Домен кагана, страна кочевников-хазар, располагалась в междуречье Волги и Дона. За Доном после ухода болгар жили кочевые племена венгров-мадьяр; они номинально подчинялись кагану, посылали своих воинов в хазарское ополчение, но во внутренних делах пользовались самостоятельностью. Венгры возродили давнюю скифо-сарматскую традицию охоты на рабов: они производили набеги на живших на правом берегу Днепра независимых от Хазарии славян и продавали их в портах Крыма купцам, приезжавшим из Византии.[353]
К IX веку значительная часть кочевников осела на землю, и на средней Волге обитали племена буртасов, занимавшиеся как скотоводством, так и земледелием. Севернее буртасов, в районе слияния Волги и Камы, располагалась Волжская Булгария; кочевые булгары подчинили часть славянских племен, и их вождь именовал себя «царем славян». Роды булгар (по-видимому, также как и роды хазар) включали в себя покоренных земледельцев и насчитывали тысячи членов, булгары кочевали по степи, а земледельцы обрабатывали поля. В Булгар, столицу Волжской Булгарии, спускаясь вниз по Волге, прибывали купцы-русы, привозившие рабов и меха; отсюда эти товары отправлялись дальше по реке в Итиль или караванами в Хорезм.[354] Тесные торговые связи с мусульманским Хорезмом привели к постепенной исламизации Булгарии, здесь было много мечетей, «царь славян» принял ислам и стремился освободиться от власти хазарских иудеев.[355]
На юге Хазарии существовали обширные земледельческие районы с многолюдными городами и селами. Наиболее плотно населенной областью была приморская часть Дагестана; здесь располагались знаменитые города-крепости Дербент, Семендер и Белинджер, окруженные орошаемыми полями и виноградниками.[356] В Центральном Предкавказье находилась страна алан; здесь жили горные скотоводы, строившие каменные дома-башни, и равнинные земледельцы, обитавшие в городищах из сырцового кирпича. Страна алан находилась на границе с Византией, и ее культура с давних времен испытывала сильное византийское влияние; сюда во множестве проникали греческие и сирийские монахи, распространявшие в Алании христианство. Вероятно, именно эти монахи создали для алан письменность на основе сирийско-несторианского алфавита; позднее эту письменность использовали и тюрки.[357] Вторжения арабов в VIII веке вынудили часть алан переселиться на север – в долины Дона и Северского Донца.[358] Позднее здесь сформировалась еще одна область земледельческой культуры: появились каменные крепости и большие села, жители которых были знакомы с гончарным и железоделательным ремеслами.
Аланская область в лесостепи на Донце граничила на западе и на севере со страной славян. Славянские племена днепровского левобережья платили хазарам дань и считались подданными кагана. Установившийся в степи мир позволил им выйти из лесов и приступить к освоению плодородных степных черноземов.[359] Археологические материалы свидетельствуют о резком росте славянского населения,[360] которое расселялось в долины Дона и Северского Донца и жило здесь вперемешку с аланами. В ходе этого культурного синтеза аланы заимствовали у славян их жилища, полуземлянки с закрытыми печами, а славяне переняли гончарное и железоделательное ремесла, некоторые приемы ювелирного дела и, возможно, даже начатки письменности: найдены несколько славянских надписей, выполненных аланскими буквами.[361] По-видимому, у соседей было заимствовано славянами и использование плужной пахоты, о чем говорят многочисленные находки железных наральников – таких же, как в салтово-маяцкой культуре каганата.[362] Это явление, несомненно, следует сопоставить с распространявшимся с аварских времен новом способе запряжки лошадей с помощью хомута.[363] Слова «лошадь» и «хомут» являются древними тюркскими заимствованиями в русском языке; «лошадь» раньше произносилось как «лоша», что близко к чувашскому laša – между тем чувашский язык считается наследником языков булгар и хазар.[364]
Хомут был китайским изобретением, в VI веке принесенным в Европу кочевниками. Использование хомута повышало тягловую силу лошади примерно в четыре раза по сравнению с применявшимся ранее мягким ремнем.[365] Применение лошади на пахоте было фундаментальным открытием, настоящей «аграрной революцией»:[366] по сравнению с пахотой на быках производительность увеличивалась примерно вдвое. Распространение плужной пахоты отразилось и на системе налогообложения: в Х веке славяне-вятичи платят дань хазарам уже не с «дыма», а с «плуга».[367]
Волна диффузионного перенимания алано-хазарской культуры распространилась с Дона на запад, в левобережное Поднепровье, где сложилась новая волынцевская культура.[368] Смешение аланского и славянского населения здесь было настолько сильным, что археологи находят у местных славян («северян») и аланов единый антропологический тип – хотя, в принципе, это народы, отличные в антропологическом отношении.[369] Этот единый тип северян и аланов отличался от антропологического типа словен, кривичей и других лесных племен, который был ближе к характеристикам западных славян.[370]
Для того чтобы собирать дань и держать в повиновении славян, на Северском Донце располагались хазарские крепости с гарнизонами из кочевников.[371] Западнее, на реке Псел, такой крепостью было Битицкое городище.[372] Хазарские форпосты имелись и на берегу Днепра – как доказывает О. Прицак, одним из таких форпостов был Киев. О присутствии хазар в Киеве говорит упоминаемое Константином Багрянородным название киевской крепости Самбат, которое возводят к еврейскому «шабат» – «суббота».[373] Это название связано с преданием о расположенной на краю света реке Самбатион, на берегу которой проживала иудейская община – очевидно, евреи на Днепре чувствовали себя заброшенными на край света и живущими на берегу Самбатиона.[374] То, что в Киеве действительно проживало много иудеев, подтверждается позднейшими источниками: в Х – XI веках один из районов Киева назывался «Козаре», а другой «Жидове», и к нему вели «Жидовские ворота».[375] Многие историки отмечают, что упоминаемые в «Повести временных лет» имена братьев-основателей Киева, Кий, Щек и Хорив – отнюдь не славянские; О. Прицак возводит имя Кий к имени хазарского визиря Ахмада бен Куйа.[376] Известно также, что иудейский Хорив – это гора, на которой Моисею явился Господь, и близ Киева действительно находится гора Хоревица.[377]
Один из интригующих моментов в истории хазарско-иудейского влияния на становление русской культуры касается вопроса о создании русской письменности. В 860 году в Хазарию была послана православная миссия во главе с Константином (Кириллом) Философом, позже ставшим просветителем славян. Прибыв в Крым, Константин сначала выучил еврейский язык и научился читать еврейские книги. «Нашел же здесь евангелие и псалтырь, написанные русскими письменами, – говорит „Житие Константина“, – и человека нашел, говорившего на том языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву богу, вскоре начал читать и излагать их…».[378] М. И. Артамонов полагал, что это «русское» письмо из иудейской Хазарии и было положено Кириллом в основу созданной им славянской азбуки[379] – и тогда становится понятно, каким образом в эту азбуку попало несколько еврейских букв, в том числе «шин» и «цади» (Ш и Ц). Но возможно, что Кирилл, знакомый с еврейской письменностью, самостоятельно пришел к идее использовать эти буквы, чтобы воспроизвести те звуки славянского языка, которые не передавались греческим алфавитом.[380]
Как все государства, основанные покорившими земледельцев кочевниками, Хазарский каганат был ксенократическим государственным образованием. Подданные кагана делились на «белых хазар» и «черных хазар». Термин «белые» у тюркоязычных народов (к которым принадлежали хазары) означает «свободный» – это были свободные кочевники, не платившие податей, но в случае необходимости обязанные идти на войну. «Черные хазары» – это было податное земледельческое население, «чернь».[381] К «черни» относились и покоренные славянские племена: «северяне» по-алански означает «черные».[382] О глубоком общественном неравенстве говорит практика захоронений: с одной стороны, простые захоронения славян без погребального инвентаря, с другой стороны – богатые погребения воинов-кочевников с оружием и наложницами.[383] «Хазары и их царь – все иудеи, – писал Ибн Фадлан, – а славяне и все, кто соседит с ними, находятся у него в покорности, и он обращается с ними, как с находящимися в рабстве, и они повинуются ему с покорностью».[384]
В русских былинах память о хазарах сохранилась в образе необыкновенного великана Казарина или Жидовина, с которым сражались Добрыня и Илья Муромец.[385] Интересно вспомнить, что и авары изображались летописью в виде великанов.[386] Напоминанием о том времени в русском языке являются также слова «богатырь» и «смерд»; они были заимствованы у алан, по-видимому, в период совместного проживания славян и алан на Дону. «Богатырями» («ос-богатар») назвали знатных алан, а «смердами» (то есть просто «людьми») – плативших дань славян.[387]
Подобно истории всех ксенократических государств, история Хазарии развивалась по циклу Ибн Халдуна. Принятие иудаизма и трансформация общества по ближневосточному образцу вызвали националистическую реакцию и смуту 820-х годов. Одно из хазарских племен, кабары, примкнуло к восставшим данникам хазар, венграм, и вместе с ними ушло на запад, за Днепр.[388] Затем постепенно стало сказываться падение боеспособности хазарского ополчения; каганы были вынуждены использовать наемников, степных тюрок-гузов. В 890-х годах пришедшие из глубин степи печенеги прорвались через Волгу и разорили поселения славян и алан в лесостепи.[389] Прогнав венгров на запад, печенеги заняли степи между Днестром и Доном. Территория Хазарии значительно сократилась, и в Х веке ослабевшие хазары уже не могли сопротивляться наступавшим с востока тюркам-гузам. В 960-х годах тюрки в союзе с русами разгромили города каганата. Основная часть Хазарии досталась гузам, но Саркел и Тмуторокань вошли в состав Руси. Таким образом, Киевская Русь стала наследницей Хазарского каганата в его западных землях.
Глава III Киевская Русь
3.1. Славянские истоки
Мир славян, обитавших в лесах Восточной Европы, вплоть до IX века был разительно не похож на охваченный постоянной войной мир степей. Славяне не испытывали недостатка в земле и пище – и поэтому жили в мире. Необъятные лесные пространства дарили славянам изобилие; один из греческих писателей отмечал у славян «большое количество разнообразного скота и плодов земных, лежащих в кучах, в особенности проса и пшеницы».[390] «Повесть временных лет» начинает историю Руси с сакраментальной фразы: «И жили между собою в мире поляне, древляне, северяне, радимичи, вятичи и хорваты».[391] Это свидетельство летописи находит несомненное подтверждение в данных археологии. Укрепленные городища встречаются в восточнославянских землях лишь изредка, на пограничных с другими народами территориях.[392] По сравнению с насыщенными оружием археологическими культурами Западной Европы и степного Причерноморья, количество находок предметов вооружения у восточных славян совершенно ничтожно. Находки мечей, кольчуг, панцирей, шлемов здесь попросту отсутствуют, наконечников копий очень мало, а топоры-колуны были слишком тяжелыми, чтобы использоваться в качестве оружия.[393] Феофилакт Симокатта рассказывает, что в 591 году к византийскому императору Маврикию привели трех славян, бродивших по стране и развлекавших народ игрой на музыкальных инструментах. В ответ на расспросы они сказали, что «кифары они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие – их страна не знает железа, и потому мирно и без мятежей проходит у них жизнь, что они играют на лирах, ибо не обучены трубить в трубы».[394] «Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий», – говорит русский летописец.[395]
Иоганн Гердер, в свое время описывая характер славян, утверждал, что славяне предпочитали предаваться дома мирному труду и веселью, не любили войн, воевали только по принуждению и вообще были нрава тихого, бесхитростного, прямого – одним словом, были «голубиным народом».[396] Конечно, соседние народы время от времени вовлекали славян в войны, и греческие историки оставили описания славян, которых гнали на войну их повелители-авары. «Они… не осмеливаются показываться вне лесов и защищенных деревьями мест, – писал Иоанн Эфесский о славянах. – Они даже не знали, что такое оружие, за исключением двух или трех дротиков».[397] «Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, – добавляет Прокопий Кесарийский, – панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек, ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут в сражение с врагами… Они очень высокою роста и огромной силы… Образ жизни у них, как у массагетов, грубый, без всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но по существу они не плохие и совсем не злобные…»[398]
Конечно, нужно сделать скидку на специфическое восприятие славян «цивилизованными» греческими писателями: это было обычное восприятие горожанами «грубых и грязных» сельских жителей – точно также эти писатели и горожане относились и к своим, греческим, крестьянам. Но в Византии, помимо деревень, населенных «мужиками», были города и была изысканная, «культурная» знать. В стране славян не было городов и знати – поэтому все славяне были «грубыми людьми». Как утверждает демографически-структурная теория, города появляются в результате перенаселения, когда безземельные крестьяне вынуждены уходить из деревни и зарабатывать на хлеб ремеслами – в том числе производством предметов роскоши, которые демонстрируют «культуру» богатых и знатных. В стране славян земли и хлеба было достаточно, поэтому у крестьян не было необходимости заниматься ремеслами; они жили натуральным хозяйством и не знали роскоши, довольствуясь домотканой одеждой и лепными горшками. Гончарное ремесло, хорошо известное на границах области восточных славян, никак не могло перейти эти границы – видимо, потому, что его продукция не находила потребителей. Позднее, когда появились города и знать, появились и обслуживавшие их гончарные мастерские – но сельское население долгое время продолжало пользоваться привычной лепной посудой, не испытывая нужды в искусных изделиях мастеров.[399] Так же обстояло дело и с одеждой: Л. Нидерле в свое время заметил, что для славян были характерны простая одежда и немногочисленные украшения. «Роскошные одежды и украшения встречались разве лишь там, где славяне непосредственно соприкасались с соседними… народами».[400] Это был результат диффузии обычаев «цивилизованных» стран. На границах славянского мира купцы «из-за моря» пытались соблазнить «лесовиков» разными диковинами и предлагали за шкурку куницы стеклянную бусинку – точно так же, как позднее европейцы торговали в Африке или Океании.[401]
Однако неразвитость ремесел и жизнь на краю света, вдали от «высоких» цивилизаций, оборачивались технологической отсталостью. Это особенно проявлялось в железоделательном производстве: находки железных орудий труда – так же, как и оружия – были редкостью. Остатки домниц и горнов у восточных славян очень немногочисленны и сосредоточены, в основном, в лесостепи, где сохранялись черняховские традиции. А между тем, на землях западных славян, в Малой Польше, насчитывалось несколько сот пунктов с остатками металлургического производства, на которых было найдено более полутора тысяч железоплавильных печей.[402] Это было следствием диффузии римской технологии: в рамках полиэтнической пшеворской культуры славяне заимствовали не только римскую металлургию, но также ручные жернова, возделывание новых в то время культур, ржи и овса, и некоторые другие культурные элементы. Когда в V веке пришли гунны, часть славянских (и возможно, германских) племен отступила на восток, в леса, простиравшиеся от верховьев Немана до верховьев Днепра и даже до Оки. Здесь мигранты столкнулись с балтами и построили (в общем-то, нехарактерные для лесной зоны) укрепленные городища. В конечном счете это продвижение привело к славянизации северных лесов – вплоть до района озера Ильмень, где славяне ассимилировали часть финно-угорских племен, летописной «чуди».[403]
Другая волна миграции славян с запада относится к VIII веку, к периоду после падения аварской державы. Как отмечалось выше, вторжение авар в Центральную Европу сопровождалось продвижением славянских племен на запад; теперь, после разгрома авар франками, часть славян отступила на восток. «Повесть временных лет» называет франков «волохами»: «Когда волохи напали на славян дунайских и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами. Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах…»[404] Западнославянские племена – дулебы, волыняне, поляне, древляне, дреговичи – принесли с собой перенятые ими на Дунае элементы провинциально-римской культуры, в том числе гончарную керамику и развитое железоделательное ремесло; они построили в лесостепи на Правобережье Днепра многочисленные укрепленные городища и оставили после себя памятники луки-райковецкой культуры.[405]