Вот люди решили жить вместе, создать семью. А как ее создавать, когда видеть мужа не хочется? Когда, услышав звон ключей в прихожей, понимаешь, что твое время вышло, что пришел муж и теперь ты себе как бы не принадлежишь. Что ты должна тратить свое время и энергию на другого, в сущности, чужого тебе человека. И вот тогда начинаешь сожалеть о том, что ты не одна, что в свою квартиру ты поселила постороннего, с которым теперь приходится считаться! И все это ради чего? Ради ребенка, которого, по сути, можно было бы родить и без брака!
— Это ты виноват, — говорила я, обращаясь к портрету отца, — это ты идеалист и всю жизнь учил меня жить правильно. Что женщина должна рожать в браке, что у ребенка должен быть отец. Понимаю, что ты подразумевал хорошего отца для моего ребенка, но если его нет? Если бы я была красива, то у меня был бы выбор. А так… Что ни говори, папа, но мужчины в первую очередь смотрят на внешность женщины. На ее лицо, волосы, грудь, бедра, ноги… Спасибо, конечно, вам с мамой, что я получилась более-менее стройной, но лицо… Лицо можно было сразу отправить на помойку и купить новое.
Поскольку моя жизнь семейная протекала уныло и безрадостно, командировки как-то даже скрашивали ее. Чистенькие купе с ресторанной едой, долгие деловые поездки по Москве, хождение по магазинам, когда выпадала свободная минутка, деловые ужины или обеды в дорогих ресторанах в обществе зомбированных бизнесменов, забота начальника, который почему-то испытывал всякий раз вину, когда брал меня с собой в командировку, — все это, как ни странно, отвлекало меня от поднадоевшего мужа и скучных домашних будней.
Я спрашивала себя, а что испытывает сам Андрей в этой обстановке нелюбви и лжи, ведь он-то часто говорил мне о том, что любит меня, и приходила к выводу, что он чувствует себя так, как должен чувствовать нищий и ничего не представляющий собой человек, неожиданно выигравший в лотерею четырехкомнатную квартиру с прислугой и любовницей в одном лице. Он присмирел, успокоился и теперь со вкусом пользовался доставшимися ему даром комфортом, хорошей едой и бесплатным сексом.
Однажды человек, на встречу с которым мы с Шароновым отправились в Москву, позвонил, когда мы были уже в поезде, и сказал, что заболел. Отменил встречу. Но поезд мчался в Москву, да и настроение было командировочное. Прибыли в столицу, прогулялись по Москве, наелись пирогов в «Штолле», еще с собой прикупили в дорогу и сели на тот же поезд, отправлявшийся уже вечером из Москвы в N-ск.
— Жаль, время потеряли, зато пирогов наелись, — говорил мой шеф, уплетая пирог с капустой и запивая его принесенным проводницей чаем. — И тебя от мужа оторвал…
Он сидел, раскрасневшийся, сияя добродушной миной сытого и всем довольного человека, и был явно расположен поговорить по душам. Я знала, что он вполне счастлив в браке, что у него трое взрослых уже детей и что его торговая фирма процветает, несмотря на мировой экономический кризис. На этого человека иногда было просто приятно посмотреть уже хотя бы потому, что он являл собой как бы образчик нормального, удачливого и в то же самое время скромного бизнесмена средней руки, рядом с которым чувствуешь себя увереннее и все внешние финансовые катаклизмы, благодаря тому, что ты работаешь на него, обходят тебя стороной.
— Я вот все хочу у тебя спросить… Как тебе живется со Щекиным? Не обижает? — спросил Михаил Яковлевич, пронзая меня неожиданно очень серьезным взглядом.
— Да нет… — Я предпочла нейтральный тон беседы, не желая особенно-то делиться своими разочарованиями. — Сойдет… для сельской местности.
— Вот! Вот! — неожиданно оживился он и даже привстал с места, выставив вперед указательный палец. — Именно что для сельской местности. Андрей, конечно, симпатичный малый и музыкант как-никак, но ты-то девушка умная, образованная, талантливая! Разве тебе может быть интересно с ним?! Мне вот иногда кажется, когда я вижу его, что он какой-то, несмотря на его профессию, неромантичный, что ли. Не знаю, как выразиться… Ну, то есть понимаешь… И полета не чувствуется — взгляд не тот. И глаза плутоватые, как у кота, собирающегося съесть чужой кусок сала. И такое впечатление, словно он чего-то вечно недоговаривает. Если открывает рот, то начинает говорить не живым, человеческим языком, а какими-то словно заученными фразами. Ты уж извини меня, Ниночка, но мне почему-то кажется, что ты вышла замуж за него из жалости, что ли.
— В смысле? — напряглась я. — Из жалости к кому?
— Ну, не к нему же!
— Не понимаю…
— Ну, жилья у парня собственного нет, зарплата маленькая. А физиономия вроде смазливая. Да и замуж пора… Ты уж извини, я повторяю, что вмешиваюсь, но, на мой взгляд, ты достойна лучшего. Вот и решила взять его к себе под крылышко, пригреть, да и ребеночка от него завести. А ты подумала, какой ребеночек-то родится, с какими генами? Ведь у Андрея отец пьяница был, да и мать — не приведи господь… Словом, он из неблагополучной семьи, и ты прекрасно об этом знаешь. Зачем тебе от него ребенок, когда, я же вижу по тебе, не такой тебе нужен человек для жизни. Уж если так захотелось ребенка, то могла бы сама родить от хорошего человека или, грубо говоря, от породистого какого-нибудь профессора или ученого, чтобы генетика была хорошая. Думаешь, не вижу, что ты совершенно не скучаешь по своему Щекину, что, когда он тебе звонит (а звонит он, скорее всего, из вежливости, ну не верю я в его сильное к тебе чувство, разве что к твоей квартире и деньгам!), у тебя лицо какое-то каменное становится. Мы вон с Машкой, моей женой, когда только поженились, ни минуты не могли прожить друг без друга. Тогда сотовых телефонов не было, но мы все равно как-то исхитрялись, звонили друг другу, разные ласковые слова говорили, да мы просто светились счастьем! А ты? Зачем тебе Щекин? Может, ты думаешь, что некрасивая?
Я сидела, чувствуя, как мое лицо наливается кровью от стыда. У меня было такое чувство, будто меня раздели и выставили на сцену перед всеми теми, кто знал меня с детства и кто думал примерно так же, как и мой начальник. Так вот, значит, каково общественное мнение о моем браке. Выходит, людей не обманешь.
— Нина, дорогая… Только не вздумай плакать! Я тебе запрещаю! Я не мог не сказать тебе то, о чем часто думаю, глядя на тебя. Брось, пока не завела ребенка, этого Щекина. Ну не нужен он тебе! Знаешь, я человек с фантазией, я могу себе представить, как вы живете. И как нервирует тебя твой новоиспеченный муж. Придет, поест, приляжет на диванчик, потом засядет за компьютер… Уверен, что ты ему уже и ноутбук подарила…
Я вытаращила глаза. Точно ведь, подарила!
— И как он сначала игрушками увлекся, потом наверняка в Интернет погрузился, порнушкой балуется, а то и переписку с барышнями ведет на сайте знакомств. А чего ему, когда на чувства глубокие не способен? В три часа ночи придет к тебе в кроватку, плюхнется, мол, устал, наработался, милый… И захрапит. А утром вскочит, позавтракает и умчится в свою школу музыкальную, будет деток гаммам да этюдам учить. А что? Работа не пыльная. Не мужик он, понимаешь?
Я понимала. И оттого, что слышала всю правду, как есть, от человека, который даже не был мне родственником, еще больше сгорала от стыда и страдала от отчаяния. Может, правда развестись?
Оказывается, я произнесла это вслух!!!
— Думаешь, теперь это будет так легко? Теперь, когда твой Щекин так хорошо устроился, когда ему так тепло и сытно стало жить, когда у него появились карманные деньги, которые ему и не снились, он вот так возьмет и бросит тебя? Чтобы вернуться к своей мамаше? Не так-то просто тебе будет избавиться от него. Ну, даже если предположить, что ты заявила ему о своем намерении развестись с ним. Как ты ему это объяснишь?
— Не знаю, надо подумать… — Я и сама удивлялась тому, как легко я согласилась на развод!
— Вот — твоя первая ошибка! Ты никому и ничего не обязана объяснять. Просто заявишь, что не хочешь с ним жить, и все. Сказала — и вышла из комнаты. Принесла ему чемодан, мол, собирай свои трусы-носки и дуй отсюда. Можешь, конечно, оставить ему ноутбук, но только при условии, чтобы он убрался в течение суток.
— Думаете, уйдет?
— Уверен, что нет. Что будет находить миллион способов, как остаться. Будет много говорить о любви неземной, о том, как дорожит тобой, как ценит… Конечно, ценит! Еще бы ему тебя не ценить. Да, кстати… Я тогда не договорил… Может, ты считаешь себя некрасивой там или… ну, я не знаю… Так вот, Нина, послушай, что тебе говорит мужчина с опытом. Ты — девушка, наделенная редкой внутренней красотой. У тебя очень красивые глаза, нежная кожа, чудесные белые зубы. У тебя богатые от природы волосы. Ну и что, что твоя красота не броская? Не всем же быть такими, как размалеванные телезвезды! И фигурка у тебя что надо. Да если бы у меня не было Маши, я женился бы только на тебе. Ты умна, а это дорогого стоит. К тому же ты — человек на редкость ответственный, на тебя можно во всем положиться. Да с тобой можно такие дела проворачивать! И вдруг… Щекин… Я когда узнал, за кого ты собралась, ужасно, если честно, расстроился. Взять твой уровень — и его. Просто смешно. Конечно, я преувеличил, когда сказал, что ты вышла за него из жалости. Одиночество — вот что толкает молодых женщин на такие вот неравные браки. Но тебе просто надо было немножко подождать, вот и все! К тому же ты со своим образованием и интеллектом могла бы найти себе применение и в Москве. Да я бы сам помог тебе, у меня же там столько влиятельных знакомых, которые с радостью взяли бы тебя к себе. А Москва — огромный город. Там тебе было бы проще найти хорошего мужа. Вот такие мои мысли… Ладно, не раскисай… Хочешь пирога с капустой?
Признаться, после разговора с Шароновым мне стало и вовсе тошно. Мы возвращались в N-ск, домой, и я вдруг поняла, что больше всего на свете мне сейчас хочется, чтобы в моей квартире никого не было. Чтобы она была чистой и тихой, как прежде. И чтобы в ванной с полочки исчезли его бритвенные принадлежности и одеколон. Чтобы испарились его сорочки из моего шкафа, а также брюки и ботинки (я успела за месяц поменять весь его гардероб!). И так далее. Чтобы, короче, духу его не было в моем доме. Вот что значит поговорить с умным человеком, таким, как Шаронов. Я нисколько не сомневалась, что он, разговаривая со мной так вот откровенно, желал мне только добра.
В N-ске шел снег. Мы сошли с поезда, Шаронов взял мою сумку (в Москве я купила Щекину два свитера и зимние меховые ботинки) и донес до своей машины, которую оставлял на стоянке. Отвез меня домой.
— Ты сама должна принять решение, — сказал он мне напоследок и почему-то вздохнул.
Я подхватила сумку и открыла дверь подъезда. Вошла, поднялась на несколько ступенек и остановилась возле почтовых ящиков. Видно было, что помимо рекламных проспектов, которыми обычно забивали наши ящики, было и письмо — я сумела рассмотреть красивую почтовую марку.
Достав ключ, я открыла почтовый ящик и достала конверт. От радости мне почему-то захотелось плакать. Это было письмо от Джейн. От моей подружки, с которой мы познакомились в Кембридже, куда мой отец отправил меня изучать английский. Вот, вот кого мне сейчас не хватало рядом — моей Джейн! Уж она-то рассудила бы, как правильно поступить — продолжать и дальше тянуть с разводом и надеяться неизвестно на что, или… Джейн. Да, конечно, я знала, что она бы мне ответила. Она, для которой мужчины всегда были на втором или вообще десятом плане! Так получилось, что на наших глазах страдало столько девушек от парней, и мы видели их слезы… Словом, Джейн, конечно же, поддержала бы мнение Шаронова и посоветовала мне как можно скорее развестись со Щекиным.
И еще я подумала в тот момент, когда вскрывала письмо Джейн, что эта весточка от моей подруги — знак. И что все в жизни не так просто и, главное, не случайно! И разговор с Шароновым в поезде, и это письмо… Все это знаки.
Словом, все эти события придали мне сил, быть может, поэтому я и по лестнице-то поднималась особенно быстро, проворно, да я просто ног под собой не чувствовала. Мне уже хотелось поскорее увидеть Щекина, хотелось объявить ему о своем решении. Конечно, мысленно я репетировала свою речь и даже заготовила варианты объяснения («я влюбилась в другого мужчину и уезжаю в Москву», «я поняла, что не люблю тебя, прости, но ты должен уйти»…), и это несмотря на то, что Шаронов настаивал на том, что я не обязана ему ничего объяснять. Да хотя бы потому, что мы так мало с ним прожили.
Однако я нервничала, когда шла домой. В одной руке у меня была сумка с подарками для Андрея, в другой — еще не прочитанное, но уже успевшее стать знаковым письмо от Джейн, а на языке вертелась фраза, с помощью которой я намеревалась получить обратно свою свободу: извини, Андрей, но нам надо расстаться… Правда, когда я подошла к двери, слово «извини» куда-то делось. Исчезло, пропало. Осталось: Андрей, нам надо расстаться. И все.
Сунув в карман письмо и опустив на пол сумку, я, позванивая ключами, открыла дверь и, по обыкновению стараясь особенно-то не шуметь, поскольку раннее утро и Щекин, быть может, еще спит (ну и пусть спит, силы ему уже очень скоро понадобятся, рассудила я), я вошла в темную, душную прихожую. В квартире было жарко. Это значило, что, помимо центрального отопления, работают два моих обогревателя, плюс, я не удивлюсь, электрокамин. Наш музыкант такой мерзляка!
Сняла сапоги, шубу и на цыпочках двинулась в сторону кухни. И вот тут-то и остановилась как вкопанная. Сквозь матовое стекло двери увидела какое-то движение силуэта в розовом. Я даже подумала, что это я там, в кухне, в розовом халатике. Варю себе кофе в пять утра!
— …Тебе сколько ложек? Две, как обычно? — услышала я высокий женский голос и почувствовала, как у меня зашевелились волосы на темени. — С молоком?
— Да, ты же знаешь…
— Послушай, такая вкусная ветчина… А это ничего, если мы ее всю съедим?
— Ничего, еще купим. Да ты расслабься. Представь себе, что это твой дом.
— Да уж, ну ты и сказал! — Женщина нервно хохотнула. — Я никогда не смогу представить себе такое. Во-первых, потому, что у меня никогда в жизни не будет такой кухни, во-вторых, ты никогда не разведешься со своей Цилевич, и в-третьих, выхода из создавшейся ситуации я просто не вижу. Так и будем встречаться с тобой как воры. И все почему? Потому что ей родители оставили такую шикарную квартиру и деньги?
— Не начинай. И вообще, веди себя осторожнее. На прошлой неделе я нашел под кроватью твою сережку. Прямо как в мелодраме. Ты что, нарочно ее туда закинула?
— Зачем мне это нужно? Чтобы она нашла ее и устроила тебе скандал? Чтобы не давала тебе денег? Ты что, милый, я не такая дура.
— Но сережка-то…
— Ладно, хватит об этой сережке! Это вышло случайно, клянусь тебе!
По моим щекам текли слезы. И я не знала, что делать. То ли открыть дверь и бросить им в лицо все, что я о них думаю, или же на цыпочках выйти из дома. Так. Стоп. И куда это мне идти? И с какой стати? Это же мой дом, мой!!! И вот здесь, в моем доме, живет предатель, жалкий альфонс, которого я содержала в надежде завести с ним настоящую семью. И вместо этого получила такую пощечину.
Я схватилась за ручку и с силой рванула дверь на себя.
8
2009 г., Саратов
Сеанс гипноза ничего не дал. Джейн, сидя прямо на стуле, казалось, уснула. И лицо ее не выражало абсолютно ничего. Психиатр-гипнотизер, которого привел Виктор Сергеевич, задавал ей какие-то вопросы, пытался ввести в транс и выяснить, что же с ней произошло после того, как она прилетела в Москву, но все оказалось тщетным.
После сеанса она долгое время не могла не то что проснуться, а просто прийти в себя. Смотрела на нас растерянным взглядом, пытаясь, вероятно, понять, где она находится и кто ее окружает. Но потом все же узнала нас и даже нашла в себе силы улыбнуться.
— Ну, что, как все прошло? — спросила она у гипнотизера, Станислава Васильевича, суховатого серьезного старика, который то и дело бросал на свою подопечную подозрительные взгляды.
— К сожалению, пока не удалось что-либо выяснить, но это же был лишь первый сеанс. Думаю, что в следующий раз, если вы, конечно, не возражаете и позволите мне поработать с вами, нам удастся пробудить вашу память, — сказал он чуть слышно. Его задумчивый вид почему-то расстроил Глафиру, которая всегда верила в гипноз и считала, что это единственный способ вернуть человеку память.
После сеанса Джейн снова уложили в постель, и Виктор Сергеевич поставил ей систему. После чего пациентка осталась одна в комнате, а все остальные собрались в гостиной за чаем.
— Ну, что скажете, Виктор Сергеевич? И вы, Станислав Васильевич? — спросила Лиза. — В каком состоянии находится Джейн?
— Здесь и предполагать нечего — ее били. Причем по голове. У нее наверняка сотрясение головного мозга, и ей просто необходимо сделать томограмму, — сказал Виктор Сергеевич. — Она перенесла сильный шок, плюс реальные физические травмы, однако следует заметить, что, несмотря на пережитые страдания, она находится сейчас в более-менее стабильном состоянии и, что самое главное, вполне адекватна. К счастью, она не помнит себя лишь в течение вполне конкретного отрезка времени, то есть одного месяца, в остальном же она отлично понимает и помнит, кто она такая, адрес и все остальное, что значительно повышает ее шансы вспомнить интересующие нас факты ее жизни. Ее, безусловно, необходимо обследовать как можно тщательнее и назначить лечение. Но, насколько я понимаю, девушка эта попала к вам случайно, поэтому я не представляю, кто оплатит обследование и лечение…
— Я все оплачу, — произнесла Лиза. — Но хотелось бы, конечно, узнать, кто же такое с ней сотворил. И не связано ли это нападение на нее с теми обстоятельствами, о которых она упоминала.
Глафира взглянула на Лизу и вдруг поняла по ее виду, что она увлеклась этой историей и что теперь, какие бы расходы ей ни грозили, она сделает все, чтобы понять, не пахнет ли здесь питерским наследством. Или, напротив, может, то, что с Джейн произошло, имеет английские корни? Ведь она, если ей верить, богатая девушка, и у нее тоже могут быть наследники, родственники.
Лиза поблагодарила Станислава Васильевича, расплатилась с ним за визит, пообещав, что позвонит, когда они будут готовы к следующему сеансу. К тому времени пора было останавливать систему, Виктор Сергеевич захлопотал возле Джейн, заклеивая пластырем ранку от иглы на руке, щупая пульс, и даже взбил ей подушки. Лиза заплатила и ему за работу, после чего спросила Джейн, смогут ли они вернуться к ноутбуку, чтобы заняться конкретным делом — поиском в Интернете ее кузена Юрия. Утомленная Джейн закивала головой: мол, она на все согласна.