Через час она уже была в «Индустриальном банке». Судя по фотографиям, сделанным каким-то сыщиком, Олеся посещала этот банк, зачем – догадаться нетрудно.
В отделе банковских ячеек она предъявила золотой ключик: никакого риска, в случае ошибки, пожмет плечами и уйдет.
Менеджер провел ее по лестнице в подвальный этаж. Там проверили ее паспорт и дали заполненную карточку, в которой попросили расписаться. Никаких проблем, «дочка» вовремя оставила ей образец.
Другой служащий провел ее до ячейки, открыл верхний замок своим ключом, нижний она открыла сама. Служащий вышел. Лиля вынула ящик и воспользовалась кабинкой со шторками. Длинный, сантиметров в семьдесят, узкий высокий ящик был полон долларов в банковских упаковках. Сколько здесь, подсчитать на взгляд трудно и смысла нет. Олеся деньги не транжирила. Странное существо. Тут миллион, а то и больше, а ей еще подавай. Зачем? На что она собирается их тратить? Живет как у Христа за пазухой, ни в чем не нуждается и хочет еще большего. Забрать всю эту кучу и махнуть куда-нибудь подальше от этих мест? Нет. Ни черта у нее не получится. Ее обчистят на первом же вокзале. Без приключений ее путешествия никогда не обходятся. В минусе всегда остается она. Закон подлости!
В углу ящика лежала видеокассета. Ее Лиля забрала и прихватила одну пачку стодолларовых купюр. Так, на шпильки. Ящик вернула на место и ушла.
Из машины она позвонила Огородникову.
– Извини. Вчера я не могла подъехать.
– Нет проблем. Хочешь увидеться сегодня?
– Прямо сейчас.
– Хорошо. Я вышлю машину к салону «Белоснежка». На твоей к отелю подъезжать не следует.
– Хорошо. Я еду к салону.
Где находится салон, пришлось выяснять у продавца ювелирного магазина.
Возле салона ее поджидал джип с тонированными стеклами. Шофер вопросов не задавал. Ее привезли к служебному входу отеля. Теперь она уже легко ориентировалась. Тот же охранник проводил ее в кабинет генерального директора.
– Наши договоренности в силе? – спросил он, выходя из-за стола.
– Я свое слово держу. Надо отплатить тебе за любезность. Не деньги же предлагать.
– Пустяки. Забудь об этом.
– Позволь полюбопытствовать, куда мальчики дели груз?
Он подвел ее к огромному окну, за которым шла стройка. С машин выгружали железобетонные блоки, работал башенный кран.
– Вот мое главное детище. Левый флигель. Здесь будут только люксовые номера. Так вот. Из твоего дома старушку отвезли на завод, где делают бетонные блоки. Она зацементирована в одном из них.
– Весь отель на костях стоит?
– Не знаю, это не мой бизнес. Я посредник. Если солидные люди просят у меня помощи, я передаю их пожелания кому надо, и человек исчезает навсегда. Удовольствие не из дешевых, но надежность стопроцентная. Ты посредничаешь в другой области – перекупаешь компромат у шантажистов. Мы посредники, делающие хорошим людям добро.
– Кто у тебя на примете?
– Жена начальника строительного управления. Номер они заказали на сегодня, на девять часов вечера. Ей сорок шесть, ее дружку двадцать четыре. До чего людей доводит похоть и лишние деньги. С нее ты сможешь взять сколько хочешь. Денег там немеренно. А мне нужна подпись на подряде. Папка с моими документами второй месяц пылится на его столе. Копию с отснятого материала ей подбросят утром.
– Простенько и со вкусом, – усмехнулась Лиля.
Огородников положил на стол ключи.
– Один от номера восемьсот тридцать один. Видеокамера будет уже там. Второй – от дверей отеля, где мы заходим. Встречать тебя никто не будет. Поднимешься на служебном лифте на восьмой этаж. Остальному тебя учить не надо. Наведешь камеру на объект и нажмешь красную кнопку.
– Где ты будешь?
– На приеме у мужа нашей жертвы. Есть приятная новость. В моем отеле забронировано двадцать восемь номеров. На днях приезжают твои друзья из Франции, Голландии и Англии. Слух о твоем возвращении до них уже дошел.
– Можешь назвать их имена?
– Тебе составят список. Мы можем устроить для них прием в одном из лучших моих залов.
– Идея мне нравится. Если ты подберешь еще один зал для вернисажа. Я хочу выставить несколько своих картин. Не решила еще, сколько и какие, но они сюда приезжают ради них.
– Есть такой зал. В двух шагах от отеля. Пора подумать об афишах. Желательно с твоим портретом. С типографией мы вопрос решим. Выставка должна быть общедоступной, о тебе должен заговорить весь город.
– Нужна ли такая реклама?
– А как же. Люди должны обращаться к тебе за помощью, как к иконе. Человек искусства не может быть замешан в шантаже, вот почему так важна твоя роль в киносъемке. Ты же вне всяких подозрений.
– Хорошая мысль. Пара хороших отзывов о выставке в глянцевых журналах тоже не помешает. Сколько все это будет стоить?
– Не имеет значения.
– Только бы устоять на ветру. У тебя есть видеомагнитофон?
– Конечно. Вот, перед тобой. – Он указал на плазменную панель на стене и стойку с аппаратурой.
Лилия дала ему кассету.
– Поставь. Ретро. Нашла случайно, но забыла, что здесь. От тебя секретов нет. Ты ведь все видел?
– Чего не видел, то знал. Мы шли в тугой упряжке, и я очень сожалел, когда ты всех бросила и уехала.
– Будем наверстывать упущенное.
Пленка в аппарате закрутилась, и Лиля увидела знакомую уже сцену. Мужчина ей был не знаком, но его партнершу она узнала. Ею была Олеся, совсем еще ребенок с худенькими плечиками, в черных чулках на поясе, размалевана как кукла, и начинала она свое действо с танца на кровати, переступая ногами жирное тело лежащего сорокалетнего борова.
– Кошмар! – вырвалось у Лилии.
– Я был против, – тихо сказал Огородников. – Ты сама ее втянула в эту клоаку.
– Не узнаю, кто он?
– Наш мэр. Он до сих пор трясется, услышав твое имя. Олеся здесь несовершеннолетняя, и за такие выходки не только из политики вылететь можно, но и загреметь на долгие годы в зону. Конец карьере.
– Он до сих пор правит городом?
– Третий раз переизбирается. И все благодаря твоему молчанию. Ты его обвинила в изнасиловании своей пятнадцатилетней дочери, но денег с него не взяла и кассету не отдала.
– Он ее насилует…
– Пленка длинная, хватит и эпизода. А есть такие, где Олеся кричит. Этот идиот думал от страсти, а со стороны ясно видно – идет грубое насилие. Твоя дочь ни одного мэра к стенке прижала своими спектаклями. Роже Лотнер тоже побывал в ее объятиях. Тот самый француз, что купил у тебя картины и перепродал их в Англии.
– Хуже кошмарного сна.
– Что с тобой, Ксюша? Ты словно с неба свалилась. У тебя с головой все в порядке?
– За пять лет многое изменилось. Я жила другой жизнью. Нет, я рада возвращению, но к некоторым вещам приходится привыкать заново.
– Пора бы акклиматизироваться. Тебя ждут новые испытания, где кроме твоей гибкости потребуется твердость и даже жестокость. Пора расхлябанную публику ставить на место. Никто лучше тебя этого не сделает. Идея с выставкой мне очень понравилась. Королевский жест. А потом начнем репрессии. У меня уже составлен план, обозначены все действующие лица.
– Выключи эту гадость и налей мне водки. Что-то меня знобит. Не простудиться бы.
– Как прикажешь.
В сумочке Лилии зазвонил сотовый телефон. Она ответила.
– Здравствуй, мамуля. Твоя ненаглядная дочка звонит. В пять часов жду тебя у нотариуса. В противном случае никакой выставки не будет.
– Где это?
– Торговый ряд, дом восемь. Документы все подготовлены, пошлина уплачена. Наш адвокат тоже придет. Формальности. Тебе придется подписать несколько бумажек. Сумеешь?
– Да. Натренировалась.
– Вот и ладушки. Жду.
Лилия забрала кассету, выпила налитую ей водку и сказала:
– К работе с камерой я готова. Созвонимся вечером. Возьмешь на себя организацию выставки?
– Нет проблем.
– Картины готовы к показу. Проводи меня.
Первым делом Лилия поехала в съемную квартиру Яши Петракова. До своей безвременной кончины он успел передать ей ключ и назвать адрес. Все оставшиеся кассеты были у него. Придется найти для них более надежное место.
Временный приют покойничка Лилия нашла быстро. Свою машину оставила за квартал от дома. Как она проникла в квартиру, никто не видел. Скудная мебель, распакованный чемодан на кровати, пара костюмов в платяном шкафу, несколько сорочек, в коридоре грязные ботинки.
Где он мог измазать их в глине? Лилия осмотрела обувь. Вляпался, так вляпался. К глине прилипли желтые травинки. В такой обуви в лес по осенней распутице не ходят. И что ему там делать?
Кассеты, каталог и газеты, целехонькие, лежали в тумбочке. Лиля побросала их в целлофановый пакет. На всякий случай обшарила карманы пиджаков и брюк. Небезуспешно. Она нашла записку, написанную корявым почерком: «Я знаю, где лежит то, что ты ищешь! Встретимся на нашем месте в два часа, на тех же условиях». Лиля повертела бумажку. Кто, когда и о чем писал, оставалось тайной. Но почему записка и кто ему ее передал? У Якова был мобильный телефон, все то же самое можно сказать, набрав номер, и не мудрить с посланиями. Записку, написанную тем же почерком, она нашла в сумке Регины. Этот «писатель» слишком много знал. Какую он преследует цель – не ясно, но его не причислишь к друзьям.
– Горе-сыщик! Попался на удочку, – проворчала Лиля, порвала записку и тут же пожалела об этом – это же улика, кто-то сможет опознать почерк. Она убрала клочки в сумочку.
Гибель Петракова ее очень беспокоила. До чего он мог докопаться, если решили его убить. Мало того, убийцы подбросили труп Якова в багажник ее машины. В чем же их расчет, где они это сделали? Сколько времени она катала покойника по городу? А если бы гаишники проверили ее машину, а не отпустили, как это случилось по дороге к старухе? Она кому-то мешает. Не дочери, во всяком случае. Из тех, с кем она встречалась, каждый заинтересован в продолжении отношений. Она ни у кого ничего не просит, ей никто не нужен. Это она им нужна. Без Петракова будет трудно разобраться в местных интригах. В городе свой, специфический, климат – на небе солнце, а живешь как в густом тумане.
Лилия заперла квартиру и ушла.
СледствиеВертолет опустился на высокогорном плато рядом со стоящими машинами. Трое мужчин в штатском направились к черной «Волге».
Вербицкий спросил шофера:
– Нас никто не встречает?
– Шеф в своем «Фольксвагене». Позади. Можете ехать с ним.
Стараясь перекричать взлетающую машину, Вербицкий надрывал связки.
– Вы езжайте на «Волге», а я следом.
Его коллеги сели в «Волгу».
– Теплый прием, ничего не скажешь, – сказал Вербицкий, садясь в «Фольксваген».
– А зачем выходить, если ничего не слышно, – усмехнулся человек с остреньким пронизывающим взглядом. – Подполковник Петраков, начальник уголовного розыска местного управления.
– А ты не так прост Петраков.
– У нас простенькие не работают. Город специфический.
– Слыхал. Мировые сделки совершаются здесь?
– Нефть, газ, золото, минералы. Мы связующий узел. Здесь иностранцев живет больше, чем в Москве. Особняков не меньше, банков с избытком и даже свои небоскребы есть.
– Не хило. Я Вербицкий.
– Наслышан.
– Куда мы едем?
– В город. Проедем мимо знаменитой Скалы смерти. Город внизу.
– Любопытное местечко. Вы получили от нас данные на разыскиваемую женщину?
– Мы к ней в гости и едем.
– Быть не может! Нашли? За сутки?
– В нашем городе не любят посторонних. Тут делаются дела мирового масштаба. Каждый приезжий на учете. Она, очевидно, не знала, куда ее занесло.
– Поподробней.
– Все люди, сдающие жилье в наем, у меня на учете. Многие цепляют клиентов у речного порта. Прошлись с вашей фотографией по хозяйкам и нашли. Она неделю здесь кантуется в жалкой лачуге. Деньги заплатила за месяц вперед. Не застанем сейчас, придет к вечеру. Я вчера ее уже видел. Беспокойства в глазах не заметил. Никуда не денется.
– Снимаю шляпу. Как вас по отчеству?
– Яков Григорьевич. У нас в производстве такие дела, – закачаешься. А тут баба, заподозренная в убийстве. Мелочи.
– Это не баба. Это тот еще фрукт. Чем больше копаю, тем меньше понимаю. Ее биография начинается со Скалы смерти. Пять лет назад ее сняли с выступа, на котором она застряла, а потому выжила. С головой у нее не все в порядке после травмы, память напрочь отшибло. Куролесит по белу свету и где бы ни прошла, смерть за ней шагает, будто сама превратилась в Скалу смерти.
– И вы в это верите?
– И да и нет. Женщина сильная, волевая, выносливая, но не верю, чтобы такая личность пошла на мокрое дело. Если только ей на горло не наступить. Вы были у нее на квартире, Яков Григорьевич?
– Был. Но ничего не трогал. Паспорт, права, акции, все на месте. Она в городе. Смотрите влево, вот она Скала смерти.
– Тут погиб мой наставник, – с горечью сказал Вербицкий. – Прокурор области Михаил Петрович Лобанов. Он был человеком с большой буквы.
– Я тоже его хорошо помню. Но лично мы знакомы не были.
Машины въехали в город.
– Расскажите еще об этой женщине, если это не тайна следствия, – попросил Петраков.
– Какие же от вас тайны. Вы ее нашли.
Весь остаток пути Вербицкий рассказывал Петракову историю Лилии Расторгуевой.
Наконец они приехали на место.
– Да. Райончик неприглядный, – вздохнул Вербицкий.
Петраков подал ему ключ.
– Хозяйка дала. Квартира на пятом этаже.
– А вы не пойдете?
– Я все уже видел. В машине вас подожду или прогуляюсь. Вообще-то я с сегодняшнего дня в отпуске. И зачем я вам? Дело ведет ваша контора.
«Волга» остановилась на другой стороне улицы у подъезда. Сыщики направились в дом. Не прошло и десяти минут, как Петраков увидел в зеркальце заднего обзора остановившуюся шикарную иномарку. Таким машинам нечего делать в подобных районах. Он пригляделся, узнал водителя, неторопливо вышел из своего «Фольксвагена» и прогулочной походкой направился к шикарной «Ауди». Машина не трогалась с места. Он открыл переднюю дверцу и нагло уселся рядом с водителем.
– Добрый день, Лилия Романовна. Домой вам лучше не возвращаться…
17
В назначенное время Лилия приехала к нотариусу. Документы были готовы, формальности заняли не больше часа.
Когда они вышли на улицу, Олеся сказала:
– Теперь все картины принадлежат мне.
– Выходит, я могу возвращаться на свалку?
– Не говори глупостей. Тебе можно доверять. Я была в банке. Деньги ты не тронула, а могла бы взять. Там крохи, по сравнению с тем, сколько мы теперь заработаем. Подумать страшно.
Про пленку, пропавшую из ячейки, Олеся промолчала, Лилия тоже не стала поднимать эту тему.
– Где картины? – спросила Лилия.
– Сейчас это уже не секрет. Я все покажу и разъясню. Тебе придется экскурсию проводить, ты же автор. Поедем на моей машине.
– Но моя…
– Никуда она не денется. Воры уже знают, кому она принадлежит.
Дорога была знакомой. Пригород, подъем, через Скалу смерти, на плато. Шикарный дом располагался в отдалении и имел участок не менее двух гектаров.
– Его строила моя мать по собственному проекту. Стало быть, он принадлежит тебе. Мне он не нужен, я люблю свою квартиру, сказала Олеся.
Они шли по гравиевой дорожке к дому и чем ближе подходили, тем больше казалось строение.
– Сибирский кедр. Каждое бревнышко отбиралось специально, – продолжала Олеся.
– И здесь нет охраны?
– Ни один псих не поедет на плато грабить дома. Тут живет весь цвет города, элита. Здесь своя охрана. Себе дороже обойдется. На окнах решетки, двери стальные, замки заказные. Попробуй, войди.
Олеся достала из сумочки связку сложных ключей.
– Это твой комплект. У меня есть второй.
– Надо же, какое доверие.
– Почему нет? Без моей подписи на купчей ты не сможешь продать ни одной картины. У самой себя воровать станешь? Не так ты глупа. Я твоя дочь, человек, который признает в тебе Ксению Чебрец. Пока я есть, тебя никто не тронет. Не забывай, менты сидят у тебя на пятках, только и ждут момента тебя сцапать.
Олеся показала Лилии, как пользоваться ключами. Они вошли в дом. Приятный запах дерева, чистота, ни пылиночки, старинная дубовая резная мебель, все стены увешаны картинами в легких современных рамах.
– Боже, какая мазня! – воскликнула Лилия.
– Ты, мамочка, дура. Этой мазне цены нет. И запомни. Автор о своем детище может говорить только в превосходной степени. Ты их должна полюбить, дорогуша. Старухи и Попов так и не нашли это заветное гнездышко.
Лилия увидела на левой стене свой портрет в полный рост. Он был выполнен в реалистической манере и вызывал восторг. Она подошла ближе, долго всматривалась. Похоже, с этой картины граверы делали ее портрет на мраморной могильной плите.
– Эта тоже не нравится? – спросила Олеся.
– Как там Пушкин говаривал: «Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит».
– Не льстит. В то время матери было столько, сколько сейчас тебе.
– Но глаза на картине синие, а у меня карие.
– Уж извини. Ведь это же не ты, а Ксения, надо помнить об этом. Любопытствующим отвечают стандартно на такие вопросы: «Как художник видит, так и пишет». Тебе захотелось увидеть себя с синими глазами. В чем проблема? Это же не фотография.
– Показывай дальше. Я должна вникнуть в суть этих творений.
Олеся начала разъяснять, чего художник хотел сказать языком кисти.
18
В город они вернулись в сумерки. Олеся поехала в стриптиз-клуб, а Лилия взяла такси и отправилась забирать свою машину. Ауди стояла там, где ее оставили. Вставив ключ в зажигание, она запустила в нее руку и медленно повернула голову назад.
На нее равнодушно смотрели глаза Геннадия Краснопольского.
– Чемодан я сжег.
– Правильно сделал. Старуха не была полоумной, чтобы компромат прятать в дурацком чемодане. К тому же у покойного Аркадия Попова имелся целый архив. Он заводил дела на всех, кого боялся и кого ненавидел. В чемодане его не поместить.
– Регина вывезла все из их дома.
– Искать нужно в гараже либо в сарае, где есть скрытый погреб.
– Поздно. В ее доме менты орудуют. Если они найдут мое или твое дело, нам крышка. К ней трижды приходили из химчистки и не заставали домоседку дома. Ну и подсуетились. Мол, бабуся пропала. Испарилась.