25 июня совещание у Сталина продолжалось с 1.00 ночи до 5.20 утра; 26-го – с 12.10 дня до 22.20 ночи; 27-го – с 16.30 до 2.35 ночи следующего дня. 28 июня Сталин работал с 19.35 до 00.50. Он учитывал все, стремясь найти нужные решения и принять необходимые меры, чтобы переломить ход событий.
«25 июня, – рассказывал Я. Чадаев, – Поскребышев срочно вызвал меня в приемную Сталина. Надо было сделать протокольную запись. Я сразу же вошел в кабинет. Кроме Сталина, Тимошенко и Ватутина, никого не было. Ватутин заканчивал доклад.
– Если резюмировать коротко, то положение на фронтах крайне тяжелое. Не исключено, на какое-то время оно станет еще более тяжелым… – сказал Сталин.
После этого Тимошенко спросил Сталина: отправлять ли на передовую его сына Якова, который туда просится.
Реакция Сталина была неожиданной.
– Некоторые, – ответил он, сдерживая гнев, – мягко говоря, чересчур ретивые работники всегда стремятся угодить начальству. Я не причисляю вас к таковым, но советую вам впредь никогда не ставить передо мной подобных вопросов…»
В этот момент Яков Джугашвили уже был в действующей армии. Позже, когда сын Сталина оказался в плену, на вопрос допрашивающего его немецкого офицера: что же сказал ему отец напоследок, прощаясь с ним 22 июня? – он ответил: «Иди, воюй!» Сын Вождя попал с началом войны именно туда, «где царила тогда полная неразбериха – на запад Белоруссии, под Барановичи».
Предпринятые Сталиным усилия стали давать первые результаты. Франц Гальдер записал в дневнике пятого дня войны: «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери… Противник все время подтягивает из глубины свежие силы против нашего танкового клина…»
В первый день войны на Юго-Западном фронте германская группа армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Г. Рунштедта нанесла удар с флангов выступа Люблин – Сокаль по двум направлениям. 1-я танковая группа генерала Э. Клейста и 6-я полевая армия по линии Владимир-Волынский – Ровно были нацелены на Киев. Второй клин немецкого наступления, проходивший через Раву-Русскую на Броды, устремлялся на юг Украины.
Группе армий «Юг» в составе 65 дивизий противостояли 5-я, 6, 12, 26-я советские армии, 31-й, 36, 37, 49, 55-й стрелковые корпуса, 8-й, 9, 15, 19, 24-й механизированные корпуса и 5-й кавалерийский корпус. Это была мощнейшая группировка советских вооруженных сил.
В общей сложности в составе Юго-Западного фронта находилось: 11 стрелковых корпусов, 8 – механизированных, 1 – кавалерийский. В их состав входили 32 стрелковые дивизии, 16 – танковых, 8 – механизированных, 2 кавалерийские и 10 авиадивизий.
Но главное даже не это. Если первая немецкая танковая группа Клейста на начало войны имела 799 танков, то Киевский и Одесский военные округа располагали 8069 танками. В Киевском военном округе была сосредоточена и самая многочисленная авиагруппа. Она насчитывала 43 авиаполка, 24 истребительных, 15 бомбардировочных, 2 штурмовых, 2 разведывательных и 11 отдельных корректировочных эскадрилий.
В то время как в составе 4-го немецкого воздушного флота насчитывалось 835 машин, авиация Юго-Западного фронта имела около 5000 самолетов. Считается, что реально это составляло 3720 машин. Причем потери от «внезапного» удара составили лишь 180 самолетов.
Так называемую «субъективную правду» первых дней войны наглядно можно проследить по воспоминаниям командира по политической части 8-го механизированного корпуса Николая Попеля. Свою книгу «В тяжкую пору» он начинает со слов: «Прошли годы и годы, однако в памяти живы события и встречи тех давно минувших дней… Над танкодромом от зари до зари не рассеивается пыль… На поле строятся и перестраиваются в боевые порядки новенькие, недавно поступившие к нам на вооружение Т-34 ».
Да, военным было чем встретить агрессора! Только один 8-й механизированный корпус насчитывал 932 танка, в том числе 89 танков КВ, 100 – Т-34, около пятидесяти новых – Т-35. Кроме того, мехкорпус имел 384 бронеавтомобиля, включая и машины с пушками, 172 орудия калибром от 37 до 152 мм, 186 минометов, 5161 автомобиль, 1679 мотоциклов и около 36 000 человек.
Еще 20 июня 1941 года все танки 8-го мехкорпуса были полностью заправлены горючим и получали боекомплект . То есть только в одном 8-м корпусе танков было больше, чем в трех механизированных корпусах Клейста.
Нападение германских войск не стало неожиданностью и для руководства фронта. После получения директивы № 1 из Москвы командование вовремя подняло войска по тревоге, а оперативный отдел штаба Киевского и Юго-Западного военных округов в 7 часов утра 22 июня 1941 года прибыл в Тернополь.
Война шла уже три часа, когда в приграничной зоне образовался разрыв фронта, куда Герд фон Рунштедт готовился ввести подвижные соединения. В 15.00 округ направил первое донесение в Москву: «В районе Любомеля наступает одна пехотная дивизия; в направлении Владимир-Волынского – одна пехотная и одна танковая; южнее до границы с 6-й армией – две дивизии». О том, что немцы «рвутся» от Сокаля на Радзехов и от Устюга на Луцк, штаб фронта и руководство – Баграмян, Пуркаев и Кирпонос не знали.
В это время, выполняя приказ, полученный в 10 часов утра, оставляя за собой полосу зависшего в горячем воздухе облака отработанных выхлопных газов и клубы пыли, один из крупнейших на этом участке фронта 8-й механизированный корпус по узкому шоссе мчался на запад – к Перемышлю. Корпусу предстоял марш в 80 километров, чтобы к исходу дня сосредоточиться в лесу в районе Самбора.
То был маневр, предусмотренный по плану «Жукова – Тухачевского» как «Операция вторжения». Навстречу этой армаде танков и машин, мотоциклов, броневиков и пушек, мешая ее движению , от Самбора к Дрогобычу двигались части 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н.К. Кириллова.
Однако вплоть до вечера 22 июня штаб Юго-Западного фронта так и не смог определить направление главного удара немцев. Немецкие мотоциклисты-разведчики принимались за парашютистов, и «в результате штабы оказались завалены сообщениями о воздушных десантах».
Для уничтожения этих несуществующих «парашютистов» стали вырываться подразделения из состава механизированных частей. После полудня командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос приказал командующему 6-й армией генерал-лейтенанту Музыченко уничтожить танковые части противника, прорвавшиеся к Радзехову. Однако информация о прорыве немцев оказалась ложной.
К вечеру 22 июня свыше 900 танков 8-го механизированного корпуса прибыли в район сосредоточения. Здесь в лесу располагался штаб армии и можно было готовиться к сражению с противником. Но прибывших командиров корпуса встретил мотоцикл с коляской. Из нее выскочил полковник.
Врученный им командующему корпусом генерал-лейтенанту Д.И. Рябышеву приказ командующего фронтом генерал-полковника М.П. Кирпоноса гласил: «К 12 часам 23 июня сосредоточиться в районе 25 километров восточнее Львова и поступить в распоряжение командарма Музыченко». Предстояло, не отдохнув, повернуть назад. 80-километровый марш терял всякий смысл.
Дело состояло в том, что вечером 22 июня руководство Юго-Западного фронта получило директиву № 3. Генштаб требовал: «Силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский – Крыстынополь, к исходу 24 июня овладеть районом Люблина».
На обратном пути дивизии корпуса обнаружила авиация противника. Развесив вдоль дороги осветительные авиабомбы, истребители пролетали над головами колонн. Машины останавливались, бойцы разбегались, прячась в хлеба, появились раненые и убитые. У водителей, сидевших за рулем и не спавших уже вторую ночь слипались глаза. На привал остановились утром, в болотистых перелесках восточнее Львова, но кухни не появились, и завтрака не было.
Командный пункт Музыченко укрывался в роще северо-западнее Львова. В блиндаже генерала лежала карта. Приказ командарма снова менял направление всех трех дивизий корпуса. И еще как менял! К 19.00 им надлежало сосредоточиться западнее Львова, в лесу к югу от Яворова.
В дальнейшей дороге появились признаки отступления; среди машин с ранеными какое-то имущество; люди с повязками бредут и вдоль дороги. К пробке у переезда из леса в галопе выскакивают артиллерийские упряжки без пушек. Постромки обрублены, красноармейцы верхом. На вопросы: куда и откуда? – тот, что впереди, без ремня и пилотки, выпучив глаза, нервно оправдывается:
«– Товарищ комиссар, всех танками передавило. Мы одни остались. …У него танков тыщи. Что тут сорокапяткой сделаешь… Надо к старой границе тикать!»
В Яворове комиссар Попель немцев не обнаружил. Зато нашел на опушке среди танков комкора Рябышева. Тот ознакомил комиссара с новым приказом. Точнее, приказ был «старым» – сосредоточиться восточнее Львова, в районе Броды.
Жуков с Хрущевым прибыли в Тернополь, в штаб Юго-Западного, 23 июня. И это по прямой и косвенной вине начальника Генерального штаба 8-й механизированный корпус (пять дней войны!) суетливо метался в районе границы на маршрутах Самбор – Львов – Яворов – Броды. Теперь даже самолеты противника уже равнодушно пролетали над его колоннами. Люди не спали несколько суток. За время бессмысленного, почти 500-километрового марша 8-го мехкорпуса вышла из строя и осталась на дорогах значительная часть легких танков, было потеряно большое количество артиллерии, автомобилей, мотоциклов.
Только утром 26 июня, на пятый день войны, мехкорпус Рябышева вступил в бой в направлении на Берестечко . Причем боевые действия пришлось вести в невыгоднейших для танков условиях заболоченной поймы реки, где машины вязли в мягком грунте, становясь легкой добычей артиллерии противника. Появившиеся самолеты подвергли бомбежке плохо замаскированный командный пункт корпуса, в результате чего была уничтожена корпусная радиостанция, множество заправщиков и машин с боеприпасами из тылов 12-й танковой дивизии.
Корпус Рябышева не был разбит в бою – он просто рассыпался в ходе «возвратно-поступательных маршей», техника, оставшаяся без горючего и запчастей, была подорвана или брошена вдоль бесконечных дорог. Тем временем передовые части 11-й немецкой танковой дивизии продолжали быстро наступать в направлении на Острог, практически не встречая сопротивления.
Еще хуже дело обстояло на фронте Павлова. 26 июня 2-я танковая группа Гудериана и 3-я танковая группа Гота уже были в 20 километрах от Минска. В этот день Сталин направил на Западный фронт Ворошилова, а с Юго-Западного – отозвал Жукова. Дальнейшее его пребывание в Тернополе уже утратило практический смысл. Операция «вторжения», которую намеревался осуществить Генштаб, провалилась на всех фронтах – не начавшись.
Пробыв трое суток на Юго-Западном фронте и не сумев организовать «ответный удар», начальник Генштаба вылетел в Москву. Более того, практически получилось, что в самые критические не только для армии, но и для страны дни «начальник Генерального штаба не сделал вообще ничего».
Точнее, ничего, кроме того, что фактически он дезорганизовал работу штаба Юго-Западного фронта, отменив уже отданные его командованием распоряжения. Под давлением Жукова Кирпонос отвел 9-й и 19-й мехкорпуса, прекратив атаку на левый фланг ударной группировки противника между Луцком и Ровно, с выходом на Дубно, чтобы отбросить врага за реку Икву. В результате выдвигавшиеся от Дубно части 11-й и 13-й немецких танковых дивизий сами перешли в наступление на Ровно.
И все-таки танковое сражение состоялось, но исследователи отмечают, что если бы «8-й механизированный корпус сразу по сосредоточении в районе Бродов (то есть 25 июня) получил от командования самый простой и логичный приказ – наступать по шоссе на Дубно, а не по бездорожью на Берестечко, то исход танкового сражения был бы совсем иным… Кирпонос проиграл свое главное танковое сражение, но и фон Рунштедт его не выиграл…». Стихийная танковая стычка «в треугольнике Луцк – Дубно – Броды в некотором смысле уникальна: встречным сражением почти пяти тысяч танков никто не руководил ».
29 июня, на восьмой день войны, в дневнике Франца Гальдера появилась удручающая запись: «На фронте группы армий «Юг» все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус глубоко вклинился в наше расположение и зашел в тыл 11-й танковой дивизии. Это вклинение противника вызвало большой беспорядок в нашем тылу в районе между Бродами и Дубно…»
Вечером этого же дня он записал: «На фронте группы армий «Юг» развернулось своеобразное сражение в районе южнее Дубно…
Можно предположить, что за последние дни противник ввел против группы армий «Юг» все свои танковые соединения, находившиеся южнее Пинских болот. Причем их наименования (у нас они были обозначены как кавалерийские дивизии и моторизованные бригады) совершенно расходятся с имевшимися у нас данными…»
В дневнике начальника германского генерального штаба эхом отозвался приказ члена Военного совета фронта корпусного комиссара Н.Н. Вашугина. Комиссар приехал на КП Рябышева утром 27 июня. Он приказал корпусу Рябышева наступать.
В 8-м мехкорпусе была составлена ударная группа из 217 танков и до 9 тыс. личного состава красноармейцев. Руководителем отряда был назначен командир 24-го полка подполковник Волков. Наступление началось в два часа дня. Противник не ожидал удара, и его передовые заслоны были сбиты без труда. Загоравшие немецкие солдаты бросались в окопы в трусах. Выйдя на шоссе Львов – Дубно – Ровно, советские танки и мотоциклисты стали догонять тыловые автоколонны 11-й германской танковой дивизии.
По бочкам, скатам и моторам ударили пулеметы. Все, что уцелело, загорелось от снарядов; мотоциклисты колесили среди ржи, расстреливая немецких солдат. К ночи вошли в Дубно. Окруженным немцам предложили сдаться, но они отказались. Тогда пушки ударили шрапнелью и пошли танки. С окруженной группировкой противника было покончено. Командир 11-й танковой дивизии генерал Мильче, оставив свои части, улетел еще днем. Дубно обороняли шесть дней.
Но, увы, ошибок было слишком много. Когда утром 22 июня немецкая авиация разбомбила сосредоточенные на аэродроме самолеты одной из авиадивизий, застрелился командующий ВВС Западного фронта Копец.
Итак, война шла не по сценариям и планам Генерального штаба. Уже на шестой день наступления, 28 июня, немцы захватили Минск, и на Западном фронте крупная группировка советских войск оказалась в окружении западнее столицы Белоруссии. Германские армии группы «Центр» устремились дальше к Днепру.
Сейчас уже очевидно, что в сравнении с Вермахтом в начале войны Красная Армия имела абсолютное превосходство по количеству танков – этому важнейшему аргументу победы. И первым это признал Гитлер. 4 августа 1941 года в беседе с Г. Гудерианом он сказал: « Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков , которое приводится в вашей книге, я бы, пожалуй, не начал войну ».
Действительно, еще до конца 1940 года в Красной Армии было девять механизированных корпусов. В июне 1941 года их насчитывалось уже 20. К началу войны на вооружении в РККА состояло 23 103 танка (из этого количества 18 740 были совершенно исправны) и 2376 танкеток (исправных 1800). Из общего числа новейших танков 1475 находилось в пяти западных приграничных окруёгах.
Только новейших танков на конец мая 1941 года армия имела 600 КВ и 1440 Т-34. С 31 мая по 21 июня 1941 года промышленностью было выпущено еще 41 КВ и 138 Т-34 [48] .
Примечательно, что на начало войны в составе 19 танковых дивизий Германии на Восточном фронте насчитывалось лишь 3389 танков. То есть преимущество Красной Армии в танках было более чем в 5 раз.
Авиация противника, сосредоточенная против СССР, составляла около 4000 самолетов, но советские вооруженные силы только на западных рубежах имели около 16 тыс. самолетов, из которых 2739 машин относилось к новым скоростным типам.
Артиллерия Германии и ее союзников «оценивается в 42 000 орудий, Советского Союза – в 67 000, что дает соотношение 1,6 к 1 в пользу СССР». Трагедия 41-го года в том, что командующие советскими фронтами не сумели воспользоваться этим превосходством. Не отличился при этом и Жуков.
Немцы осознали мощь сталинских танковых механизированных корпусов уже в первые дни войны. Конечно, начало войны могло сложиться иначе. Повторим, что только в 8-м механизированном корпусе Юго-Западного фронта, возглавляемом генерал-лейтенантом Дмитрием Рябышевым, было 932 танка. В то время как на 22 июня 1941 года вся 1-я танковая группа Клейста на этом участке фронта насчитывала всего 799 танков.
Однако советское командование не сумело эффективно воспользоваться этим явным превосходством. Из-за непродуманных планов Генштаба корпус почти неделю войны потерянно «метался» по проселочным дорогам на участке Львов – Перемышль – Броды – Дубно, не вступая в соприкосновение с противником. В этом бессмысленном пятисоткилометровом марафоне корпус, без боя утеряв на дорогах все танки Т-35, только к трем часам дня 25 июня наконец-то подошел к району Броды. Командование фронта фактически потеряло корпус на дорогах войны.
В секретном «Указании по использованию бронетанковых войск» в августе 1941 года отмечалось: «8-й мк по существу действовал в боях 3—5 дней, остальное время совершал бесцельные марши из одного района в другой в погоне за противником . Задачи механизированному корпусу ставились не конкретно, и так как разведывательных данных не было и точно группировка (немецких) танковых частей не была известна, корпус, совершая марши, не успевал сосредоточиться в одном районе, как ему ставилась задача о переходе в другой; таким образом, он прошел свыше 1200 км, что привело в неспособное состояние его материальную часть» [49] .