит знать, что у меня появились серьезные сомнения насчет покупки дома. Собственно говоря, я думаю, тебе нужно пожить пока в Олд-Бруквилле.
Ее тон сразу изменился.
– О чем ты говоришь? Я думала, мы с тобой все решили, – уже не так весело сказала она.
Тут, наконец, раздались первые ноты песни. Я сделал глубокий вдох, полный решимости не выдать себя.
– Да, но там тебе жить привычнее, – холодно проговорил я. – Там все твои затеи, типа курсов «Мамочка и я», кулинарных курсов и прочее. И я знаю, как тебе нравится твой персональный тренер Алекс… – я сделал короткую паузу, чтобы она получше расслышала имя засранца румына. – Вряд ли Алекс станет тратить на дорогу лишних полтора часа, если ты переедешь в Хэмптонс. Понимаешь, что я имею в виду?
– Он больше не тренирует меня, – нервно ответила она.
– Правда? А что случилось?
– Ничего особенного. Мы просто поссорились, вот и все.
Вот что происходит, когда трахаешься с собственным тренером! Но вслух сказать этого я не мог, потому что это скомпрометировало бы Дебби и Бо. Поэтому я сказал:
– Вот что происходит, когда трахаешься с собственным тренером! Начинаются ссоры!
Прости, Бо!
– О чем это ты? – возмутилась она.
– Неужели ты станешь отрицать, что ты трахалась с этим засранцем румыном? – ядовито прошипел я.
– Я… я не…
– Брось, Надин! Я знаю, что этот вонючий румынский Долбоклюв спал в моей постели! Я все знаю.
И тут я услышал отвратительный голос длинноволосого фигляра. Он пел: Когда мужчина любит женщину, он не может думать ни о чем другом…
Я на секунду поднес телефон к мощным динамикам и снова приложил к уху.
– …бы ты приглушить музыку? – услышал я обрывок фразы Герцогини.
– Разве это громко? – возразил я и снова поднес телефон к динамикам. Потом приложил телефон к уху и услышал крик Надин:
– …с тобой, Джордан? Прекрати! Зачем ты это делаешь?
– Зачем делаю что именно? – невинно переспросил я. – Слушаю Майкла Болтона или говорю о румынских долбоклювах?
– Кто тебе все это сливает? – в ее голосе послышалась паника.
– Брось, Надин, – прошипел я. – Ты забыла, с кем имеешь дело? Я уже давно знаю об этом.
– Чья бы корова мычала! – взорвалась Герцогиня. – Кто ты такой, черт побери, чтобы бросать камни в мой огород? Ты, что ли, ангел? А эта мерзкая еврейка, которая с утра до вечера сосала твой член? – Короткая пауза, потом Герцогиня заговорила снова: – Я знаю и о твоих русских девках. Потаскун! И навсегда им останешься. Горбатого могила исправит.
– Да, ты права, – прорычал я. – А ты гребаная созависимая, которая трахается с другими созависимыми. Такими, как тот вышедший в тираж гольфист из Пенсильвании. Что он тебе предложил? Бесплатные уроки гольфа в разных позах?
– Я… я не понимаю, о чем ты говоришь, – с неожиданным удивлением сказала Герцогиня.
– Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделала, Надин, – процедил я сквозь зубы. – Ты бросила меня накануне суда, гребаная стерва!
– А ты столкнул меня с лестницы! – выпалила она в ответ. – Наркоман проклятый! Чтоб ты сдох в тюрьме!
– Ах, вот как? Ну, так и ты сдохни от своей созависимости!
И я бросил трубку.
– Чертова шлюха! – пробормотал я, глядя на телефон будущего.
Сделав глубокий вдох, я попытался успокоиться. Но тут телефон снова зазвонил.
Трррр – тррр – тррр! Трррр – тррр – тррр!
В ту же секунду я схватил трубку и заорал:
– Какого черта тебе нужно? Да пошла ты…
– Сам иди к черту, – раздался в трубке невозмутимый голос моего адвоката. – Что там у тебя? День с утра не задался?
– Привет, Грег, – обрадовался я. – Ну, как идут наши дела?
– Да пока никак, – ответил он. – А у тебя что стряслось?
Несколько секунд я размышлял, что сказать, потом произнес:
– Да ничего особенного. Небольшая перебранка с моей будущей бывшей женой.
– Понятно, – сказал Магнум. – Можно спросить, зачем у тебя там так громко орет Майкл Болтон, да еще и в половине девятого утра? Ведь этот парень просто отстой!
– Черт! Подожди секунду. – Я нажал кнопку «Стоп» на пульте управления. – Извини, я не поклонник Майкла Болтона, можешь мне поверить. Собственно, я собираюсь засунуть его диски в микроволновку, как только закончу говорить с тобой по телефону.
– Что так жестоко?
– Наш разговор конфиденциальный?
– Все наши разговоры имеют конфиденциальный характер.
– Ну да, конечно, – согласился я. – Дело в том, что я только что узнал, что Герцогиня спала с этим гребаным Майклом Болтоном. Представляешь?
– Правда? – слегка удивился Магнум. – Этот парень откровенный неудачник. Могла бы найти себе получше.
– Правда? – слегка удивился Магнум. – Этот парень откровенный неудачник. Могла бы найти себе получше.
– Ну спасибо, Грег. Может, ты не совсем меня понял? Майкл Болтон, черт его дери, трахал мою жену!
– Когда вы были в браке?
– Нет! Уже после этого!
– Тогда почему ты так сердишься? Ты ведь тоже без дела не сидел. Ладно, я хотел спросить, можешь ты сегодня приехать в город?
– Зачем? Случилось что-то плохое?
– Я бы не сказал, что прямо уж плохое, – ответил он, – но не самое лучшее в мире. Я договорился с Джоэлом о твоей сделке.
– Как долго мои дома останутся в моем распоряжении? – быстро спросил я.
– Разные сроки для тебя и для Надин, – осторожно ответил он. – Но это лучше обсудить при личной встрече. Приезжай в город, мы закажем сэндвичей и поработаем за ланчем. Мне бы хотелось, чтобы на этой встрече присутствовал и Ник.
Несколько секунд я раздумывал, стоит ли настаивать на подробностях, но потом он сказал:
– Для тебя у меня есть и хорошие новости, и это касается твоего друга Джоэла. Так что выше голову! Жду тебя через несколько часов, договорились?
– Договорились, – улыбнулся я в трубку. – Буду к полудню.
И я повесил трубку телефона будущего, понимая, что слова Магнума могли означать только одно – Ублюдок собрался уходить из федеральной прокуратуры.
Мой высоченный адвокат сидел за своим столом. Чопорный выпускник Йельского университета сидел справа от меня, а я – напротив Магнума и фотографии, на которой он был запечатлен вместе с судьей Глисоном, когда они вместе работали в федеральной прокуратуре. Пока мы втроем лениво обсуждали свои недостатки в свинге [21], я периодически то выключался из общей беседы, то снова включался. И все время поглядывал на фотографию судьи Глисона, молясь о том, чтобы он в нужное время вспомнил о своей дружбе с Магнумом.
– …И я ударяю клюшкой по мячу, – продолжал говорить Магнум. – Поэтому я прижимаю правый локоть к бедру. Это и есть ключ к хорошему свингу!
«Да кому это интересно сейчас!» – подумал я, но вслух сказал:
– Да, это правда.
Господи, когда же мы, наконец, начнем обсуждать мое дело?
– Согласен, – вступил в разговор парень из Йеля, – но не в этом твоя проблема, Грег. У тебя слабый захват, и поэтому ты все время ударяешь по мячу не той частью клюшки. – Он пожал плечами. – Это же простая геометрия. Когда ты…
Господи Исусе! Спаси и сохрани!
Я снова выключился из разговора. Я сидел в офисе вот уже четверть часа, и пока все шло нормально. Как я и подозревал, Ублюдок собирался уходить из федеральной прокуратуры. Когда? Магнум не знал этого наверняка, но слышал от надежного источника, что он уйдет еще до конца года. Хорошая новость состояла в том, что уход Джоэла означал, что ходатайство о смягчении мне наказания будет писать кто-то другой. Значит, появлялся шанс, что этот другой окажется более благосклонным ко мне, чем Ублюдок.
Однако была и плохая новость. Ублюдок захочет сделать заявление о том, что я сотрудничаю со следствием, до того, как уйти из прокуратуры. Как сказал Магнум, для этого у него была тысяча причин, и не последняя из них та, что мое заявление о признании себя виновным (и последующее сотрудничество со следствием) он считал собственным большим успехом, который поможет ему стать партнером в одной крупной юридической фирме. Кроме того, здесь примешивался и эмоциональный фактор, поскольку Ублюдку хотелось получить свои пятнадцать минут славы во время пресс-конференции, на которой он скажет: «Я не только привлек Волка с Уолл-стрит к ответственности, но и превратил его в первоклассного осведомителя, тем самым значительно продвинувшись в деле искоренения мошенничества на американском рынке компаний малой капитализации».
Чего Ублюдок не скажет, так это того, что подобное мошенничество сейчас куда более распространено, чем во времена расцвета «Стрэттон». Фактически с проникновением Интернета во все сферы жизни махинации с ценными бумагами поднялись на совершенно новый уровень, и одному богу известно, сколько миллионов исчезает каждый день в результате мошеннических электронных писем, подставных форумов и фишинговых сайтов.
Впрочем, нельзя было отрицать, что уход Ублюдка был все же хорошей новостью для меня, поэтому мы все втроем чувствовали себя вправе поздравить друг друга с этим. Мои адвокаты, похоже, приписывали это успеху своей умной стратегии, я же был уверен, что тут большую роль сыграла моя неторопливость в качестве осведомителя, превзошедшая всякое терпение Ублюдка, которому надоело пахать на федеральное правительство за гроши. Так или иначе, все это было строго между нами и не подлежало огласке.
– …Правильная плоскость замаха, вот что важнее всего, – говорил тем временем парень из Йеля. – Это и есть мой секрет успешной игры на короткой траве.
Он многозначительно кивнул мне и Магнуму, который тоже кивнул в ответ.
Я улыбнулся и сказал:
– Проблема в том, что все мы полные профаны в гольфе, – я повел подбородком в сторону Магнума, – особенно ты, Грег. Так что, если не возражаете, было бы просто замечательно, если бы вы, парни, перестали мучить меня своими замахами и сказали, наконец, когда будут конфискованы мои дома?
Магнум улыбнулся.
– Разумеется. Твой дом будет конфискован первого января. Дом Надин – в июне следующего года.
– Хреново, – сказал я. – А как же четыре года, о которых ты трепался?
Магнум пожал плечами.
– Я же всегда говорил тебе, что с Джоэлом трудно договориться. Особенно теперь, когда он собирается уходить из федеральной прокуратуры и хочет до этого высосать из всех как можно больше крови.
– На самом деле, – добавил выпускник Йеля, – вчера дела обстояли еще хуже.
– Да, – подтвердил Магнум, – еще вчера Джоэл хотел, чтобы дом Надин в Олд-Бруквилле был конфискован одновременно с твоим, но мы уговорили его не торопиться с этим ради ваших детей. Так что в некотором смысле это можно считать нашей победой.
– Ага, победой, – саркастически сказал я. – Хреновая какая-то победа…
Я сделал глубокий и прерывистый вдох, потом медленно выдохнул.
– И сколько денег у меня останется?
– Восемьсот тысяч долларов, – ответил Магнум, – плюс каждому из вас остается по машине, плюс вся мебель и личные вещи. Тебе оставляют также все перечисленные в финансовом отчете долговые расписки. Сможешь получить по ним деньги?
Я задумался. Расписок было три, самая значительная из них – от Элиота Лавиня, на два миллиона долларов. Когда-то Элиот был моим главным подставным, отстегивавшим мне миллионы долларов наличными. В свое время он был легендой в индустрии одежды, его даже прочили в президенты «Перри Эллис» [22], а ему тогда не было еще и сорока. Но он, кроме того, был заядлым наркоманом и бабником (именно поэтому мы с ним так хорошо ладили) и в конце концов потерял все, включая работу. Я ни разу не разговаривал с ним с тех пор, как завязал, но и без этого знал, что вряд ли он сможет отдать мне долг. Он был совершенно разорен.
Вторая долговая расписка была от Вигвама на четверть миллиона долларов. Увы, Вигвам тоже сидел на бобах, и шансы получить от него деньги были еще меньше.
Оставался доктор Шлезингер, офтальмолог из Лонг-Айленда, женатый на Донне, подруге детства Герцогини. Дэвид был хорошим парнем, а вот Донна была, увы, настоящей шлюхой. Тем не менее он-то как раз мог расплатиться со мной, и я был уверен, что так он и сделает. Когда-то я одолжил ему 120 000 долларов на открытие собственной клиники, и теперь он хорошо зарабатывал.
Для меня хуже всего была неплатежеспособность Элиота Лавиня. Если бы у него были деньги, он непременно вернул бы мне долг! Мы с ним всегда были как кровные братья. Однажды я даже спас ему жизнь, когда он чуть не утонул в моем бассейне. Как ни парадоксально, ни Одержимый, ни Ублюдок никогда не выказывали большого интереса к Элиоту, несмотря на то что он сливал мне деньги наличными. Но меня это очень даже устраивало. Если они не хотели поднимать этот вопрос, то я тем более не хотел этого.
– Думаю, по одной из них я смогу получить долг, – сказал я. – Но это всего лишь 120 штук. По двум другим распискам деньги получить не удастся. Впрочем, это не имеет значения, потому что с моими расходами я останусь без гроша уже через полгода.
– Ну, придется затянуть пояс, – резонно заметил Магнум. – И скажи Надин, чтобы она тоже не разбрасывалась деньгами. Я не шучу, Джордан. Пора притормозить.
Я отрицательно покачал головой.
– Я не скажу Надин ни слова об этом. Какую бы ненависть я к ней ни питал, я не хочу волновать ее. Ведь у меня есть еще год, чтобы придумать, где и как она с детьми будет жить. И поверьте мне, я всеми правдами и неправдами сделаю так, чтобы это было очень хорошее место.
Магнум поджал губы и кивнул, словно онколог, готовый рассказать пациенту о смертельном диагнозе.