Сначала скрипнула открывающаяся дверь, потом половицы под ковром. Кто-то вошел в спальню.
Шум разбудил Джоя Харпера. Он открыл глаза и посмотрел на часы, которые стояли на прикроватном столике, в свете ночника разглядел время. 12:36.
Он спал всего полтора часа, но сонливости не было. Проснулся он бодрым и энергичным, предвкушая сначала услышать, а потом увидеть реакцию Эми на резинового тарантула. Он поставил будильник на час ночи, потому что ей велели вернуться в это время. Но, судя по всему, она вернулась раньше.
Шаги. Мягкие. Осторожные. Приближающиеся.
Джой напрягся под одеялом, но продолжал притворяться, будто спит.
Шаги остановились у самой кровати.
В Джое нарастал смех. Он прикусил язык, чтобы еще ненадолго сдержать его.
Почувствовал, как сестра наклоняется над ним. Решил продержаться еще несколько секунд, а потом, когда она уже соберется пощекотать его, закричать ей в лицо, напугать до смерти.
Глаза он не раскрывал, дышал медленно и ровно, отсчитывая секунды: одна… две… три…
И уже собрался закричать, когда осознал, что над кроватью наклонилась вовсе не Эми. Ощутил запах перегара, и сердце его ускорило бег.
— Сладкий, сладкий, маленький Джой, — заговорила Эллен, не подозревая, что сын проснулся. — Маленький крошка-ангел. С нежным личиком маленького ангела, — слова растягивались, наползали друг на друга, она не говорила — напевно шептала.
Джою так хотелось, чтобы она ушла. Она крепко набралась, даже сильнее, чем обычно. Она приходила в его комнату и в другие ночи, когда достигала такой кондиции. Говорила с ним, думая, что он спит. Может, приходила гораздо чаще, чем он себе представлял. Может, тогда он действительно спал. Так или иначе, он знал, что последует за ее приходом. Знал, что она будет говорить и делать, и его это пугало.
— Маленький ангел. Ты выглядишь как маленький ангел, крошка-ангел, лежишь здесь такой невинный, нежный, сладкий. — Она наклонилась ниже, обдав лицо сына перегаром. — Но какой ты внутри, маленький ангел? Такой же сладкий, хороший и чистый, как и снаружи?
«Прекрати, прекрати, прекрати! — думал Джой. — Пожалуйста, не делай этого, мама. Уйди. Оставь меня в покое. Пожалуйста!»
Но он не мог с ней заговорить, не мог шевельнуться. Не хотел дать ей знать, что не спит, потому что боялся ее, когда она была в таком состоянии.
— Ты выглядишь таким чистым, — от выпитого язык у нее заплетался, слова еще сильнее растягивались. — Но, может, — это ангельское личико всего лишь… маска. Может, ты надеваешь ее для того, чтобы обмануть меня? А? Надеваешь? Может… под ней… ты совсем другой. Ты другой, маленький ангел? Под этим нежным личиком ты такой же, как тот монстр, тварь, которую он называл Виктором?
Джой понятия не имел, о ком она говорила, когда пьяная глубокой ночью заходила в его комнату. Кто был Виктором?
— Если я произвела на свет такого, как ты, почему не другого? — спросила она себя, повысив голос, и Джой подумал, что уловил в нем нотки испуга. — На этот раз… возможно, монстр внутри. В разуме. Внутренний монстр… прячущийся в нормальном теле… за этим ангельским личиком… он затаился и ждет. Ждет момента, чтобы выйти, когда его никто не заметит. Терпеливо ждет. И ты, и Эми. А? Волки в овечьей шкуре. Может, и так.
Почему нет? Может, и так. И что, если так? А? Когда это случится? Когда тварь выйдет из тебя, чтобы все ее увидели? Могу я повернуться к тебе спиной, маленький ангел? Могу почувствовать себя в безопасности? Господи! Иисус, Иисус. Помоги мне. Мария, помоги мне. Не следовало мне иметь детей. После того, первого. Я никогда не буду уверена, кто вышел из меня. Никогда. Что, если…
Под воздействием выпитого язык и губы все в меньшей степени могли озвучивать слова, которые она хотела сказать, и она понизила голос до такого тихого шепота, что Джой едва разбирал их, хотя их лица разделял какой-то фут.
— И вдруг… мне придется… убить… тебя… как пришлось убить… того… другого?..
Эллен начала плакать.
Джой внезапно похолодел до костей и испугался, что дрожь, которая сотрясала его тело, привлечет внимание матери и она поймет, что он слышал каждое слово.
Плач прекратился.
Джой не сомневался, что она слышит грохочущие удары его сердца.
Смешанные чувства охватили его. Он боялся матери, но при этом и жалел ее. Хотел обнять, сказать, что все будет хорошо… но не решался.
Наконец — казалось, прошли часы, но уместились они в одной-двух минутах — Эллен ушла из спальни сына, мягко прикрыв за собой дверь.
Под одеялом Джой свернулся калачиком.
Что все это означало? О чем она говорила? Она просто напилась? Или сошла с ума?
Испытывал он не только страх, но и стыд. Разве можно так думать о собственной матери?
Тем не менее его радовал теплый, молочный свет ночника. Ему определенно не хотелось оставаться в темноте в полном одиночестве.
* * *
В кошмарном сне Эми родила какого-то странного, уродливого младенца, что-то мерзкое и отвратительное, больше похожее на краба, чем на человеческое существо. Она находилась с ним в маленькой, плохо освещенной комнатушке, и этот монстр преследовал ее, щелкая клешнями и раскрывая паучьи челюсти. В стенах были узкие окна, и, проходя мимо них, она видела по ту сторону стекла свою мать и Джерри Гэллоуэя, которые смотрели на нее и смеялись. А младенец прибавил скорости, настиг ее и ухватился клешней за одну из ее лодыжек.
Она проснулась, села с рвущимся из горла криком. Едва успела сдержать его.
«Всего лишь сон, — сказала она себе. — Всего лишь дурной сон, спасибо Джерри Гэллоуэю. Черт бы его побрал!»
В темноте, справа от нее, что-то шевельнулось.
Она включила лампу на прикроватном столике.
Занавески. Она приоткрыла окно на пару дюймов, чтобы обеспечить приток свежего воздуха, и легкий ветерок раскачивал занавески.
На улице, в одном или двух кварталах отсюда, протяжно завыла собака.
Эми взглянула на часы. Три ночи.
Посидела, пока не успокоилась, но, выключив свет, заснуть не смогла. Темнота давила, таила в себе угрозу. Такого она не испытывала с далекого детства.
У нее возникло ощущение, будто под покровом ночи к дому Харперов приближается что-то ужасное. Вроде торнадо. Но не торнадо. Что-то другое. Что-то странное, куда хуже природного катаклизма. У нее возникло предчувствие (не совсем правильный термин, но наиболее близкий к тому, что испытывала она в тот момент), леденящее душу предчувствие, что какая-то безжалостная сила надвигается на нее и всю ее семью. Она попыталась представить себе, что это может быть, но не нашла никакого объяснения. Ощущение опасности оставалось бесформенным, безымянным, но очень уж явным.
Не в силах отделаться от него, Эми поднялась и подошла к окну, пусть и чувствовала, что ведет себя глупо.
Кленовая аллея мирно спала, укутанная тенями. За их улицей южная окраина Ройял-Сити поднималась чередой пологих холмов, на которых в этот поздний час горела лишь редкая россыпь огней.
Дальше на юг, практически за городской чертой, располагалась территория окружной ярмарки. Сейчас она пряталась в темноте, но в июле, когда прибывало ярмарочное шоу, Эми из своего окна могла видеть множество огней и, само собой, ярко освещенное, вращающееся «Чертово колесо».
В эту ночь Эми видела только то, что и всегда.
За окном не было ничего нового, ничего опасного.
Ощущение, что она стоит на пути надвигающегося разрушительного шторма, ушло, сменилось вдруг навалившейся усталостью. Эми вернулась в кровать.
Единственной угрозой, нависшей над домом Харперов, была ее беременность, следствие совершенного ею греха.
Эми положила руки на живот, подумала о том, что скажет мать, задалась вопросом, всегда ли сама она будет такой же одинокой и беспомощной, как сейчас, еще раз попыталась понять, что же грядет.
Глава 4
В очереди к лотку со сладостями, закусками и напитками, расположенному рядом с каруселью, перед Крисси Лэмптон и Бобом Дрю стояли пять человек.
— Разумеется, это ужасно — тратить время на очередь, — сказала Крисси, — но очень уж хочется печеного яблока в сахарной пудре.
— Долго стоять не придется, — заверил ее Боб.
— Нам нужно побывать еще в стольких местах.
— Расслабься. На часах только половина двенадцатого. Ярмарочное шоу не закроется раньше часа ночи.
— Но это их последняя ночь. — Крисси глубоко вдохнула, наслаждаясь смесью ночных ароматов: попкорна, сахарной ваты, картофеля-фри с чесноком, жареных орешков и многих других. -
А-а-а-ах! У меня просто слюнки текут. Я ем весь вечер, но по-прежнему умираю от голода. Не могу поверить, что так много съела!
— Это все волнение, — ответил Боб. — Волнение сжигает калории. И все эти аттракционы. Каждый пугает до смерти, а страх сжигает калории быстрее тяжелого физического труда, — он на полном серьезе анализировал ее непомерный аппетит. Работал Боб бухгалтером.
— Послушай, почему бы тебе не постоять в очереди и не купить мне печеное яблоко, а я пока найду женский туалет. Встретимся у карусели через несколько минут. Таким образом мы одновременно убьем двух зайцев.
— Одним выстрелом.
— Что?
— Мы убьем двух зайцев одним выстрелом. Поговорка такая.
— Да, конечно.
— Я не думаю, что она здесь уместна, — продолжил Боб. — Не совсем. Но ты все равно иди. Встретимся у карусели, как ты и сказала.
«Дерьмо! — подумала Крисси. — Неужели все бухгалтеры такие?»
Она отошла от лотка, зашагала по влажным опилкам, лежащим на земле, сквозь грохот музыки, мимо аттракциона, где мускулистый молодой мужчина бил молотом по наковальне, измеряющей силу удара, дабы загнать шарик на максимальную высоту и тем самым произвести должное впечатление на свою девушку. Десятки зазывал приглашали посетителей шоу к различным игровым аттракционам, где те могли выиграть множество призов, от плюшевого мишки и большой куклы до всякой ерунды. Из сотни павильонов доносилась сотня различных песен, и вся эта какофония каким-то образом ублажала слух, сливалась в единую, странную, но приятную мелодию. Ярмарочное шоу являло собой звуковую реку, и Крисси с наслаждением плыла по ее водам, улыбаясь во весь рот.
Нравилась Крисси Лэмптон Весенняя ярмарка Угольного округа. Она относила ярмарку к главным событиям года. Ярмарка, Рождество, Новый год, День благодарения, ночь Хэллоуина с танцами в клубе «Лось», ночи Лас-Вегаса в церкви Святого Томаса (одна — в апреле, вторая — в августе) — вот и все интересное, что случалось за год, и больше за весь год в Угольном округе ничего не происходило.
Она вспомнила смешную песенку, которую пели в те времена, когда она училась в школе. Речь в ней шла о том, что все умные давно сбежали из Угольного округа, а остались лишь те, у кого одна извилина, да и та прямая.
В школе она смеялась над этой песенкой. Теперь, в двадцать один год, прекрасно отдавала себе отчет в том, какое ее ждало будущее, если она и дальше останется в этом Богом забытом месте.
Конечно, со временем она хотела уехать в Нью-Йорк или Лос-Анджелес, где возможностей было куда больше. Собиралась сделать это, как только на ее банковском счету набралась бы сумма, на которую она смогла бы прожить шесть месяцев в одном из этих мегаполисов. На пять месяцев денег Крисси уже накопила.
Подсвеченная ярким, многоцветным сиянием павильонов, Крисси продвигалась к концу центральной аллеи, где и ожидала найти нужное ей заведение. Общественные туалеты, здания, построенные из шлакоблоков, располагались по периметру территории, отведенной под ярмарочное шоу.
Когда она лавировала в толпе, зазывала тира громко свистнул ей чуть ли не в ухо.
Она улыбнулась, помахала рукой.
Настроение у Крисси было преотличным. Пусть пока она и застряла в Угольном округе, ее ожидает самое радужное будущее. Она знала, что смотрится очень даже неплохо. И ума ей тоже хватало. Так что не приходилось сомневаться, что с такими достоинствами уж за шесть-то месяцев она найдет себе место в любом большом городе. Пока она работала машинисткой, но, конечно же, временно.
Другой зазывала, приглашавший на игру «Колесо фортуны», тоже свистнул ей. Потом третий.
Ну разве можно было пожаловаться на такую жизнь?
Впереди пронзительно рассмеялось большое лицо клоуна, вознесенное над «Домом ужасов».
Располагался он рядом с павильоном «Шоу уродов», на восточном конце центральной аллеи, и Крисси полагала, что найдет туалет где-то за ними. Поэтому и свернула в узкий проулок между павильонами, уходя от толпы, света, музыки.
Воздух более не благоухал ароматами готовки. Здесь пахло мокрыми опилками, маслом и выхлопными газами, которые в немалом количестве исторгали большие гудящие генераторы.
В самом «Доме ужасов» звякали цепи, вопили баньши, жутко смеялись призраки, визжали вампиры. Загробная музыка набирала силу и затихала, набирала силу и затихала. Закричала девушка. Потом вторая. Наконец три или четыре вместе.
«Они ведут себя как маленькие дети, — пренебрежительно подумала Крисси. — Им так хочется испугаться, что они готовы принять за правду любую иллюзию, лишь бы на какое-то время уйти от серых реалий жизни в Угольном округе, штат Пенсильвания».
Часом или двумя ранее, проезжая по «Дому ужасов» с Бобом Дрю, она тоже кричала. И теперь не без стыда вспоминала собственные крики.
Переступая через веревки, кабели, осторожно продвигаясь к заднему фасаду «Дома ужасов», Крисси вдруг осознала, что несколько лет спустя, после того как она побывает в стационарных парках развлечений больших городов, познакомится с куда более изощренными аттракционами, такое вот ярмарочное шоу покажется ей безвкусным и занюханным, а отнюдь не экзотическим и великолепным.
Она добралась практически до конца длинного, узкого проулка. Здесь было куда темнее, чем она ожидала.
Споткнулась о толстый электрический кабель.
— Черт!
Крисси удержалась на ногах, вглядываясь в темноту.
Света определенно не хватало. Со всех сторон к ней подступали непроницаемые лилово-черные тени.
Она уж подумала, а не повернуть ли назад, но очень хотелось облегчиться, и она не сомневалась, что за павильонами окажется туалет.
Наконец Крисси вышла из проулка и сразу повернула в темноту за «Домом ужасов», в полной уверенности, что увидит поблизости один из ярко освещенных туалетов.
И чуть не столкнулась с мужчиной.
Тот стоял, привалившись к заднему фасаду «Дома ужасов», практически полностью скрытый тенями.
От удивления Крисси вскрикнула.
Лица мужчины она разглядеть не могла, но увидела, что мужчина крупный. Очень крупный. Просто гигант.
А через мгновение после того, как обнаружила мужчину, когда поняла, какой он огромный, до нее дошло, что мужчина подкарауливал ее. Она начала кричать.
Он ударил ее в висок с такой силой, что только чудом не сломал ей шею.
Крик застрял в горле. Она упала на колени, потом повалилась в грязь, потрясенная, обездвиженная, из последних сил пытаясь не лишиться чувств. Перед глазами все поплыло.
Смутно она осознала, что ее подняли с земли и куда-то несут.
Сопротивляться она не могла; полностью лишилась сил.
Шумно скрипнула дверь.
Она заставила глаза открыться, увидела, что из темной ночи ее принесли в еще более темное место.
Сердце билась так сильно, что, казалось, вышибало воздух из легких всякий раз, когда она пыталась вдохнуть.
Мужчина грубо бросил ее на твердый деревянный пол.
«Вскакивай! Беги!» — сказала она себе.
Не могла шевельнуться. Ее словно парализовало.
«Такого просто не может быть!» — подумала она.
Зашуршал засов, отрезав их от окружающего мира, и мужчина, как ей показалось, удовлетворенно буркнул. Она осталась с ним наедине в запертой комнате.
С путающимися мыслями, слабая, как младенец, но уже не боясь, что потеряет сознание, Крисси попыталась сообразить, где же она находится. В комнате царила абсолютная тьма, словно они попали в карман к дьяволу. Деревянный пол из необструганных досок вибрировал, слышался приглушенный гул работающей техники.
Кто-то закричал. Потом кто-то еще. Раздался маниакальный хохот. Громыхнула музыка. Послышался стук стальных колес по рельсу.
Она находилась в «Доме ужасов». Вероятно, в служебном помещении. Недалеко от рельсового пути, по которому двигались гондолы.
Сил у Крисси чуть прибавилось, хватило на то, чтобы поднять руку к ушибленному виску. Она думала, что кожа и волосы будут влажными и липкими от крови, но нашла их сухими. Боль от ушиба чувствовалась, но и кожа, и кости остались целыми.
Незнакомец опустился рядом с ней на колени.
Она слышала его, чувствовала, но не видела. Однако и в кромешной тьме ощущала его габариты. Он навис над ней.
«Он собирается меня изнасиловать, — подумала Крисси. — Господи, нет. Пожалуйста. Пожалуйста, не позволяй ему».
Дышал незнакомец как-то странно. Сопел. Фыркал. Как животное. Как собака, пытающаяся поймать ее запах.
— Нет, — прошептала она.
Он пробурчал что-то неразборчивое.
«Билл будет меня искать и придет сюда, — сказала она себе с надеждой. — Билл придет, должен прийти. Должен прийти и спасти меня, старина Билли. Пожалуйста, Господи, пожалуйста».
Охватившая ее паника нарастала по мере того, как развеивался туман, застилавший мозг после удара, и приходило осознание нависшей над ней чудовищной опасности.
Незнакомец коснулся ее бедра.
Она попыталась отодвинуться.
Он ее удержал.
Она тяжело дышала, дрожа всем телом. Временный паралич отступил, онемение в конечностях исчезло. Боль сосредоточилась в области виска, куда пришелся удар.
Незнакомец переместил руку с ее живота на грудь, разорвал блузку.