Очевидно, ему не хотелось, чтобы Валентина относила весь замысел в категорию «приятных».
И опять вместо него заговорило изображение:
— Если гангийцы правы, то, когда человек решается связать жизнь с другим человеком, когда он дает обязательства перед обществом, это не просто социальный феномен. Это также физическое явление. Филот, малейшая постижимая физическая частица, — если вообще можно применять термин «физическое» к чему-то, не обладающему ни массой, ни инерцией, — реагирует на проявления человеческой воли.
— Вот поэтому-то многие и не принимают всерьез экспериментов гангийцев.
— Эксперименты гангийцев были проведены очень тщательно и показали верные результаты.
— Но никто больше не смог добиться того же.
— Никто больше не воспринял их всерьез, чтобы взять и повторить сделанное гангийцами. И вас это удивляет?
— Да, — кивнула Валентина. Но затем вспомнила, какому осмеянию подверглась эта теория в научной прессе, тогда как поклонники всевозможных наркотических средств мгновенно подхватили ее, и до сих пор она фигурирует в десятках религий. После случившегося разве мог ученый надеяться получить хоть какие-то деньги под подобный проект? Какая карьера ожидала бы его, если бы коллеги сочли его сторонником одной из метафизических теорий? — Нет, думаю, не удивляет.
Изображение Миро кивнуло:
— Если филотический луч связывается с другим лучом, реагируя на проявления человеческой воли, почему бы не предположить, что все филотические связи заранее предопределены человеком? Что каждая частица, материя, виды энергии, любой наблюдаемый феномен во Вселенной являются результатом проявления воли индивидуумов?
— Мы несколько отклонились от гангийского индуизма, — покачала головой Валентина. — И каков должен быть мой ответ? То, о чем ты рассуждаешь, — анимизм в чистом виде. Самый примитивный вид религии. Все есть жизнь. Камни и океаны, горы…
— Нет, — возразил Миро. — Жизнь — это жизнь.
— Жизнь — это жизнь, — вслед за ним повторила компьютерная программа. — Жизнь — это когда крохотный филот имеет силу воли, чтобы связать в одно молекулы клетки, сплетая их лучи вместе. Филот, обладающий большой силой, может объединить множество клеток в целый организм. Наиболее мощные филоты в своей основе разумны. Мы вольны размещать наши филотические связи где пожелаем. Филотическая основа разумной жизни более ярко выражена в других известных мыслящих расах. Когда пеквенинос умирает и переходит в третью жизнь, именно заряженный волей филот сохраняет его личность и переносит ее из тела млекопитающего в живое дерево.
— Реинкарнация, — отозвался Джакт. — Филот — душа.
— Во всяком случае, так происходит со свинксами, — подвел итог Миро.
— И с той же Королевой Улья, — добавило изображение. — Не надо забывать, что природу филотических связей мы открыли только тогда, когда увидели, что жукеры умеют общаться друг с другом на скорости, превосходящей скорость света. Только из этого мы узнали, что такое вообще возможно. Отдельные жукеры являются придатками Королевы Улья; они ее руки, ее ноги, а она их мозг, один громадный организм с тысячами или даже миллионами тел. И единственная связь между ними — это сплетение их филотических лучей.
Он нарисовал картину Вселенной, о возможности существования которой Валентина никогда раньше не задумывалась. Разумеется, как историк и биограф она обычно мыслила о вещах применительно к людям и обществу. Не то чтобы она была совсем невежественна в области физики, но и не знала ее хорошо. Возможно, физик сразу бы определил слабые точки этого предположения. Но в то же время каждый физик настолько замкнут в идее своих физических представлений о мире, что ему куда труднее воспринять теорию, которая переворачивала бы все, что он знал, с ног на голову. Даже если бы эта теория оказалась справедливой.
И Валентине настолько пришлась по нраву такая картина мира, что даже захотелось видеть ее воплощенной. Триллионы и триллионы влюбленных шептали бы друг другу: «Мы одно целое». Вдруг кое-кто из них и в самом деле оказался бы прав? Миллиарды семей сжились настолько крепко, что стали как бы одним человеком. Разве не здорово было бы, если бы в основе действительности лежала теория, подтверждающая их чувства?
Джакт, однако, не проникся подобной картиной мира.
— Я-то думал, мы должны держать в секрете существование Королевы Улья, — пробормотал он. — Мне казалось, эта тайна принадлежит Эндеру.
— Все в порядке, — ответила Валентина. — Все присутствующие в курсе.
Джакт кинул на нее нетерпеливый взгляд:
— Я считал, мы летим на Лузитанию, чтобы присоединиться к борьбе против Звездного Конгресса. При чем здесь всякие филоты?
— Может быть, ни при чем, — задумчиво проговорила Валентина. — А может, очень даже при чем.
Джакт на мгновение закрыл лицо ладонями, а когда убрал их, на его лице играла улыбка, в которой не было ни капли веселья.
— Я ни разу не слышал от тебя таких загадочных фраз с того самого дня, как твой брат покинул Трондхейм.
Его слова укололи ее, отчасти потому, что она поняла, что скрывается за ними. После стольких лет, прожитых вместе, неужели Джакт до сих пор ревнует ее к Эндеру?
— Когда он улетел, — промолвила Валентина, — я осталась.
На самом деле она хотела сказать: «Я успешно прошла испытание. Неужели ты и сейчас сомневаешься во мне?»
Джакт смутился. Одной из лучших его черт было то, что, поняв свою неправоту, он сразу признавал ошибку.
— А когда улетала ты, — сказал Джакт, — я полетел с тобой.
Что значило: «Я с тобой, я больше не ревную тебя к Эндеру, извини, что обидел тебя». Чуть погодя, когда они останутся наедине, они снова скажут друг другу то же самое, только в открытую. Ни к чему хорошему не приведет, если с собой на Лузитанию они привезут подозрение и ревность.
Миро, естественно, не заметил, что между Джактом и Валентиной вновь воцарился мир. Он только почувствовал некую натянутость в отношениях между ними и подумал, что причиной послужил он.
— Это я виноват, — начал было Миро. — Я не хотел…
— Все нормально, — перебил Джакт. — Я отвлекся.
— Неужели? — улыбнулась Валентина мужу.
Джакт улыбнулся в ответ. Этого Миро и добивался, он сразу расслабился.
— Продолжай, — обратилась к нему Валентина.
— Примите все вышесказанное как данность, — сказал Миро.
Здесь Валентина не сдержалась — она громко расхохоталась. Отчасти она смеялась потому, что эта отдающая мистицизмом гангийская теория «филот есть душа» оказалась чересчур большим куском, чтобы заглотить целиком. Отчасти смех ее был вызван желанием сгладить последствия их с Джактом ссоры.
— Извини меня, — наконец произнесла она. — Ничего себе «данность»! И если это всего лишь преамбула, я жду не дождусь, когда же наступит развязка.
Миро, поняв истинные причины ее смеха, тоже улыбнулся ей.
— У меня было достаточно времени, чтобы все хорошенько обдумать, — сказал он. — И я представил на ваш суд свои выводы: свое определение жизни и идею, что все во Вселенной зависит от проявления человеческой воли. Но есть кое-что еще, чем мы хотели бы с вами поделиться. — Он повернулся к Джакту. — И это «кое-что» непосредственно связано с флотом на Лузитанию.
Джакт добродушно усмехнулся и кивнул:
— Приятно, когда тебе время от времени подбрасывают хорошую косточку.
Валентина улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой:
— Что ж, тебя ждет еще немало добрых костей.
Джакт расхохотался.
— Давай дальше, Миро, — обратилась к юноше Валентина.
Ответил ей Миро-компьютер:
— Если все существующее действительно находится в непосредственной зависимости от «поведения» филотов, тогда, очевидно, большинство филотов разумно лишь в пределах мезона или нейтрона. Лишь немногие из них обладают достаточной силой воли, чтобы начать жить, то есть освоить организм. И только единицы способны управлять — нет, быть — разумным организмом. Но все же наиболее сложное и разумное создание, Королева Улья к примеру, по сути своей всего лишь филот, как и все остальное. Она обретает личность и оживает в результате той особой роли, которую филот вдруг на себя принял, но при всем при этом она остается прежним филотом.
— Моя личность — моя воля — субатомная частица? — переспросила Валентина. Джакт, улыбаясь, кивнул.
— Забавная мысль, — заметил он. — Я и мой ботинок — близнецы-братья.
Миро устало усмехнулся. Но изображение Миро на экране компьютера ответило:
— Если звезда и атом водорода — брат и сестра, тогда да, между вами и филотами, которые создают такие неодушевленные предметы, как ваш ботинок, существуют определенные родственные связи.
Валентина заметила, что на этот раз Миро ничего не шептал перед тем, как ответила его компьютерная версия. Но как компьютер смог мгновенно выдать аналогию насчет звезд и атомов водорода, если Миро не заложил ответ на вопрос заранее? Валентина никогда не слышала о такой программе, которая была бы способна сама по себе вести разумный диалог на отвлеченные темы.
— И, может быть, во Вселенной существуют и другие родственные связи, о которых до настоящего момента вы даже не слышали, — продолжал Миро-компьютер. — Может статься, существует такой вид жизни, с которым вы никогда раньше не сталкивались.
Валентина, наблюдая за Миро, заметила, что он забеспокоился. Словно чем-то был встревожен. Как будто ему не совсем нравилось, как начало вести себя компьютерное изображение.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Джакт.
— Во Вселенной существует один физический феномен, известный всем, который так и не объяснен, однако каждый воспринимает его как должное, и никто еще ни разу не задумался, почему и каким образом это действует. Я имею в виду, что ни одна из линий анзибля за все время существования прибора ни разу не прервалась.
— Ерунда, — ответил Джакт. — В прошлом году один из анзиблей на Трондхейме вышел из строя на целых шесть месяцев. Такое происходит не часто, но все же случается.
Снова губы и нижняя челюсть Миро остались неподвижными, тогда как изображение ответило немедленно. Совершенно очевидно, теперь он уже не контролировал компьютер.
— Я не говорил, что анзибли никогда не ломаются. Я сказал, что линия — филотическая связь между частями расщепленного мезона — никогда не прерывалась. Механическая начинка анзибля может выходить из строя, компьютеры могут ломаться, но ни разу частичка мезона, помещенная внутрь анзибля, не попробовала связать свой филотический луч с другим мезоном или же с находящейся рядом планетой.
— Ну, разумеется, частичку ведь удерживает магнитное поле, — пожал плечами Джакт.
— Время существования расщепленного мезона в естественном состоянии слишком мало, чтобы мы выявили, как частички обычно ведут себя, — добавила Валентина.
— Мне известны все стандартные ответы, — заявило изображение. — Все это чушь. Так отвечают родители детям, когда сами не знают ответа, а лезть куда-то выяснять — лень. Люди до сих пор относятся к анзиблям как к какой-то волшебной палочке. Все просто радуются, что анзибли пока работают, а вот если люди полезут выяснять, почему же они работают, тогда волшебство исчезнет и все до одного анзибли испортятся.
— Ничего подобного, никто так не считает, — возразила Валентина.
— Ну да, — ответило изображение. — Пусть через сотни лет, тысячу, пускай через три тысячелетия — но хоть одна-то из этих линий да должна была выйти из строя. Хоть одна частичка мезона да могла бы переключить свой филотический луч! Но нет, они работают.
— Так почему же? — спросил Миро.
Сначала Валентине показалось, что вопрос Миро чисто риторический. Ничуть — он смотрел на изображение, как и все остальные, ожидая ответа на вопрос.
— Мне было показалось, что программа излагает нам твои размышления, — заметила Валентина.
— Она их и излагала, — ответствовал Миро. — Но сейчас она сама по себе.
— Что, если в филотических связях между анзиблями поселилось некое существо? — вопросило изображение.
— Ты уверена, что понимаешь, что делаешь? — в ответ спросил Миро. Снова он обращался к компьютеру, как к живому человеку.
И изображение на экране вдруг изменилось, на нем возникло личико не знакомой Валентине девушки.
— Что, если в сети филотических лучей, соединяющих все миры и все космические суда в освоенной человеком Вселенной, обитает разумное создание? Что, если оно состоит из этих филотических связей? Что, если его мысли вращаются среди колебаний расщепленных мезонов? Что, если его воспоминания хранятся в компьютерах всех миров и кораблей?
— Кто ты? — обратилась непосредственно к изображению Валентина.
— Может быть, я та, кто поддерживает существование этих филотических связей между анзиблями. Может быть, я новый организм, который не сплетает в одно целое лучи, но следит, чтобы они никогда не распались. И если так, то в случае, если эти связи когда-нибудь нарушатся, если анзибли когда-нибудь остановятся, если анзибли хоть когда-нибудь замолкнут, — я умру.
— Кто ты? — повторила Валентина.
— Валентина, позвольте мне представить вам Джейн, — промолвил Миро. — Хорошую знакомую Эндера. И мою тоже.
— Джейн.
Значит, под именем Джейн вовсе не скрывалась некая подрывная группировка, внедрившаяся в бюрократические коридоры Звездного Конгресса. Джейн была компьютерной программой, частью электронного обеспечения.
Нет. Если она правильно догадалась, Джейн была чем-то большим, нежели просто программой. Существо, обитающее в паутине филотических лучей и хранящее свои воспоминания в компьютерах многих планет. Если она права, то, значит, филотическая сеть — сеть пересекающихся друг с другом филотических лучей, связывающая друг с другом анзибли различных миров, — является ее телом, ее естеством. И филотические звенья продолжают функционировать только потому, что она так пожелала.
— И теперь я вопрошаю великого Демосфена, — снова оговорила Джейн. — Кто я — раман или варелез? И вообще, живое я создание или нет? Мне нужен ваш ответ, потому что, как мне кажется, я смогу остановить флот на Лузитанию. Но прежде чем я сделаю это, я должна знать: стоит ли ради этого идти на смерть?
Слова Джейн, словно скальпелем, полоснули Миро. Она действительно может остановить флот — в этом он не сомневался. На некоторых судах флота Конгресс установил Маленького Доктора, но приказа о его применении пока не последовало. Они не смогут послать приказ без ведома Джейн, а так как она безраздельно властвует в сфере анзибельных сообщений, то сможет перехватить сообщение прежде, чем флот его получит.
Беда заключалась в том, что ей не удастся сделать это, не обнаружив себя, и Конгресс сразу узнает о ее существовании или по крайней мере поймет, что происходит что-то неладное. Если флот не подтвердит получение приказа, тот будет послан еще раз, и еще, и еще. Со временем Конгресс уверится в предположении, что кто-то непонятным образом захватил власть над компьютерами-анзиблями.
Она могла избежать переполоха, только послав ответное подтверждение, но тогда ей придется взять под контроль послания, которыми обмениваются корабли флота друг с другом, и сообщения, посылаемые ими на планетарные станции, — чтобы сохранять видимость, будто флот в курсе насчет приказа убивать. И несмотря на то что Джейн обладает поистине гигантскими возможностями, вскоре наступит положение, когда это будет выше ее сил. Она одновременно может заниматься сотнями, пусть тысячами дел, но Миро сразу понял, что, даже если она посвятит себя только поддержанию тайны и ничему больше, она не сумеет уследить за всеми анзиблями и передачами.
Рано или поздно ее тайна раскроется. И стоило Джейн поделиться с ними своими планами, как Миро окончательно убедился, что она права: наилучший выход из положения, с наименьшим риском для ее существования, заключался в том, чтобы просто-напросто обрубить всякого рода анзибельные сообщения между судами флота и планетами. Пусть каждое судно будет изолировано от остальных, команда начнет ломать головы, что же такое происходит, и им не останется выбора: либо они возвращаются, либо продолжают миссию, следуя исходным приказам. Либо они повернут назад, либо прибудут на Лузитанию, так и не получив приказа об использовании Маленького Доктора.
Тем временем, однако, до Конгресса дойдет, что творится что-то очень странное. Вполне возможно, в связи с привычной бюрократической неповоротливостью Конгресса никто не догадается об истинных причинах обрыва связи. Но с той же вероятностью кто-то вдруг да поймет, что естественного, обычного объяснения случившемуся не существует. И человек этот догадается, что существует некая Джейн — или нечто в этом роде — и что, отключив анзибли, они смогут расправиться с ней. А как только Конгресс об этом узнает, ей конец.
— А вдруг нет? — настаивал Миро. — Может, ты как-нибудь сумеешь помешать им? Оборви связь между планетами, к примеру, тогда им будет не отдать приказ об отключении анзиблей.
Никто не ответил. Он и сам знал почему: она не в состоянии препятствовать межпланетной связи вечно. Постепенно правительство каждой планеты независимо от других придет к правильному ответу. Проживет она в компьютерах годы, десятилетия, поколения… Но чем чаще она станет диктовать свою волю, тем больше человечество будет ненавидеть и бояться ее. И в один прекрасный день она погибнет.
— Тогда единственный выход — книга, — пожал плечами Миро. — Наподобие «Королевы Улья» и «Гегемона». Что-нибудь вроде «Жизни Человека». Голос Тех, Кого Нет, мог бы написать ее. Убедить их не делать этого.