— И мы спокойно позволим им соединиться с остальными, когда высадятся главные силы врага? — Произнесла Кирия Тиро.
— Горстка врагов ничего не изменит, — возразил полковник. — Мы все видели, как упали ”Помыслы”. Немногие из его команды переживут такое.
— Сэр, я прежде сражался с зелёнокожими, — прервал его майор Райкен. — Они крепче шкуры болотной ящерицы. Почти непробиваемы. Уверен, будет достаточно выживших.
— Отправьте титан, — комиссар Фальков улыбнулся без всякого намёка на юмор, и на комнату опустилась тишина. — Это не шутка. Пошлите титан испепелить обломки. Воодушевите людей. Дайте им безоговорочную победу, прежде чем начнётся настоящая битва. Боевой дух в Стальном легионе в лучшем случае посредственный. Он ещё ниже у добровольцев ополчения и едва присутствует у призывников. Поэтому отправьте титан. Нам нужна в первая кровь на этой войне.
— По крайней мере, пошлите истребители Барасата просканировать обломки на наличие выживших, — добавила Тиро, — прежде чем мы пошлём какие либо войска за пределы города.
В течение всего спора Гримальд молчал. Именно его безмолвие убило все разговоры и присутствовавшие повернулись к капеллану.
Рыцарь поднялся на ноги. Несмотря на неспешность движения, его доспех тихо заурчал.
— Комиссар прав, — произнёс он. — Хельсричу нужна безоговорочная победа. Польза для боевого духа человеческих войск будет существенной.
Саррен сглотнул. Никому за столом не понравилось, что Гримальд указал на разницу в происхождении между людьми и генетически изменёнными астартес.
— Пришло время моим рыцарям выйти на поле боя, — продолжил реклюзиарх, его глубокий, мягкий голос вырывался из шлема-черепа подобно механическому рыку. — Людям нужна первая кровь, но мои воины жаждут её. Мы дадим вам вашу победу.
— Скольких из астартес вы возьмёте? — Спросил Саррен после нескольких секунд размышлений.
— Всех.
Полковник побледнел. — Но ведь наверняка вам не…
— Конечно нет. Но это для впечатления. Вам необходима эффектная демонстрация имперской мощи. Я предоставлю её.
— Мы можем сделать даже лучше, — произнесла Кирия. — Если ваши воины достаточно долго простоят в боевом порядке, прежде чем покинут город, чтобы мы организовали прямую пикт-передачу на все зрительные терминалы Хельсрича… — она замолчала и довольно улыбнулась, улыбка ей шла.
Фальков ударил кулаком по столу. — Так начнём же. Первый удар чёрных рыцарей! — он улыбнулся тонкой неприятной улыбкой. — Если это не разожжёт пламя в сердцах всех людей, то ничто не разожжёт.
Приам повернул клинок, расширяя рану, прежде чем выдернуть меч. Зловонная кровь хлынула из груди существа и ксенос умер, царапая доспех рыцаря грязными когтями.
По всему разбитому кораблю, комната за комнатой, коридор за коридором, Храмовники охотились на тварей во имя очищения от скверны.
— Это не смешно, — прошептал он в вокс.
Полученный ответ был приглушён глухим лязгом ударившегося друг об друга оружия. Артарион был где-то позади.
— Назад, чтоб тебя.
Приам почувствовал, что вскоре его ждёт очередная лекция о тщеславии. И пошёл вперед, держа наготове любимый меч и продвигаясь во тьму, которую легко пронзал его превосходный красный визор.
Подобно паразитам орки разбежались по туннелям упавшего судна, выскакивали из засад со своим грубым оружием в руках и хрюкали свои поросячьи боевые кличи. Презрение жгло язык Приама. Они были выше этого. Они Чёрные Храмовники, и боевой дух скулящих людишек не их забота.
Гримальд слишком много времени проводил среди смертных. Реклюзиарх и думать стал, как они. Приам исходил желчью, когда стоял в строю, а парящие вокруг пикт-дроны снимали рыцарей, а сейчас его так же раздражала охота на немногочисленных выживших. Это было недостойно их — всех их. Это работа для Имперской гвардии. Возможно, даже ополчения.
— Мы первыми пустим кровь, — сказал им Гримальд, словно это имело значение — словно это могло повлиять на исход всей битвы. — Присоединяйтесь ко мне братья. Присоединяйтесь, чтобы избавиться от мерзкого оцепенения, которое сковало наши кости и утолить жажду крови святой резнёй.
Остальные, кто выстроился ради смертных в нелепые шеренги, ликовали. Они ликовали.
Приам молчал и сглатывал желчь в горле. В тот миг он отчётливо понял, что не похож на остальных братьев. Они хотели немедленно пролить кровь, словно этот жалкий поступок имел значение.
Воины, которые называли его тщеславным, не видели истину: слава не могла быть напрасной. Он не был безрассудным, а просто считал, что мастерство проведёт его через любое испытание, как великого Сигизмунда — первого Высшего маршала Чёрных Храмовников. Разве это слабость? Разве не правильно взять себе в пример ярость основателя ордена и любимого сына Рогала Дорна? Как можно было так считать, когда деяния и триумфы Приама уже возносили его над братьями?
Движение впереди.
Приам прищурился, наводя взглядом захваты целеуказателей на грубые очертания, столпившиеся во тьме широкого неосвещённого коридора.
Трое зелёнокожих — их инопланетная плоть источала масляную грибковую вонь, которая достигла рыцаря ещё за дюжину метров. Они спрятались в детской засаде и полагали, что их не видно за упавшими балками и полуразрушенной дверью переборки.
Приам слышал, как они переговаривались друг с другом на том, что считалось шёпотом в их грязном языке.
Это всё на что они способны. Это их искусная засада на воина, созданного подобным Императору. Рыцарь шёпотом выругался, слова не покинули его шлем, и бросился в атаку.
Артарион облизнул стальные зубы. Я услышал это, несмотря на то, что он был в шлеме.
— Приам? — спросил он. Вокс ответил тишиной.
В отличие от мечника, я был не один. Я шёл с Артарионом, и мы прорубали себе путь сквозь машинное отделение. Сопротивление было слабым. Большую часть пути мы пинками убирали с дороги трупы орков или забивали одиноких отставших тварей.
Большинство моих Храмовников рассредоточились по пустошам на ”Носорогах” и ”Лэндрейдерах” и выслеживали переживших кораблекрушение и пытавшихся скрыться в дебрях. Я отдал им приказ и отправил на охоту. Лучше перебить зелёнокожих сейчас, пока они не зализали раны и не присоединились к своим жестоким сородичам после начала настоящего вторжения. Для зачистки сбитого крейсера я взял с собой лишь несколько воинов.
— Оставь его, — сказал я Артариону. — Позволь ему поохотиться. Сейчас ему надо побыть одному.
Артарион взял паузу перед ответом. Я достаточно хорошо его знал и понял, что он нахмурился.
— Ему нужна дисциплина.
— Ему нужно наше доверие, — моя интонация пресекла дальнейшие препирательства.
Корабль разбился вдребезги. Неровный пол раскололся или погнулся при падении. Мы повернули за угол и, лязгая сапогами по покатой палубе, вошли в камеру охлаждения плазменного генератора. Большую часть огромной, как главный зал кафедрального собора, камеры занимала цилиндрическая металлическая ниша, в которую поместили загадочные капризные механизмы, используемые для охлаждения двигателей корабля.
Я не видел ничего живого. Я не слышал ничего живого. И всё же…
— Чую свежую кровь, — сказал я по воксу Артариону, — выживший, истекает кровью. Я указал крозиусом на огромную башню хладагента. Нажал руну активации и молнии вспыхнули на булаве. — Там затаился чужой.
Впрочем, его едва ли можно было назвать живым. Его завалило обломками, они пробили ему живот и прибили к полу. Когда мы приблизились, он пролаял команду на примитивном готике. Судя по луже остывающей крови, которая растеклась из разбитого тела, жизнь орка измерялась несколькими минутами. Свирепые красные глаза впились в нас взглядом. Свиноподобная рожа скривилась в гневном оскале.
Артарион поднял цепной меч, запуская мотор. Режущие воздух зубья завыли.
— Нет.
Артарион застыл. Сначала мой брат-рыцарь решил, что ослышался. Он покосился на меня.
— Что ты сказал?
— Я сказал… — произнося ответ, я подходил ближе к умирающему чужаку, смотря на него сквозь череполикую маску, — …нет.
Артарион опустил меч. Зубья неохотно остановились.
— Они всегда кажутся такими невосприимчивыми к боли, — я почувствовал, как мой голос снизился до шёпота. И наступил ногой на кровоточащую грудь твари. Орк лязгнул зубами, выплёвывая из разорванных лёгких кровь.
Наверняка Артарион заметил в моём голосе веселье. — Но нет. Брат, посмотри в его глаза.
Артарион подчинился. Я понял по его нерешительности, что он не заметил того, что видел я. Он посмотрел вниз и узрел лишь бессильный гнев.
— Я вижу ярость, — сказал мне он. — Отчаяние. Даже не ненависть. Только гнев.
— Я вижу ярость, — сказал мне он. — Отчаяние. Даже не ненависть. Только гнев.
— Тогда смотри внимательней, — я надавил ногой. Рёбра трескались одно за другим со звуком ломающихся сухих веток. Из лёгких орка донеслись бормотание и рык.
— Ты видишь? — спросил я, зная, что в моём голосе ещё заметно веселье.
— Нет, брат, — фыркнул Артарион, — Если в этом есть урок, то я к нему слеп.
Я поднял ногу, позволяя орку отхаркнуть кровавую слюну из пасти.
— Я вижу это в глазах твари. Мука поражения. Возможно, что его нервы нечувствительны к боли, но она доходит до того, что заменяет зелёнокожим душу. Зависеть от милосердия врага… Посмотри на его лицо, брат. Посмотри на его страдание от того, что мы наблюдаем за его постыдной смертью.
Артарион присмотрелся и, думаю, что может быть, тоже увидел.
Впрочем, его это не восхитило, как меня. — Позволь мне прикончить его, — говорит он. — Его существование оскорбляет меня.
Я покачал головой. Это было лишним.
— Нет. Сейчас его жизнь измеряется секундами. — Я чувствую, как взгляд умирающего орка встречается с моими красными линзами. — Пусть умрёт в муках.
Неровар замешкался.
— Неро? — бросил через плечо Кадор. — Ты что-то заметил?
Апотекарий движениями век активировал руны визуализаторов.
— Да. Кое-что.
Они вдвоём осматривали залы разрушенного машинного отделения на палубе под Гримальдом и Артарионом.
Неровар считал высветившиеся на глазных линзах данные и нахмурился. Затем посмотрел на громоздкий нартециум, встроенный в левый наруч.
— Так просвети меня, — голос Кадора был резким, как и обычно.
Неровар ввёл код, нажимая разноцветные кнопки рядом с дисплеем на бронированном предплечье. И перелистывая размытый рунический текст.
— Это Приам.
Кадор понимающе фыркнул. От него нет ничего, кроме проблем. — Как всегда?
— Я не вижу его жизненные показатели.
— Этого не может быть, — усмехнулся Кадор, — Здесь? Среди этого сброда?
— Я не могу ошибиться, — возразил Неровар и активировал общий канал связи отделения. — Реклюзиарх?
— Говори. — Капеллан казался рассеянным и слегка отвлечённым. — В чём дело?
— Сэр, я потерял жизненные показатели Приама. Не было никаких сигналов, а сразу быстрый разрыв.
— Проверь ещё раз.
— Проверял, реклюзиарх. Я удостоверился в этом, прежде чем связаться с тобой.
— Братья, — голос капеллана стал подобен льду. — Продолжайте выполнять приказ по поиску и уничтожению.
— Что? — Тяжело выдохнул Артарион. — Мы должны…
— Молчать. Приама найду я.
Он не был уверен, чем они его ранили.
Зелёнокожие появились из своих укрытий в темноте, один из них тащил тяжёлую громоздкую конструкцию, отдалённо похожую на оружие. Приам убил первого, рассмеялся, когда тот с поросячьим визгом рухнул на палубу, и бросился на следующего.
Похожее на металлолом оружие дёрнулось в руках зелёнокожего. Из инопланетного устройства вылетел окутанный потрескивающей энергией коготь и вцепился в грудь рыцаря. Далее последовало мгновение пронзительной боли, когда щупальца интерфейса доспеха, соединённые шипами с мускулами и костями, затрещали от перегрузки.
Затем перед глазами Приама потемнело. Его доспех выключился и тяжело повис на плечах и конечностях. Прекратилась подача энергии. Они дезактивировали его броню.
— Кровь Дорна…
Приам сорвал шлем как раз вовремя, чтобы увидеть, как орк копается в своём оружии, похожем на примитивную пусковую установку, стреляющую металлическими болванками. Вонзившийся в нагрудник и осквернивший крест Храмовников коготь, соединялся с устройством проводами и цепями. Приам поднял меч, чтобы перерубить провода, и в этот момент, ксенос заржал и дёрнул второй рычаг.
На этот раз направленная энергия не только перегрузила электронные системы доспеха. Она выжгла нейронные соединители и мускульные интерфейсы, направив боль в тело мечника.
Приам был генетически усовершенствован, как и все астартес, чтобы стерпеть любые муки, которые могли ему причинить враги человечества, но сейчас он не мог даже закричать. Его мускулы свело, челюсти сжались, попытавшийся вырваться крик стиснутые зубы превратили в вой.
Приам рухнул на палубу четырнадцать секунд спустя, когда прекратились мучения.
Зелёнокожие склонились над его распростертым телом.
Теперь, когда они повергли рыцаря, казалось, что они не знают, что делать дальше с таким призом. Один из них вертел жирными пальцами чёрный шлем моего брата. Если он решил сделать трофей из доспеха Приама, то пришла пора заплатить за такое богохульство.
Пока я спускался в тёмный коридор, я вёл булавой по стене — украшенное навершие гремело об стальные арки. Я не желал скрываться.
— Приветствую. — Выдохнул я сквозь череп-шлем.
Они подняли в мою сторону свои безобразные инопланетные морды, их отвисшие челюсти были заполнены рядами острых зубов. Один из них вскинул громоздкое нагромождение из мусора и обломков, очевидно служившее оружием.
Оно выстрелило… чем-то… в меня. Я не придал значения чем. Это было разбито в воздухе одним взмахом выключенной булавы.
По коридору разнеслось эхо удара металла о металл, а я вдавил руну активации на рукояти крозиуса. Булава ожила, сверкая энергией, и я направил её на ксеносов.
— Вы осмелились явиться во владения человечества? Вы смеете разносить свою порчу на наши миры?
Они не ответили на вызов словами. Вместо этого, они неуклюже бросились на меня подняв колуны — примитивное оружие, подходящее примитивным существам.
Я рассмеялся, когда они атаковали.
Двумя руками Гримальд взмахнул булавой и отшвырнул первого орка. Потрескивающее силовое поле крозиуса ярко вспыхнуло, прибавив свою энергию к кинетической, и ещё больше усилило и так нечеловечески мощный удар. Зелёнокожий уже был мёртв — его череп был раздроблен — когда отлетел на двадцать метров назад и врезался в повреждённую переборку.
Второй попытался сбежать. Он устремился, сгорбившись как обезьяна, туда, откуда пришел.
Гримальд был быстрее. Несколько ударов сердца спустя он схватил тварь, просунул облачённые в боевую перчатку пальцы под бронированный воротник, останавливая орка, и ударил его о стену коридора.
Ксенос хрипел потоки проклятий на готике и боролся с рыцарем.
Гримальд вцепился в шею орка чёрными перчатками сжимая, душа и сокрушая кости.
— Ты посмел осквернить язык чистой расы… — Он снова приложил орка об стальную стену, разбив тому голову. Зловонное дыхание зелёнокожего окружило лицевую пластину шлема Гримальда, когда попытка орка взреветь, переросла в панический визг. Астартес не успокоился. Его хватка усилилась.
— Ты посмел осквернить наш язык?
Он вновь ударил зелёнокожим о стену — голова раскололась, попав на этот раз в балку.
Сопротивление орка сразу прекратилось. Гримальд позволил существу упасть на металлический настил, где труп глухо ударился и согнулся.
Приам.
Гнев утих. Реальность вернулась с холодной непрошенной ясностью. На палубе лежал Приам — голова повёрнута в сторону, из ушей и открытого рта идёт кровь. Гримальд подошёл к нему и опустился во тьме на колени.
— Неро, — тихо позвал он.
— Реклюзиарх, — отозвался младший рыцарь.
— Я нашел Приама. Корма, четвёртая палуба, третичный осевой коридор.
— Уже в пути. Состояние?
Целеуказатели Гримальда сфокусировались на лежащем теле брата, затем зафиксировались на оружии убитых орков.
— Его ранили чем-то вроде силового разрядника. Доспех обесточен, но Приам ещё дышит. Бьются оба сердца, — последнее было наиболее важным показателем состояния поверженного рыцаря. Если его запасное сердце стало биться, значит, у Храмовника должна быть серьёзная травма.
— Три минуты, реклюзиарх. — Были слышны приглушенные звуки болтерных выстрелов.
— Сопротивление, Кадор? — спросил Гримальд.
— Ничего особенного.
— Отставшие, — внёс ясность Неровар. — Три минуты, Реклюзиарх. Не больше.
Они уложились в две минуты. Когда Неровар и Кадор добежали, от них исходил запах боевых химических стимуляторов в крови и едкий аромат разряженных болтеров.
Апотекарий опустился рядом с Приамом на колени и стал осматривать поверженного боевого брата медицинским ауспик-биосканером, который был строен в предплечье с нартециумом.
Гримальд посмотрел на Кадора. Старейший воин отделения перезаряжал болт-пистолет и что-то шептал в вокс.
— Говори, — произнес капеллан. — Я хочу знать, что ты думаешь…
— Ничего, сэр.
Гримальд прищурился и заскрипел зубами. Он почти повторил слова как приказ. Но его остановила не тактичность, а дисциплина. Внутри Гримальда кипел гнев. Но он не был простым рыцарем, чтобы позволить возобладать над собой эмоциям. Как капеллан, он придерживался более высоких норм. Подавив раздражение в голосе, он просто сказал: