Со слезами на глазах наш целитель подчиняется приказу. Список павших рыцарей передаётся с наручного экрана на ретинальный дисплей. Я слышу по воксу, как дрожит его голос.
— Анаст погиб, — произносит апотекарий, добавляя очередное имя к поступившим раньше.
Я наклоняюсь вперёд, порывы ветра скребут по поверхности доспеха, теребят свитки пергамента и табард. Мы на высоте нескольких сотен метров и готовимся обрушиться на тварей внизу. Реактивные турбины ”Громового ястреба” гудят слабее, когда мы начинаем снижаться.
Доки под нами уже в руинах. Они полыхают различными цветами: чёрным и серым, янтарным и оранжевым. Словно загрязнённые небеса пришли в хаос в глотке мифического дракона. Взрывы сопровождают выброс на берег очередной субмарины или извещают, что до наших складов с боеприпасами добрался огонь.
— Хельсрич падёт к вечеру, — произносит Бастилан то, о чём мы все и так думаем. Мы сражались вместе больше ста лет, и он никогда прежде не говорил подобного.
— И не лги мне, Гримальд, — продолжает рыцарь, разделяющий со мной одну перегородку. — Прибереги слова для других, брат.
Я стерпел подобную бестактность.
Но он ошибается.
— Не сегодня, — отвечаю я, но рыцарь не отводит взгляд с маски-черепа, что я ношу на лице. — Я поклялся людям, что солнце взойдёт над непокорённым городом. Я не нарушу слово. И ты, брат, мне в этом поможешь.
Наконец, Бастилан отвернулся. Чем ближе к поверхности, тем он снова невозмутимей и сдержанней.
— Как прикажешь, — отвечает сержант.
— Приготовиться к прыжку, — обращаюсь я к остальным. — Неро. Ты готов?
— Что? — апотекарий выключает нартециум, отвлекаясь от хирургических пил и острых лезвий. Я вижу, что пустые гнёзда для хранения геносемени задвигаются назад и запираются под гладкой поверхностью брони.
— Ты нужен мне, Неро. Ты нужен нашим братьям.
— Не поучай меня, реклюзиарх. Я готов.
Остальные, особенно Приам, внимательно слушают.
— Кадор мёртв. Две трети крестового похода Хельсрич не доживут до ближайшего рассвета. Ты будешь нести их наследие, брат мой. Есть повод для скорби, ведь никто из нас не присутствовал при таких потерях раньше, но если ты будешь потерян в горе, то принесёшь смерть всем нам.
— Я сказал, что готов! Почему ты только мне отказываешь в этом? Приам, вероятно, ещё увидит нас мёртвыми, он то не слушается приказов! Бастилан и Артарион не стоят, как бойцы, и половины Кадора. И всё же ты поучаешь именно меня, я, что трещина в клинке?
Я нацелил пистолет ему в голову, прямо в лицевую пластину шлема, белый символ на ней повествовал о специализации рыцаря и обладании высокоценными навыками.
— В тебе пустила корни злоба, брат. Затем она пройдёт сквозь тебя, выворачивая сердце и душу, оставив только бесполезную пустую оболочку. Когда я говорю тебе сосредоточиться и встать рядом с братьями, ты отвечаешь чёрными словами и предательскими мыслями. Поэтому я повторяю снова, как и раньше, что ты нужен нам. А мы нужны тебе.
Он не заставил меня отвести взгляд. Когда Неро отвернулся, он не проиграл или струсил — он пристыжен.
— Да, реклюзиарх. Мои братья, простите меня. Мои насмешки были неуместны, а мысли блуждали бесцельно.
— ”Ум, не имеющий цели, обречён блуждать впотьмах”, — процитировал Артарион неизвестного мне философа.
— Всё нормально, Неро, — проворчал Бастилан. — Кадор был одним из лучших в ордене. Я скучаю по нему, как и ты.
— Я прощаю тебя, Неровар, — говорит Приам, и я благодарю мечника по личному вокс-каналу за то, что он не стал насмехаться на этот раз.
”Громовой ястреб” снизил скорость, ракетные двигатели удерживали корабль в воздухе, когда мы приготовились к прыжку. Небо рядом с нами украсили хлопки взрывов.
— Противовоздушный огонь? Уже? — спросил Артарион.
Вытащили зелёнокожие на берег несколько субмарин с оружием класса земля-воздух, или захватили настенные зенитные орудия — не имеет значения. ”Громовой ястреб” яростно закачался, когда первый удар потряс бронепластины. Ксеносы стреляют сквозь дым, отслеживая корабль примитивными методами, но они всё же достаточно эффективны, чтобы приносить результат.
— Приближаются ракеты, — обратился к нам по воксу пилот. ”Громовой ястреб” снова включает прямую тягу, набирая скорость. — Десятки, и они слишком близко, чтобы уклониться. Выпрыгивайте сейчас или умрите вместе со мной.
Приам пошёл. За ним Артарион. Затем из шлюза выпрыгнули Бастилан и Неро.
Пилот, Тровен, не тот воин, которого я знаю хорошо. Я не могу судить о его характере также как о качествах своих ближайших братьев. Могу только сказать, что он Храмовник со всей храбростью, гордостью и решимостью, что неотделимы от чести.
Будь он человеком, я назвал бы его поведение упрямством.
— Нет никакой необходимости умирать здесь, — произношу я, входя в кабину. Я не уверен правильно ли поступаю, говоря подобное, но если из надежды можно выковать реальность, то именно сейчас я так и сделаю.
— Реклюзиарх?
Тровен решил спасти ”Громовой ястреб” с помощью маневрирования вместо того, чтобы встать с кресла и попытаться выпрыгнуть из корабля. Вероятно, оба варианта ошибочны. И всё же я считаю, что именно его выбор неверен.
— Отсоединяйся немедленно, — я тяну пилота из кресла, энергетические кабели с треском отрываются от соединительных портов в доспехе. Тровен вздрагивает из-за электрических разрядов от опасного и некорректного разрыва связей, половина его восприятия и сознания всё ещё объединены с духом-машины корабля. Протесты рыцаря свелись к искажённому, бессловесному и болезненному хрипу, когда электропитание брони тоже начинает отвечать ударами, а соединение с системой управления ”Громового ястреба” слабеет.
Корабль накренился и пикирует на отказавших двигателях. Тошнота подступила и сразу исчезла, уравновешенная генетически усовершенствованными органами, которые заменили обычные человеческие глаза и уши. Генетическим компенсаторам Тровена из-за дезориентации при разрыве соединения с кораблём потребовалось больше времени, чтобы приспособиться. Я слышу, как он ворчит в вокс-передатчик, сглатывая желчь.
Надеюсь, что свободное падение убережёт нас от попаданий ракет.
В таком ослабленном состоянии пилота легко тащить из кабины к открытой двери. Корабль отвесно падает, и небо, которое мы видим, вращается. Шаг за шагом, мои магнитные сапоги твёрдо стоят на железном полу, не позволяя смертоносному кружащемуся пикированию разбросать нас по салону.
Я встаю лицом к двери, и в меня бьёт стремительный ветер, экран целеуказателя компенсирует эффект вращающегося неба. Я мигаю по вспыхивающей в центре на пересечении линий руне. Шаблон реактивного двигателя движется по моей сетчатке, и висящий на плечах прыжковый ранец, пробуждается к жизни.
— Ты убьёшь нас обоих, — почти рассмеялся Тровен. Я трачу не более секунды на мысль о двух сервиторах, которые работают на местах экипажа.
— Держись, — только на это хватило времени. Мир вокруг нас исчез в металлических обломках и ярком пламени.
Как только разговор прервался, и в воздухе сильно запахло порохом — знакомым ароматом болтерного огня — Юрисиан отскочил назад.
Пространство вокруг рыцаря освещалось мерцающими искрами и энергетическими вспышками, которые извергались из сломанной серворуки и изуродованной брони. Разряды электричества из повреждённого металла были достаточно яркими, чтобы искажать резкость изображения чувствительных глазных хрусталиков. Юрисиан отдал приказ убрать фильтры и восстановил обычное зрение.
В грубом потрескивании из вокс-передатчика вырвался стон боли. И хотя его никто не услышал, уже сам факт демонстрации слабости был унизителен. Он расскажет реклюзиарху и понесёт епитимью, когда… Не будет этого когда. Эту войну невозможно выиграть.
На ретинальном дисплее появилось мрачное описание повреждений внутренних органов, как биологических, так и механических. Владыка кузни потратил несколько секунд на изучение высвечивающихся предупредительных рун, указывающих на утечку жизненной окислённой гемо-плазмы из области некоторых органов. Юрисиан почувствовал, как усмешка стирается с лица, поскольку опьянённый болью мозг предоставил вполне человеческое определение.
— Я истекаю кровью.
Технодесантник не слишком озаботился ранами. Это не было критическое повреждение ни для живых компонентов, ни для аугметики. Рыцарь шагнул вперёд, сокрушая под ногами одно из многочисленных сегментированных лезвий-рук, которое хранитель метнул всего несколько секунд назад.
Оно лежало спокойно и без движения, внутренние энергетические генераторы умолкли и погрузились в тишину. В смерти истина проявилась почти меланхолически ясно. Страж был не более чем тенью, в сравнении с тем, что утверждал.
Конечно, существо было достойным противником для большинства захватчиков — людей или ксеносов. Но рассечённое облачение демонстрировало немощь, которую ранее скрывало — это был лишь последователь механикус. Техностраж — не многим больше, чем древний, деградировавший магос, долго испытывавший недостаток в необходимом для поддержания сил обеспечении. Когда-то он был человеком. А эпоху назад он был мощным хранителем механикус, надзирающим за самыми сокровенными тайнами.
Время забрало у него многое.
Древнее существо прыгнуло на Юрисиана, конечности-лезвия залязгали, пробуждаясь к жизни, пронзая и рубя, когда опускались и молотили мехадендриты.
Оружие серворук рыцаря било в ответ, медленнее, тяжелее, без перерыва нанося дробящие удары и повреждения, в противоположность царапанью и постукиванию хранителя. К тому времени, как страж отломал одну из серворук рыцаря, болтер Юрисиана всаживал выстрел за выстрелом в тело создания, взрывая системы жизнеобеспечения и разрывая, всё ещё оставшиеся человеческие органы. Вместо крови, которая уже никогда не будет течь, лились жидкие суспензии и синтетические мази.
Пронзительная боль сигнализировала о моментах, когда хранитель пробивал керамитовую броню Юрисиана. Страж ещё обладал достаточным количеством атакующих программ, чтобы наносить удары в суставы и слабые места доспеха, но гораздо чаще его атаки не достигали цели, отскакивая от модифицированной почтенной брони, которую Владыка кузни лично усовершенствовал в далёком прошлом на поверхности Марса.
Он встал, когда существо, наконец, пало. Повреждённый, но уверенный. Опечаленный, но сгорающий от стыда.
Храмовник уже позабыл о страже — создании, которое было так близко к тому, чтобы оборвать жизнь рыцаря. Помехи исчезли с гибелью хранителя.
Юрисиан смотрел в отступающую тьму огромного зала, и был первым живым существом за более чем пятьсот лет, который увидит ”Оберон” Ординатус Армагеддон.
— Гримальд, — прошептал Владыка кузни в вокс. — Это правда. Это священное копьё Бога-Машины.
Двигатели отчаянно протестовали, пытаясь притормозить безумное падение. Тряска была дичайшей — без псевдомускулов брони шея Гримальда была бы сломана при активации прыжкового ранца, во время попытки стабилизировать прыжок рыцарей.
Они всё ещё неслись вниз слишком быстро, даже несмотря на интенсивно ревущие двигатели.
— Принято, Юрисиан, — выдохнул реклюзиарх. ”В самый неподходящий момент”…
Гримальд ворчал от тяжести брони Тровена. Его пистолет повис на прикованной к запястью цепи, в то время как он сам вцепился в наруч пилота. Тровен в свою очередь висел в воздухе, ухватившись за запястье Гримальда. Пылающие табарды хлопали от ветра по броне.
Высотометр на ретинальном дисплее вспыхивал ярко-красным цветом, когда реклюзиарх и распростёртый рыцарь падали в клубы чёрного дыма, поднимающегося из доков. Прежде чем зрение было полностью заблокировано, Гримальд увидел, как Тровен дотянулся свободной рукой до ножен с гладиусом на бедре.
Из-за окружающего хаоса были сильные помехи, но окрашенный жесточайшим рвением вокс-голос Бастилана прорвался сквозь искажения.
— Мы видим это, реклюзиарх. Кровь Дорна, мы все видим это.
— Значит, вы не сосредоточены на битве, и понесёте епитимью за это.
Капеллан напряг мускулы, готовясь к удару за мгновение перед тем, как тяжело рухнуть на землю, сотрясая все кости. Оба рыцаря покатились по рокриту доков, высекая бронёй искры.
Когда Храмовники поднялись на ноги, неуклюжие силуэты инопланетных тварей неторопливо продвигались через окружающий дым.
— За Дорна и Императора! — закричал Тровен и открыл огонь из болтера, который висел сбоку, навечно прикованный к броне ритуальными цепями. Гримальд присоединился к кличу Тровена, набросившегося на врагов.
Если доки можно спасти, то во имя Трона так и будет.
Глава шестнадцатая Поворотный момент
Звено истребителей пронеслось над головами в темнеющих небесах, оставляя за собой инверсионные следы. Их преследуют самолёты ксеносов, дребезжа и безрезультатно паля в небо трассирующими снарядами, пытаясь догнать имперские истребители, когда те возвращаются на одну из немногочисленных уцелевших взлётно-посадочных полос улья.
А ниже воздушной погони пылает Хельсрич. Проспект за проспектом, переулок за переулком — гибель каждого защитника позволяет захватчикам, которые наводнили район доков, продвигаться всё дальше.
В самой гуще боя вокс-связь стала прерывистой и ненадёжной, и лишь счастливчикам удавалось прорываться сквозь помехи. Войска отступали всю ночь, квартал за кварталом, оставляя позади заваленные человеческими трупами улицы. К ароматам серы и моря добавились новые запахи. Теперь Хельсрич пах кровью, огнём и ста тысячью жизней, которые оборвались в пламени битвы от восхода и заката. Поэты из нечестивых эпох Древней Терры писали о каре, которая наступает после смерти, об аде под поверхностью земли. Если бы он когда-либо и существовал, то источал бы такой же запах, как промышленный город, умирающий на побережье Армагеддон Секунд.
В отрезанных друг от друга катакомбах под землёй жители Хельсрича пока ещё оставались в безопасности от бойни на поверхности. Они ютились во тьме, вслушиваясь в неровный барабанный грохот взрывов заводов, цехов, танков и хранилищ боеприпасов. Стены подземных убежищ дрожали и сотрясались, но доносившиеся с поверхности хлопки и грохот мало отличались от раскатов грома. Большинство родителей говорили детям, что это просто очередная свирепая буря.
С орбиты осаждённые города выглядели пятнами золы на поверхности мира. К началу второго месяца планетарного штурма атмосфера Армагеддона стала густой и едкой от дыма горящих ульев.
Хельсрич больше не был похож на город. С осадой доков последние незатронутые боями кварталы улья охватило пламя, окутав город чёрной пеленой дыма от пожаров на нефтеперерабатывающих заводах.
Хребет улья, Магистраль Хель, вился по городу подобно раненой змее. Её чешую испещрили светлые и тёмные пятна: тускло-серые там, где сражения прекратились, и остались лишь безмолвные кладбища танков; и чёрные как уголь, где всё ещё шли бои, где бронированный кулак Стального Легиона сошёлся с развалюхами захватчиков.
Городские стены наполовину обвалились и напоминали археологические руины. Половину улья оставили, бросили в мёртвой тишине поражения. Другую половину, ещё удерживали имперские войска, но и она с каждым часом становилась всё меньше, сгорая в битве.
И так настал рассвет тридцать седьмого дня.
— Эй, не спи, — Андрей пнул Магхерна по голени, вытаскивая начальника доков из дремоты. — Скоро нам придётся двигаться, я думаю. Нет времени для сна.
Томаз моргнул, пытаясь сбросить усталость. Он даже и не заметил, что заснул. Магхерн прятался за грудой ящиков на складе вместе со штурмовиком и ещё девятью уцелевшими докерами из отряда. Томаз по очереди посмотрел на их лица и едва узнал. День войны состарил всех, даровав запавшие глаза и почерневшую от копоти кожу — теперь даже на молодых лицах были морщины.
— Куда мы пойдём? — ответил шёпотом Магхерн. Штурмовик снял очки, чтобы вытереть уставшие глаза. Они не спали — и почти не прекращали сражаться — уже больше двадцати часов.
— Мой капитан хочет, чтобы мы пошли на запад. Там есть наземные укрытия для гражданских.
Один из рабочих откашлялся и сплюнул на землю. Его глаза воспалились и покраснели. Андрей не стал думать о докере хуже от того, что мужчина плакал.
— На запад? — спросил рабочий.
— На запад, — повторил Андрей. — Это приказ капитана, и так мы и сделаем.
— Но твари уже там. Мы их видели.
— Я не говорил, что в приказе было всё, что мне потребуется после отставки. Я сказал, что это приказ, и мы будем подчиняться приказам.
— Но если ксеносы уже там… — начал ныть другой докер, истощив терпение Андрея.
— Тогда мы окажемся в тылу врага и увидим много мёртвых гражданских, которых не успели спасти. Трон, ты что думаешь, что у меня для всех есть хорошие ответы? Я их не делаю. У меня нет хороших ответов ни для тебя, ни для кого-то ещё. Но мой капитан приказала нам идти туда, и так мы наверняка и поступим. Да? Да.
Это сработало. Подобие осмысленности вновь появилось в усталых взглядах.
— Тогда пошли, — сказал Магхерн и поднялся, хрустнув коленями. Он удивился, что ещё может стоять. — Кровь Императора, я никогда так не уставал.
— Да что ты жалуешься, я удивляюсь, — штурмовик с ухмылкой надевал очки. — У тебя в доках были совершенно невыносимые смены. Это не намного утомительней, я думаю.