Да, полковник Анд прекрасно осведомлен. С толпой этой неуправляемой, все на своем пути смещающей, я знаком не понаслышке. В начале девяностых эта мерзость расцвела пышным цветом. Заводят толпу несколько лидеров, как правило, картаво-носатых, внешне очень не привлекательных, но буйных. «Долой армию! Долой КГБ! Долой милицию!» Слышал, видел, впрочем, как и все соотечественники. Только невдомек тем, кто, точно попки-дураки за картаво-носатыми повторяют «долой…», что какой бы плохой не была армия, КГБ и треклятая милиция, но других защитников у «толпы» (а также всего остального населения) НЕТ и НЕ БУДЕТ! Поэтому надо тщательно разбираться, думать, улучшать… Впрочем, картаво-носатые к этому не приспособлены. Ладно, в столице поорали, воздух попортили, разошлись. А что было в других регионах?! Я как раз из училища выпустился, зеленым двадцатилетним лейтенантом (курсантом стал в неполные семнадцать, после суворовского). Из Афганистана наших только-только вывели, на межнациональные конфликты бросили. Так, в двадцать лет, я и столкнулся с «проявлениями демократии». В одной из республик милиция и КГБ куда-то испарились, видимо, местные картаво-носатые их успешно «демократизировали». Заперлись «демократизированные» в своих зданиях и сидят, не выходят. А в соседних дворах детей заживо жгут, женщинам животы вспарывают. Потому как те не титульной нации оказались…
Если бы не наш полк ВДВ, весь город бы кровью залили. Стрелять пришлось, само собой, но порядок на некоторое время установили. В другой республике успели до резни. Встали живой крепостью вокруг села, к которому погромщики из местной «титульной нации» двигались с арматурами, заточками и бензиновыми канистрами. Как тогда хотелось двинуться на эту мразь нашими БМД. Но приказа не было. Постояли сутки живой крепостью, а потом то самое нетитульное село эвакуировали в соседнюю республику. Представьте себе – движется по шоссе колонна, конца ей не видно. Женщины, дети грудные, старики немощные. Тащат в узелках-рюкзаках да на тележках самое необходимое. И сзади, и спереди, и по середине колонны автоматчиков. Мы – бойцы спецназа ВДВ. Со стороны может показаться, что мы не охраняем живую колонну, а гоним людей на убой, точно фашисты. Когда попали в третью республику, власть наша окончательно «демократизировалась». На городской площади бесновалась злобная агрессивная толпа, а нам даже не выдали боевых патронов. Впрочем, холостых тоже. Саперные лопатки ни-ни, так называемый «тбилисский синдром». Штык-ножи только у командиров… И при этом некто из Москвы дал нам указание навести порядок. Толпа втрое, если не вчетверо, больше нашего подразделения и беснуется так, что… На наших глазах в буквальном смысле разорвали на части пожилого милиционера, который словами пытался эту толпу урезонить. Вот тут мы не выдержали. Сделали «оружие» из подручных средств. Бойцы нашей разведки нашли за соседним забором резиновые шланги и какие-то кабели. Мы из них быстренько сварганили дубинки, почище вэвэшных «РП-73». Ну и встретили толпу вот этими «кабельными дубинками». По мордам их, по харям. Взвыли твари, рванули от нас. Мы за ними. Многим из них тогда шибко досталось, даже очень шибко… Но именно в той республике «титульная» сволочь с тех пор вела себя тише воды, ниже травы. Нетитульная, впрочем, тоже.
Куда потом все пошло, можно и не говорить. Руководство решило, что спецназы ВВ и ВДВ действуют чересчур жестко и недемократично. Мешают вспарывать животы женщинам, отрезать головы детям и рвать на части милиционеров. Все это привело к 91-му году, то есть окончательному развалу и уничтожению великого (без кавычек) государства. Именно об этом оба мы сейчас вспомнили.
– Именно после августа 91-го у меня начались неприятности, – кивнул Никаноров. – Мы тогда были молодыми офицерами… Думали, что можно многое изменить.
– Теперь-то чего говорить, – сказал я, дав понять, что не намерен вести политические дискуссии.
– Я к тому, что сейчас сложился такой момент… – Никаноров сделал паузу, с заметной усмешкой оглядел меня с ног до головы, – Одним словом, то, что собирался сделать в 91-м, я осуществлю сейчас. То есть один из тактических методов борьбы с массовыми беспорядками. Знаешь, что это такое?
Никаноров протянул мне небольшую аккуратную дощечку, к которой были прикреплены две капсулы.
– Взрывное устройство, – ответил я.
– Почти угадал, – кивнул Никаноров. – С помощью таких вот дощечек в 91-м году можно было осуществить бескровный штурм Белого дома. Точнее, почти бескровный.
– «Почти» не считается, – пожал плечами я, однако был заинтригован.
Надо же – дощечка с капсулами могла поменять ход российской истории.
– Это так называемая пулевая подсадка, – кивнул на дощечку Никаноров. – Придумали их не в КГБ и не в ГРУ, а в кинематографе. Постановщики трюков и боевых сцен. Вот в этой капсуле «киношная кровь», а это капсюль с электродетонатором. Мой план очищения территории перед Белым домом заключался в следующем. В ряды его «защитников», точнее в толпу, вполне реально было замешать пару десятков грамотных бойцов спецназа КГБ. И у каждого под одеждой должны были быть вот такие подсадки. Как действует подсадка? В нужный момент нажимаешь на кнопочку маленького пультика, который прилеплен скотчем к ладони, и в нужных местах одежда взрывается и брызгает кровь. Именно так происходит во время съемок боевых сцен. Так вот, сотрудники КГБ растворяются в толпе, а на толпу пускается рота автоматчиков, открывающая огонь холостыми патронами. Плюс всякая грохочущая с разных сторон пиротехника. Автоматчиков для устрашения можно было одеть в противогазы. Тут-то и начинают срабатывать подсадки. Толпа видит окровавленных, падающих людей, взрывающуюся кровью одежду. Почуяв реальную опасность, увидев «убитых», толпа рванула бы от Белого дома аж до Волоколамска.
– Уверены? – спросил я.
– Я этих «защитничков» видел, сходил тогда «в народ». Полно пьяных, неполноценных каких-то… Может, под наркотой. Никаких «баррикад», просто груды мусора навалены. Но даже не в этом дело. Когда по тебе в упор бьют из автоматов, и иной храбрец побежит.
– Давка началась бы, – возражаю-таки я. – Ваших же людей и потоптали бы.
– Все продумано, – кивнул Никаноров, переглянувшись с Хантом. – Во-первых, наши бойцы обучены и натренированы на самые разные переделки, а во-вторых, чтобы «демократы» друг дружку не перетоптали, с разных сторон клинообразно были бы выставлены четыре подразделения внутренних войск и ОМОНа. Там немало спецов по таким вот «беспорядкам». Они встретили бы толпу так называемой «гребенкой», разделили на восемь потоков, ослабили бы и в течение короткого времени свели на нет концентрацию и напор толпы… Говорю как профессионал – самое большое, что могло случиться с господами демократами, это телесные повреждения различной степени тяжести. Рядом наготове машины «Скорой помощи», армейские полевые госпитали… Но это еще не все. Самое главное должно произойти следующим утром. Западные издания и уцелевшие демократы поднимают истерику по поводу кровавого штурма, появляются фотографии десятков окровавленных трупов… Между тем, очистив территорию, мы приглашаем телевизионщиков и снимаем… оживающих покойников! А на следующий день, дав демпрессе излить все свои вопли и визги, даем правдивый репортаж о штурме. Помимо победы физической, мы имели бы колоссальную моральную победу! Демократы выглядели бы одураченными.
– Русь дураков не любит, – согласился я. – И что же помешало такому плану?
– Высокий чин в звании генерал-полковника план мой одобрил, попросил перезвонить через сорок минут, а затем куда-то исчез. На целые сутки.
– А появился, когда участники ГКЧП были уже в Лефортове? – уточнил я.
– Именно так. Сейчас он вице-президент одного из банков. Так вот, Вечер, давай-ка примеряй подсадку!
Лихо задумано, ничего не скажешь. Если бы еще и осуществилось! Однако, немного потренировавшись, я убедился, что никаноровская тактика достаточно эффективна.
– Не прощаюсь, подполковник. Скоро увидимся!
Никаноров пожал мою ладонь и неожиданно перекрестил. Кажется, мы расстались друзьями. Чего и добивался дядя Гриша Нефедов.
Дорога в наш лагерь заняла у меня два с лишним часа. Когда я вернулся, то увидел своих подчиненных подавленными, прячущими лица.
– ЧП у нас, командир, – произнес Коля Водорезов.
– А у меня вот как раз все лучше не бывает, – сообщил я, предвкушая, какое ЧП может быть у профи с десантной подготовкой.
– У Сереги Млынского башню снесло, – ответил Коля. – Чуть нас всех не перестрелял.
– Не всех, – угрюмо добавил Степаныч.
– Владика Дятлова застрелить хотел, – пояснил Коля. – А когда стали обезоруживать, хотел и нас.
Влад с тоскливым и виноватым видом топтался чуть в стороне, уперев в землю свои васильковые глаза. Точно виноват был он, а не Млынский.
Влад с тоскливым и виноватым видом топтался чуть в стороне, уперев в землю свои васильковые глаза. Точно виноват был он, а не Млынский.
Глава 12
Скрученный по рукам и ногам, майор Серега Млынский лежал в дальнем правом углу полевой палатки. Кляпа во рту не было, Серега вполне мог разговаривать, но ни на мое приветствие, ни на первый вопрос ответить нужным не счел.
– Ты ведь, Млынский, клятву давал. Наравне со всеми, – напомнил я.
Серега вновь не ответил.
– Слушай, майор, на вопросы не отвечают только дебилы и идиоты! – неожиданно зло, но при этом тихо произнес я. – Ты не глухонемой и не дебил… И в то, что у тебя башню сорвало, я не верю! – после небольшой паузы решительно добавил я.
– Не сорвало, – кивнул Млынский.
Голос у Сергея был на редкость ровным и спокойным. Дальнейшее я понял без слов. Высунувшись из палатки, я приказал всем отойти на приличное расстояние и следить, чтобы никто не подслушивал.
– Ты знаешь Упыря? – спросил я, вернувшись к Млынскому.
– Кажется, да, – полушепотом ответил Сергей.
– Зачем спектакль?
– Для успокоения нервов. Не моих, разумеется, а упыревых.
– Интересно. Выходит, если бы ты не нарушил клятву, то я бы вернулся и увидел ваши остывшие трупы. А через некоторое время остыл бы и сам.
– Именно так, – кивнул Млынский. – Нервничать ОН стал!
– И кто же?
– Один из двух – либо Водорезов, либо Игорь, – окончательно перейдя на шепот, произнес Сергей.
– А зачем на Дятлова кинулся?
– Генеральских сынков не люблю с училища. Надо же было на кого-то стрелки перевести.
Далее мне пришлось напрячь весь свой слух и внимание, так как Сергей заговорил очень быстро и очень тихо. Говорил он минут пять, не больше. Выслушав его, я молча кивнул и вышел из палатки к своим подчиненным, топтавшимся в отдалении.
– Звездец, – только и произнес я. – Кажется, остались без фельдшера и без минера.
– И что теперь? – первым спросил мой зам Водорезов.
С ответом я не торопился. В самом деле, что говорить, когда один из офицеров твоего спецотряда сходит с ума?! Такому ни на одном спецфакультете не учат. Краем глаза я отметил безучастную пассивную реакцию Игоря Толмачева. Он молчал и стоял чуть в отдалении совершенно неподвижно, точно статуя. Зачем его прикомандировали к нам? Боевого опыта мало, португальский язык (как и местность) более менее знает Водорезов… Нервничает наш Толмач, а потому всеми силами старается изобразить спокойствие. Лицевых мышц под бородой не видать.
– Тебе, Дятлов, помощь не требуется? – повернувшись к Владу, спросил я.
– Он же выстрелить не успел, – нервно отозвался старший лейтенант.
Мне было его сейчас немного жаль. Потому что я слишком хорошо знал, что будет дальше. А дальше было следующее.
– Я понимаю, неприятно, Владик, – продолжил я. – Ты успокойся, близко к сердцу не принимай.
Будучи отцом-командиром, я успокаивающе положил ладонь на плечо старшего лейтенанта. И в ту же секунду ударил Дятлова в солнечное сплетение. В следующую секунду я обезоружил Владислава, взял на излом его правую руку, а в затылок упер ствол его же «СПС».[12]
– Так еще неприятней, – произнес я. – Прости, Влад, но, похоже, Упырь именно ты.
– Вы что, командир?! – простонал Дятлов.
– Расстреливать тебя не буду… Пока. Доказательств мало, но они есть. – Эту фразу я произнес своим немного остолбеневшим подчиненным. – Обыскать и связать! – отдал я команду, которую тут же выполнил стоявший ближе всех Кравцов.
Не прошло и полминуты, как связанный, обездвиженный Дятлов лежал рядом со штабной палаткой, из которой с победным видом появился освобожденный от пут Млынский.
– Может быть, объясните, наконец, в чем де– ло? – произнес Водорезов, по-прежнему чувствуя себя моим заместителем, то есть вторым человеком в отряде.
– Нет, Коля, не объясним, – довольно резко ответил я, переглянувшись с Млынским. – Времени в обрез, уж извини.
– Нет уж, командир, – как-то непривычно жестко отозвался Николай. – Это все, – кивнул он на Млынского и обездвиженного Дятлова, – каким-то пиратством отдает.
Маленький худенький Водорезов стоял передо мной так, словно готовился вступить со мной в рукопашную схватку. И правую руку держал на разгрузочном жилете в том месте, где размещался пистолет с запасной обоймой. Несмотря на комплекцию, обезоружить Колю столь же быстро, как Дятлова, будет не просто.
– В самом деле, Валентин Денисович, – с правого фланга ко мне приблизился Игорь. – У нас есть четкая боевая задача, вы – наш командир… Объясните, что происходит.
Происходит охота на Упыря. Вычислить которого нужно как можно быстрее. Но говорить это вслух я не собираюсь. Тем более…
Тем более, я, кажется, уже ЕГО ВЫЧИСЛИЛ!
Между тем Степаныч и Кравцов взяли свои автоматы на боевую изготовку и заняли весьма выгодные огневые позиции. Выгодные для меня и Млынского и весьма невыгодные для вооруженного пистолетом Водорезова и безоружного Игоря. Оба они оказались под прицелом…
Что же – прекрасно! Браво! Даже – брависсимо!!! Расклад сил определился, каждый сознательно сделал свой выбор. Что мне и требовалось.
– Вот так, Николай, – только и произнес я.
Коля медленно убрал руку со своего оружия, молча сделал полшага назад. Он был опытным офицером и знал, чем кончается бунт в спецподразделении.
– За невыполнение приказа расстрел? – спросил Игорь каким-то непринужденным, полушутливым тоном.
Нет, все-таки переводяги всегда были какими– то полуштатскими «пиджаками». Врезать бы сейчас толмачу, но надо себя сдержать. Не в кабаке.
– Заткнись, Игорек, – послышался голос Степаныча.
Переводчику ничего другого и не оставалось.
– Двадцать минут отдыха. Потом обсудим выполнение нашей главной боевой задачи! – При этих словах я переглянулся со Степанычем и мысленно поблагодарил немолодого подполковника, что тот догадался меня поддержать. – Ну, а мы отойдем? – обратился я к Млынскому.
– Отойдем.
Чуть поднявшись вверх, я задал Сереге главный вопрос:
– Ты – Охотник?
– Клятву нарушать не буду, – без усмешки, очень твердо ответил Млынский.
– Так ты вроде уже… – начал было я, но майор, наплевав на субординацию, резко перебил меня.
– У меня глаза есть, командир, – лицо Млынского стало привычно злым и отталкивающим. – Как только ты ушел, я всю команду в поле зрения держал. Водорезов и Игорь как-то подозрительно мялись, по сторонам оглядывались, оружие лапали нервно, точно баб.
– Считаешь, выбирали момент? – спросил я.
– Считаю, – ответил Сергей. – Я уже об этом в палатке говорил, чего повторять?
В самом деле, повторять не надо.
– Дятлова жаль, – произнес я.
– Даже очень. Но теперь Упырь может на некоторое время расслабиться, отдохнуть. Он ведь не знал, с чем ты вернешься. А теперь у него есть передышка. Вроде как другого вместо него скрутили… А вот сейчас передышка кончилась!
Только при этих словах я увидел, что мне в голову нацелен коротенький, едва заметный ствол специального самозарядного пистолета. Сергей держал его в правой руке, прикрыв при этом оружие левой, и со стороны казалось, что он просто скрестил руки на груди. Выбить пистолет или применить столь полюбившийся нефедовский прием было делом нереальным.
– Ну и?.. – спросил я, сохраняя при этом спокойствие.
– И ну! – ответил мне Серега-майор, не меняя при этом своей боевой позиции.
Глава 13
Неужели у него и в самом деле сорвало башню?! Да нет, непохоже. Произнес свое «и ну!» и замолчал, смотрит выжидающе. Что ж, придется начать разговор самому:
– Млынский, кто я, по-твоему?
– Командир, – ответил Сергей.
– А ты?
– Охотник, – без паузы произнес Млынский.
Если так, то все не слишком трагично.
– А я – Упырь, – без вопросительной интонации проговорил я, точно само собой разумеющееся.
– Похоже на то, – кивнул Млынский.
– И что дальше?
– Расстреляю тебя, а отряд распущу. На радость полковнику Анду.
Неужели в самом деле сорвало башню?!
– На радость настоящему Упырю, – произнес в ответ я, тоже как само собой разумеющееся.
– Отвечай на мой вопрос. Сколько тебе заплатил полковник Айдид? – перешел к делу Сергей.
Вот оно что?! Выходит, наши с Никаноровым предположения оказались верными. Именно из-за Айдида у Охотника есть основания считать меня Упырем.
– За карту минных полей и беспрепятственный проход мимо моего подразделения? – уточнил я.
– Именно, – кивнул Млынский. Он явно был приятно удивлен моей понятливостью.
Мне не оставалось ничего другого, как кратко, но при этом подробно изложить Сергею о моей сделке с Айдидом, то есть повторить то, что некоторое время назад я рассказывал Никанорову.
– Похоже на правду, – произнес Серега, выслушав меня.
– Слушай, стрельни раз, да и дело с концом! – подвел итог я.