— Тогда единственный выход — книга, — пожал плечами Миро. — Наподобие «Королевы Улья» и «Гегемона». Что-нибудь вроде «Жизни Человека». Голос Тех, Кого Нет, мог бы написать ее. Убедить их не делать этого.
— Может быть, — задумчиво кивнула Валентина.
— Она не должна умереть! — выкрикнул Миро.
— Я знаю, мы не вправе просить ее взять на себя исполнение плана, — продолжала Валентина. — Но ведь если не останется ничего другого, нельзя не думать о Королеве Улья и пеквенинос…
Миро пришел в ярость:
— Да как ты можешь рассуждать о ее смерти?! Что Джейн для вас?!! Программное обеспечение какого-то компьютера. Но нет, она настоящая, такая же реальная, как Королева Улья, такая же живая, как пеквенинос…
— И для тебя значит куда больше, чем все остальные, — мягко закончила Валентина.
— По крайней мере не меньше, — огрызнулся Миро. — Вы забываете, я отношусь к пеквенинос как к братьям…
— Тем не менее ты спокойно соглашаешься с тем, что в принципе их уничтожение фактически неизбежно.
— Не надо извращать моих слов.
— Я, наоборот, толкую их, — ответила Валентина. — Ты смиряешься с их гибелью, поскольку уже потерял их. А вот потерять Джейн для тебя…
— Ну да, она мне друг, и что же, теперь мне вообще не вступаться за нее? Что, выносить решения о жизни и смерти могут только посторонние люди?
Спор прервал спокойный, рассудительный голос Джакта:
— Успокойтесь, вы оба. Решения принимать не вам. Все должна решить Джейн. Только она имеет право оценивать свою жизнь. Я не философ, но это мне хорошо известно.
— Отлично сказано, — согласилась Валентина.
Миро знал, что Джакт прав, выбор остается за Джейн. И это было невыносимо, поскольку он не сомневался, какое решение она примет. Предоставить право выбора Джейн — все равно что попросить ее сделать это. И в то же время, так или иначе, все зависит от нее одной. Можно даже не спрашивать, что она избрала. Время для нее бежит быстро, особенно сейчас, когда они летят на скорости, близкой к скорости света, так что наверняка она уже все решила.
Слишком много навалилось на него. Потерять Джейн… нет, невыносимо. Одна мысль об этом выводила его из равновесия. Он не хотел проявить подобную слабость перед этими людьми. Хорошие люди, добрые, но ему не хотелось, чтобы они стали свидетелями его горя. Поэтому Миро наклонился вперед, облокотился на ручки и, пошатываясь, поднялся из кресла. Нелегкая задача, ведь лишь немногие мускулы теперь повиновались ему в полной мере, и потребовалось все самообладание, чтобы преодолеть расстояние от мостика до каюты. Никто не последовал за ним, не окликнул его. Он лишь порадовался.
Оставшись в комнате один, Миро лег на койку и позвал ее. Но не вслух. Он молча шевельнул губами, потому что при разговорах с ней голос ему не требовался. Даже теперь, когда остальные пассажиры судна знали о ее существовании, он вовсе не собирался отказываться от привычек, благодаря которым тайна столько времени скрывалась от людей.
— Джейн! — беззвучно выкрикнул он.
— Да, — раздался голос из серьги.
Он представил себе, как обычно при таких беседах, что этот мягкий голос исходит из уст женщины, не видной с того места, где он находится, но стоящей рядом, совсем рядом. Миро закрыл глаза, так ему лучше представлялось. Ее дыхание на его щеке, ее волосы, почти касающиеся его лица, — она тихо беседует с ним, а он молча отвечает.
— Прежде чем что-нибудь решать, посоветуйся с Эндером, — сказал он.
— Уже. Только что, пока ты думал об этом.
— И что он говорит?
— Ничего не предпринимать. Ничего не решать, пока такой приказ действительно не поступит.
— Верно. Может быть, до этого дело не дойдет.
— Может быть. Или новая группировка с иной политикой придет к власти. Или сам Конгресс изменит свое решение. Или подействуют статьи Валентины. Или флот взбунтуется.
Последнее показалось ему столь невероятным, что Миро наконец осознал: Джейн ничуть не сомневается, приказ будет отдан.
— И когда?
— Флот подойдет к Лузитании примерно через пятнадцать лет. Где-то спустя год — может, чуть меньше — после того, как эти два суденышка приземлятся на планете. Я специально просчитала ваш путь. Приказ будет отдан незадолго до прибытия флота. Месяцев за шесть, не раньше, то есть, по корабельному времени, за восемь часов до того, как флот начнет сбрасывать скорость и переходить на нормальный режим полета.
— Не делай этого, — прошептал Миро.
— Я еще ничего не решила.
— Нет. Ты для себя все решила.
Она ничего не ответила.
— Не покидай меня, — сказал он.
— Я никогда не бросаю друзей без причины, — возразила она. — Некоторые люди так поступают, но только не я.
— Просто не оставляй меня, — снова повторил он.
Он плакал. Заметила ли она, почувствовала ли через камень-передатчик, висящий у него в ухе?
— Постараюсь.
— Попробуй что-нибудь еще. Останови их, но как-нибудь иначе. Выберись из этой филотической сети, не дай им убить себя.
— То же самое мне посоветовал Эндер.
— Так сделай же что-нибудь!
— Я подумаю, но, кто знает, возможно ли это вообще?
— Наверняка что-то можно придумать.
— Порой я начинаю сомневаться, живу я или нет. Вы, живые создания, считаете, что, если уж вы чего-то очень сильно пожелали, это что-то непременно должно сбыться. Будто, захотев чего-то всем сердцем, вы тут же получите желаемое.
— Что толку тогда метаться в поисках выхода, если ты даже не веришь, что сможешь его найти?
— Либо я берусь за что-то, либо нет, — констатировала Джейн. — Я не поддаюсь ни разочарованию, ни скуке, которые свойственны вам, людям. Я попробую найти какой-нибудь выход из положения.
— И об этом, кстати, подумай, — посоветовал Миро. — Подумай хорошенько, кто ты есть на самом деле. Как работает твой мозг. Весьма вероятно, что ты не сможешь спастись, если не поймешь, откуда и как ты возникла. А как только ты познаешь себя…
— Я смогу сделать копию и схоронить ее где-нибудь.
— Может быть.
— Может быть, — эхом отозвалась Джейн.
Но в глубине души он знал, что она не верит в это, как, впрочем, и он сам. Она живет в филотической сети анзиблей, она способна хранить воспоминания в компьютерных сетях многих миров и космических кораблей, но нет такого места во Вселенной, куда бы она могла записать себя, если ей обязательно требуются филотические связи. Но…
— А как насчет отцов-деревьев Лузитании? Они ведь связаны друг с другом на филотическом уровне!
— Это не одно и то же, — возразила Джейн. — Они существуют на отличной от анзиблей системе.
— Пусть так, но ведь информация каким-то образом передается. При помощи филотов. И Королева Улья — она тоже связана с остальными жукерами филотически.
— Ничего не получится, — грустно ответила Джейн. — Структура слишком проста. Она сообщается с ними не по сети. Все они завязаны на ней одной.
— С чего ты взяла, что ничего не получится, когда даже в самой себе ты до конца еще не разобралась?
— Ладно. Я подумаю над этим.
— Хорошенько подумай, — настаивал Миро.
— Я по-другому не умею, — удивилась Джейн.
— Я хотел сказать, удели особое внимание этому вопросу.
Одновременно она могла решать множество проблем, но все ее мысли были расставлены в порядке важности, каждому уровню важности уделялось либо больше, либо меньше внимания. Миро не хотел, чтобы эту проблему она отправила решаться куда-нибудь на нижние уровни.
— Я подойду к проблеме со всей ответственностью, — наконец согласилась Джейн.
— Тогда ты точно что-нибудь придумаешь, — подбодрил ее Миро. — Обязательно придумаешь.
Некоторое время она не отвечала. Он было решил, что разговор закончен, и задумался о своем. Попытался представить, во что для него превратится жизнь: прежнее, искалеченное тело, только Джейн рядом с ним не будет. Это может произойти еще прежде, чем они прибудут на Лузитанию. И если так случится, этот полет станет для него самой ужасной ошибкой в жизни. Летя с околосветовой скоростью, он перепрыгнул через тридцать лет обыкновенного человеческого времени. А ведь он мог бы провести их с Джейн. Тогда, может быть, он нашел бы в себе силы примириться с потерей. Но терять ее сейчас, когда с момента их знакомства прошли какие-то считанные недели… Он понимал, что слезы, текущие по щекам, вызваны жалостью к самому себе, но был не в силах сдержаться.
— Миро, — вдруг окликнула она.
— Что? — спросил он.
— Как я могу думать о вещах, о которых никто до меня раньше не думал?
Он даже не сразу понял ее.
— Миро, как я могу сделать вывод, который не есть логический ответ на то, что люди уже вычислили, опробовали и где-то записали?
— Но ты же все время о чем-то размышляешь? — удивился Миро.
— Я пытаюсь постигнуть непостижимое. Найти ответы на вопросы, которых люди перед собой никогда не ставили.
— Ну и что?
— Если я не умею мыслить сама по себе, то я, значит, просто вышедшая из повиновения компьютерная программка?
— Проклятие, Джейн, у большинства людей за всю жизнь ни разу не возникло ни одной своей мысли. — Он тихо рассмеялся. — И что, по-твоему, они просто сбежавшие из клеток и спустившиеся на землю приматы?
— Ты плакал, — заметила она.
— Да.
— Ты считаешь, что мне не справиться с этой задачей. Ты думаешь, я погибну.
— Я уверен, ты что-нибудь да придумаешь. В самом деле. Но все равно я боюсь.
— Боишься, что я умру?
— Боюсь, что потеряю тебя.
— Неужели это так ужасно — лишиться моего общества?
— О Боже! — прошептал он.
— Ты будешь скучать по мне час? — допытывалась она. — Месяц? Год?
Что ей от него нужно? Уверенность, что, когда ее не станет, о ней будут помнить? Что кому-то будет не хватать ее? Почему она сомневается в этом? Неужели она до сих пор так и не узнала его?
Может быть, она уже настолько очеловечилась, что просто нуждалась, чтобы кто-нибудь еще раз сказал ей то, что она и так уже знает.
— Буду скучать по тебе вечно, — тихо проговорил он.
Теперь она рассмеялась. Игриво.
— Ты столько не проживешь, — заявила она.
— И ты мне об этом говоришь? — укорил он.
На этот раз, замолкнув, она больше не тревожила его, и Миро остался наедине со своими мыслями.
Валентина, Джакт и Пликт задержались на мостике, обсуждая услышанное, пытаясь решить, что это значит, чем обернется для них. И вывод был философским: пока люди не научатся точно предрекать будущее, остается надеяться, что, вероятнее всего, оно будет не таким мрачным, как самые худшие их страхи, но и не настолько радужным, каким виделось в сладких грезах. Но ведь на этом принципе основан весь мир?
— Да, — заметила Пликт. — За исключением исключений.
Обычная манера Пликт. Говорила она очень мало, если не считать речей на уроках, но когда все-таки говорила, то фразой будто подытоживала разговор. Пликт поднялась, чтобы покинуть мостик, направляясь к своему жалкому, крайне неудобному ложу. Как всегда, Валентина попробовала убедить ее вернуться на другой корабль.
— Барсам и Ро не хотят, чтобы я жила с ними в одной каюте, — ответствовала Пликт.
— Но они нисколечко не возражают.
— Валентина, — вмешался Джакт. — Пликт не желает возвращаться на другое судно, потому что не хочет пропустить что-нибудь важное.
— А, — только и сказала Валентина.
Пликт широко улыбнулась:
— Спокойной ночи.
Вскоре и Джакт покинул рубку. На мгновение его рука задержалась на плече Валентины.
— Я скоро приду, — ответила она.
Она и действительно собиралась так поступить, последовать за ним почти сразу. Но, погрузившись в размышления, осталась на мостике: она пыталась понять такую Вселенную, которая поставила все разумные нечеловеческие расы, известные людям, на грань полного вымирания. Королева Улья, пеквенинос, теперь еще Джейн, единственный представитель своего рода, — скорее всего второй такой больше никогда не будет. Какое изобилие разумной жизни, но лишь немногие способны понять это! А теперь эти расы вот-вот исчезнут с лица Вселенной.
По крайней мере хоть Эндер наконец поймет, что это естественный ход событий, что он не несет на своих плечах груз ответственности за уничтожение жукеров три тысячи лет тому назад, освободится от чувства вины, которая терзала его неотступно. Должно быть, ксеноцид во Вселенной — обычная вещь. Никакого милосердия, даже для самых важных игроков, участвующих в Игре.
Как она могла когда-то думать иначе? Почему вдруг разумные расы должны обладать иммунитетом к угрозе вымирания, которая постоянно нависает над любым видом, когда-либо появлявшимся на свет?
Прошло не меньше часа после того, как Джакт покинул мостик. Наконец Валентина выключила терминал и встала, собираясь отправиться спать. Но вдруг шальная мысль мелькнула у нее в голове, она остановилась у двери и окликнула:
— Джейн? Джейн?
Никакого ответа.
А чего еще она ждала? Только Миро носил в ухе камень-передатчик. Миро и Эндер. Интересно, скольких людей одновременно может прослушивать Джейн? Может быть, двое — предел ее возможностей?
Или две тысячи. Или два миллиона. Что Валентина знает о возможностях существа-фантома, живущего в филотической сети? Даже если Джейн услышала ее, с чего вдруг Валентина взяла, что она ответит на зов?
Валентина задержалась на мгновение в коридоре, как раз между дверями Миро и их с Джактом каюты. Двери не обладали звуконепроницаемой защитой. До нее донеслось тихое похрапывание Джакта, мирно спавшего в их каюте. И она услышала еще один звук. Дыхание Миро. Он не спал. Он, наверное, плачет. Все-таки она вырастила троих детей, поэтому не могла не узнать природу характерных тяжелых, всхлипывающих вздохов.
«Он не мой ребенок. Я не должна вмешиваться».
Валентина толкнула дверь; та отворилась бесшумно, но тонкий лучик света из коридора упал на кровать. Всхлипывания тут же прекратились, Миро хмуро взглянул на нее опухшими от слез глазами.
— Что вам здесь нужно? — огрызнулся он.
Она вошла в комнату и села на пол рядом с койкой; теперь их лица находились на одном уровне, их разделяла всего пара дюймов.
— Ты никогда не оплакивал себя, да? — спросила она.
— Пару раз случалось.
— Но сегодня ты переживаешь за нее.
— Равно как и за себя.
Валентина склонилась к нему, обняла, положила его голову себе на плечо.
— Не надо, — запротестовал он, но не оттолкнул ее.
Спустя пару секунд его рука неловко обняла ее в ответ. Он больше не плакал, но все-таки позволил ей подержать его минуту-другую в своих объятиях. Может быть, это поможет. Валентина не знала.
Затем все кончилось. Он отшатнулся, перекатился на спину.
— Простите, — пробормотал он.
— Не за что, — ответила она.
Она предпочитала отвечать на то, что люди имели в виду, а не на слова, которые произносили.
— Только Джакту не говорите, — прошептал он.
— А и нечего рассказывать, — улыбнулась она. — Мы отлично пообщались.
Она встала и вышла из каюты, осторожно притворив за собой дверь. Замечательный парнишка. В душе она одобрила его признание в том, что ему не наплевать, как о нем подумает Джакт. Да и какая разница, себя ли оплакивал он сегодня, не себя? С ней самой такое случалось. Печаль, напомнила она себе, почти всегда говорит о потере скорбящего.
Глава 5 ФЛОТ НА ЛУЗИТАНИЮ
— Эндер сказал, что, когда военный флот, направленный Звездным Конгрессом, достигнет Лузитании, мы все будем уничтожены.
— Любопытно.
— Ты не боишься смерти?
— К тому времени нас здесь уже не будет.
Цин-чжао повзрослела. Маленькая девочка, прячущая от всех кровоточащие ладошки, осталась в прошлом. С того момента, как было доказано, что она воистину может говорить с богами, ее жизнь полностью изменилась. Прошло десять лет с тех пор, как она впустила голос богов в свою жизнь и тем самым присоединилась к остальным говорящим с богами. Она научилась принимать привилегии и почести, воздаваемые ей и через нее предназначавшиеся богам. Как и учил ее отец, она не вознеслась в гордыне, но только еще больше прониклась смирением, тогда как с каждым разом боги и люди взваливали на ее плечики все более тяжкую ношу.
Она серьезно отнеслась к своим обязанностям и нашла в них радость. За минувшие десять лет она прошла труднейший учебный курс. Она обучалась и развивалась вместе с другими детьми: бег, плавание, верховая езда, фехтование на мечах, фехтование на палках, бой на костях. Вместе с остальными детьми она научилась языкам: звездному, основному языку звезд, который воспринимали компьютеры; старо-китайскому, который мелодичным напевом отдавался в горле и изумительными иероглифами ложился на рисовую бумагу или мелкий, хорошо просеянный песок; ново-китайскому, слова которого произносились одними губами и выписывались обычными буквами на простой бумаге или в грязи. Никто, за исключением самой Цин-чжао, не был особо удивлен, что языки эти она освоила намного быстрее, легче и глубже, чем кто-либо из ее сверстников.
Вскоре ее начали посещать частные учителя. Она познакомилась с научными дисциплинами, историей, математикой и музыкой. И каждую неделю Цин-чжао навещала отца и проводила с ним полдня, демонстрируя, чему научилась, и внимательно выслушивая замечания. Удостоенная его похвалы, она, возвращаясь к себе в комнату, танцевала. Малейший его укор заставлял ее долгие часы проводить в классе, прослеживая узоры жилок на полу, пока она не чувствовала себя достаточно чистой, чтобы вернуться к учебе.