Пять капель смерти - Чижъ Антон 13 стр.


— Тебя, барин, кличут к ящику…

Старуха была на страже. Мало того, в столовую вошла Софья Петровна в ночном пеньюаре:

— Неужели в сыскной полиции не имеют ни малейшего представления о приличии? Звонить за полночь! Что за нравы?

Ванзаров пренебрег объяснениями. Вышел в гостиную и прошептал в амбушюр:

— У аппарата…

Черный рожок молчал. Он трижды сказал: «Алло!» Никто не ответил.

Он прислушался. Сквозь треск медных проводов казалось, что кто-то неумело сдерживал дыхание. Узнать голос не удалось. Телефонировавший отключился.

Глафиру Ванзаров нашел в кухне:

— Позвольте узнать, кто меня спрашивал?

— А мне почем знать? — ответила нянька.

— Голос мужской или женский?

— Мужской… А можить, и женский… Да кто его знает! Я в голосах, барин, не сильна… Супчику холодного не желаешь? Выбрасывать жаль.

— Повторите точно: как меня спросили.

— Чего повторять: Ванзарова изволили просить.

— Чин называли? По отчеству упоминали?

— Шел бы ты, барин… спать. Ничего я не помню, старуха глупая, чего с меня взять. Так супчика откушаешь али в помойку?

Конспект лекций жандармского корпуса полковника Герасимова Александра Васильевича, начальника петербургского Охранного отделения в отставке

Наступило 4 января. Я прибыл на место встречи заблаговременно. И стал ждать появления агента. Ожидание затягивалось. Я взглянул на часы. Опоздание на час. Такого Шмель себе не позволял никогда. Прошло еще полчаса. Если опытный и заслуживающий доверия осведомитель не пришел на встречу, это значит одно: Шмель вел двойную игру. Игра окончена, агент исчез. Можно было предположить самое невероятное: агент узнал нечто важное об изобретении профессора.

Это было совсем некстати. В городе складывалась тревожная ситуация. С утра бастовали Семянниковский, Патронный и Франко-русский заводы. Стачка, начавшаяся на Путиловском заводе из-за увольнения пьяницы-рабочего, разрасталась, как пожар. Я считал, что ситуация находится под контролем, пока рабочих возглавляет поп Гапон, человек, имевший непосредственное отношение к нам. Но рядом с ним есть люди, которые могут отодвинуть Гапона от руководства. Они только и ждут момента, чтобы поднять рабочих на бунт. Именно этих людей следует изолировать как можно скорее. В случае чего — взять самого Гапона. Но действовать мне мешали. Никто не хотел, чтобы лавры победителя революции достались провинциальному выскочке. Поэтому не действовал никто, а ждали чуда… или что волнения рассеются сами собой.

В столь сложной обстановке следовало разработать план экстренных действий. Он должен включать в себя несколько пунктов. Первое: начать облаву на Шмеля всеми силами. У нас в штате состояло двести осведомителей и триста филеров. И особый «летучий отряд», который высылался на исключительные происшествия.

Второе: завтра утром нанести визит профессору вместе с жандармами. Третье: потребовать приема у министра внутренних дел господина Святополка-Мирского и доказать необходимость быстрого ареста рабочих-вожаков.

Мне казалось, что этих мер будет достаточно. В общем и целом овладев собой, я запер конспиративную квартиру и поехал в Управление петербургского охранного отделения, располагавшееся в знаменитом доме № 12 на набережной Мойки. Войдя в приемную, я приказал дежурному офицеру меня не беспокоить с полчаса.

Открыв личный сейф, я достал дело с грифом «Особо секретно». В папке имелись: личное дело агента Шмеля, его донесения и рапорты. Папку эту мог видеть только офицер, курирующий агента, то есть я и никто другой. Степень секретности была такова, что в докладах вышестоящему начальству не упоминалась даже его кличка, а информация передавалась от третьего лица. Мы прилагали все усилия, чтобы уберечь своих людей от провала. Особенно от нашего руководства. И его начальственной глупости.

Я включил лампу и раскрыл дело.

Вырезка из газеты «Наши дни» за 4 января 1905 года (Завалилась между страниц)

На днях в газетах сообщалось, что собрание фабрично-заводских рабочих города Петербурга постановило обратиться к петербургскому градоначальнику с просьбою содействовать тому, чтобы четверо рабочих, уволенных с Путиловских заводов за принадлежность к собранию, вновь были приняты на службу. При этом собрание в своей резолюции ставило на вид, что в случае неудовлетворения его просьбы оно за сохранение спокойствия среди рабочих не ручается. Как мы слышали, хлопоты представителей собрания не увенчались успехом. Настроение рабочих названных заводов вследствие этого чрезвычайно напряженное и грозит серьезными осложнениями.

Конспект лекций жандармского корпуса полковника Герасимова Александра Васильевича, начальника петербургского Охранного отделения в отставке

К первой странице дела крепилась фотография. Еще раз вглядываясь в красивое лицо, я невольно вспомнил, как мой предшественник, Леонид Николаевич Кременецкий, передавал своего агента.

Шмеля нашли в тюремной камере. Будущему агенту невероятным образом удавалось уговаривать владельцев дорогих магазинов отпускать меха, платья, обувь и даже драгоценности в кредит. Когда купцы приходили за долгом, оказывалось, что названное лицо уже сменило место жительства. Так продолжалось несколько месяцев, пока Шмеля не поймали в Пассаже с поличным. Полиция составила списки похищенного, обворованные торговцы узнали преступника, и дело готовилось к передаче в суд.

На счастье Шмеля, Кременецкий обратил на него внимание: судя по характеристике, Шмель обладал незаурядной способностью вызывать доверие. Леонид Николаевич лично пришел в камеру, предложил замять дело и убрать все его следы из полицейского архива. К удовлетворению подполковника, клиент согласился сотрудничать и сам выбрал кличку Шмель. Жалованье ему положили семьдесят рублей в месяц. Вскоре успехи агента стали расти вместе с жалованьем, как снежный ком.

Я просмотрел донесения Шмеля пятилетней давности. К моему удивлению, было их не так уж много. И в них не нашлось ничего полезного. Шмель не предупредил о готовившемся покушении на Плеве и вообще не сделал ничего существенного. Более того: в донесениях писалась сущая белиберда о погоде, о городских слухах, были даже рецензии на спектакли. При этом Шмелю удавалось регулярно повышать себе жалованье. Иными словами, агент попросту валял дурака!

Это было настолько же очевидно, как и невероятно. Год назад, принимая дела, я был настолько завален работой, что доверился Кременецкому и не проверил досье. Сразу бы стало ясно: вместо настоящего агента — строка в расходной ведомости. Полный пшик.

На дальнейшее расследование времени не осталось. Мне пора было приниматься за текущие дела дня. Материалы я спрятал в сейф. В кабинет вошел дежурный с отчетом о вчерашних происшествиях. Я получал ежедневные донесения ото всех полицейских участков, сведения от речной полиции, врачебного комитета и пожарной команды.

Бегло просматривая машинописный текст, я остановился на очередном листке: по донесению пристава Щипачева, было найдено два тела в непосредственной близости от дома Окунёва. В случайности и совпадения я давно не верю. В такие — тем более. Надо было принимать экстренные меры.

К материалам по событиям 4 января 1905 года Папка № 18

Профессор стоял в дверях, не желая впускать в квартиру. Ванзарову пришлось напомнить, что если с полицией желают общаться на пороге, то общение будет перенесено в участок, куда подозреваемого доставят под конвоем. Окунёв заявил, что не подчинится произволу властей, но посторонился.

Ванзаров без разрешения прошел в кабинет. На месте, где еще недавно висел групповой снимок, разместилась рамка с безобидным портретом престарелого родственника.

— Куда дели такую замечательную фотографию?

Окунёв уселся в кресло и сложил на груди руки:

— Обязан отвечать?

— На этот вопрос — нет.

— Тогда мой ответ: не ваше дело. Удовлетворил?

— Вполне, — согласился Ванзаров. — Не могли отказать женщине. Сами отдали или она украла?

— Вас не касается… И знаете что, Ванзаров? Проводите свой сатрапский допрос и освободите меня от вашего присутствия. У меня много работы.

— Над чем работаете, профессор?

— Все над тем же: хочу дать народу вместо обмана и религии счастье свободы. Не слишком ли я с вами откровенен?

— Со мной можно. Охранка или жандармы таких шуток не поймут.

Окунёв фыркнул:

— Да вы, Ванзаров, либерал, вольнодумец!

— Вы же учили меня думать и анализировать. Вы и — Сократ.

— О нет! — закричал профессор. — Я вас не тому учил! Я вас… Позвольте, к чему эти разговоры? Спрашивайте, что вам надо, и уходите!

— Извольте. Знакома ли вам Надежда Толоконкина?

— Извольте. Знакома ли вам Надежда Толоконкина?

— Эта глупенькая купеческая дочка?

— Да, она на фото с вами левый угол пентакля держит.

— Приходила, пыталась умничать. Ужасная посредственность. А что такое?

— Вчера вечером она была у вас в гостях?

— С какой стати? Нет, конечно…

— Когда видели ее последний раз?

— Несколько дней тому. А в чем дело?

— Сегодня утром ее нашли мертвой в двух шагах от вашего дома. Она лежала в сугробе, из одежды на ней — одна рогожка.

Профессор вжался в спинку кресла:

— Это, конечно, ужасно, но я здесь при чем?

— Разве она не к вам приходила?

— Конечно, нет!

— К кому тогда?

— Да откуда мне знать! У нее свои знакомства. Вот их и ищите.

— Дамы, которые на фото с вами, ее подруги?

— Скорее всего.

— Где их найти?

— Ванзаров, я не хожу к ним в гости и не знаю их адресов! — крикнул Окунёв. — Поймете вы это или нет? Если они иногда заходят ко мне, это не значит, что я посвящен в подробности их личной жизни.

— Как их зовут?

— Я называю их Марианна и Елена. Достаточно?

— Назовите их фамилии.

— Иванова и Петрова. Устраивает?

Ванзаров кивнул:

— На каких интересах строится ваша дружба с этими дамами?

— Да что же это! Они мои ученицы. Мы беседуем о литературе и вреде религии. Надеюсь, это не запрещено? На этом пытка закончена?

— Еще немного. Прошу вас назвать настоящее имя и фамилию Ивана Наливайного.

Профессор схватился за голову:

— Да сколько же повторять! Я рассказал вам все, что знаю. Я к Ивану в паспорт не заглядывал. Все, у меня кончилось терпение! Уходите, оставьте меня в покое! Мне очень жаль погибшую девочку, но еще больше мне жаль своего здоровья и нервов. Прошу вас выйти вон!

Поклонившись учителю, Ванзаров оставил негостеприимную квартиру.

Конспект лекций полковника жандармского корпуса Герасимова Александра Васильевича, начальника петербургского Охранного отделения в отставке

Вызвав ротмистра Владимира Модля, одного из самых толковых моих людей, я отдал распоряжение задействовать все силы Охранного отделения, а также привлечь дополнительно свободных сотрудников для розыска особо опасного преступника. Я не стал уточнять, что преступник — мой агент.

Мне требовалось сосредоточиться, чтобы составить записку о положении в рабочей среде. Но мысли все время возвращались к ситуации с агентом. Что еще можно сделать, чтобы поймать Шмеля как можно скорее? Кто занимается делами о двух смертях? Конечно же, сыскная полиция. У них там имеется толковый сотрудник, который может быть полезен в нынешнем положении. Я уже собрался искать в справочнике номер сыскной, как ожил мой телефонный аппарат.

Вам может показаться странным, господа офицеры, но в то время прямой номер начальника Охранного отделения (как сейчас помню: № 95) можно было найти в «Справочной книжке градоначальства», продававшейся в любом книжном магазине Петербурга. Фактически мне мог телефонировать кто угодно. Только никому это не приходило в голову. Время было такое: в чем-то глубоко простодушное. Жаль, что все вскоре кончилось.

Я машинально взял трубку и ответил.

— Полковник, не дождались меня? Как жаль! — сказал хорошо знакомый голос.

— Где вы? Советую вам немедленно явиться ко мне…

Конечно, это была грубейшая ошибка. Я не совладал с неожиданностью и ляпнул глупость: агентам категорически запрещалось появляться в Охранном отделении. Я быстро поправился:

— Иначе вынужден буду применить особые меры…

— Дорогой Александр Васильевич, «иначе» не будет, — проворковал Шмель своим волнующим голоском. — Не пытайтесь меня найти. Это в ваших интересах. Вы же не хотите получить в столице империи невообразимый хаос? Надеюсь, мы друг друга поняли… Прощайте, мой славный полковник!

Я повесил трубку на рычаг и позволил себе возмутительный поступок: саданул по столу так, что подскочило мраморное пресс-папье. Это выходило за всякие границы. Чтобы агент бросил открытый вызов всему Охранному отделению в моем лице? Такого просто не могло быть. Ради чего Шмель пошел на безумный риск?

Вероятный ответ сильно тревожил меня.

Стенограмма воспоминаний Аполлона Григорьевича Лебедева (в представлении не нуждается)

Николя, вы хуже любой пиявки. Ну разве можно так мучить пожилого великого криминалиста? Я же светоч науки, честь и совесть всего Департамента, и все такое, а вы за мной ходите и канючите. Нет бы так Ванзарова донимать. Так ведь кишка тонка! Все мне, старику, достается. Ладно, так уж и быть, любознательный и непутевый друг. Утолю вашу жажду знаний. Насколько сам владею фактами. Меня точно так же за нос водил наш обожаемый друг.

В деле том было много забавных моментов. Вам, Николя, трудно поверить, но тогда я прямо загорелся волнующей идейкой про эту индийскую заразу. Никак она у меня из головы не выходила, пока не докопался до кое-каких фактов. А как наткнулся на важные сведения, сразу бегом сами знаете к кому. Влетаю к нему в сыскную, разгоряченный, как девица перед свиданием. Дверь у меня сама собой отлетает, и вижу, что наш друг счастливо избежал легкого удара по лбу. Ему бы на пользу пошло. Нет чтобы поблагодарить, так смотрит на меня с осуждением.

Я ему с порога:

— Попался, Ванзаров!

Он так печально спрашивает:

— Будете пугать сомой?

И откуда только догадался? Ну, ничего. Сюрприз подпорчен, но не испорчен, как кто-то говорил. Я ему:

— Буду, еще как буду… Жаль, что записная книжка Окунёва утонула.

— Откуда узнали?

— Встретил сейчас Железного Ротмистра, — говорю, — которого бегать заставляете, как савраску. Вы потеряли, а вот я разыскал!

И верчу у него перед носом книжечкой в осьмушку. Другой бы ради приличия сделал вид, что удивлен, а этот прямо и рубанул:

— Эту книжку последние два года я вижу у вас то в одном, то в другом кармане.

Такой наблюдательный — беда.

— Все равно разыскал кое-что важное, — говорю.

И показываю потертую брошюру в голубой обложке. Не какая-нибудь дрянь, а одесское издание 1883 года магистерской диссертации тогда еще малоизвестного Дмитрия Овсянико-Куликовского. Называется «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности» и посвящена изучению божества Сомы. Вываливаю столь интересные факты, а у него на лице хоть бы лучик радости или благодарности.

— Господин Овсянико-Куликовский столько всякой ерунды написал, что в библиотеках не помещается.

Тут уж я вскипел:

— Да как вы не понимаете! Слушайте: «Проникая в человека, оно приводит в священный трепет все силы души его, и человек чувствует, что какое-то божество — мощное и властное — вселилось в него, он теперь ощущает в себе необычайный прилив сил, он мнит себя причастным к божественной субстанции!» Вот какие ощущения дает сома!

Он мне эдак равнодушно:

— Вы же сказали, что сома — это божество?

Нет, ну каков! Я чуть не задохнулся от злости! Но сдерживаюсь:

— Напиток и божество — одно и то же! Важно вот что: сома дает ощущение неограниченных сил, она дарит чудодейственную мощь. В таком состоянии человек может сделать все, что угодно.

— Этому есть доказательства? — опять эдак равнодушно.

— Извольте! — немного кричу. — Вот: «…Мы имеем дело не с простым, но религиозным опьянением, в экстазе которого человек мнит себя всемогущим чародеем»! Как вам?

Знаете, что ответил мне Ванзаров? А вот что:

— И это все? Благодарю. Я пойду.

Ах ты, думаю… Ну, неважно, что я подумал, в сердцах был. Раскрываю книжечку записную, цитирую:

Признаться, Николя, малость разгорячился. Ванзаров меня под локоть хватает и тащит на улицу. Но не на того напал! Продолжаю:

Тут уж прохожие на нас стали оборачиваться. Ванзаров говорит:

— Уговорили: сома — полезная вещь. Прелюдия окончена. Выкладывайте туза.

О, прозорливый жулик! Опять угадал. Не знаю уж как. Столько сил, и все напрасно, весь эффект насмарку. Приходится терпеть. На что не пойдешь ради пользы дела.

— Мы едем к человеку, который знает про сому все. Я договорился о встрече. Поверьте, это было непросто.

— Очередной барон-мистик-картежник? — он мне. — Сердечно признателен, очень ценю вашу заботу, но в другой раз, сейчас не могу.

Назад Дальше