А лес всё тот же был, звонкий до хруста, прозрачный до радости. И иногда, как время выдавалось, местами уже немного морозило. Ёжиков. Ёжиков вот в лесу не было по-прежнему. Но это сильно никого не беспокоило. И совсем даже не беспокоило никого. Только потетень переживала, но тоже слегка. Вот.
Они долго шли. Целый день. И потом ещё два. И ничего – все себя смирно вели, так что даже нравилось сначала от необычности, но потом, конечно, не выдержали. Первым не выдержал непонятно кто – смотрит, а это перед ними как раз – стоит – ёлка. Зелёная, как положено, ну и красивая, конечно, пышная и с иголочки. А дело опять-таки к вечеру, ночлег все искали уже и устраивали, так он – непонятно кто – и снарядил. Нарядил, называется, ёлочку. Развешал на ёлку трёх своих серьёзнышей, а тем только дай. Сплошной прыг-скок, да обрадованность. На ночь.
- Молодец! – сказал тогда ему царь. - Сам будешь теперь их укладывать спать.
А тому что – с него спросу… Ага… С непонятно даже кого. Ну и остальная армия, как положено, всеобщую обрадованность поддержала. Это у них игра такая стала: раз ёлка – значит новый год. Какой там год! – утемяшивал их царь, но образумились далеко уже за полночь. Эх, ёлкино детство, мышиная гармошка, подумал он только, укладаясь, как следовает, спать, а ведь завтра – в путь. Ну и пошли они завтра в путь, как утром рано проснулись – так и пошли. Всё по-человечески, всё правильно, мол и с вечера никто не бедокурил, и как это делается никто не догадывается и об чём это ты?
Долго шли спокойно. Десять минут. На этот раз не угнездилось шорохам и они усиленно стали интересоваться - а куда идём?.. Он внимания не обратил вначале, сказал что-то по правилам и сразу забыл. Только потом слышит – по лесу тишина подозрительная пошла. Оглянулся, в дело вник –так и есть. Сидят. Обрадованные. Шорохи. Все как один сидят. И что самое интересное – неизвестно где. Отстали значит. И может быть даже, что заблудились. Вот. Хорошо время ранне-утреннее, искать – одно удовольствие. Вот всей остальной силою и принялись искать. Ходят, попрыгивают и приговаривают «Под кусточком нет», «Под листочком нет», «Под пенёчком и то нет!». Ага. Ищут так. А царь-то поначалу по-настоящему ходил-искал. Ага. Пока от него и все серьёзныши окончательно не разбежались. Сел он тогда на пенёк и смотрит. А они ага. Ходят. Попрыгивают. «Под листочком нет, под пенёчком нет». Тут царь чуть не взгрустнул. Это что ж вы, говорит, делаете? Ведь надо же товарищей боевых найти, а они устроили тут: «под листочком - под кусточком». Эх… Глубоко вздохнул царь, смотрит, а и они вкруг него уже все, стоят тихие носами сопят: пригорюнились. Ну что тут с такого войска взять – его чуть смех не пробрал. Но шорохов-то нет - надо искать. Он так и говорит им – надо искать. Искать, где шорохи.
- Чего ж это их искать? – говорит тогда один неявисьсюда. – Они за овражком сидят.
- За каким овражком? - говорит тогда царь, потому что на поиски чуть уже не всё утро ушло.
- За неглубоким, - говорит неявисьсюда.
- И что ж они там делают?
- Не знаю, - ответила, вздохнув за всех потетень. - Наверное, тоже боевых товарищей ищут.
А шорохи они потом, по нашествии, так и сказали, что даже интересно как это в такое подходящее для поисков утро и никто бы никого не искал. «Молодцы…», подумал и сказал царь. И немного вздохнул про себя. Вот.
В тот день, поэтому, радостей и не обобраться было. От шорохов отставать никто конечно не пожелал. В течении всей дороги ёжились, кто во что горазд. Шорохи шли исключительно ёлками, неявисьсюда притворялись время от времени пеньками и норовили завлечь уставших путников, непонятно кто раз за разом находил в лесу деревья и всё время приходилось искать по карманам серьёзнышей. Потетень вела себя более менее прилично. Как выяснилось – искала более подходящего случая. Случай ждать себя не заставил и при переходе вброд мало-мальской речки потетень взгрустнула и обернулась русалочкой. Раз и навсегда. Как сама выразилась «до скончания дней».
Царь устал сначала немного, а потом перестал мучаться нервами и внимательно следил за происходящим. Отыскивал по карманам серьёзнышей, не обращал внимания на шорохи, объяснял неявисьсюда полное отсутствие в лесу каких бы то ни было усталых путников, кроме них самих и всё-таки убедил потетень сократить сроки её водных волнений и немедленно превратиться из русалочки обратно и идти дальше. В общем, к вечеру добрались. Разложили костёр. И тогда уже всем стало хорошо.
В эту ночь приковылял к ним избушка. Когда все спали уже, приковылял. Как будто бы что-то не так. Ага. Пришёл тихонечко и стоит, никто и не заметил его. Потому что все спали. А царь заметил. А он пришёл и стоит тихонький – не трогает никого.
- Избушка-избушка, ты это… чего? – спросил это царь.
Тихо спросил. А избушка тихо ему и ответил:
- Не ходил бы, не ходил бы, не ходил бы ты царь.
- Куда? - не понял сразу его царь.
- В замок хрустальный города детей.
И тогда понял. «В замок». «Хрустальный». Я бы и не пошёл! «Города детей». И собрался скоренько, скоренько, скоренько – ночевать. Избушка только дверь приоткрыл…
А это с берега началось… нормальный берег был… только нырять… он и нырнул… нырнул утром вынырнул уже вечером…свет не ослепил свет окружал и давил собой свет отовсюду и из ниоткуда много много света и много людей только не совсем света и не совсем людей там дети были и всё никого больше кроме и может незаметно только сверкающие светом коридоры светом исходящим неизвестно откуда, но точно не из солнца и столько, куда то спешащих детей, в разные стороны и из разных сторон. Он пытался присесть и понять, но не совсем это видимо было можно. И тогда он тоже пошёл. И ощущение, ощущение, всё нарастающее ощущение, что надо отсюда выйти, что надо, во что бы то ни стало, выйти отсюда. Он шёл по тоннелям этажам и коридорам. Наполненным слепящим не солнечным светом, он там, ага, даже, пытался спросить. Там видимо не надо было спрашивать, и никто толком ничего не мог ему сказать. Он шёл и шёл и шёл и больше не спрашивал и ему больше не когда было смотреть, что с детьми ведь что-то не то. Ведь здесь же нет никого кроме детей, успел ещё подумать он, откуда же такая тоска… тоска идущих отовсюду и никуда… такая старая, такая неподходящая детям тоска, над полным равнодушием не детски отсутствующих лиц… хрустальный мир, хрустальный сияющий мир неостановимого детского суицида… что вы что вы дяденька - это просто школа… что ты что ты маленький - это просто ад… обыкновенное кибер-синтез пространство для начинающих жить… обыкновенное не для детей полное отсутствие глаз в жизни… он не шёл больше, он брёл по хрустально радужным коридорам страшного замка города совсем не детей… здесь не умеют летать ни во сне никак… здесь не умеют больше летать… он шёл и тихо спрашивал, так ни у кого, так неслышно даже совсем – постоянно спрашивал – извините вы не подскажите где находится отсюда как раз – выход…
Не боись не боись не боись никого котята он нормальный оттуда вернулся – царь… почём лукошко - покладить картошку… и было не смешно невесело и не к ветру лицом… а он всё , как сумасшедший и шёл и шёл и шёл… свет слепил всё более и более пустые коридоры… это очень давно… это стали пустеть… коридоры… полные одного теперь только слепящего света… ведь свет же был раньше добрый был… это он так хотел закричать… а вышло то, вышло то – застонал… в никем больше не посещаемых коридорах полных до краёв светом пустых насквозь наскрозь душами… он еле ноги передвигал и почти совсем умер… потому что в таком случае просто не нужен себе… он стал не нужен себе… а вы не пробовали жить, если у детей уже нет глаз… он ничего… он медленно умирал… свободно в коридорах и предназначено… просто так… хитёр думал был… а мышки-норушки заботились, а медведята ворочались по углам, а далеко где-то некрепок уже был сон… выручай, выручай, выручай могучее племя героя свово… он в молоке утонул… вручай героя большого союза и орден великой звезды за то что жив ещё… собралось собралось муравьиное ласково царство на себе из боя спасать… а ему как случайно увиделось, да как пронялось, какое же это будет тогда помирать… вмиг помирать бросил… попробуй тут… помирать… и себе выжил… только посмотрел внимательно в глубину, в уходящие уже света преставленного коридоры, и пообещал непременное обязательно вернуться… и всё.
…Спят мышата на лугу. Спят. Спят. Это ничего, что они заснули, кто как сумел, сегодня было можно. И не такой ещё случается шкод. Зачем зачем зачем ты умираешь каждый раз спрашивали его мышата во сне. Ничего ничего ничего отвечал он им малым, это пройдёт, это к дождику. Успокаивались мышата тогда трогался мыслью котёнок – отчего глаза грустные отчего метель по двору отчего зачем нам нужны клочки по закоулочкам… тогда он не мог ответить и ложился спать но это не помогало потому что это и так уже был сон. А попробуй тут выживи не выдерживал он наконец, выживи с негрустными глазами. Попробуй. Тут. Выживи. Но тихо добавил потом – ничего ничего ничего попробуем, с глазами. Тогда стало спокойнее и стало легче и можно спать…
Они на следующее утро потом поздно проснулись все. Лес был светлый уже и давно, с утра, был уже день. Они не стали долго собираться тогда, и организованно, слажено выступили в поход. Весь день они шли. И вечер тоже. И ещё полчаса. Хорошо, ответственно шли. От усердия даже пыхтели немножко. Поэтому, наверное, и добрались. Как раз когда стемнело уже, через полчаса после вечера. В гости.
Они вышли на опушку и всё. Смотрят – опушка. «Опушка – это хорошо…», сказал ещё непонятно кто. Все согласились. А там и не замок уже стоял. А чертоги. Чёрные уже все. Всё-таки полчаса как после вечера. Они тогда дверь поискали немного и нашли, хоть и темно уже было. Потому что там, над дверью, фонарь как раз был. Так что можно было найти. Они нашли, и царь открыл тогда дверь, которая тоже была чёрная вся, тяжёлая и дубовая. И они как-то все позаходили туда.
Дракон сидел в большом кресле-качалке и курил трубку. Человек он был пушной, пожилой и сосредоточенный. И в глазах искорки-огоньки. Наверное, от камина. Собственно, что это и есть дракон, понял сразу тогда только царь. Он так и подумал: «Да-а, дракон!».
- Какой же это дракон? – сказал непонятно кто. – Вы что?
И для выразительности непонятно кто покрутил на всех пальцем у виска. Причём определённо сказать, где у непонятно кого палец и где висок никто бы не решился, но жест был воспринят всеми правильно и недвусмысленно. «Действительно, подумали все, что это мы? Точно ведь – не дракон».
- Дракон, дракон, - успокоил всех царь.
Все посмотрели внимательно, а непонятно кто даже залез пятернёй в затылок, хотя с пятернёй и затылком была та же примерно история, что с пальцем и виском.
- Дракон? – переспросил на всякий случай непонятно кто и все уже определённо подумали ему в ответ: «Дракон!».
Зато чертоги были понятные сразу, что это чертоги, а не туристическая палатка. И камин там был чёрный и большой, и со стен до кирпича штукатурка местами попадала, и где стены в темноте, а где и вообще закопчённые. От факелов. Настоящих. И вообще все сразу посмотрели и потом и поняли – чертоги. А только там было как-то по правилам. Это не виделось, это чувствовалось. Аккуратно-уютное было там всё, штукатурка обвалилась, а мусора нигде нет. Факелы по стенам коптящие, а в углу – ёлка. Зелёная. Темь по углам непроглядная и кукушка в часах «momento more» напевает, а в воздухе не держась ни за что - хрустальный шарик и светится. Светом лунным почти. И стены ведь обшарпанные. Обшарпанные! А по ободратым стенам – формулы. Наука! И даже непонятно кто подумал: «Чертоги…». Хоть может быть это больше походило на замок. На воздушный, хрустальный и волшебный. Только тёмный. Ага.
А дракон, он в кресле сидел, и трубку курил себе. И смотрел с интересом на на пороге взявшихся откуда-то них. И в глазах у него играли два весёлых огонька от камина.
- Ты где такой детский сад добыл? – это он засмеялся, когда не выдержал и спросил потом у царя. А царь ему и говорит:
- А вот я тебе оставлю их всех на пол дня, так узнаешь тогда и где добыл и какой это детский сад…
- Ну заходите тогда, - обрадовался дракон.
- А мы зашли уже! - не удержалась тогда потетень и сразу смутилась вся до ушей. Добавила: «Вот…». И словно нечаянно спряталась за ёлку в углу, притворившись верёвочкой для просушки белья.
- Вот, – поддержал дракон. – Тогда будем расселяться. Тут.
И трубку ещё выбивал и обернулся и сразу так предупредил:
- Я вас так просто не отпущу. Дракон всё-таки. Будем встречать Новый год.
Отряд обрадовался и приступил к расселению. Царь обеспокоился и за ночного друга и за в замке всех. Царь сказал:
- Нам нельзя так. У нас товарищи в нашем замке ведь. Им грустно без нас и так и особенно в Новый год. И привидения будут стонать. А если Новый год, даже могут ещё и плакать. Как же так?
- А мы их к нам позовём, - сказал тогда ему дракон. – Чтобы все были.
- Ага – «к нам»! – озадачилась из угла потетень, осваивая ёлкину лапку, как подходящее место жительства. - «К нам» идти больше месяца. В один конец. Да ещё дойдёшь не каждый раз. Знаем мы! А нам Новый Год…
Все чуть не погрустнели, но дракон сказал: «Ага!».
- Ага. Это если вокруг тех трёх сосен, где вы ходили ходить. То – конечно. Месяц. А так вообще-то двадцать четыре с половиной минуты. Лёгкой трусцой. Я вам утром замок покажу ваш, его по утрам с башни видно как раз.
- Двадцать сколько? – переспросил царь, чувствуя неизбежную потерю своего путеводческого авторитета не то что у шорохов, а даже частично у серьёзнышей.
- Двадцать четыре, – сказал просто дракон. – С половиной.
И царь сказал тогда только:
- Ага.
И все подумали тоже: «ага…». А оба неявисьсюда подумали ещё на всякий случай: «лёгкой трусцой…»
И тогда все успокоились и расселились: шорохи – по углам, в которых было темно и не видно уже ничего, потетень на ёлкиной лапке, непонятно кто – под ёлкой с серьёзнышами, а неявисьсюда – как раз – возле самого камина сделали вид, что они брёвнышки.
Время было уже позднее, дракон придул свет факелов немного, только камин потрескивал потихоньку и все тогда тихо уснули и быстро совсем.
Тогда дракон сказал тихо царю:
- Нет, так дело не пойдёт. Надо перенести потихоньку их. Как же им здесь спать?
- Умаялись они сегодня у меня, - сказал царь, тоже тихо, - весь день старались идти…
- Ага, - сказал дракон, - у меня как раз тихая комната есть. Положим их там по кроваткам.
- Их? По кроваткам? – с сомнением переспросил царь. – И шорохов?
- И шорохов, - сказал дракон. – А как же.
- Нет, - сказал царь, - ты просто шорохов не представляешь же себе.
- Тише, - шёпотом сказал дракон, потому что заворочалась во сне потетень. – Я представляю. Нормально. Шорохи как шорохи. Сейчас…
И дракон бережно пособрал их в охапку всех и тихо тихо отнёс. В тихую комнату. Царь предупредил «шорохи утром всё равно нам покажутся!». И помог укладывать отряд по кроваткам. В ряд всех шестерых шорохов. В серёдку, как правильно, серьёзнышей и к ним обязательно непонятно кого. И потом обоих неявисьсюда, а с самого края, ближе всех к дверям, отважную потетень.
- Потому что это первый помощник мой, - объяснил серьёзно царь, - и умеет за всех беспокоиться. Сейчас если потревожить потетень она до утра не уснет, будет всех охранять…
- И пусть спят малые, – сказал дракон. – Тут тихо и охранять не от кого. И эту комнату я внутри себя чувствую. А мы сейчас по делу пойдём.
И они тогда пошли по делу. Царь и дракон. Дракон показывал там где ступеньки были вниз и они спустились в подземелье, в подвал.
Там было темно совсем и не видно уже по-настоящему ничего. Но они недолго шли в темноте, когда дракон открыл перед ними маленькую тёмную совсем дверь. А там за дверью был тёплый сиреневый снег.
- Смотри это идёт здесь всегда первый снег.
Они стояли на пороге, а за дверью в подземелье шёл чистый тёплый и ласковый снег…
Дальше, так положено – сам. Он прикрыл тихонько за собой дверь. Он оглянулся потом ещё, так, случайно оглянулся, двери не было уже, да и не надо было. Больше не было и не надо было ничего. Тихо падал всегда тёплый всегда первый снег. Тогда он понял, что он пришёл.
Всё было плавно и очень очень очень легко в каждом бывшем движении. Он медленно, очень медленно смотрел по сторонам. Вокруг был только неповторимо тихий сиреневый первый снег. Он потрогал снег всею ладонью. Снег грел собою ладонь. Никуда никогда больше не торопясь, словно застыв в одном бесконечно долгом движении, он пошёл, просто пошёл. Без направления, без зачем-то, между ночным небом и сиреневым теплом снега. Это было здесь. Здесь. Где не надо было ничего. Он сел потом на снег и посмотрел глазами в чёрное небо. С неба на глаза падали лёгкие маленькие снежинки. Далеко вверху лучиками звенели далёкие звёзды.
***Его разбудил потом утром дракон.
- Ну что узнал, когда пойдёт первый снег?
- Узнал. Снег пойдёт ночью. Ага. Как раз. Под Новый Год.
- Это хорошо, - сказал дракон. - А сейчас тогда будет что? Без снега!
- Сейчас ещё будет просто пока тишина. И лес. Он же прозрачный весь. Он спокойно дождётся первого снега. Вот.
И они пошли будить тогда всех в тихую комнату. А тихой комнаты больше не было. Это сразу было слышно, ещё с лестницы.
- Я предупреждал! – вспомнил царь. И усмехнулся ещё: «по кроваткам!..».
- Да! – сказал дракон и открыл в когда-то тихую комнату дверь.
Ситуация не была осложнена почти ничем. Кроме напрочь застрявших под кроватями серьёзнышей. Кроме почти выпавшего уже из окна неявисьсюда. И кроме задумчиво раскачивающейся на старинном канделябре потетени. Шорохи чувствовали себя хорошо и выглядели на редкость воспитанно, что и указывало на них как на первую причину сложившихся обстоятельств. Непонятно кто спрятался.
Царь внимательно осмотрел диспозицию. Серьёзныши, видимо, застряли не просто прочно, но ещё и умышленно, и из-под кроватей их можно будет выманить теперь только после приведения к элементарному порядку остальной части отряда. Остальная часть тактико-организационных сложностей не внушала, но радости доставляла не меньше. Двигателем обрадованности на этот раз были оба неявисьсюда, которые играли в штурм крепости с непонятно кем. Напрочь забаррикадировавшись непонятно кто и был крепостью. Ему было всё равно, а неявисьсюда кидались подушками. Потетень вместо наведения боевого порядка активно поддерживала боевые действия, помогая сдерживать штурм непонятно кому. Перья подушек медленно покрывали пол и всех. Из-под потолка всю умело организованную баталию восхищённо-задумчиво наблюдали образцовые шорохи, время от времени немного подливая масла в огонь при помощи захваченных с собой под потолок с ночных столиков стаканов с водой.