– Узнаешь наблюдателей? – спросил Никаноров.
Техника у полковника Анда была на уровне. Да и люди.
– Вот этот бородатый, по-моему, в розыске еще с 2000-го. Терроризм, расправы, издевательства над военнослужащими. Комендант местного концлагеря. Славянина не узнаю.
– Наверняка из дезертиров-контрактников, – со вздохом произнес Андриан. – Тоже первоначальное накопление. Теперь вот здесь, над нами, летает.
– Слушай, а не легче твой лагерь разбомбить и все проблемы устранить с одного раза? – спросил я.
– Не легче. В Эст-Куаре хаос, переворот за переворотом. Но этот остров его территория. Одно дело поцапаются, постреляют здесь друг друга враждующие группировки, а вот бомбардировки совсем другое дело. Тут может вмешаться ООН, главные миротворцы из Соединенных Штатов высадят свой десант, потом появятся штатовские представители первоначального накопления. И прощай глушковские плантации!
– Стало быть, пока ты здесь, никто сюда не сунется?
– Получилось, что так. Ладно, переходим к Чечне и упырю! – Никаноров подал знак одному из своих людей, и тот принес свежие, только-только отпечатанные на принтере карты.
Да, технически полковник Анд оснащен получ– ше, чем некоторые наши подразделения.
– Узнаешь? – кивнув на карту, спросил Никаноров.
– Здесь стоял мой батальон, – ответил я, ткнув указательным пальцем в лесистую овражистую местность.
– Здесь другой батальон, – твердым, не терпящим возражений голосом продолжил Никаноров. – Некоего полковника Айдида! А вот здесь, – на сей раз Никаноров ткнул указательным пальцем в гористый, опоясанный синим поясом реки квадрат, – у тебя, подполковник Вечер, была встреча и долгий разговор с полковником Айдидом.
Вокруг меня тесным полукругом встали товарищ майор и еще трое крепких, не менее тренированных ребятишек.
– Уж не после ли этого разговора тебя в упыри записали, а, Валентин? – произнес Андриан, подняв глаза от карты.
Глава 9
– Правду скажу, к стенке поставите? – усмехнулся я, глядя в громадные, черные, почти без зрачков глаза Никанорова.
– Стало быть, есть за что?
– Отвечу коротко: за то, что матери на могильных холмах не рыдают… Да, был у меня договор с Айдидом. Был! – не опуская взора, произнес я.
– Рассказывай подробно!
– До того как возглавить батальон, я руководил разведдиверсионной группой из пяти человек. Нас так и звали «афганская пятерка», потому как одну из самых успешных операций мы провели на территории Афганистана. Однако двое получили ранения, третий убыл в отпуск, а меня из командира элитной разведгруппы сделали обычным комбатом. А в батальоне у меня… Эх… – я лишь махнул рукой, с трудом подбирая нужные слова. – Одно название – батальон, двадцать процентов некомплекта личного состава! Только пятеро имели боевой опыт. Остальные лейтенанты, только из училища. Трое вообще из «пиджаков»,[8] из Уральского политеха.[9] Про срочников уж и не говорю – это раньше, в советские времена, в ВДВ брали разрядников, ростом не ниже ста семидесяти пяти. У меня же сельские да окраинные ребятишки. Из техники в лучшем случае трактор видели да велик с подвесным мотором. Один даже неплохо из двустволки стрелял. А поставили нас так называемой заставой. То есть занял мой батальон высокогорное село и осел в нем. Ни тебе прокуратуры, ни милиции, ни ФСБ. Сами себе разведчики, сами контрразведчики. У меня начальник разведки был из Уральского политеха, старший лейтенант, так он только планы мероприятий умел на ноутбуке набивать. А село это самое до нас один раз прошерстили «вовчики»,[10] затем ОМОН и сводный милицейский отряд. На «Уралах» немало добра оттуда вывезли, ну и у местного населения настроение соответствующее сложилось. Так на наши два «Урала» косились, точно на змеев-горынычей. А сразу под селом расположился лагерь того самого Айдида. Полковника. То ли пакистанца, то ли афганца. То ли имя у него такое, то ли прозвище грозно-звучное. По-русски говорил чисто, видать, в Лумумбе, на свою голову выучили.
– В Академии имени Фрунзе, на иностранном факультете, – поправил меня Никаноров. – Считай, наш человек.
– Так вот, я своего начальника разведки засадил в сарай строчить разведпланы, а сам взял троих толковых прапорщиков и лично в разведку. Тут-то и увидел – ребята у Айдида мощные, явно не одну кампанию прошли. Не батальон, целый полк. Снайперы имеются, переносные зенитные комплексы, четыре бронированные «Нивы». В тот же день докладываю командованию. Пришлите, мол, для усиления хотя бы пару рот спецназначения из контрактников. Мне в ответ: «Зачем? Чего испугались, подполковник Вечер? Перемирие у нас ныне с братьями-чехами…» На линии генерал, хотел обматерить, но сдержался. На соседней заставе мотострелки стояли, там тоже перемирие было. И каждую неделю то рядовой исчезал, а то и лейтенант. Потом без ушей, с перерезанным горлом находили. А я, как командир, таких вещей дожидаться не привык. Взял с собой двух отмороженных прапорщиков и прямиком к Айдиду. С белым флажком, как ни прискорбно. Тот принял радушно, по-восточному. У меня же на долгие разговоры времени не было.
– Вот что, полковник, – говорю я. – Давай по-честному. Мне смерть твоих людей не нужна. Тем более жителей того села, где стоим.
– Зачем тогда пришел сюда? – вежливо интересуется Айдид.
– Приказ, Айдид. Но лишней крови я не хочу. Потому предлагаю: моих пацанов не трогать, глотки им не резать. Иначе… Ты, Айдид, разведчик не хуже меня. Сил базу твою разнести у меня не хватит, но вот сельские домики своими БМД[11] я раскатать сумею.
– Раскатывай! – улыбается-скалится как ни в чем не бывало Айдид. – Я ведь кто? Иностранный военный советник. То бишь наемник, то бишь оккупант. Враг твой, Валентин Денисович!
Я внутренне аж выматерился во все три этажа. И имя-отчество мои этот оккупант знает.
– А эти люди, что живут в домах, которые ты раскатать решил, кто они? – скривил в недоброй усмешке фиолетовые от жевательного табака губы Айдид. – Они граждане твоей страны, Валентин Денисович! Твоей, твоей! Не чьей-нибудь!
Вот так он меня и приложил. Без ножа, без автомата, без системы «Град». В самом деле, что же это получится? Своих же граждан уничтожим?! Кто я?! Кто бойцы мои?!
– Смотри, Айдид, – стараясь сохранить спокойный тон, я развернул перед полевым командиром карту. – Перемирие сегодня есть, завтра нет…
– Э, Валентин… – со снисходительным видом помахал ладонями Айдид. – О конце перемирия я узнаю за сутки, ну в крайнем случае часов за пять до тебя.
– Может, и так! – стараюсь не реагировать я. – Только путей отхода у тебя немного. Вот отсюда, – я ткнул ладонью вправо, – пойдет мотострелковая бригада, вот отсюда, – тыкаю влево, – отборный полк морской пехоты. И я со своими в деревне отсиживаться не буду. Проход-то у тебя один, если, конечно, с наименьшими потерями, через село с моей заставой. Только за селом минное поле, мною лично поставленное. А еще у меня имеется пара классных арткорректировщиков. Пойдем с ними к тебе в хвост и наведем реактивную артиллерию. Ты, Айдид, может, и уцелеешь, а остальные?
– Что предлагаешь, Денисыч? – тут же перешел к делу Айдид.
– Повторяю, полный нейтралитет. Я не веду разведку против тебя. Ты против меня. Чтобы ни с одного моего солдата волос не упал. Ну а взамен… Как только окончится перемирие, а оно окончится…
При этой фразе Айдид зло кивнул.
– Ты беспрепятственно пройдешь через деревню, и я отдам тебе карту минных полей. Далее сам выпутывайся. Преследовать с корректировщиками не буду.
Я замолчал, не торопился со словами и Никаноров.
– Я сдержал свое слово, Айдид тоже, – закончил, наконец, я. – В моем батальоне ни одного погибшего и раненого.
– А за Айдидом и его бандой после больше двух лет гонялись, – заметил отстраненным тоном Никаноров.
– В былые годы за такие номера меня бы к стенке поставили, – продолжил я. – Только еще раньше у этой самой стенки валялись бы те, кто заключал идиотские перемирия, мародерствовал и совершал нефтяные сделки с извергами, у которых руки по локоть…
– Охотник вполне может считать тебя упырем, – проговорил Никаноров. – А особенно если от рук Айдида погиб кто-то из его товарищей.
В самом деле! Как мне это до сих пор не пришло в голову?! Но тогда охотник знал бы наверняка, что упырь – подполковник Вечер, и не рассылал бы «черные метки» остальным… Додумать эту мысль я не успел. В вышине опять послышался шум вертолетных лопастей.
– Вот задолбали! Ну все! – выругался полковник Анд и что-то быстро прокричал в рацию на португальском языке.
Не прошло и двух минут, как вертолет-крокодильчик дернулся всем своим рептилиеобразным корпусом, а лопасти его перестали вращаться. Он медленно сел на землю, и лишь при столкновении с поверхностью у него отвалился хвост. Из отверстия повалил черный дым. Мы с Никаноровым тут же укрылись в траншее. Стекла вертолетных иллюминаторов разлетелись вдребезги. Послышались отрывистые автоматные очереди. Из распахнувшейся дверцы вывалилось безжизненное тело автоматчика, мертвой хваткой сжимающего свое оружие.
– Бросайте оружие и немедленно покиньте вертолет! Иначе мы взорвем его!
Усиленные мегафоном команды подавались людьми полковника Анда с разных сторон. На португальском, русском и арабском языках.
Глава 10
– Имя-фамилию-отчество можешь не говорить.
Вертолетчик нервно кивнул. Было видно, каких немалых трудов ему стоило сдерживать дрожь, бившую его массивное тело. Он явно был нашим с Никаноровым соотечественником. И у него также было первоначальное накопление капитала. Когда-то профессиональный пилот армейской авиации, теперь наемник, готовый скопить «капитал» на костях моих ребят.
– Сколько вас и каковы цели отряда? – продолжил допрос Никаноров.
– Пятнадцать человек. Минус я и… Те двое, кого вы завалили у вертолета, – ответил вертолетчик, уставившись в земляной пол.
– Стало быть, двенадцать. Жить хочешь, – без вопросительной интонации произнес Никаноров.
– Не расстреливайте, – не поднимая глаз, пробормотал вертолетчик.
Никаноров лишь усмехнулся.
– Предателей Родины не расстреливают, парень, – решил блеснуть эрудицией я. – Их вешают.
– Я никого не предавал.
– Цель твоего отряда?
– Уничтожить вот их… – вертолетчик кивнул в мою сторону.
Он сумел-таки взять себя в руки.
– И много в отряде… таких, как ты? – спросил я.
– Славян-то? – переспросил пленник. – Немного, но есть.
– И то хорошо, что немного, – подвел итог допроса Никаноров и дал команду увести пленного. – Видишь, все сошлось, – произнес Андриан Куприянович, когда мы с ним остались наедине. – Твое решение?
– Да такое же, как и твое, полковник, – неожиданно для самого себя, ответил я.
– Чужими руками Леонтьев хочет избавиться от меня. Для этого посылает твою группу. Если мы с тобой, Валентин, и в самом деле схлестнулись… – Анд взял выразительную паузу и пытливо уставился на меня своими черными глазищами.
– Я привык выполнять поставленную задачу, чего бы это ни стоило, – произнес я довольно-таки банальную фразу.
– Предположим, вы захватываете или убиваете меня, – продолжил Никаноров. – Но после этого вы больше не нужны Леонтьеву…
– Андриан Куприянович, я это знал еще, как говорится, прошлым вторником.
– Нам надо сделать так, чтобы группа ваших ликвидаторов сама вышла на нас. А для этого тебе надо взять меня в плен или убить.
– И вы на это согласны? – спросил я.
– В плен – нет! – категорически произнес Никаноров. – А вот убить… Ох, не хочется умирать, но… придется! – не менее категорично, без малейшего намека на шутку, закончил Анд.
Я хотел было задать вопрос, как он себе это представляет, но в этот момент за стенами послышались крики и беспорядочная стрельба. Никаноров молча схватился за автомат и мгновенно оказался во дворе. Мне, хоть и безоружному, ничего не оставалось, как последовать за ним.
Пули ударили прямо над головой Никанорова. Еще не видя, кто, куда и зачем стреляет, Анд отпрыгнул в кусты, вжался в землю. Я же решил укрыться за стеной строения, в котором только что проходил допрос. Вжавшись в стену спиной и затылком, обезопасив тыл, я пытался определить, откуда идет стрельба. Но не прошло и пяти секунд, как виновник стрельбы сам возник передо мною. Наш недавний пленник, вертолетчик, спрыгнул откуда-то слева, видимо, с невысокой крыши соседнего строения. В руках он сжимал пистолет, ствол которого тут же чуть не уперся мне в грудь. Позиция оказалась весьма удобной, чтобы применить нефедовский прием. Чуть оглохнув от близкого выстрела, я даже сам удивился, как быстро и эффективно мне это удалось.
– Предателей не расстреливают, – только и произнес Никаноров, осматривая мертвого вертолетчика.
– Он сам, – ответил я. – Лихой парень. А твои конвоиры маху дали.
Никаноров досадливо махнул рукой. То, что пленник сумел обезоружить его людей и пытался бежать, явно задело его. Подбежавшим подчиненным он устроил гневный, краткий разнос, а затем мы вновь уединились в штабном помещении.
– Школа Нефедова? Узнаю… – Чуть помолчав, Никаноров добавил: – Хотел, стало быть, злодей завалить неприятеля, а застрелил самого же себя. Сам. Всегда бы так в жизни, а? А теперь быстро отвечай, Валентин, мы враги или друзья?
– Друзья, – не задумываясь ответил я. – Но я хотел бы от тебя как от друга получить ответ всего на один вопрос. Кто доложил вам о прибытии нашей группы?
– Отвечу честно – понятия не имею, – так же без лишних раздумий ответил мне Никаноров. – Но в самой верхушке леонтьевско-глушковской банды есть очень влиятельный парень в немалых чинах. И парень этот, во-первых, очень много знает, во-вторых, ненавидит Леонтьева и компанию, в-третьих, явно симпатизирует мне. И очень лих, дерзок до безумия. На моих людей он вышел в Москве, имеется у меня там, знаешь, и пара человечков. Сам вышел, да так, что те даже лица его не помнят. Высадились вы в срок и ровно в том составе и с тем вооружением, что и было указано. Плюс среди вас имеется Упырь, он же предатель, которого тот лихой парень непременно должен вычислить. А в затылок вам дышат леонтьевские наемники. Как только я или мой труп будут в ваших руках, все… Видимо, этого тот лихой парень тоже допускать не хочет.
– Если все-таки Гриша?
– Нет, – категорически ответил Андриан. – Этот себя положит, но такую паутину плести не станет. Да и Леонтьев его так близко не подпустит. Нужно найти того, кто сформировал отряд.
С ответом я не нашелся. Все верно, как говорится, без сучка и задоринки. Поэтому сразу перешел к основному плану:
– Таким образом мой отряд схлестывается с твоим. Кто-то погибает, кто-то выживает.
– Так точно, – кивнул Никаноров и поставил в своем блокноте цифру «1».
– Два. После подобного сражения живых и невредимых остается немного, – продолжил я. – Тут-то и появляются леонтьевские наемники из бывших уголовников и уцелевших боевиков.
– Три. Они добивают убитых и раненых, сжигают несколько местных построек, – кивнул я на пальмовые сооружения. – Затем благополучно эвакуируются. Ну и наконец…
– Четыре. На остров оперативно высаживается специальный миротворческий контингент под личным командованием генерала Леонтьева. Формально – спасать отряд подполковника Вечера, но, увы, отряда уже нет в живых. Разве что кроме одного человека, который и будет раздавать подробные интервью прессе и ТВ. Остров берется под охрану, а вождь заключает двухсотлетний договор об аренде плантаций для кондитерской фирмы семейства Глушковых.
– Именно так, Валентин.
Глава 11
– Победа будет за вами.
Никаноров произнес это будничным тоном, а я лишь передернул плечами. В самом деле, мой отряд в жестоком поединке уничтожает подразделение полковника Анда. Большая часть моего отряда, увы, тоже гибнет. Дым, гарь, стоны, кровавые тела… Вот что должны будут увидеть леонтьевские наемники, когда подойдут к полю боя. О том, что все это именно так, а не иначе, им сообщит… Да, да – сообщит Упырь, который наверняка держит с ними связь. Но до этого мы должны раскрыть Упыря.
– Знаю я, как взять вашего Упыря, – буднично произнес Никаноров. – Вот эту штуку видел? – кивнул он на металлическую треногу, снабженную тяжелой патронной коробкой.
– Станковый пулемет, – ответил я, назвав при этом западную фирму-производителя. – Не слишком удобная в бою вещь. В одиночку и вовсе долго не провоюешь, чтобы перезарядить, уйдет как минимум полторы минуты. Нужен прикрывающий. Кучность огня хорошая, но опять же тяжел при транспортировке. Хорошая мишень для снайпера.
– Зато идеальный инструмент для палача, – резюмировал Андриан. – Поставим так шагах в шести-восьми группу неподвижных субъектов в количестве… Ну, хотя бы десяти человек. И очередью… На открытом пространстве ни один не уйдет. Спрятаться в местной растительности тоже не удастся. Обрати внимание, как рама ходит. Согласись, никому не уйти…
– Ты в восторге?
– Такая штука клад для палача, то есть Упыря. Вашего Упыря. Это наживка. И он очень скоро на нее клюнет, уж поверь.
– Спорить не буду, потому что верю.
– Ну а теперь слушай, как мы здорово перевалим друг дружку!
При этих словах глаза Никанорова вновь загорелись от азарта. Чувствовалось, что он очень горд своей «разработкой» и уверен, что я, как профессионал, сумею оценить ее по достоинству.
– В конце девяностых в моем подразделении была разработана новая тактика по борьбе с массовыми беспорядками, – начал Андриан. – Точнее, с обезумевшей неуправляемой толпой. Приходилось видать такую? Приходилось, знаю, – тут же сам и ответил он.
Да, полковник Анд прекрасно осведомлен. С толпой этой неуправляемой, все на своем пути смещающей, я знаком не понаслышке. В начале девяностых эта мерзость расцвела пышным цветом. Заводят толпу несколько лидеров, как правило, картаво-носатых, внешне очень не привлекательных, но буйных. «Долой армию! Долой КГБ! Долой милицию!» Слышал, видел, впрочем, как и все соотечественники. Только невдомек тем, кто, точно попки-дураки за картаво-носатыми повторяют «долой…», что какой бы плохой не была армия, КГБ и треклятая милиция, но других защитников у «толпы» (а также всего остального населения) НЕТ и НЕ БУДЕТ! Поэтому надо тщательно разбираться, думать, улучшать… Впрочем, картаво-носатые к этому не приспособлены. Ладно, в столице поорали, воздух попортили, разошлись. А что было в других регионах?! Я как раз из училища выпустился, зеленым двадцатилетним лейтенантом (курсантом стал в неполные семнадцать, после суворовского). Из Афганистана наших только-только вывели, на межнациональные конфликты бросили. Так, в двадцать лет, я и столкнулся с «проявлениями демократии». В одной из республик милиция и КГБ куда-то испарились, видимо, местные картаво-носатые их успешно «демократизировали». Заперлись «демократизированные» в своих зданиях и сидят, не выходят. А в соседних дворах детей заживо жгут, женщинам животы вспарывают. Потому как те не титульной нации оказались…