Вергилий переходит от мифа о рождении Зевса к Библейскому пророчеству Даниила, в котором тот объясняет царю Навуходоносору значение его сна. Однако, вместо слова «истукан», приведенного в этом пророчестве, он использует словосочетание «великий старец». Он указывает, что великий старец сияет золотой головой, в то время как в пророчестве Даниила говорится только, что голова у истукана золотая.
Мне приходит на ум яркий образ колокольни Ивана Великого, возвышающейся над Московским Кремлём. Весь образ великого старца, описанный Вергилием, равно, как и Даниилом, полностью укладывается в образ златоглавого Православного христианского храма, в данном случае, колокольни Ивана Великого, ведь он использует прилагательное «великий», при описании старца.
Великий старец некий – Иван Великий – стоит лицом к Риму – Москве, а к Дамиате (от Дамиана – Сатаны) – Тартарии спиной. Он сияет золотой головой купола, белым – серебряным – столпом груди и рук, ниже, в чреве, как верно указывают Даниил и Вергилий – колокольная медь – колокола, затем железо крыш и решёток, всё опирается на московскую глину, из которой изготовлены кирпичи Московского Кремля. От шеи грудь его рассечена – окна и колокольные проёмы, верхние из которых начинаются прямо под золотым куполом [Рис. А. XIV. 1]. Когда идёт дождь, Иван Великий как бы плачет, при этом вода стекает в ручей, загнанный под землю – Черторый. Под Московским Кремлём расположено водохранилище, питающееся родниками (слезами) кремлёвского Боровицкого холма. Получается, что спуск к Коциту начинается в Московском Кремле. И Ахерон, и Стикс, и Флегетон – реки, заточенные под землю в Кремле, далее текут в подземное ледяное озеро Коцит. Если посмотреть, куда текут Московские ручьи и реки, видно, что собирает их река Москва, впадающая в Оку, та далее в Волгу. Конец известен каждому школьнику – Волга впадает в Каспийское море (Коцит).
Великий старец – образ, заимствованный из Библейской легенды: – вавилонскому царю Навуходоносору приснился точно такой же истукан, и пророк Даниил истолковал это видение как символ настоящего и грядущих царств. У Даниила Критский Старец – эмблема человечества, меняющегося во времени и прошедшего через золотой, серебряный, медный и железный век. Замечательно, что Вергилий только что говорил о Золотом веке – веке Сатурна.
Возникает вопрос: – «Когда жил и пророчествовал пророк Даниил, если колокольня Ивана Великого была построена к началу XVII века царём Борисом Фёдоровичем Годуновым (о чём гласит гордая надпись на её „серебряной“ груди?») [Рис. А. XIV. 2]. Но это тема для другой книги.
Обращаясь к Библейскому пророчеству Даниила, я вижу, что Даниил, особа царского рода, названный также Валтасаром, был выведен из разоренного Иерусалима неким Иудейским царём Иоакимом, который мне встречался у Данте только-что, и введен мальчиком к царю Навуходоносору. Библия не указывает, чем он кончил, однако, в рукописных Житиях Святых 1681 года, написанных при царе Алексии Михайловиче Романове, его история изложена полнее [Рис. А. XIV. 3].
Дожил же Даниил с друзьями своими до глубокой старости. Пишет святой Кирилл Александрийский и прочие, что по кончине Навуходоносора и прочих царей, которые в чести имели Даниила и трёх друзей его, встал иной царь именем Аттик, тот Святых о вере испытав, и от них в злочестии обличённый, повелел голову Ананию отсечь, под которую Азария подстелил одежду свою, и принял её, также и Азариину Мисаил принял отсеченную голову, Мисаилу же Даниил подстелил одежду, приняв его голову, напоследок же и Даниилу голову отсекли. Говорится же, что после отсечения их головы прилипли каждая к своему телу. Ангел же Господень, взяв их, отнёс в гору Гевалскую, и там положены были под камнем. После четырёх же сот лет на воскресение Господа нашего Иисуса Христа и те воскресли, и являлись многим, и снова усопли. А память их от святых отцов передано совершать прежде семи дней рождества Христова, поскольку и тот был из колена Иудова, из которого же и Спаситель наш своё по плоти ведёт родство, и сих Святых родственником является. Их же молитвами пусть устроит в мире житие наше Христос Бог наш, которому слава с Отцом и Святым Духом во веки, аминь.
Я задаю себе вопрос: – «Направляясь вверх по течению Днепра, какое основание я имею говорить о Волге, Оке и Москве реке?» Отвечу так: – «Европейская часть России вся изрезана большими и малыми реками и речками. Разобраться, где и куда течёт какая река, очень сложно. „Путь из варяг в греки“ проходил по Днепру, а „Путь из варяг в персы“– по Волге. И между бассейнами этих рек, вытекающих, в общем-то, из одного места в Верхневолжской возвышенности существует ряд волоков».
Вывод будет такой: – «В этой песне Вергилий намечает для Данте следующую цель их совместного путешествия – Москва!» Этот вывод настолько же удивителен, насколько и неожиданен. Москва в 1743 году не была столицей России, как до Петра I. С 1703 года Пётр I Великий, основав Санкт-Петербург, стал переводить в него столицу и с 1721 года Санкт-Петербург стал столицей Российской империи. А вот Пётр II короновался и правил именно в Москве, поэтому сейчас он идёт домой!
Предположить, что Вергилий и Данте направляются на остров Крит абсурдно – Крит с Миносом остался далеко позади. А какое отношение имеет к Москве Олимпийский Бог Зевс и прочие Олимпийские Боги, например Марс, требует отдельного расследования и это тема другой книги.
Поэт, потрясенный этим откровением, расспрашивает Вергилия об истоке этих рек и о том, почему тот не упомянул Лету – реку забвения наравне с Ахероном, Стиксом и Флегетоном. Вергилий поясняет, что Данте скоро сам всё увидит и ему не надо стараться понять всё и сразу. Он обещает, что поэт увидит и Лету, но пока ими не пройден полный круг – они в своём путешествии по Звёздному Небу не закончили обход ещё и Северной Звёздной Планисферы. Будет и ещё много нового, обещает он и не стоит опускать перед этим смущенные глаза.
Влажный воздух гасит все огни – туман, за которым ничего не видно. Дальнейшая тропа идёт вдоль русла Днепра, где нет глубокого снега. Там, где есть глубокий снег, Вергилий рекомендует идти след в след – «хранить след», так легче идти.
Данте правильно отождествил Флегетон – Чёрное море с впадающими в него реками, такими, как Днепр – Танаис, с кровавой рекой, охватывающей весь Ад, о чём говорят следующие строки Вергилия (Эн., VI, 550—551) :
Кругом его обомкнул огнями жгучими
Бурный Тартаров ток Флегетон.
Флегетон назван бурным Тартаровым током и верно: – бурный, порожистый Днепр течёт по Крымской или Малой Тартарии.
С этой сенью – с опушкой леса насильников над Божеством, пора путникам прощаться и двигаться дальше. Тропа идёт вдоль русла – прямо говорится о том, что дорога идёт по берегу реки, влажный пар над которой гасит все огни – снежинки не долетают до воды.
Быль о моём рождении:
Восемнадцатилетняя практикантка, будущий фельдшер-акушер, Марья Петровна Белорусова, ясным мартовским утром неторопливо направлялась в фельдшерско-акушерский пункт села Старое. Уже третий день она подменяла здешнюю фельдшерицу, Марью Николаевну Красильникову, которая уехала в Вышний Волочек рожать. Ночью подморозило, снег после вчерашней оттепели схватился крепким настом.
Кругом его обомкнул огнями жгучими
Бурный Тартаров ток Флегетон.
Флегетон назван бурным Тартаровым током и верно: – бурный, порожистый Днепр течёт по Крымской или Малой Тартарии.
С этой сенью – с опушкой леса насильников над Божеством, пора путникам прощаться и двигаться дальше. Тропа идёт вдоль русла – прямо говорится о том, что дорога идёт по берегу реки, влажный пар над которой гасит все огни – снежинки не долетают до воды.
Быль о моём рождении:
Восемнадцатилетняя практикантка, будущий фельдшер-акушер, Марья Петровна Белорусова, ясным мартовским утром неторопливо направлялась в фельдшерско-акушерский пункт села Старое. Уже третий день она подменяла здешнюю фельдшерицу, Марью Николаевну Красильникову, которая уехала в Вышний Волочек рожать. Ночью подморозило, снег после вчерашней оттепели схватился крепким настом.
«Маша!» – окликнула её через улицу школьная техничка, Шура Осипова: – «Беги скорее, Татьяна Николаевна рожает!»
Быстро добежав до пункта, Маша схватила акушерский саквояж, побежала огородами напрямик, благо наст был крепкий. Помимо того, она хотела добраться к дому Казанских, минуя кладбище на горке, уставленное крестами и оградками; хоть и успокаивала себя, но всё равно было страшно. Вдвойне страшило, что это был её первый самостоятельный вызов к роженице.
Забежав на обледенелое крылечко, она постучалась в дверь. «Да – да» – ответили за дверью, она, осторожно приоткрыв дверь, юркнула в избу.
Мать ходила по комнате, улыбаясь и что-то напевая. На кровати лежал и спал туго спелёнатый крупный ребёнок с большой головой, крепко сжав глаза и губы. На него, уставившись, безотрывно смотрела, улыбаясь, крепкая 4-х летняя Софья, опершись стоя на кровать. В дальнем углу кровати сидела худенькая 2-х летняя Ариадна, серьёзно, без улыбки, глядя на акушерку.
«Татьяна Николаевна, миленькая!» – быстро заговорила Маша; у неё отлегло от сердца: – «Пойдёмте скорее в пункт, так положено, а то мне попадёт, посмотрим всё, может надо чего».
«Не пойду» – весело ответила мать, у которой я был восьмым по счёту: – «Мне и так хорошо. Да и что мне там делать?»
Приоткрылась дверь, вошёл учитель школы Аркадий Фёдорович: – «Кто, Таня?» – спросил он с порога.
«Мальчик, Каня» – весело ответила та: – «Как ты и хотел».
«Да уж, один сын – несын, два сына – полсына, три сына – сын!» – весело пропел отец; заметив акушерку, спросил: – «Ну, как, Маша?»
«Аркадий Фёдорович, миленький!» – заторопилась та: – «Я же ничего не видела и не делала, пришла, когда уже всё кончилось. Скажите Татьяне Николаевне, чтоб в пункт пошла, так положено, а то мне попадёт».
«Ничего, Маша» – сказал тот весело: – «Запиши там всё, что надо, а мы подтвердим, что она была у тебя, не волнуйся».
«Ну, как же» – продолжала настаивать акушерка: – «Взвесить надо, рост померить, пуповину посмотреть, да мало ли что».
«Взвесить…» – сказал отец. Он расставил ладони, приложил к голове и ногам ребёнка, затем взял того на руки, покачав, объявил: – «Запомни: – рост 54 сантиметра, вес 4 с половиной килограмма, остальное сама знаешь. Ну ладно, беги, завтра зайдёшь». Ребёнок продолжал крепко спать, как ни в чём ни бывало.
«Да я хоть каждый день…» – облегчённо заговорила акушерка: – «Если что нужно, сразу зовите!» Она выскочила из избы, улыбаясь, пошла напрямик через кладбище, которое уже не казалось ей таким страшным.
А. XIV. 1 Колокольня Ивана Великого в Московском Кремле.
В горе стоит великий старец некий;
Он к Дамиате обращен спиной
И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.
Он золотой сияет головой,
А грудь и руки – серебро литое,
И дальше – медь, дотуда, где раздвои;
Затем – железо донизу простое,
Но глиняная правая плюсна,
И он на ней почил, как на устое.
Вся плоть, от шеи вниз, рассечена,
И капли слез сквозь трещины струятся,
И дно пещеры гложет их волна.
А. XIV. 2 Надпись на колокольне Ивана Великого, сияющая Золотая Голова и «рассеченная грудь от шеи».
Изволением Святыя Троицы повелением великого Государя царя и великого князя Бориса Федоровича / всея Руси самодержца и сына его благоверного великого Государя царевича князя / Федора Борисовича всея Руси сей храм совершен и позлащен во второе лето государства их (108), что соответствует 7108 году от Сотворения Мира (1600 от Рождества Христова).
А. XIV. 3 Житие Святого пророка Даниила в рукописной книге 1691 года.
Даниил пророк из царского племени Иудова колена своё имел рождение: мал же сей отрок, пленен был Навуходоносором, и из Иерусалима в Вавилон с царём Иудовым Иоакимом заведен.
(из пророческой его книги и из Метафраста)
INFERNO – Canto XV. АД – Песня XV Круг седьмой – Третий пояс (продолжение) – Насильники над естеством (содомиты)
Днепр, берущий начало на Среднерусской возвышенности, впервые встречается с Украинским кристаллическим щитом – каменным краем, возле Киева. Щит, представляющий из себя вздыбившуюся несколько миллиардов лет назад земную кору, состоящую из твердых пород, в основном гранита, тянется широкой дугой от южного водораздела притока Днепра, реки Припять, вдоль Днепра, который пересекает по линии Днепропетровск – Запорожье. Оканчивается щит в районе Донбасса.
После Киева Днепр, столкнувшийся с Украинским кристаллическим щитом, отклоняется к Востоку. В районе Днепропетровска воды Днепра прорываются через длинную гранитную гряду, наполняющую русло реки огромным количеством порогов и каменных перекатов. Только после Запорожья река успокаивается и поворачивает на Юг к Черному морю.
Путники продвигаются вдоль знаменитых Днепровских порогов. Над незамерзающим от быстрого течения Днепром, пробегающим в узких каменных берегах, зимой, на морозе, встаёт пар. Данте сравнивает каменные пороги, сковывающие Флегетон – Днепр, с плотинами – делом человеческих рук, приводя примеры подобных строений из Нидерландов и Италии, и восхищается порогами, созданными неведомым мастером – Творцом.
На Звёздном Небе, вокруг замка – холма Северного Звёздного Неба бежит приветливый родник – Зодиак. Путники продвигаются по его северному краю, уклоняясь влево, осыпаемые мириадами звёзд – снежинок зимней вьюги. Вдоль каменного края – края небосвода – пар – звёзды появляются на небе и гасят пламень вечерней зари.
На Земле дорога лежит вдоль Днепра, по правому берегу, навстречу течению – обильный пар над быстрой рекой избавляет ледяные берега от падающего снега (пламени), чтоб замок и фасад был защищён, пока не наступит зной, и плотина растает. С двух сторон реки – каменные гранитные берега, скованные льдом, не столь высокие и широкие, как рукотворные плотины Нидерландов и Бельгии, и даже не такие, как в Падуе, но зимой прочные и надёжные. Это создание мастера – мороза. Эти плотины продержатся до весенней оттепели, пока не растают снега в Каринтийских Альпах (Кьярентана – старинное название Каринтии) и не начнётся весеннее половодье.
Путники пробираются берегом Днепра. Лес уже далеко и невидим сквозь туман. Встречные души, кажущиеся тенями в густом тумане, внимательно разглядывают Данте и Вергилия. В тумане лучше видно прищуренным глазом, так же, как прищуривает глаз дальнозоркий человек, вдевающий нить в иголку (старый швец). Бровью пристально повёл – прищурился, чтобы лучше разглядеть идущего навстречу. Вдевая нить в иголку – образ современной иголки, производство которых – яркий образ нарождающейся промышленности середины XVIII века.